Книга немецкого искусствоведа, жившего в начале прошлого века, описывает трансформацию живописи\архитектуры и прочего с древних времени до девятнадцатого века.

Начинает с Древнего Египта. Описывается, что египтяне изначально исходили из максимально простых форм (см пирамиды), а характерные изображения людей у них выходили от стремления подчеркнуть каждую часть тела.

Полная ее противоположность - эгейская культура острова Крит (она же микенская). Избегающая массивных построек, а в людях наоборот подчеркивая мускулатуру (в отличие от египетских задохликов). При этом оба стиля упрощены, но в разные стороны.

Считается, что под влиянием Крита находится и древняя Греция и Ханаан и все вообще приличные люди в округе. В отличие от египетского массивного утилитаризма, Крит уже подчеркивает роскошь и напирает на украшательства.

Греческая культура является упорядоченной вариацией критской. Она тоже упрощена (как и все в античности), но уже исходит из более малых форм (в отличие от египта), но при этом яснее расчленяет их на типовые элементы, унифицирует, по сравнению с хаосом крита.

Постепенно унификация и выработка правил приводит греков от упрощений к реализму и совершено реалистичным изображениям, четко передающем движение (см к примеру дискобол).

Греческое искусство перенимает Древний Рим, стремясь придать реализму больше утонченности, даже сексуальности, изображая юношей, детей и молодых девушек. Одновременно римское искусство более комплексно, храмы сменяются комплексами, статуи собираются в крупные группы. На фресках появляются планы, правильно выстроенная перспектива и сложные ракурсы.

После чего пошли еще дальше, и начали компоновать из типовых элементов конструкции, выглядящие хаотично. То есть от четырехсторонней симметрии пошли к многосторонним сложным (но так же симметричным) фигурам.

Эллинская культура плавно перетекает в древнехристианскую, тк Иудея все-таки была древнеримской провинцией. При этом Иудея значительно ближе примыкала к ближнему востоку (а Византия фактически на ближнем востоке и находилась), поэтому они добавляют к древнеримским структурам чисто ближневосточные завитки и украшательства. При этом опять же внутри древнеримских структур - возвращается египетская монументальность, расширение пространства и прочие способы создать иллюзию, будто бы постройка крупнее чем она кажется, и еще крупнее - внутри.

Одновременно возникает и обратное движение, когда цвета полностью сглаживаются до белого, украшательства убираются, остаются голые ровные стены, и все символизирует простоту и умеренность. Не редко оба противоположных христианских стиля уживаются рядом друг с другом как собор Василия Блаженного и простая белая церквушка. Колокольни вообще намеренно упрощаются до тупо труб.

Изображения - картины мозаики - начинают напирать на светотень, передачу скорее перепадов света, чем самих форм, создающих эти перепады.

Более или менее независимо (хотя тоже под вездесущим влиянием рима) возникает германское искусство, изначально выделяющееся плетением, то есть попыткой придать рукотворным формам природный вид. Смешиваясь с христианскими светотенями этот стиль становится готикой, в которой монструозные соборы выглядят будто бы выросшими.

Это же уводит художества все дальше от реализма, все больше они пытаются передать скорее ощущение от образа чем сам образ. Изображения теряют глубину, приближаясь уже к древнеегипетским схематичным фигурам, но это именно импрессионизм, то есть схематичность ради передачи ощущения.

От раннего христианства готика так же берет и совмещение уберизвилистых построек с минималистическими. Хотя в целом даже в самых простых постройках уже значительно более сложные и неоднозначные формы чем в античных храмах.

Экспрессионизм приводит к характерной средневековой стилизации, когда изображения людей выглядят уродливо, подчеркивая их отличие от нечеловеческих образов святых.

Из германии зачатки готики превращаются уже в настоящую готику во франции и высокую готику во франции и испании. Это уже максимальное нагромождение жутких форм см собор парижской богоматери. Это уже более философские конструкции, отправляющие посетителя в странный фантастический небесный мир.
Высшая готика возвращается к древнеримским реалистичным статуям, но на новом этапе реализм (как и все в готике) становится гиперболизированным.

Возвращаясь в германию и переходя в нидерланды высшая готика становится поздней. Здесь опять из нее пропадают украшательства, но теперь сохраняется гипербола и фантастические взвинченные шпили.

В противовес поднимается итальянское возрождение, возрождающее древнеримское спокойствие форм, реализм, любование красотой, а не выпячивание уродств. При этом на новом витке ренессанс приносит сложность и вычурность форм, во многом являясь апгрейдом эллинских стилей.

К позднему средневековью ренессанс достигает германии, где опять же лишается украшательств.
Проникая дальше в европу ренессанс трансформируется в барокко - вычурные (от высшей готики) но приземленные (от ренессанса) дома-торты, платья-торты, мебель-торты, люди-торты.

Дальше это развивается в рококо - придание сложным структурам танцующей грации, мягкости, плавности, зефира.

Людовик шестнадцатый далее апгрейдит рококо и не теряя грации и танца форм придает ему серьезности. Так получается ампир. Он вносит в искусство обыденность, обыденные (но при этом грациозные) сцены. Любование простыми каждодневными вещами.

У автора потом еще чуть-чуть про девятнадцатый век, но как-то смазано.

Окей, очень интересно. Надо еще поискать хороших книг по истории культуры.
Очень жаль, что автор почти не обращает внимания на технологии. Я убежден что они крайне влияли на стили. (Впрочем я считаю что вообще технология это центр и первопричина всего.)