...

Есть жарение временем котлет.
Есть дом, сколоченный из путешествий.
Там, где без предсказуемых последствий,
Чихнул редактор жизни средних лет.

Над городом сгущается темнота. Каждый день все плотнее и раньше. Я иду по ней в своих неизнашиваемых высоких сапожках.
Темнота и холод. Ноги еще сохраняют тепло. Я почти бегу. Дома холодно. В аське эвэй. Эвэй и холод. Холод и эвэй. Я смотрю на эвэй и чувствую холод. В интернете лед. Не хватает 5 тюбиков мази, за ними я иду в аптеку. Одеваюсь теплей, чем днем. Холод выжимает меня из тюбика жизни. До тех пор пока я не оказываюсь на улице и не начинаю чувствовать тепло. Свет фонарей на асфальте такого теплого, выгодного цвета. Выгодного для меня. Он берет меня в свой круг. Он продолжает брать. Он греет меня до самого подъезда. До подьезда мне хорошо. Возле подворотни поджидает смерть. Дома ждет жизнь. На лавочке возле подъезда расселось грузное одиночество. За спиной крадется грязное тепло человеческого общества желтоватого цвета. Зеркала спрашивают: Женщина вам чего?, Но им отвечают лишь фонари. В промежутке между фонарями и зеркалом притаилась старость.
А молодость резвилась на завывающем ветре.
И только капли дождя мне прикрыли лицо добротным черным капюшоном, не связываясь ни с кем особо, сами по себе капли дождя.
С порога я спросила: Эвэй?
Эвэй ответил: «Я здесь. Я тебя люблю. Я был на берегу моря. Здесь всегда праздник и лето. И мы никогда не умрем. Мы будем порхать как бабочки на лугу. Мы будем любить друг друга, потому что это то, что мы умеем делать лучше всего. Мы будем светить друг-другу светом во тьме. Самым синим и самым красным. Мы будем два сердца, два счастья, два малыша…»
Я грусно кивнула Эвэю перед тем как ощутить то самое радостное тепло и увидеть тот самый свет аськовых мерцающих логов. Я… Мы…

Осень уже. И двор полон черных чернил с маслянистыми пятнами, которые напрудили на асфальт фонари.