В буре без ветра, пряма, упряма,
Идет, расстилая свои шелка,
По черному, небу, по лужам, дама,
В шляпе похожей на облака.

Она собирает оттенки мира,
И пьяный нищий на мостовой,
Ей смотрит в след. Горда, не зрима
Идет царица-городовой.

Она вздремнет на плече банкира,
Плетью закручивающего усы,
И плесенью на головке сыра,
разложит мутные красы.

Она увидит как ныряльщик,
Молясь нырнет под поезда,
Шепнет гребенщиковский мальчик:
"Смотрите, падает звезда!".

И в закоулочке портовом,
Под лязг и чавканье ножей,
Предсмертный хрип раздастся словом
Не для царициных ушей.

Но проходя по перегною,
По чердакам, по куполам,
Она задумчива порою,
Покорна умершим богам.

И мягкой кожи бархатистой,
Не передаст руки тепло,
Котенку с шерсткой серебристой,
Она сквозь вечности стекло.

Не Соломея, в аду же танцует.
Исчезли в пламени сны-окно.
Ей будут сниться львы-поцелуи
И трехсотлетнее боль-вино.