Шумный вечер. Улица, люди – я право же как-то забываю об этом. Не знаю, что написано на моём лице. Вероятно, там снова невозможно прочитать ничего, кроме моей маски. На то и расчитано – тайна есть тайна. Мне самой сложно касаться тебя сквозь мою маску, зато эти прикосновения лёгкие, ничего не значащие. Но это для других – для нас даже искра, сверкнувшая меж пальцев, кажется, не потеряла свой смысл. Ведь правда же?..
Люди, те, кого я вижу обычно разноцветными светочами, сейчас для меня не более чем росчерки метеоритов на краю восприятия, настолько я поглощена каждым шагом рядом с тобой. Как будто в этом есть свой особенный тайный смысл. Мои чувства обострены до предела, мне кажется, что я могу ощутить переход твоей мысли сквозь свой вздох, не то что сквозь касание.
И я не могу сказать...
Сейчас как никогда понимаю, насколько осыпалась ценность слов. Словно искры серебряной амальгамы, которое время стирает со старого зеркала, и остаётся только стекло. Иногда мне даже страшно от того, что ты можешь увидеть за моими словами – предстанут ли они для тебя бесконечно повторяемой формулой, или тем, что я в действительности хочу сказать.
Когда хочется замкнуть в своём объятии – не дано ничего кроме делового рукопожатия. Когда хочется крикнуть о чувстве – дано только шепнуть, иначе все эти росчерки вокруг, чего доброго, обернутся направленным в сердце копьём упрёка в чрезмерной искренности, которую здесь положено бояться...
Эта фраза из сотен фильмов и книг, которую уже коснулась скверна цинизма, частых бессмысленных повторов – неужели и она осыпалась амальгамой забытых зеркал? Магическая формула, основа всего здесь – я люблю тебя...
Я бы хотела произносить эти слова редко, дразня свои струны внутри всплеском Настоящего, боясь потерять остроту формулы. Или нет – чаще... потому что хотя каждый мой шаг и каждое моё сражение становится залогом тебе, обещанием, подтверждением – я не могу не хотеть сказать тебе, крикнуть... Чаще, но не бессмысленнее...
Мне не дано больше, чем просто полу прошептать полу выдохнуть её в сторону, смешать с порывом ветра...
Но в этот самый момент мне кажется, что мой шёпот как крик возносится вверх, вместе с моей благодарностью за каждое мгновение, за каждое касание, плавящее маску, за каждое сказанное быстрым порывистым взглядом слово. Это так отчётливо, что на долю мгновения я пугаюсь – не рухнула ли наша тайна, так бережно возводимая, несмотря на боль.
Я почти вижу, как этот крик изнутри меняет что-то, пронзает небо надо мной точно шпиль, вспыхивает гейзером искр, мучивших меня так долго невысказанностью, и устремляется выше.
Наверное, ты услышал отзвук, прочёл по всполоху в моём неосторожном порывистом взгляде.
Нет, эта «амальгама» не может осыпаться... Это последняя из истин, самый крайний из рубежей, самое настоящее из здешних наших «зеркал». Когда мы потеряем веру в неё – здесь не останется больше ничего, и не ради чего будет менять