Ровно в полдень в город вошла старуха. Сентябрь уже слизал часть зеленой краски с листвы, но погода стояла сухая и жаркая, как в знойное лето, и парило, как перед первым майским дождем. Тротуары лоснились пылью, словно потом, обветшалые суровые дома грозно возвышались над отдельными человечками, жучками бегавшими по узким улочкам. Город замер в ожидании.
Старуха вошла гордо и степенно, как владычица, шаги ее в предобеденной тишине раздавались громким колоколом, разбиваясь о городские стены мелким посвистом. Ее седые волосы разлетались в стороны на каждом шагу, открывая сухое морщинистое лицо с белыми глазами, цельный взгляд которых опутывал сетью весь город. Лохмотья ее выцвели от солнца и времени, а кожа на босых ногах огрубела от постоянной ходьбы. Мерными волнами отходил от нее смрадный запах.
Ей открыли городские ворота, завидев ее издали, а стражи сложили свое оружие. Люди поспешно покидали площадь, закрывая двери домов на запоры. Вскоре город опустел, и только вздрагивали окна от мерных шагов старухи, как от оружейных залпов.
Старуха покинула город только к вечеру, и даже когда она уже скрылась из виду, ни одно окно не посмело загореться.

Город был без названия и времени; все названия унесла в подоле старуха, все века скопились в морщинах на ее лице. Самой же ей было тысячи лет, и каждый год она рождалась заново, и каждый раз в новом обличье.
Ее порождало все самое хорошее, так же как жизнь неизбежно влечет за собой смерть, так же как осень сменяет весну, и так же как за светом безвозвратно наступает тьма.