Задыхаясь в затхлом воздухе, бредет он по самы глубоким коридорам храмового подземелья. Я проникаю в его разум, зеркало воды передо мной видит его глазами, мои пальцы чувствуют холодный песчаник стен. Мы - одно целое: он, бредущий по подземному лабиринту низложенный жрец, и я, сидящий перед зеркалом кровавой воды на вершине главной башни храма Сета послушник-визионер. Я проникаю ему в сознание, его мысли становятся образами в глубине воды, его воспоминания прокладывают дорогу в мое сердце. Вот сейчас затухающий огонек масляной лампы выхватывает из кромешной темноты картуш ушедшей династии на серо-желтой стене. Вот ноги идущего спотыкаются о выбеленные временем человеческие кости и скелеты давно умерших от жажды крыс. Вот, истомленный поздемной духотой и жаждой, сбрасывает он истрепанную холстяную накидку. Вот опускается на коления, складывает руки, читает молитву. Этот человек и в жизни, и в смерти, навсегда останется верховным жрецом храма Осириса. Второй в государстве после самого Правогласного, он слишком многое себе позволял, и ныне за это наказан. За дерзкую попытку оспорить божественное происхождение Царя он приговорен к тяжелейшему для жреца наказанию, к Испытанию Пути Богов. Еще ни одному не удавалось выбраться живым из сложнейшего лабиринта подземелий храма Гора Красного. Все в конце второго, редко третьего дня пути, ведомые пристальным дальним взором верных соглядатаев - служителей Сета, умирали от жажды в иссушающем, насыщенном серным тленом воздухе. Сейчас обреченный жрец находится уже в последней трети пути, мало кому из сотен приговоренных за всю историю великого Царства Кеми удавалось дойти сюда. И он еще сохранил остаток сил, еще способен бороться! Но даже если, сообразуясь с тысячелетними канонами храмовой архитектуры, выберет он в Склепе Путей, что лежит под самим Сфинксом, тот коридор, вход в который построен в строгом соответствии правилам, и пройдет дальше по лабиринту, то впереди его ждет страшная пещера из зеленого камня с черным Колодцем в центре. Там царит зловещий слуга Сета, вечный предначальный мягкотелый ужас. Там найдет обреченный останки великого архитектора Имхотепа, первого, дерзнувшего повторить в своих зданиях конструкции сооружений незапамятной древности, что, блистая полированным камнем, высятся в сердце пустыни. Первого и единственного, кто отправился в лабиринт по собственной воле, расшифровав часть древнего плана. Единственного, кто заглянул в Колодец Страха.
Я смотрю в зеркало кровавой воды где отражается угасающий огонек масляной лампы, я вижу образы, пролетающие в душе обреченного. Вот воспоминания детства: накаленные солнцем мастабы на древнем поле вблизи Пирамид, и первый восхищенный взгляд на разноцветные отблески, что освещают изнутри башни храмов во время мистерий Осириса. Совершеннолетие, послушничество. Горько-кислый вкус наркотического снадобья, ужасные сны, порожденный пляской демонов и смрадом их полуразложившихся тел всепроникающий липкий страх. Танец молодой жрицы на церемонии Посвящения, боль в сердце, отчаянные слезы, долгие дни и ночи, проведенные перед усыпанным цветами жертвенником в маленьком, пронизанном светом храме богини Нейт. Тайный уход из храма, признание, клятва, данная водами Нила. Зрелость, второе Посвящение, наблюдение за молодым послушником, долгожданное участие в мистериях Осириса. Тайные церемонии Великих, многодневные заседания Высшей Коллегии Жрецов Кеми. Изучение древних библиотек, попытки овладеть собственными скрытыми способностями. Демонстрация своих возможностей перед лицом Царя, обуздание двадцатитысячной бунтующей толпы рабов. Вступление в жреческий Совет Великих Неизвестных. Смерть и похороны старого верховного жреца. Избрание. Радость, страх и гордыня, вырвавшиеся на волю и сплавленные воедино. Снова церемонии, смысл которых теперь так прост и понятен, как прозрачна летом нильская вода. Снова поиски в подземных библиотеках. И та крамольная, запретная мысль, что обожгла уставший разум во время чтения древнего свитка. Поиски противного мнения, просмотр многотысячелетней хроники Династий. Фанатичная уверенность, опьянившая дерзновенный ум на седьмом году поисков. Поднятый вопрос на заседании Совета. Настороженные, злобные взгляды. Донос, низложение, тюрьма. Допросы, яростный, обжигающе жестокий взор Царя. Требование открыть название свитка, из которого пришла крамольная мысль. Крик от боли, страшные удары палок и кожаных, с нашитыми цепями бичей. Снова доносы, подорения в заговоре, бесконечные, настойчивые расспросы писцов: о чем, когда, с кем говорил? Кто записал твои мысли? С кем обсуждал планы занять трон Правогласного? Соблазн, посулы легкой свободы. О, как жесток суд земных царей!
Воспоминания приговоренного прошли передо мной в кровавом зеркале. Теперь я ловлю из звенящего воздуха подземелья его чувства. Я не ощущаю в нем отчаяния. Он сново полон воли к борьбе. Падение, забвение и боль не сломили его. Я вижу всю безмерность ужасного лабиринта, и мне непонятоен его порыв. Как можно рваться в бой, зная, что не выйдешь из него живым?...
Он дошел до Склепа путей. Там есть свежий воздух, и снова вспыхивает огонек масляной лампы. Щуря иссушаемые подземельем глаза, всматривается жрец в контуры многочисленных коридорных арок и порталов, прочитывает надписи на стенах. Вот у одной из арок нацарапанный чем-то медным и поблескивающий красным иероглиф на стене: "ЗОЛОТО". Задумчиво останавливается перед ним обреченный. Вновь внимательно осматривает пропущенную было арку. Быстрый взгляд наверх, в сторону, вниз, опять на стену с иероглифом... он все понял. Прочел и постиг послание великого зодчего, того, кто единственным прошел до него в этом месте. Поднял с пола осколок диорита, сильно нажимая, обвел картушем иероглиф. Затем, напрягая силы, изобразил на мягком камне священный симовл - рыбий пузырь, два соединенных круга. Продавленные борозды четко обозначились на стене. Теперь каждый, кто попадет сюда, поймет: в пропорциях этой арки заложен великий канон, золотое сечение без изъянов и дополнений. Отсюда поведет дорога еще глубже вниз, в самое сердце мрака.
Жрец повернулся, поднял еще один осколок камня с пола и бросил его вперед, в темный коридор. Звук удара громом отозвался в моих ушах. Потом он немного расшевелил фитиль тем осколком диорита, которым писал на стене, и пламя вспыхнуло еще немного ярче, осветив зеленоватый покатый пол коридора, полого уходившего вниз. И чем дальше шел по нему приговоренный, тем больше сгущался за спиной мрак, а впереди воздух наполнялся призрачным, едва заметным сиянием.
Наконец тьма расступилась. Он вступил в пятиугольную древнюю пещеру, озаренную изумрудным светом, источаемым стенами. В полу пещеры темнели глубокие борозды, , сходящиеся от углов к центру и впадающих в черный провал Колодца. Других входов и выходов из пещеры небыло. Жрец остановился. Впервые я уловил в нем оттенок недоумения, он не знал, что делать дальше. Медленно, внимательно всматриваясь в стены, обошел по кругу всю пещеру. Не найдя ничего на стенах, опустился на колени, и, поставив лампу рядом, погрузил ладонь в начало одной из борозд пола. Немного проведя рукой, вытащил из борозды человеческую берцовую кость, внимательно осмотрел ее. На самой кости ничего не удавалось увидеть, но что-то осталось там, откуда она была взята. Приговоренный резко схватил небольшой предмет, словно боясь упустить, а затем поднес его к глазам. Это были тончайшие, почти прозрачные изумрудные пластины, похожие формой на те, что многие сотни лет тайно сохранялись в библиотеках храмов Сета и Осириса, и которые взял с собой Имхотеп в свой смертный поход в лабиринт. На пластинах были начертаны пучки тончайших расходящихся линий, складывающиеся в странные знаки. Я приблизил глаза и начал узнавать некоторые из них. Это был древнейший линейный алфавит, известный лишь нам, служителям Сета, и только мы могли еще понимать некоторые слова, написанные этими знаками. На этих пластинах я не мог разобрать ни одного слова. А жрец продолжал перебирать их в руках. Наконец, он поднес одну из пластинок к пламени лампы, в которой догорали последние капли масла. Здесь, кроме письмен, был еще и символ, в точности повторявший рисунок борозд в полу пещеры. Внимательно рассмотрев пластину, приговоренный сорвал ее с полуистлевшего шнурка, а затем подошел вплотную к Колодцу, подняв руку. Сейчас он заглянет в Колодец... Я почувствовал беспокойство, образы в зеркале затуманились. Жрец присел на корточки, подтянул к себе догорающую лампу, снова выпрямился, и бросил пластину с символом в Колодец. В тот же миг образы перед моими глазами затушевались и пропали. Я закрыл глаза и погрузил руки в кровавую воду. Снова поплыли перед моим, теперь уже умственным взором, далекие видения, снова слух начал улавливать происходящее глубоко под землей. И я с волнением вглядывался в видимое обреченным так, как будто сам стоял сейчас на его месте...
Жрец стоял над черным Колодцем, держа едва тлеющую лампу, а снизу доносился низкий, пробирающий до костей рев. Стены пещеры больше не источали света, кругом стояла кромешная темнота. Рев в глубине нарастал, от него колебалось пламя, воздух звенел и туманилось зрение. Приговоренный вдруг глубоко вдохнул воздух, и я уловил его ощущения. Из мрачной бездны несся со все возрастающей скоростью гибельный сернистый пар. Он был горюч: угасающий фитиль иногда ярко вспыхивал, наполняя пещеру невыносимым смрадом. Я начал чувствовать смутный страх, который, впрочем быстро улетучился под напором ощущений опасности и одновременно триумфа. В голове пронеслась мысль: сейчас низложенный жрец Осириса попытается вернуть себе свободу и доброе имя, а заодно отомстить предначальному мягкотелому ужасу за смерть великого Имхотепа, за свои мучения, за всех, кто навеки похоронен по мрачными сводами лабиринта!
Он вытянулся как струна, и прокричал несколько раз какие-то неведомые мне слова. А затем что было силы швырнул догорающую лампу в Колодец, и тут же, закрыв голову руками, кинулся в сторону и вжался в стену. Свет померк и в его глазах, и в моих, я вынул руки из воды и снова начал смотреть в волнующееся кровавое зеркало. Поток бледно-зеленого пламени рвался из Колодца, плявя камень, разрушая своды пещеры. Сверху посыпались камни, содрогалась земля, словно стонал в невыносимых муках сам древний Сфинкс. А из глубин земли все бил ввысь, прорываясь к свету, адский факел бледного трупного огня. Сыпавшиеся обломки падали в Колодец, но неизвестная сила не позволяла им завалить пламя. Секунды этого кошмара тянулись мучительно медленно, а тяжелый грохот и содрогания земли уже достигали храма Сета и дрожал под моими ногами базальтовый пол. Из разрушенного свода пещеры уже пробивался ликующий дневной свет. Внезапно огромный камень явственно пирамидальной формы сорвался сверху и обрушился вершиной прямо в центр Колодца, наглухо перекрыв собою его устье. Бледное пламя мгновенно погасло, и тут же разрушенную внутренность пещеры залил яркий солнечный свет. К открывшейся рядом с великим Сфинксом огромной пятиконечной воронке уже бежали люди - жрецы, рабочие, воины. Вниз бросили несколько веревок. Два воина освобождали от обломков приговоренного, а наверху жрецы Осириса уже в несколько голосов читали молитвы и хвалебные гимны. С обожженными руками, опаленными волосами поднялся на поверхность жрец. Снова Верховный Жрец Храма Осириса, великий Куратор Совета Великих Неизвестных, имя которого запретно для произнесения. Он улыбнулся солнцу, сказал первые слова молитвы на тайном языке, и мгновенно все, стоящие рядом, распростерлись ниц перед лицом Неизвестного...

***

Позже, при проведении одной из храмовых церемоний я узнал, что молодой жрец Сета, оказавшийся во время описываемых событий недалеко от Сфинкса, сошел с ума от неожиданного потрясения. Собравшиеся люди с изумлением слушали его диковинный рассказ об ужасном мягкотелом монстре, со страшным воплем вырвавшемся из-под земли и унесшемся в небо. Рассказав об этом один раз, бедняга потерял последние остатки разума, нелепо и непрерывно выкрикивая странные слова... В конце дня я увидел этого сумасшедшего в атриуме храма. Он сидел на каменном полу, обхватив руками колени. Я прислушался к его казавшимся абсолютно бессвязными крикам, и... узнал слова. Это были те слова, что прокричал жрец перед тем, как бросить в Колодец древний символ. Нелепые, ни на один язык Земли не похожие слова: "Аиирья мно'ирийя!".