Первое мое детское воспоминание выглядело так: я сидел в своей комнате и делал уроки, а когда повернул голову, что-то дернулось от меня во тьму. Я несколько минут смотрел вслед и потом отчетливо подумал: “Наверное, показалось”.
Когда мама укладывала меня спать в тот день, я рассказал ей, но она только улыбнулась. Она всегда улыбалась.
“А давай мы угостим его конфетой”, – сказала она. – “Он съест подарок, а тебя трогать не будет”. Мама положила блюдце с конфетой на пол между моей кроватью и дверью в коридор. Ее мягкие шаги удалялись, а тонкий стержень света шел от двери и разрезал блюдце пополам.
Конфета гипнотизировала меня. Я не мог заснуть несколько часов, пока не почувствовал нестерпимое желание ее съесть. Мысль меня убивала, я не мог сопротивляться, вынул руку из-под одеяла и принялся тянуться к лучу, к блюдцу, к ней.
Однажды, спустя много лет я напомнил маме ту историю. Она снова улыбнулась и сказала, что заглянула ко мне в комнату минут через десять. Я спал как сурок, а блюдце было пустым.

Когда мама умерла, появилась Алиса. Я работал переводчиком древнегерманских наречий, она библиотекарем, ее черные волосы доставали до земли, и если это была не судьба, то я не знаю, что такое судьба. Алиса была первой, кому я решился показать ритуал. “Все двери первого этажа кроме одной должны быть всегда заперты”, сказал я. “Таким образом я выставляю барьер, и ночью она вылезает из земли”.
“Кто?” – спросила Алиса.
“Тварь”, – ответил я. – “Открытые двери привлекают ее, поэтому на втором этаже я держу две, а на третьем три, а на чердаке открытое окно. Пока она лезет вверх по стене особняка, она теряет силы. Обычно до чердака она не добирается и можно услышать как она падает на землю, как огромный паук. Но иногда может и добраться, и тогда она начинает пробовать двери, одну за другой, по очереди, сбивается, и начинает заново. Если идет ливень, это придает ей силы. Но ниже второго этажа она ни разу не спускалась. А сплю я на первом.”
Я думал Алиса испугается, когда поймет, что я живу один во всем особняке, даже без прислуги, но ее это только заводило. Секс с ней был яростным, хотя мне и пришлось вызвать для нее такси к вечеру. “Прости”, – сказал я: – “но мне нужно завершить приготовления”. Она уже знала про свечи и чайник, шрамы и заколку, в ритуале был миллион деталей, как правильно убирать дом, как складывать простыни, на сколько пуговиц застегивать рубашку.
Такси задержалось. Алиса уходила с закатом, и сразу же начался ливень. Я опаздывал. Пришлось пойти на крайние меры и закрыться в кладовке с маминым крестиком, который я не снимал с шеи ни разу в жизни. Сам я в бога не верил. Я верил только в металлические позвякивания, идущие из-под пола. Пока они не прекратились. Я подозревал, что теперь тварь нарезает вокруг особняка круги. Это было очевидно. Крестик, а точнее наложенная на него мамой вера, скрывал меня, и хищник был в ярости. Ритуал был выполнен, но выполнен небрежно, в спешке и без старания, я слишком много думал об Алисе, чтобы сосредоточиться. Достать меня было легко, как никогда, но тварь не знала, где я, и меня спасло только это.

Спустя полгода мы поженились и стали самой странной парой в мире. Алиса жила в уютной квартирке в столице, а я – в своем фамильном особняке. С утра я прыгал в машину и летел к любимой, с вечера я летел назад, к своему самому ужасному врагу.
Алиса предлагала переехать в другую страну, возможно там получится расслабиться, но я понимал, что это не выход. Тварь страдала, запертая в нашем мире, и каждый день терзал ее как раскаленная сковорода. Только выпустив мне кишки, еще живому, она могла вернуться в свое измерение. Я случайно оказался ее стражем, и за это я должен был умереть. Мы были с ней связаны, как человек и тень. Мы чувствовали друг друга, как близнецы. Рано или поздно кто-то из нас двоих должен был сдаться и умереть. Ей были миллионы лет, а мне всего тридцать, но я знал, что могу победить.

Алиса первая начала искать экзорциста, который бы разделался с моим проклятием раз и навсегда. Пятеро разных магов прошли дом вдоль и поперек, и все как один сказали, что ничего сверхъестественного нет. Ритуал не был частью ни одного учения, с самого моего рождения мама выполняла его каждый день, и потом она научила меня. Откуда он появился у нее – я не знал. И тогда мне пришла мысль – а что, если я ошибаюсь? Что, если ритуалом я не отгоняю тварь, а наоборот – поддерживаю ее жизнь? Что, если я ее вырастил своим страхом? Что, если родители использовали меня для ее создания? И самое худшее, что, если никакой твари не существует? Что, если я больной? Шизофреник с манией преследования?

По моей просьбе Алиса нашла психиатра. Он внимательно выслушал меня и спросил: “А можете ли вы как-то проверить, существует это чудовище или нет? Возможно ослабить его настолько, что оно станет не опасно? Попробуйте просто увидеть его. Один только его вид придаст вам сил”.
Алиса поддерживала меня во всем, но от новой идеи она отговаривала меня до последнего. Она предложила нашпиговать двор видеокамерами, датчиками и ловушками, но я сразу отказался от этой идеи. Я знал, что тварь слишком хитра, чтобы попасться. Она сама попытается выманить меня, применит всю хитрость. Я же хотел бросить ей вызов на своей территории и сыграть на ее жадности, поэтому оставил ей лазейку, использовав нашу вечную игру – ритуал. “Не надо!” – плакала Алиса. – “Мы можем жить как раньше. Зачем ты рискуешь?”
Но я уже решил, что пойду до конца: я выбрал на ночь узкий коридор на втором этаже и встал посередине, перед открытой дверью на чердак, замотав крестик в кулак. Это было лучшее место, чтобы принять бой. Ночь выдалась темная и сухая, и скоро я услышал знакомое металлическое позвякивание. Я не был хорошим боксером, но знал, что это будет бой духа, а не мускулов, и я оказался прав. Свеча стояла у меня за спиной, освещая только половину коридора. Я специально дал твари место, чтобы собраться в темноте, оглядеться и атаковать. Руку я держал занесенной, одно плечо выставил вперед и не шевелился. Я ее не видел, но знал, что она сжалась передо мной, она боялась и я чувствовал это. Она хотела бить наверняка, вцепиться и рвать. Ждала, пока я развернусь или отвлекусь или моргну, но я не доставил ей такого удовольствия. Я был уже не ребенком, и теперь час для меня был часом. Мы стояли друг перед другом, я на стороне света, она на стороне тьмы, стояли всю ночь напролет, и перед самым рассветом я понял, что побеждаю. Теперь наступала моя очередь. Теперь ей пришлось бы сбежать до первых лучей солнца, и тогда я смог бы ее ударить, убить и порвать. Кровь во мне вскипела, и я не выдержал. “Получай!” – закричал я и кинулся во тьму. Но я промахнулся, тварь невидимо изогнулась, метнулась и скрылась. Но это было уже не важно. Я получил, что хотел! Теперь я был охотником, а она жертвой! Теперь ей нужен ритуал, чтобы защититься. Теперь я буду рыскать, пока не поймаю ее за хвост и не убью. “Давай!” – заорал я, выбивая двери. Я снес свечу и теперь стоял в полной тьме. Но теперь это была моя тьма.
“Я еще вернусь! Готовься, сука!” – выкрикнул я, прыгнул в машину и уже через несколько часов был в квартирке Алисы. Жена кинулась мне на шею, и мы несколько минут не могли оторваться друг от друга. “Все закончилось?” – спросила она. – “Ты победил?”
“Пока еще нет”, – ответил я и вдруг понял, почему упустил чудовище. Крестик! Последняя и самая мощная защита – вот что не дало мне размозжить морду твари. Мама всегда хотела защитить меня, а в результате защитила это чудовище. Я вышел на залитый солнцем балкон, окинул взглядом забитую машинами улицу, размахнулся, сорвал крестик с груди и выбросил его. Больше никакой защиты. Никаких ритуалов. Только нападение.
Алиса вышла следом, обняла меня и металлически звякнула.