Белый лист

Все началось с белого листа. Такого ослепительно-белого, каким бывает только первый снег.

Такого белого, что ? не взглянуть, не коснуться. Впрочем, не в цвете дело. На столе ежился от холода чистый лист, настолько чистый, что страшно было за его одинокое совершенство. В любую секунду кто-то черкнет несколько слов, и - уже не стереть. И уже не вернуть той ослепительной белизны, того неведомого состояния начала.

Впрочем, не в совершенстве дело. Просто кто-то швырнул игорные кубики: тук-тук. Покатился, гремит, словно глупая погремушка чей-то жребий - так по вечерам развлекаются боги: за чаем разбирают пирамиды по кирпичикам. И все ворчат, ругают чью-то жалость. Впрочем, не в жалости дело.

Просто Солнце с Луной закружились, потеряли равновесие и теперь летят куда-то и - не остановить. Вертится колесо, округляя углы. Скрипит, вытягивая восьмую ноту, а ему подыгрывают все не родившиеся Моцарты. И грудами на улицах лежат разбитые звуки. А мы втаптываем, втаптываем.

Время вдумчиво аккомпанирует хаосу, перебирая пальцами подпиленные струны. Впрочем, не в музыке дело. Абсурдная глупость обреченностью лечит гениев, нагоняя тоску по рассудку.

А малыш за окном вдруг увидел белый лист, и пальцы времени, и сошедшие с орбиты Луну и Солнце, и груды звуков, и звездную пыль. И задохнулся? шагнул вниз.

Тук-тук? жилистая рука снова выронила кубик. Издалека эхо доносило чей-то смех. И огни мелькали, сталкивались, влетали в окна. Привычное дело. Тук-тук?

Случайность, совпадение, просчитанная закономерность, удушливый бред стекают бесполезными теплыми струями по запотевшим стеклам. Скулы сводит боль. Впрочем, не в боли дело. Просто не воскресал никто. Просто чудес не было и не будет. Что-то горит и сгорает. Ложь одна, на всех одна. На перекрестке прицела - икона. Туман, один на всех туман.Страхом пульсируют виски. И холодные пальцы в ритм перебирают струны.

А всемогущие подлецы потому и бросают кости, что боятся, себя боятся, неразбитых зеркал, зеркальных глаз. И еще, пожалуй, того далекого малыша, не упавшего. Он сидит у окна - на самом краю не придуманной жизни и греет в ладошках тень собственную. Горсть секунд притаилась в кулачке и затихла. А вокруг блестит мир, сходит с ума. И в ушах гремит несуществующая нота. И лист еще такой белый и чистый, что не взглянуть, не коснуться. Но кубики уже взлетели в воздух. Вертятся, гремят, словно глупая погремушка. Тук-тук?