Мне все равно, что вы бессильны,
Что кто учел, что не учел,
Из свежее спиленной осины
Лежит и ждет в прихожей кол.

Являться будут мне во мраке
Менты, бродяги, шулера.
И карлик верхом на собаке,
И даже чудо-медсестра.

И как у девочки-актрисы
У всех единая черта.
Клыки длиннее, чем у крысы.
И капли крови возле рта.

Мне полуночные вампиры
Давно не снились, но дела
Так проявились в этом мире,
Что кровь под дверью протекла

Капризной тоненькою струйкой.
Свиной лишь брызнул эскалоп.
В прихожей, в ванной, под буржуйкой
Случился кровяной потоп.

И мне тогда они явились
И стали молча вопрошать
Их рты немного приоткрылись.
Но ясно все, охота жрать.

Не набирая номер ноль один,
И не прося нигде вообще совета,
Решение само пришло как клин:
«Не выходить всю ночь из круга света».

Но делать что? Охота в туалет
А клин осиновый на полке в коридоре.
Но ближе всех червовый вамп-валет
И кровожадность в его черном взоре.

Лишь только выйду я из круга света,
Как в горло сразу вцепятся ОНИ!
Вампир-дворецкий, Бернадетта,
И люстры не спасут меня огни.

Терплю и лужу под себя не сделаю,
И дочитаю до конца главу,
В которой, нагло нацепив все белое,
Летит в гробу невеста к жениху.

В углу стояла ваза с хризантемами,
И вот, когда не в силах уж терпеть
Я отложила книжицу с поэмами,
И в вазу долила мочи на треть.

Когда цветы обратно в вазу ставила,
Меня вампир вдруг за руку схватил,
Разжались пальцы, ваза быстро падала,
Вампир поймал, но тут же все разлил.

Залил весь пол, от плинтуса до плинтуса,
И благо, что ковер убрали днем.
И запах был увы, совсем не цитруса,
Но запылали милые огнем.

Горели все вампиры синим пламенем,
Не повредив ни мебель, ни паркет.
Последний – ксенз с дырявым черным знаменем
Сгорел, хоть обещал открыть секрет.

Глаза открыв, увижу свет дневной
И книжку на полу и хризантемы.
Все как до наступленья тьмы ночной
И до приснившейся мне нынче страшной темы.

Пойду, обуться, выйти в магазин,
Но кол осиновый увижу в коридоре.
Пройдусь пред блеском череды витрин
А колышек, смеясь, я брошу в море:-)

Стан веселое

Неправда, что Быстров был крепок и суров.
Скорее хрупок был он и затылком нездоров.
Он мнил себя изгоем, но пойти на криминал
не смел, пока лекарств не принимал.

Враньё, что сей изгой, истерзанный тоской,
решил-таки ограбить супермаркет на Тверской.
Решить-то он решил, но не ограбил же, учтём.
Эксперты разберутся - что почём.

Неправда, что была пальба, и все дела.
Пальба была потом и лишь Быстрова извела.
Мечтателем он был и домечтался до беды.
А может, начитался ерунды.

Другой бы не моргал, а этот маргинал
три дня топтался в центре, супермаркет выбирал.
А выбравши провёл дрожащей дланью по губе -
и гибель стал готовить сам себе.

Чтоб вышло без улик, в подвалы он проник,
охрану сосчитал, сигнализацию постиг.
Он даже куш прикинул, тоже фокусник, смешно!..
И понял, что не выйдет, не дано.

Для виду наш факир, в корзину взяв кефир,
к воротам развернулся, но узнал его кассир.
За партой с ним сидел когда-то в классе он шестом.
Пришлось потолковать о прожитом.

Не гангстер, а беда! Судите, господа:
ему б кассира в долю, кассу в сумку и айда.
А он челом намокшим покивал: до встречи, мол.
И медленно в Чертаново убрёл.

Враньё, что скрылся он с деньгами за кордон.
Он еле заказал себе билет на Лиссабон -
и первого апреля вышел из дому с утра.
А найден был четвёртого, вчера.

Что были мы друзья - опять пример вранья.
Иные даже врут, что он и был как будто я.
Нерадостно, конечно, да людей не сокрушить.
Мечтать предпочитают, а не жить.

Его нашли в реке, с отверстием в виске
и русско-португальским разговорником в руке.
Преступная улыбка на безжизненных устах
внушала сожаленье, но не страх.

О, сколько ложных мук! О, сколько сразу вдруг!
Неправда всё, неправда всё, неправда всё вокруг...
Тоской истерзан, я лекарство за щеку кладу
и медленно в Чертаново бреду.

Михаил Щербаков