Мне очень-очень плохо. Хочется поговорить с кем-то, но я не уверена, что завтра мне не будет за это стыдно. Иногда мне кажется, что я все это не сделаю, не справлюсь, не смогу преодолеть себя. Вроде простое действие, но воспринимается как насилие над собой. Мне нужен кто-то, кто бы понял меня, кого бы я могла попросить поддержать меня. Боюсь, что меня назовут неженкой, или неохотно скажут, что все хорошо, или скажут, что я слишком многого хочу, когда им самим непросто. Я кажусь себе жалкой, неумелой, инфантильной и глупой. Я расстраиваюсь из-за ерунды, плачу из-за ерунды, зависаю из-за ерунды, когда остальные идут дальше. Я не могу перестать обесценивать свои переживания. Иногда мне кажется, что я никогда этого не могла: раскрываться, просить о помощи в таких состояниях, быть с кем-то без извечной тревоги. Я хочу домой (я и так дома), я хочу к маме (я могу позвонить ей, если мне нужна действительно она), я хочу, чтобы мне спели колыбельную или рассказали историю. Я боюсь сама рассказывать истории, хоть и люблю это. Я боюсь делать что-то самостоятельно.
Милый дневник, ты мне очень и очень нужен.

Дорогой дневник,
(всегда хотелось использовать это обращение)
мне стало легче. Кажется, я поняла кое-что важное сегодня. Все это звучит слишком громко и, может, официально, но я люблю так разговаривать с собой иногда. Вокруг говорят про то, что другие заслуживают второй шанс, если в чем-то ошиблись, я и сама бывала в ситуациях, когда это казалось единственно правильным решением. Простить подругу, которая обошлась со мной несправедливо и прекратила со мной общение, дать еще одну попытку человеку, который произвел неприятное впечатление. Дать шанс писателю, книга которого не пришлась по душе, снимая с полки еще одну его повесть. Но я слишком часто отказываю самой себе. Пришло время дать себе шанс.
У несказанных слов нет ни единой возможности найти отклик у собеседника, у ненаписанной сказки нет ни шанса найти благодарного читателя, у меня так мало средств, чтобы выразить себя, если я запрещаю себе даже думать о внимании со стороны других. В конце концов, есть много "социально одобряемых" способов привлечь внимание, в этом нет ничего плохого. И нет ничего плохого в том, если моя сказка/рассказ/стихотворение не получит ни одного одобрительного отклика. Также не будет трагедии, если я начну заниматься чем-то, но это окажется не моим призванием.
Я приняла решение сегодня, я не буду поступать в магистратуру в этом году. С раннего детства я непрерывно была внутри какой-то образовательной системы: детский сад, подготовительные курсы, школа, университет. И в каждой из них упорно делали вид, что готовят меня к чему-то. Но вот, близится время окончания всех основных образовательных учреждений, я давно отпраздновала совершеннолетие, а я с нарастающим ужасом понимаю, что я ни к чему не готова. Не то, чтобы я всегда поддавалась иллюзии, что буду готова после очередного витка обучения, но мне казалось, что с возрастом с этим станет лучше. Видимо, я ошибалась. Вряд ли я буду готова, если проучусь еще два года, причем неважно где. А еще, вряд ли случиться что-то ужасное от того, что я не знаю, что делать. У меня есть возможность делать то, что я хочу. И есть необходимость хоть что-то делать. Часто мне доводилось слышать словосочетание "непрерывное образование", может, кого-то оно вдохновляет, а меня скорее пугает. Я хочу взять перерыв, хочу попробовать поработать где-нибудь.
Возвращаясь к первому абзацу, я во многом себе отказываю, потому что не готова. Это вечное недовольство собой, и мысли о том, что если бы я была кем-то другим (пусть даже чуть-чуть другим), то уж явно бы знала, что делать: отправилась бы в кругосветное путешествие/вышла бы замуж и родила детей/занялась бы наукой/стала бы аналитиком/стремилась бы обрести финансовое благополучие/написала бы парочку книг. Наверное, я и правда не готова сейчас отправиться в кругосветное путешествие, но почему я тогда отказываю себе в возможности доехать хотя бы до Таллина? Мне нужны маленькие шаги. Мне нужен аквариум с рыбками, я хочу попробовать новое блюдо и покрасить волосы. Мне нужно написать хотя бы первые три страницы.
У меня нет сроков, я не ставлю себе цели, это всего лишь возможность для меня, а не план или график. Меня не ждет наказание, если я чего-то не сделаю. Но я верю в тебя-себя, чувак

Этой ночью у меня была еще классная мысль про ответственность/помощь и спасение, но я напишу об этом потом. Я хочу больше писать, во всех смыслах

Очень старая история, видимо, обреченная повторяться раз из раза. Я вижу изменения, но все же основное остается прежнем.
Это странное чувство по отношению к ближайшей подруге, влюбленность, правда, в этот раз без видимого сексуального подтекста. Просто желание большей близости, большего общения, желание как-то выразить эту нежность, восхищение и доверие. Желание говорить и слушать. Желание стирать границы. Желание, по сути, обреченное на провал в той форме, в какой оно хочет выражения. Как и любое желание, впрочем.
Но как-то это особенно грустно.
Словно доверие и интимность в общении всегда обречены выливаться в такую пассивно-безнадежную форму влюбленности.
В прошлый раз я сказала о том, что испытываю, и в итоге не вышло ничего хорошего, хоть ко мне и отнеслись с пониманием. Сейчас мне кажется, так было из-за того, что я волей-неволей озвучиваю это в форме требования.
"Смотри на меня, не отводя взгляд"
"Уделяй мне внимание, раз никак по-другому ответить ты не можешь"
"Не говори того, что мне больно слышать. Но слушай мою речь"
"Заботься обо мне еще больше, чем ты делаешь обычно"
"Люби меня"

И правда невозможно выполнить, тем более, если все это в виде требования.
На самом деле, это палка о двух концах: если ты не рассказываешь о своих чувствах (и они не находят выхода), то пропадает особая близость в общении, так как появляется слишком много "запретных тем". Впрочем, если ты говоришь о своих чувствах (стараясь ничего не требовать, быть вежливой и корректной), начинается какая-то хрень из-за того, что человек стесняется, пытается как-то справиться со своими чувствами по поводу моих чувств, старается не говорить того, что может вызвать негативные чувства, и неизбежно отдаляется. И, когда ты свободно можешь изъясняться о своих чувствах, создается иллюзия, что другой все поймет, что, если возникнет желание мести, обида и раздражение, то можно как-то выразить это тоже. Хреново получается тому чуваку, на которого это все направлено. Я понимаю.Это страшно.

- Что бы ты сделала, если бы кто-то из твоих друзей признался тебе в любви?
- Наверное, прекратила бы с ним общение, чтобы он не мучился.
- Жестоко. А если оно так пройдет?
- Ну, вот у меня же столько лет не проходит...

От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне - страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я Всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Я скуп и расточителен во всем.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз - я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер - и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
Кому презренье, а кому почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр, а сплю я только днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
Я знаю, что полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
А сколько истин? Потерял им счет.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее - час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Some folk we never forget
Some kind we never forgive
Haven't seen the end of it yet
We'll fight as long as we live

Сегодня, когда речь зашла об одном высказывании, о "женских штучках", подруга спросила меня: "Почему тебя это так задевает?".
И я не знала, как это описать, как выразить это негодование и возмущение, которые возникают у меня всякий раз, когда я слышу стереотипные высказывания о мужчинах и женщинах, о том,что должна настоящая женщина, о том, какое место ей отводят. Я ответила, что меня задевает это все, потому что меня вписали в систему, которой я не принадлежу и никогда не хотела принадлежать. Я говорю о системе "мужского" и "женского", конечно. Я не соврала, но все же, думаю,я могла ответить более полно, потому что в последние полгода-год у меня и правда случился некий инсайт, осознание, переосмысление всего, что касается этой темы.
Осознание связано с тем, что проблема не в том, что я женщина. Проблема в том, как я воспринимаю женщин и женское в частности. Точнее, воспринимала, думаю, сейчас с этим все менее проблематично.
Моя мама рассказывала мне, как она в детстве хотела быть принцессой. С принцессами у меня ассоциировались розовые платьица, глупость и беспомощность. Я не хотела, чтобы какой-нибудь принц спасал меня, если уж мечтать о рыцарях, то лучше воображать себя с мечом в руках. Лучше воображать себя в гуще событий, нежели заточенной в башне.
"Каким воином ты бы могла стать? Не смеши меня, ты же плачешь каждые пять минут! Воины так не делают", - убеждала меня мать. И в глубине души я соглашалась, я не хотела отказываться от слез, от эмоциональности, от игр в дочки-матери. Моего друга детства из школы забирала бабушка, как-то раз она накричала на семилетнего мальчика, и он стал плакать. Тут же на него посыпались упреки: "Распустил нюни как девочка! Какой мужчина из тебя вырастет?". Кажется, тогда она даже ударила его. Я посчитала, что лучше не вмешиваться, моему другу ведь будет стыдно, если его будет защищать девочка. Мой друг был "нетипичным" мальчиком, добрым, неприспособленным к драке. Когда его ударяли, он уходил. Когда его начинали бить, он падал на пол и плакал. Ему было стыдно, а мне - немного страшно. Я не хотела быть мальчиком и подвергаться нападкам, я хотела играть и выдумывать, носиться по коридорам и лазать по деревьям. Но не соревноваться с кем-либо.
Наверное, если говорить о мужском и женском, то большую часть детства я не понимала, что происходит. Почему у меня дома лишь одна машинка, а у моего друга их так много (и больших, и маленьких, разных цветов и моделей)? Если мне тоже так хочется, значит ли это, что я - какая-то "неправильная" девочка? Я знала, что мальчикам тоже интересно играть в куклы, два моих друга детства с удовольствием переодевали кукол, придумывали им жизнь, семью, детей. Если им это тоже интересно, то почему они делают это тайком, словно крадут что-либо? Почему, когда я играю летом, бабушка кричит на меня, что девочки не должны быть такими шумными? Почему говорят, что девочки должны быть красивыми, а мальчики - смелыми?
Все это упиралось в ряд других вопросов, которые касались уже взрослой жизни, но на которые у меня тоже не было ответов. Когда я была совсем-совсем маленькой, родители взяли меня с собой в США. Жутко удивили меня две вещи: множество огромных рекламных плакатов и женщины за рулем автомобилей. Второе казалось мне каким-то неправильным, неестественным. Если это не так, то почему все мамы, которых я знаю, не умеют водить машину? Почему дедушка может стучать кулаком по столу и говорить, что он - главный в семье, и поэтому его мнение важнее? Зачем бабушка все равно остается с ним, она ведь такая умная?Почему все женщины так беспокоятся о том, чем они будут кормить мужа на ужин? Неужели их мужья не умеют готовить самостоятельно?
Я могу продолжать этот список еще очень долго, главное в том, что это непонимание рождает смятение и беспокойство. Если ты не хочешь быть мальчиком, но и девочка какая-то "не такая, как нужно", возникает какое-то отторжение к женскому в себе в принципе. "Я не хочу носить юбки, потому что не хочу быть слабой принцессой", - хреновая аргументация, но она работает. И только на двадцать первом году жизни до меня доходит, что ношение юбки не вписывает меня в эту конструкцию. Это просто прикольно. Юбка ни в чем не виновата, но, так ли иначе, она стала символом. И сейчас мне трудно разобраться, что я действительно люблю или не люблю, а что вызывает отторжение по каким-то более внешним причинам.
Я ненавижу строгое разграничение на "мужское" и "женское", потому что я не нахожу себе места ни в одном, ни в другом. Мне не нравится быть "настоящей женщиной", но я и не хотела бы стать "настоящим мужчиной". Не знаю, можно ли отнести мое восприятие себя к бигендерности или агендерности, но я не сильно парюсь из-за названий. Мне комфортно, когда ко мне обращаются в женском роде. Мне комфортно существовать в своем теле, я рада, что мне не нужно стараться переделывать его под критерии других людей. Мне комфортно носить женскую одежду (как и мужскую, впрочем) и женские украшения. Но мне дико некомфортно, когда мне напоминают о существовании системы, которая регламентирует, что и как я должна делать.



Current music Hagalaz' Runedance - Albion Autumn

Я долго думала вот о чем: как писатели публикуют свои книги? Неужели, им совсем не страшно? Это же читают их родственники, друзья, люди по всему миру, но родственники или друзья, как мне кажется, все же могут понять больше, чем остальные. Конечно, у всех это по-разному, но мне писатели представляются этакими публичными эксгибиционистами.
Возможно, все потому, что мои истории в принципе не представляются мне написанными. Мне сложно назвать свои истории актом творчества, по крайней мере - сознательного. Я могу решать: рассказывать их или нет, попытаться ли написать или изобразить. Но я не могу их редактировать и видоизменять. Мне не обойтись без пафосно-важных слов, но эти истории - большая ценность для меня, хоть я считаю, что они глупы и некрасивы. Это больше, чем я, больше, чем любая моя речь. Поэтому, я считаю, что и в любой другой истории непременно скрыто больше, чем автор хотел сказать. Так же как и в любой картине, в любой исполненной песне, в любом произведении.
Сегодня на анализе я пыталась рассказать одну из своих историй, что раньше я делала только фрагментарно. И меня удивляет, как болезненно я реагирую на любую попытку что-то изменить, на любое вмешательство. Будто, я рассказывала не для того, чтобы с этим что-то сделать.
Я рассказывала, потому что это высшая форма откровенности? Или потому что это очень важно и я понимала, что без этого не обойтись?
В любом случае, я сравнила бы свое состояние с поломанными часами. Старая банальная метафора, но без нее никуда. Эта злость, эта агрессия, это возмущение из-за вмешательства так перекрыли все удовольствие от придумывания и прокручивания раз за разом придуманного, что я больше не могу это делать. Надеюсь, сие явление временное, потому то жить без историй тяжко. Реальность затапливает все с головой, мучительное столкновение, раздражающая обстановка. Это болезненно скучно. Сразу отчего-то вспоминается цитата старого-доброго Мартина: "Лучшее фэнтези написано на языке мечты. Оно такое же живое, как мечта, реальнее, чем сама реальность... по крайней мере, на миг, долгий волшебный миг перед тем, как мы проснёмся. Фэнтези — серебро и багрянец, индиго и лазурь, обсидиан с прожилками золота и лазурита. А реальность — это фанера и пластик, окрашенные в грязно-коричневые и желтовато-зелёные тона. Фэнтези имеет вкус хабанеры и мёда, корицы и гвоздики, превосходного красного мяса и вина, сладкого, словно лето. Реальность — это бобы и тофу, а в конечном итоге — прах; это бесконечные магазины Бербанка, дымовые трубы Кливленда, парковки Ньюарка. А фэнтези сравнимы с башнями Минас Тирита, древними камнями Горменгаста, залами Камелота. Фэнтези летает на крыльях Икара, а реальность пользуется Юго-Западными авиалиниями. Почему наши мечты оказываются такими маленькими и скромными, когда исполняются?
По-моему, мы читаем фэнтези, чтобы вернуть утраченные краски, ощутить вкус пряностей и услышать песню сирен. Есть нечто древнее и истинное в фэнтези, затрагивающее глубокие струны в наших душах. Фэнтези обращается к спрятанному глубоко в нас ребёнку, который мечтает, что будет охотиться в лесах ночи, пировать у подножия гор, и найдёт любовь, которая будет длиться вечно где-то к югу от Оз и северу от Шангри-Ла.
Пусть оставят себе свой рай. Когда я умру, то лучше отправлюсь в Средиземье."

Current music Bruno Coulais - The Book Of Kells