Отлично, бревно.
— Нам нужно бревно, чтобы попилить его на столики.
— Сколько нам нужно?
— Сколько сможем утащить!
Я конечно помню заветы Ивана Денисовича, «не выкусишь —
не выпросишь» и всё такое, но мы же не Соловках!
Ладно, доски.
— Сколько нам нужно досок?
— Шесть!
— Сколько мы заказывали досок?
— Шесть!
— Сколько досок мы потащим?
— Шестьдесят шесть!
— Я, б*дь, буду стелить себе пол в Лувре!
— Строячить без дождя, не потаскав при этом тонну горбыля!? Да ну что вы говорите!? Это же не спортивно!
— У нас в школе был такой бессмысленный интонационный юмор, — говорит Вася, — обычные слова произносились так, что это вызывало смех. Были у нас и свои звёзды. Мы с другом тоже смогли придумать один хит. Это было слово «зажевало» [zazchivaallo]. Мы декларировали его хором.
— Звучит как предложение вспомнить старые добрые времена. Типа продекларировать это слово хором и всё такое.
— Три-четыре: «зажевало», «зажевало», «зажевало», «зажевало», «зажевало»!!!
— Чёрт побери, Вася, это одна из самых осмысленных вещей за сегодняшний день!..
В один прекрасный момент мне вдруг вспомнился пёрл о крови невинных младенцев из Макса Фрая. Ибо всё также бессмысленно и беспощадно, но зато хоть пафосно!
*Не подумайте, все эти моменты вспоминаются исключительно с тёплой улыбкой! ))
Вчера брат принёс длинное уравнение, которое не смог решить. «Квадратное уравнение!» — сразу смекнул я и, упростив уравнение до вида ax²+bx+c=0, застопорился. Тупо смотрел на выражение минут пять, потом полез в интернет искать правила решения таких уравнений. Словно впервые передо мною всплывали такие слова как «дискриминант», или «теорема Виета». А ещё я узнал, что такие уравнения научились решать ещё в 7 веке до нашей эры, о чём немедленно сообщил брату. Малой картинно закатил глаза и быстро слинял. Стыдно, блин.
Иногда бывает, встречаешь человека и понимаешь — это «свой». Без всяких представлений и разговоров, по взгляду ли, брошенной фразе, действию — подсознание делает вывод: «Он хороший, он свой!» Особенно часто это случалось в школьные годы (вероятно потому, что людей тогда вокруг меня было больше). И вот ты сделал для себя этот вывод, и дальше встаёт резонный вопрос: «Ну свой, ok, а дальше-то что? Что нам теперь, сидеть, обнявшись, до скончания веков? А ну как полезешь обниматься, а он /она ка-ак даст тебе в морду/пощёчину?» Ты же не знаешь, что думает о тебе этот человек. Ты даже не знаешь, думает ли он о тебе вообще. А хочется подойти так, хитро сощуриться, и заговорщески погрозить указательным пальцем, мол: «А я вот сразу всё просёк, ага». Если бы кто-то ко мне таким образом подошёл, я бы принял такого человека за психа. Ладно, пусть даже удалось мне завязать с человеком знакомство, но ведь этого мало! С ним ведь надо о чём-то говорить! А для меня это настоящая проблема. Чтобы интересно беседовать с кем-то тет-а-тет, мне надо очень хорошо знать своего собеседника, а на это уходят годы (я тормоз, ага). Нет, ну понятно всякие фразы типа: «Привет, как дела?», «А я вот слышал ты любишь…», «Ну и как тебе..?» — это всё не проблема. Я имею ввиду по-настоящему интересные разговоры. Не знаю почему, но беседы наедине мне даются тяжелее, чем даже беседы в кругу незнакомой компании. Наверное, это потому, что в компании редко возникают «неловкие паузы», и можно сколько угодно расслабленно молчать. А в таком состоянии сами собой рождаются удачные шутки и реплики. Короче, ситуация, когда ты и пресловутый «свой» сидите год обнявшись, прежде чем произнести первое «привет», хоть и дика, и утрирована, но некоторой логики для меня не лишена. Жаль, но очень много гипотетических «своих» так и остаются навсегда «гипотетическими».
Согласно показаниям «вконтакте», у меня 123 друга. А***ть, товарищи! 15 из них, кстати, сейчас страдают той же хернёй, что и я. Интересно, что будет, если всю эту ораву собрать в одном месте? Хотя что-то подсказывает мне — ничего хорошего…
P. S. Оп! Теперь их 122. Дружба — штука хрупкая.
Интересно, это одному мне обычай дарить цветы кажется странным? По-моему, это как-то ненормально — дарить что-то заведомо мёртвое. Всё равно что дарить морскую свинку на аппарате жизнеобеспечения, которой осталось жить не больше недели... Если ко мне в жилище какими-то окольными путями попадают цветы, я, конечно, ставлю их в воду и на следующий день благополучно забываю. А вспоминаю, только когда мне в суп вдруг падает какой-нибудь сухой лист или лепесток, или того хуже — когда букет начинает нестерпимо вонять дурно пахнуть. Короче, не понимаю я в чём тут соль.
Ещё один пример, когда короткометражка заведомо лучше возможной полнометражки:
Совершенно случайно наткнулся на этот фильм.
Из достоинств: Фродо, в своих мытарствах по миру попавший на Украину; Украина (наивная и «конфетная», но очень милая); в одной из главных ролей — солист цыганской панк-рок группы «Gogol Bordello»; отличные русские диалоги и приятная музыка; в качестве бонуса — одна бешеная сучка-поводырь для якобы слепого дедушки-водителя. ))
Водится в торрентах.
«О, какое совпадение — пять фанатов Айн Рэнд в одном вагоне! Наверное, едут на конвент.»
Ещё вот здесь.
Игра началась для меня с практикума по пантомиме. Изначально я планировал хранить молчание с момента старта игры и до конца. Некоторые любят ставить над собой эксперименты. Типа не есть или не спать несколько дней… Я решил не говорить. Был в этом решении некий психологический подтекст. Будучи совсем мелким я очень, просто ОЧЕНЬ любил общаться. На самые разные темы, которые мне в то время казались чрезвычайно серьёзными. Но наталкиваясь каждый раз на показное снисходительное внимание (в лучшем случае), я обижался, и как-то постепенно затих. В школьные годы я вообще был тише воды ниже травы. Только в старших классах ситуация стала как-то исправляться. Но и сейчас, я иногда стесняюсь что-то высказать. А иногда мне просто нечего сказать, и этого я тоже стесняюсь. И вообще, теперь я больше слушатель нежели рассказчик. Вот я и решил освободить себя от этого вида коммуникации (заодно попробовать другой), и прислушаться к себе. Тяжело ли бремя молчания? Насколько меня хватит? Что мне захочется сказать в той или иной ситуации? Каково будет себя сдерживать? И вообще, с точки зрения роли — немота это как визитная карточка. Яркая отличительная особенность. Можно даже не заморачиваясь на отыгрыше тупо молчать — всё равно получится аутентично. А под конец, дождавшись подходящего случая, можно красиво и неожиданно обрести-таки дар речи…
Короче не сдюжил я доли сией. Первые пару часов я ещё как-то молчал. Молча приготовил еды, помыл посуду, что-то ещё попилил… Когда в лагере дел не осталось, я двинулся в Кинотеатр (там продолжался строяк). Жестами объяснил, что хочу помочь. И мы дружно стали тупить над лавками. Огги с Тульсом никак не могли прийти к согласию. Причём Тульс и вовсе не стремился куда-то или к чему-то там приходить, а Огги на эту тему жутко напрягался. Вот тут я понял что моё молчание вкупе с беспомощными кривляньями идут в ущерб рациональному и не выдержал. На свет выпорхнул первый за последние несколько часов сочный и бодрый матюг. Я конечно сразу же объявил, что говорю исключительно пожизнёво, но битва за тишину была уже проиграна. Почему, чёрт возьми, можно молча, водиночку приготовить еды на 11 человек, но невозможно хранить молчание, генерируя лавку в компании инженера и гуманитария!? Кажется, я их тогда примирил. Ну или помог делу сдвинуться с мёртвой точки. Не даром Зонхи окрестили меня «латентным инженериком».
Тем не менее, я всё ещё старался хранить молчание в моменты игры. Не всегда правда было понятно: где игра, а где пожизнёвка. Когда я принялся отыгрывать квест, связанный с Виддл и начал было призывно кривляться перед Огги, я как-то не сразу отфильтровал тот факт, что Косяк массирует Васе спину и если расценивать этот момент как игровой… Короче в тот момент я раскололся. А потом стало как-то не до квеста…
Или момент атаки кинотеатра. Гранаты, стрельба. Тяжело хранить молчание, когда пробудившийся дремучий инстинкт с дикой скоростью несёт тебя через кусты куда-угодно-только-подальше-отсюда (очень интересный опыт, кстати).
Зато с докторами, персоналом «кошачьей лапки», просто прохожими я намолчался (и накривлялся) всласть, да.
Забавно было пытаться объяснить команде, что Рауль хочет маленькую бумажку с его именем, чтобы знакомиться с людьми (тыкая пальцем в бумажку, а потом в себя, мол «я — Рауль»), и получить вместо этого нашивку с названием кинотеатра. Короче в один прекрасный момент, Раулю стали делать замечания, что он «как-то слишком громко думает!» «Не подмешивает ли он чего нам в еду, после чего мы слышим его мысли?»
Официальное обретение дара речи тоже случилось. Случилось оно в последние перед исходом часы, когда команда сидела перед кинотеатрам и предавалась свободной любви. Свою любовь ко мне решил продемонстрировать Огги (путь к сердцу мужчины лежит через его желудок). Здесь чисто по фану я вскочил с криком: «А! Нет! Чёрт, я обрёл дар речи!». Хотел было начать безудержно болтать с членами команды, высказывать им всё, чего я раньше не мог высказать, но потом решил, что ситуация чересчур уж глупа, и что потом, когда мы все пойдём в убежище, там будет инсайт, там я ещё раз обрету дар речи, и вот тогдаа…
Но молчать, маршируя по ночному Выборгскому лесу, было вообще не реально. Там накрыл чисто пожизнёвый фан. Ещё этот прибор смеха, он же самогонный аппарат, он же ГЕКК, он же «а у нас свой Папа-Райт», он же бомба, которую в начале пути настоятельно рекомендовали обходить за 5 метров (и теперь человек с радаром в начале строя никак не может понять: «Какого чёрта мы идём уже час, а бомба всё не удаляется?»), он же простой очиститель воздуха и воды…
Рядом с убежищем инсайта для меня не случилось. Все мы слишком устали, и я, например, вообще не очень-то понимал, что происходит в игровом мире. Сидели мы с Волком напротив входа, смотрели на толпящийся, ощетиненный стволами народ, обменивались какой-то пафосной чепухой типа: «Ну что, Волк, закурим по «счастливому выстрелу»? Что нам в конце концов осталось, кроме «счастливого выстрела» и изысканного гриба на горизонте?». Защищать попавших в убежище от гипотетических желающих сохранить свою шкуру как-то даже в голову не пришло. Мне, впрочем, равно не пришла в голову сама возможность боевых действий с целью прорваться в убежище (врождённый идеализм, что поделаешь).
Было обидно, что 95% игры обошло меня стороной. Пожизнёвая усталость прогнала из меня остатки Рауля. Меня кто-то оглушил. Я уселся с мыслью: «Да, правда, а что это я всё стою? Уж не знаю кто ты, чувак, и за что меня глушил, но за идею спасибо». От убежища начали группами уходить люди. Из одной такой группы мне в очки прилетела пуля, но было уже всё равно. Конец мира я встретил во сне.
Хочется отдельно отметить необыкновенно тёплые отношения внутри команды. Вот уж воистину Love Team. Эта любовь, казалось, была осязаемой. Тягучая и сладкая как мёд, в неё можно было макать лапу и слизывать, словно Вини Пух из диснеевского мультика. Спасибо, я вас всех тоже люблю. Ну и ежедневный массаж это конечно круто, да.
Она с отвращением глядит на собственное отражение. Моргает спросонок, щурится близоруко, но и без того все очень хорошо видно. Слишком хорошо.
«Ужас, — думает. — Нет, ну действительно ужас! Мешки под глазами, хуже, чем у мамы. Побродок — да, я давно подозревала, что он двойной, но он же тройной на самом деле! Жирная стала свинья, тошно-то как! А цвет лица... Нет, это не цвет лица уже, это цвет мочи Химеры — в лучшем случае. Ничего удивительного: когда я в последний раз спала по-человечески? То-то же... А волосы, волосы как свалялись! Это уже не просто космы, это же змеи натуральные. Того гляди зашипят...»
«Все бы ничего, — думает она, — но юноша этот красивый, совершенно в моем вкусе, он же тоже меня видит. Такой, какая есть, а есть — хуже не бывает. Он зачем-то ведь шел сюда, на край света — специально ко мне, так, что ли? Наслушался историй о моей былой красоте, собрался, да и пошел, так бывает с юношами. Ну вот, пришел, поглядел. Бедный. А я-то, я-то какая бедная!»
Лицо юноши, вполне бесстрастное и сосредоточенное, если приглядеться повнимательнее, все же выражает не то страх, не то отвращение. «Скорее второе, — говорит себе она. — С чего бы ему меня бояться? Просто противно, да. Мне бы тоже было противно на его месте... да мне и на своем месте противно. А стыдно, стыдно-то как! В таком виде предстать перед незнакомцем... А он же еще, небось, видел, как я сплю. На земле, враскоряку, раскинув дряблые ноги... Умереть от стыда можно! И, честно говоря, нужно. Что мне еще теперь остается?»
И она умирает от стыда. Сказано — сделано.
Персей так толком и не понял, почему зеркальный щит произвел на Медузу столь сокрушительное воздействие. Но на войне важен результат, а понимание — дело десятое. Так он тогда, по молодости, думал.
«Красивая какая, — с сожалением вздыхал Персей, отделяя все еще полезную голову Медузы от ненужного больше туловища. — Жалко её...»
© Макс Фрай
Фигура пробарабанила по темному дереву сложный код. Отодвинулась крошечная заслонка, и ночного гостя смерил подозрительный взгляд.
— Многозначительная сова глухо ухает в ночи, — произнес посетитель, пытаясь стряхнуть с плаща дождевую воду.
— И все же много серых лордов печально едут к людям без хозяев, — монотонным речитативом отозвался голос по другую сторону решетки.
— Ура, ура дочери племянника сестры, — парировала фигура в капающем балахоне.
— Для палача все просители одного роста.
— Воистину, внутри шипов таится роза.
— Хорошая мать готовит блудному сыну бобовый суп, — продолжил голос за дверью.
Воцарилась пауза, нарушаемая лишь монотонным шумом дождя.
— Что-что? — немного спустя переспросил гость.
— Хорошая мать готовит блудному сыну бобовый суп.
Последовала еще одна, более длинная, пауза. Затем мокрая фигура уточнила:
— Ты точно уверен? Может, это плохо построенная башня до основания сотрясается от полета бабочки?
— Ничего подобного. Это бобовый суп. Извини.
Неловкое молчание нарушалось лишь неослабевающим шипением водяных струй.
— А как насчет кита в клетке? — осведомился все более пропитывающийся влагой гость, пытаясь втиснуться под то утлое прикрытие, которое мог дать портал.
— А что насчет него?
— Вообще-то, ему ничего не ведомо о бездонных безднах.
— Ах, кит... Тебе нужны Озаренные Братья Непроницаемой Ночи. Это через три двери.
— А кто, в таком случае, вы?
— Мы Просветленные и Древние Братья И.
— А я думал, вы собираетесь на Паточной улице, — после непродолжительной паузы сказал промокший гость.
— Вообще-то да. Но, знаешь ли, всякое бывает. По вторникам помещение занимает кружок домашней лепки. Получилась небольшая накладка.
— Да? Ну все равно, спасибо.
— Не за что.
Дверца с оглушительным грохотом захлопнулась.
© Терри Пратчетт
Да не пиздите. Смысл есть. ...
[Print]
Glad_Shaman