дневник заведен 13-11-2017
цитатник:
- • лента
дневник:
- • список
- • календарь записей
- • группы записей
- • rss
хочухи:
- • группы хочух
- • rss
Среда, 13 Декабря 2017 г.
16:49 Филология, царица полей
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Год 1600, гражданская война на севере уже началась, а в центре страны войска еще не схлестнулись. Господин Ишида Мицунари, фактический лидер Западной коалиции, аккуратно подкатывается к князю Хосокава (*), тихо сидевшему в своем углу со своими рукописями, с предложением сменить сторону — естественно, из лояльности к дому Тоётоми (о более весомых причинах не будем). Предложение это изобличает основательное чувство такта и большое знание людей. Ибо если по твоей в лучшем случае неловкости у человека буквально только что погибла любимая невестка, та самая Грация Хосокава, а еще более любимый сын из-за этого ушел в штопор и начисто потерял остатки инстинкта самосохранения, ему и до того не особенно присущего... то поздно уже подкатываться. Раньше надо было. А так князь Хосокава Фуджитака сделал из ишидовских увертюр совершенно естественные выводы — что он занимает важную стратегическую позицию. Сказал "вас понял" и заперся в своем замке Танабэ с теми пятью сотнями людей, что наскреб. Осаждает замок пятнадцатитысячная армия. Взять не могут.
Причин тому несколько. Во-первых, замок Танабэ — очень хороший замок, Хосокава его для себя в порядок приводили, а они в этом деле понимали уж точно не хуже, чем в чайной церемонии. Во-вторых, шестидесятисемилетний Хосокава Фуджитака, человек из прежнего времени, начинавший еще с Ода — просто исключительно хороший солдат.
Но ведь и осаждающие тоже не лыком шиты. Так что и хороший замок у хорошего солдата взяли бы — чуть больше народу положили бы, и взяли. Настоящая проблема в другом. Князь Хосокава больше известен в стране под именем "Юсай". Потому что он им стихи подписывает (очень хорошие) и филологические работы (классические). И половину компании у себя под стенами он в разное время учил писать стихи и выручал точным словом в трудную минуту. В общем, не хотят они его штурмовать и убивать. Совсем. Настолько, что в пушках, ведущих огонь по стенам, непонятным чудом раз через раз ядер не оказывается... (господин Мицунари, понятное дело, не озаботился проверить, что за школа стихосложения у его генералов — иррелевантная же информация).
А у Юсая тоже некоторое беспокойство, чтобы не сказать — прямая паника. Потому что он действовал в расстроенных чувствах и не сообразил очень важную вещь. Куда более важную, чем вся эта война. Он же работал с "Кокинвакасю", знаменитым «Собранием старых и новых песен Ямато», шедевром IX-X веков. Сборник за время пути успел обрасти километрами комментариев, вплоть до появления сводов «Толкование Кокинвакасю» («Кокин дэндзю»). И вот он составлял компиляцию — новую, обработанную — трех сводов... а теперь что? Понятно же, что замок возьмут и все сгорит. Невозможно. Нестерпимо. Недопустимо!
Так что в процессе очередных переговоров, посылая в очередной белый свет все противничьи предложения сдаться, Юсай просит разрешения связаться на сей предмет с императорским двором. И ему конечно позволяют. И император Го-Ёсай естественно заявляет права на почтительно предлагаемую его вниманию рукопись. (А еще бы он не заявлял, если младшего братца его, Тошихито, стихи учил писать кто? Ну вот кто?) И воловья упряжка с комментарием отправляется ко двору.
К рукописи приложено стихотворение комментатора, которое сам он считал предсмертным:
Пишет Antrekot:
Год 1600, гражданская война на севере уже началась, а в центре страны войска еще не схлестнулись. Господин Ишида Мицунари, фактический лидер Западной коалиции, аккуратно подкатывается к князю Хосокава (*), тихо сидевшему в своем углу со своими рукописями, с предложением сменить сторону — естественно, из лояльности к дому Тоётоми (о более весомых причинах не будем). Предложение это изобличает основательное чувство такта и большое знание людей. Ибо если по твоей в лучшем случае неловкости у человека буквально только что погибла любимая невестка, та самая Грация Хосокава, а еще более любимый сын из-за этого ушел в штопор и начисто потерял остатки инстинкта самосохранения, ему и до того не особенно присущего... то поздно уже подкатываться. Раньше надо было. А так князь Хосокава Фуджитака сделал из ишидовских увертюр совершенно естественные выводы — что он занимает важную стратегическую позицию. Сказал "вас понял" и заперся в своем замке Танабэ с теми пятью сотнями людей, что наскреб. Осаждает замок пятнадцатитысячная армия. Взять не могут.
Причин тому несколько. Во-первых, замок Танабэ — очень хороший замок, Хосокава его для себя в порядок приводили, а они в этом деле понимали уж точно не хуже, чем в чайной церемонии. Во-вторых, шестидесятисемилетний Хосокава Фуджитака, человек из прежнего времени, начинавший еще с Ода — просто исключительно хороший солдат.
Но ведь и осаждающие тоже не лыком шиты. Так что и хороший замок у хорошего солдата взяли бы — чуть больше народу положили бы, и взяли. Настоящая проблема в другом. Князь Хосокава больше известен в стране под именем "Юсай". Потому что он им стихи подписывает (очень хорошие) и филологические работы (классические). И половину компании у себя под стенами он в разное время учил писать стихи и выручал точным словом в трудную минуту. В общем, не хотят они его штурмовать и убивать. Совсем. Настолько, что в пушках, ведущих огонь по стенам, непонятным чудом раз через раз ядер не оказывается... (господин Мицунари, понятное дело, не озаботился проверить, что за школа стихосложения у его генералов — иррелевантная же информация).
А у Юсая тоже некоторое беспокойство, чтобы не сказать — прямая паника. Потому что он действовал в расстроенных чувствах и не сообразил очень важную вещь. Куда более важную, чем вся эта война. Он же работал с "Кокинвакасю", знаменитым «Собранием старых и новых песен Ямато», шедевром IX-X веков. Сборник за время пути успел обрасти километрами комментариев, вплоть до появления сводов «Толкование Кокинвакасю» («Кокин дэндзю»). И вот он составлял компиляцию — новую, обработанную — трех сводов... а теперь что? Понятно же, что замок возьмут и все сгорит. Невозможно. Нестерпимо. Недопустимо!
Так что в процессе очередных переговоров, посылая в очередной белый свет все противничьи предложения сдаться, Юсай просит разрешения связаться на сей предмет с императорским двором. И ему конечно позволяют. И император Го-Ёсай естественно заявляет права на почтительно предлагаемую его вниманию рукопись. (А еще бы он не заявлял, если младшего братца его, Тошихито, стихи учил писать кто? Ну вот кто?) И воловья упряжка с комментарием отправляется ко двору.
К рукописи приложено стихотворение комментатора, которое сам он считал предсмертным:
показать
И в древности
И ныне неизменно
В мире нашем
В семени сердца
Живут лепестки слов (Т.П. Григорьева) (**)
Работу принимают, а Юсаю передают высочайшую просьбу сдаться. Потому что комментарий-то спасен, но терять голову, которая его сотворила, тоже очень, очень, очень не хочется. Но уж тут и император получает отказ. Потому что стихи стихами, филология филологией, а война, извините, войной.
Ничего подобного. Не война и не войной. Император смотрит, император советуется, императору объясняют, что прилети не туда стрела, ядро или пуля и «глубочайшие, сокровенные истины пути японских богов, тайны искусства вака будут утеряны навеки и учения Земли Богов обратятся в прах».
Да не будет!
И на всю компанию, осаждающих и осажденных, обрушивается невиданная вещь — императорский рескрипт. Осаждающим — прекратить. Осажденным — открыть ворота. Не просьба, приказ. Куда тут денешься? Так что Юсай — два месяца спустя после начала осады — спускает флаг. Осаждающие благодарно занимают замок, никого, естественно, не трогая — какие победы, какие головы, императорский же приказ — а затем выдвигаются на соединение с главными силами... и решительно не успевают к битве при Сэкигахара, произошедшей два дня спустя.
Классическая филология — страшное оружие.
(*) отцу уже упомянутого Хосокава Тадаоки
(**) Отсылка к предисловию составителя антологии Кино-но-Цураюки « Песни Японии, страны Ямато, прорастают из семян сердец людских, обращаясь в бесчисленные листья слов.."
Инисиэ мо
Има мо каварану
Ё-но нака-ни
Кокоро-но танэ-о
Нокосу кото-но ха.
Вариант:
Было так в старину
и впредь неизменно пребудет —
в бренном мире земном
семена, рожденные сердцем,
сохраняет навеки слово. (перевод Михаила Новожилова)
И ныне неизменно
В мире нашем
В семени сердца
Живут лепестки слов (Т.П. Григорьева) (**)
Работу принимают, а Юсаю передают высочайшую просьбу сдаться. Потому что комментарий-то спасен, но терять голову, которая его сотворила, тоже очень, очень, очень не хочется. Но уж тут и император получает отказ. Потому что стихи стихами, филология филологией, а война, извините, войной.
Ничего подобного. Не война и не войной. Император смотрит, император советуется, императору объясняют, что прилети не туда стрела, ядро или пуля и «глубочайшие, сокровенные истины пути японских богов, тайны искусства вака будут утеряны навеки и учения Земли Богов обратятся в прах».
Да не будет!
И на всю компанию, осаждающих и осажденных, обрушивается невиданная вещь — императорский рескрипт. Осаждающим — прекратить. Осажденным — открыть ворота. Не просьба, приказ. Куда тут денешься? Так что Юсай — два месяца спустя после начала осады — спускает флаг. Осаждающие благодарно занимают замок, никого, естественно, не трогая — какие победы, какие головы, императорский же приказ — а затем выдвигаются на соединение с главными силами... и решительно не успевают к битве при Сэкигахара, произошедшей два дня спустя.
Классическая филология — страшное оружие.
(*) отцу уже упомянутого Хосокава Тадаоки
(**) Отсылка к предисловию составителя антологии Кино-но-Цураюки « Песни Японии, страны Ямато, прорастают из семян сердец людских, обращаясь в бесчисленные листья слов.."
Инисиэ мо
Има мо каварану
Ё-но нака-ни
Кокоро-но танэ-о
Нокосу кото-но ха.
Вариант:
Было так в старину
и впредь неизменно пребудет —
в бренном мире земном
семена, рожденные сердцем,
сохраняет навеки слово. (перевод Михаила Новожилова)
Суббота, 9 Декабря 2017 г.
03:49 Еще одна баллада об Иэясу, промышленной этике и воле Неба
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
В один прекрасный день после окончания первой осады замка Осака явились как-то к Хонде Масадзуми нежданные визитеры — Датэ Масамунэ и Тода Такатора, большой специалист по строительству замков и разбору оных на молекулы. И сказали, что у них есть идея, которую хотелось бы показать специалисту по логистике и финансам, потому что не гонять же за собственными в Сэндай или на Сикоку, а Хонда, как бы, уже тут, при армии. Хонда посмотрел идею, несколько опешил, посмотрел еще раз и сказал, что с профессиональной точки зрения с идеей все в порядке, более того, с ней все прекрасно, а то, что с нею явно не в порядке — не его ума дело. А экономия выходит большая, так что он всячески готов содействовать и господину сёгуну-в-отставке эту идею представить.
Сказано — сделано.
Существо у идеи было простое. Поскольку совершенно очевидно, что конфликт между домами Токугава и Тоётоми неразрешим и закончится только чьей-то смертью, поскольку столь же очевидно, что декорум в этой ситуации соблюсти не удастся, собственно уже, а также поскольку в результате заключенного перемирия внешние бастионы и рвы осакского замка, где засели сторонники Тоётоми, очень удобным образом перестали существовать — то не проще ли нарушить перемирие и напасть сейчас? Вот чем есть, тем и напасть. А если кто опасается, что внутри понастроено много неизвестных укреплений, то их конечно понастроено и понастроено качественно и интересно, но неизвестными они были до начала первой осады, а за время пути господин Датэ составил — пленные-перебежчики-лазутчики — полную картину и даже макет соорудил и они с господином Тода прикинули, что тут и как штурмовать и взрывать. Наличных сил хватит. Потери будут. Но если сравнить, во что всем — и сёгуну — обойдется еще один тур того же танца со всем материальным обеспечением и, между прочим, опять-таки неизбежными потерями, потому что противник тихо сидеть не будет, то вывод напрашивается. В цифрах.
Иэясу все это выслушал и — если верить записям дома Токугава — ответил так.
Пишет Antrekot:
В один прекрасный день после окончания первой осады замка Осака явились как-то к Хонде Масадзуми нежданные визитеры — Датэ Масамунэ и Тода Такатора, большой специалист по строительству замков и разбору оных на молекулы. И сказали, что у них есть идея, которую хотелось бы показать специалисту по логистике и финансам, потому что не гонять же за собственными в Сэндай или на Сикоку, а Хонда, как бы, уже тут, при армии. Хонда посмотрел идею, несколько опешил, посмотрел еще раз и сказал, что с профессиональной точки зрения с идеей все в порядке, более того, с ней все прекрасно, а то, что с нею явно не в порядке — не его ума дело. А экономия выходит большая, так что он всячески готов содействовать и господину сёгуну-в-отставке эту идею представить.
Сказано — сделано.
Существо у идеи было простое. Поскольку совершенно очевидно, что конфликт между домами Токугава и Тоётоми неразрешим и закончится только чьей-то смертью, поскольку столь же очевидно, что декорум в этой ситуации соблюсти не удастся, собственно уже, а также поскольку в результате заключенного перемирия внешние бастионы и рвы осакского замка, где засели сторонники Тоётоми, очень удобным образом перестали существовать — то не проще ли нарушить перемирие и напасть сейчас? Вот чем есть, тем и напасть. А если кто опасается, что внутри понастроено много неизвестных укреплений, то их конечно понастроено и понастроено качественно и интересно, но неизвестными они были до начала первой осады, а за время пути господин Датэ составил — пленные-перебежчики-лазутчики — полную картину и даже макет соорудил и они с господином Тода прикинули, что тут и как штурмовать и взрывать. Наличных сил хватит. Потери будут. Но если сравнить, во что всем — и сёгуну — обойдется еще один тур того же танца со всем материальным обеспечением и, между прочим, опять-таки неизбежными потерями, потому что противник тихо сидеть не будет, то вывод напрашивается. В цифрах.
Иэясу все это выслушал и — если верить записям дома Токугава — ответил так.
показать
Мол, есть во всем этом явный резон, однако, люди, которые действуют несправедливо и ни с чем не считаясь, рано или поздно навлекают на себя гнев Небес. Недавним примером тому могут быть Ода Нобунага, сместивший сёгуна Ёшиаки, и Такэда Сингэн, изгнавший своего отца, Нобутора. Месть пала на их потомков и дома их погибли. Я помог Ода Нобуо из дружбы к его отцу и встал против Хидеёши при Нагакудэ, где мои войска разбили трех его генералов. Поэтому он прислал свою мать ко мне заложницей и снова заключил мир. И после этого я верно сотрудничал с ним и помог ему подчинить всю страну. И сына его, Хидеёри, я тоже поддерживал, но Ишида Мицунари завидовал мне и сплел именем Хидеёри коварный заговор, мне на погибель. Но Небо возмутилось его подлостью и покарало его и негодных его сообщников, определив их поражение при Сэкигахара. (Ой, думают слушатели, так это оказывается было Небо? А не вовремя организованная многократная измена самого что ни есть грустного свойства, такого, что главпредатель сам с собою жить не смог, с ума вскоре спятил и умер?)
Многие тогда, — продолжал Иэясу, — твердили, что Хидеёри заслужил того же. (Ой, думают слушатели, это в семь-то лет? Или сколько ему было? И при том, что он-то против вас тогда, в 1600м, не выступал, а выступил бы, вы бы погибли...) Но я пожалел его юность и не только пощадил его жизнь, но и даровал ему три провинции во владение и добился для него высокого придворного ранга, столь велики были моя щедрость и добрая воля. (Товарищ, не выдерживают комментаторы, вообще-то это вы были при мальчике регентом и этого мальчика вассалом... если по чести, то ничего вы ему не могли жаловать, только он вам.)
Хидеёри же в такой мере пренебрег всем этим, что поднял восстание против моего дома, что есть вещь воистину до крайности дурная, но поскольку он теперь обещал исправится и заключить мир, то лучше оставить дело как есть. Если он вновь поведет себя неправедно и затеет смуту и этим навлечет на себя возмездие Небес, мы не сможем смотреть на это сквозь пальцы. Но пока что мир заключен и нет моей воли на то, чтобы нарушать его.
Конец торжественного заявления.
Господин дракон смотрит на свата пустым глазом — нет, так нет, дело ваше. Но когда летом следующего года суета вокруг Осаки начнется вновь, его войска, помимо вполне характерной для них управляемости и эффективности будут проявлять также и не очень характерную для них осторожность, явно насаждавшуюся сверху. То ли Датэ Масамунэ все-таки не оставил мысли сэкономить на потерях, по крайней мере, на собственных, то ли опасался гнева, скажем так, Небес... во всех возможных и невозможных формах.
Но в этот раз тоже - как почти всегда - в этом смысле ничего не произошло.
Многие тогда, — продолжал Иэясу, — твердили, что Хидеёри заслужил того же. (Ой, думают слушатели, это в семь-то лет? Или сколько ему было? И при том, что он-то против вас тогда, в 1600м, не выступал, а выступил бы, вы бы погибли...) Но я пожалел его юность и не только пощадил его жизнь, но и даровал ему три провинции во владение и добился для него высокого придворного ранга, столь велики были моя щедрость и добрая воля. (Товарищ, не выдерживают комментаторы, вообще-то это вы были при мальчике регентом и этого мальчика вассалом... если по чести, то ничего вы ему не могли жаловать, только он вам.)
Хидеёри же в такой мере пренебрег всем этим, что поднял восстание против моего дома, что есть вещь воистину до крайности дурная, но поскольку он теперь обещал исправится и заключить мир, то лучше оставить дело как есть. Если он вновь поведет себя неправедно и затеет смуту и этим навлечет на себя возмездие Небес, мы не сможем смотреть на это сквозь пальцы. Но пока что мир заключен и нет моей воли на то, чтобы нарушать его.
Конец торжественного заявления.
Господин дракон смотрит на свата пустым глазом — нет, так нет, дело ваше. Но когда летом следующего года суета вокруг Осаки начнется вновь, его войска, помимо вполне характерной для них управляемости и эффективности будут проявлять также и не очень характерную для них осторожность, явно насаждавшуюся сверху. То ли Датэ Масамунэ все-таки не оставил мысли сэкономить на потерях, по крайней мере, на собственных, то ли опасался гнева, скажем так, Небес... во всех возможных и невозможных формах.
Но в этот раз тоже - как почти всегда - в этом смысле ничего не произошло.
Четверг, 7 Декабря 2017 г.
15:37 Баллада об умении правильно ждать, ориентации по раю и характерных японских выводах
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Токугава Иэясу любил соколиную охоту. Токугава Иэясу всю жизнь любил соколиную охоту, даже когда ему еще не пожаловали фамилию Токугава. Собственно – с раннего подросткового возраста. А в этом возрасте он жил в городе под названием Сумпу, что в провинции Суруга, заложником в клане Имагава. И не очень большим было его хозяйство - так что птицы его, бывало, залетали на землю соседа, некоего Харамииши Мотоясу, а следом за птицами на чужую территорию, естественно, забирался и сам птицевладелец – прибрать своих пернатых. И, видимо, постоянные эти визиты господина Харамииши сильно допекали, потому что отзывался он о молодом заложнике как тот председатель колхоза о постоянно падающем на его голову парашютисте – и даже хуже, потому как от «осточертел этот мальчишка из Микава» Харамииши начал потихоньку переходить к «зачем ему жить на свете», ну а характер обращения с юным соседом тоже от первого пункта потихоньку съезжал в сторону второго.
Но тут соседу исполнилось 16 и он, наконец женился, оставил жену в заложницах, а сам переехал в свое, сильно всеми объеденное, родовое владение в провинции Микава, потом Имагава Ёшимото с двадцатипятитысячной армией пошел расчищать себе дорогу на столицу и встретил в темном переулке тогда еще мало кому известного Ода Нобунага, на чем прекратил земное существование, а молодой тогда-еще-не-Иэясу не прекратил, вывернулся и вскоре заключил с Ода союз, потом было много интересных и славных историй, а уж совсем потом, то есть целых 15 лет спустя, уже Токугава уже Иэясу взял в осаду замок Такатенджин, в тот момент находившийся в руках клана Такэда. А вышеупомянутый Харамииши Мотоясу, какое-то время назад перешедший на службу к Такэда, на свое несчастье, оказался внутри. Замок вымаривали голодом, кое-кто из гарнизона и населения попытался выбраться за кольцо осады, Харамииши был в их числе. И тут ему не повезло второй раз – поймали. И в третьий раз не повезло – подвернулся под глаз самому командующему... Аааааа, говорит тот, это тот самый Харамииши, которому кусок в рот не лез, когда я в Камихара птичек своих вылетывал? Я его помню, да и он меня должен, ведь я ему, как это... осточертел и вообще напрочь жизнь отравил? Ну раз уж так он меня видеть не может, пусть зарежется здесь и сейчас и не видит.
Пишет Antrekot:
Токугава Иэясу любил соколиную охоту. Токугава Иэясу всю жизнь любил соколиную охоту, даже когда ему еще не пожаловали фамилию Токугава. Собственно – с раннего подросткового возраста. А в этом возрасте он жил в городе под названием Сумпу, что в провинции Суруга, заложником в клане Имагава. И не очень большим было его хозяйство - так что птицы его, бывало, залетали на землю соседа, некоего Харамииши Мотоясу, а следом за птицами на чужую территорию, естественно, забирался и сам птицевладелец – прибрать своих пернатых. И, видимо, постоянные эти визиты господина Харамииши сильно допекали, потому что отзывался он о молодом заложнике как тот председатель колхоза о постоянно падающем на его голову парашютисте – и даже хуже, потому как от «осточертел этот мальчишка из Микава» Харамииши начал потихоньку переходить к «зачем ему жить на свете», ну а характер обращения с юным соседом тоже от первого пункта потихоньку съезжал в сторону второго.
Но тут соседу исполнилось 16 и он, наконец женился, оставил жену в заложницах, а сам переехал в свое, сильно всеми объеденное, родовое владение в провинции Микава, потом Имагава Ёшимото с двадцатипятитысячной армией пошел расчищать себе дорогу на столицу и встретил в темном переулке тогда еще мало кому известного Ода Нобунага, на чем прекратил земное существование, а молодой тогда-еще-не-Иэясу не прекратил, вывернулся и вскоре заключил с Ода союз, потом было много интересных и славных историй, а уж совсем потом, то есть целых 15 лет спустя, уже Токугава уже Иэясу взял в осаду замок Такатенджин, в тот момент находившийся в руках клана Такэда. А вышеупомянутый Харамииши Мотоясу, какое-то время назад перешедший на службу к Такэда, на свое несчастье, оказался внутри. Замок вымаривали голодом, кое-кто из гарнизона и населения попытался выбраться за кольцо осады, Харамииши был в их числе. И тут ему не повезло второй раз – поймали. И в третьий раз не повезло – подвернулся под глаз самому командующему... Аааааа, говорит тот, это тот самый Харамииши, которому кусок в рот не лез, когда я в Камихара птичек своих вылетывал? Я его помню, да и он меня должен, ведь я ему, как это... осточертел и вообще напрочь жизнь отравил? Ну раз уж так он меня видеть не может, пусть зарежется здесь и сейчас и не видит.
показать
Кажется, в оценке меры и степени теплых чувств, одолевающих Харамииши, господин Токугава не промахнулся и видеть его и впрямь сильно не хотели, потому что бывший сосед, когда ему все это передали, сказал только «Логично, не возражаю.» Потом повернулся лицом к югу и приготовился было к процедуре, но тут...
Вы же знаете, всегда, везде и при любых обстоятельствах есть люди, которые знают лучше и говорят под руку. Так вышло и здесь. Кто-то из наблюдателей не удержался от комментария: мол, даже такой выдающийся человек не знает правил последнего часа – вы б к западу-то повернулись, а потом уж резались.
Харамииши, и до того, видимо, пребывавший не в лучшем из настроений – день все-таки совсем не задался - взорвался «Вы невежда! Сам Будда учил [в «Лотосовой Сутре»] «Ведь во всех мирах десяти сторон [света] нет двух Колесниц. Как же могут быть три [Колесницы]?» ... Неужели вы вправду думаете, что рай лежит только на западе? До чего ж вы мелкий и ограниченный человек! Зачем бы мне предпочитать один рай другому?»
И зарезался-таки лицом к югу.
Из всего вышеописанного автор «Микава-моногатари» делает вывод – мол, милосердней нужно быть, если имеешь над кем власть. Никогда ведь не знаешь. А то ищи потом правильное направление на рай.
Никогда не знаешь, добавим мы от себя, может ведь подвернуться Токугава Иэясу. Долгоживущий, талантливый, терпеливый и не передать, насколько злопамятный. Кстати, как вы думаете, где потом располагалась штаб-квартира господина сёгуна-в-отставке? Ну естественно, естественно в Сумпу.
Вы же знаете, всегда, везде и при любых обстоятельствах есть люди, которые знают лучше и говорят под руку. Так вышло и здесь. Кто-то из наблюдателей не удержался от комментария: мол, даже такой выдающийся человек не знает правил последнего часа – вы б к западу-то повернулись, а потом уж резались.
Харамииши, и до того, видимо, пребывавший не в лучшем из настроений – день все-таки совсем не задался - взорвался «Вы невежда! Сам Будда учил [в «Лотосовой Сутре»] «Ведь во всех мирах десяти сторон [света] нет двух Колесниц. Как же могут быть три [Колесницы]?» ... Неужели вы вправду думаете, что рай лежит только на западе? До чего ж вы мелкий и ограниченный человек! Зачем бы мне предпочитать один рай другому?»
И зарезался-таки лицом к югу.
Из всего вышеописанного автор «Микава-моногатари» делает вывод – мол, милосердней нужно быть, если имеешь над кем власть. Никогда ведь не знаешь. А то ищи потом правильное направление на рай.
Никогда не знаешь, добавим мы от себя, может ведь подвернуться Токугава Иэясу. Долгоживущий, талантливый, терпеливый и не передать, насколько злопамятный. Кстати, как вы думаете, где потом располагалась штаб-квартира господина сёгуна-в-отставке? Ну естественно, естественно в Сумпу.
Пятница, 1 Декабря 2017 г.
22:56 Подобное к подобному
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Рассказывают, что Тоётоми Хидеёши, сам некогда прозывавшийся «Обезьянкой», войдя в силу, и себе завел такую ручную. Или относительно ручную. Характер у животного был ненордический — игривый и скверный. Очень любила обезьяна во время, например, приема, напрыгнуть на какого-нибудь гостя, что-нибудь у него уволочь, мусором забросать — да и укусить для верности. Обороняться же от нее, в виду принадлежности и характерного сходства, считалось делом не вполне разумным. Так что хозяин зверушки, кажется, получал двойное удовольствие от ситуации. Но тут, как всегда, когда речь заходит об удовольствии, случился Датэ, которому эти свычаи да обычаи не вполне пришлись по душе... но не ссориться же из-за них с господином регентом, тем более, что вот только-только разошлись. Так что, гласит анекдот, он перед приемом улучил момент и посмотрел на обезьяну без свидетелей. Не думаю, что он действительно бил ее латной перчаткой, как утверждает один из источников — убил бы. Но что-то он определенно сделал, потому что весь прием тезка регента пряталась за спиной у хозяина и бормотала что-то непечатное. Из чего Хидеёши заключил, что с этим человеком и правда следует обращаться осторожно: если уж даже невинный зверь полевой от одного вида шарахается и впадает в душевное расстройство — значит, никуда не денешься, опасен.
Пишет Antrekot:
Рассказывают, что Тоётоми Хидеёши, сам некогда прозывавшийся «Обезьянкой», войдя в силу, и себе завел такую ручную. Или относительно ручную. Характер у животного был ненордический — игривый и скверный. Очень любила обезьяна во время, например, приема, напрыгнуть на какого-нибудь гостя, что-нибудь у него уволочь, мусором забросать — да и укусить для верности. Обороняться же от нее, в виду принадлежности и характерного сходства, считалось делом не вполне разумным. Так что хозяин зверушки, кажется, получал двойное удовольствие от ситуации. Но тут, как всегда, когда речь заходит об удовольствии, случился Датэ, которому эти свычаи да обычаи не вполне пришлись по душе... но не ссориться же из-за них с господином регентом, тем более, что вот только-только разошлись. Так что, гласит анекдот, он перед приемом улучил момент и посмотрел на обезьяну без свидетелей. Не думаю, что он действительно бил ее латной перчаткой, как утверждает один из источников — убил бы. Но что-то он определенно сделал, потому что весь прием тезка регента пряталась за спиной у хозяина и бормотала что-то непечатное. Из чего Хидеёши заключил, что с этим человеком и правда следует обращаться осторожно: если уж даже невинный зверь полевой от одного вида шарахается и впадает в душевное расстройство — значит, никуда не денешься, опасен.
Среда, 29 Ноября 2017 г.
11:03 Баллада о бегающих слониках в комментариях действующих лиц
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Как-то в Нагое в разговоре с регентом некто похвалил Датэ Масамунэ. А у регента, видимо, накипело, потому что он взвился к потолку и с потолка сказал «Вы думаете, я слепой? Вы думаете, что я не знаю, что в этой истории с восстанием он замешан по уши и если не провоцировал сам мятеж, то уж все от него зависящее сделал, чтобы Гамо там погиб? Я его оставил в живых, потому что мне нужен его военный талант для войны с Кореей и потому, что надеюсь, что уж после этого до него дойдет, что я ему не желаю зла (*). А вы-то что его хвалите – вы на его стороне?»
Присутствовавшие предпочли мгновенно расточиться.
А эн лет спустя у господина дракона рискнули спросить его мнение о господине регенте и услышали, что человеком тот был безусловно выдающимся, но как-то уж очень безоговорочно верил в свои способности дрессировщика.
Спрашивать же господина дракона, что он думает о господине Гамо, никто не считал нужным – в самом деле, человек, способный всерьез принять слегка заправленный сгустителем зимний чай за яд и даже вписать этот эпизод в семейную хронику, может быть, конечно, хорошим генералом, но с чувством юмора у него как-то не очень. И кулинарных новшеств не ценит совсем...
(*) Уж не знаем, как там было с желанием и с представлением о зле, но случись на месте Датэ кто-то более наивный – погиб бы.
Пишет Antrekot:
Как-то в Нагое в разговоре с регентом некто похвалил Датэ Масамунэ. А у регента, видимо, накипело, потому что он взвился к потолку и с потолка сказал «Вы думаете, я слепой? Вы думаете, что я не знаю, что в этой истории с восстанием он замешан по уши и если не провоцировал сам мятеж, то уж все от него зависящее сделал, чтобы Гамо там погиб? Я его оставил в живых, потому что мне нужен его военный талант для войны с Кореей и потому, что надеюсь, что уж после этого до него дойдет, что я ему не желаю зла (*). А вы-то что его хвалите – вы на его стороне?»
Присутствовавшие предпочли мгновенно расточиться.
А эн лет спустя у господина дракона рискнули спросить его мнение о господине регенте и услышали, что человеком тот был безусловно выдающимся, но как-то уж очень безоговорочно верил в свои способности дрессировщика.
Спрашивать же господина дракона, что он думает о господине Гамо, никто не считал нужным – в самом деле, человек, способный всерьез принять слегка заправленный сгустителем зимний чай за яд и даже вписать этот эпизод в семейную хронику, может быть, конечно, хорошим генералом, но с чувством юмора у него как-то не очень. И кулинарных новшеств не ценит совсем...
(*) Уж не знаем, как там было с желанием и с представлением о зле, но случись на месте Датэ кто-то более наивный – погиб бы.
Вторник, 28 Ноября 2017 г.
00:25 Баллада о бегающих слониках
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Итак, господин великий регент, Тоётоми Хидеёши, в рамках упорядочения всего устраивает перепись земель. Как именно устраивает, см. документ выше. Тут нужно сразу сказать, что эмиссары регента все же старались духу инструкций следовать не вполне и запустений, по возможности, не вызывать. Но и это "не вполне" много где отозвалось беспорядками, мятежами - а то и полномерными региональными восстаниями. В конце 1590 года грохнуло на дальнем северо-востоке, на землях кланов Касай и Осаки.
И не грохнуть там не могло. К 1589 обе эти территории располагались фактически под крылом господина дракона. То есть существовали отдельно, числились независимыми, сохранили традиционную власть - но порядок обращения с людьми этой власти уже диктовали сверху и люди за пару лет успели привыкнуть к хорошему. С одной стороны. А с другой, и сама эта власть сильно успела потерять в авторитете. После Одавара они стали прямыми вассалами Хидеёши... и не придали тому должного значения. В общем, когда туда пришли южане и начали насаждать вот то, что в письме с печатью - вышел взрыв, вернее много взрывов - а тушить возгорание было, считай, некому. Местные старшие кланы для крестьян и локальных самурайских ассоциаций были уже не власть.
Стерпеть это безобразие было нельзя, идти и давить приказали Гамо Уджисато, тому самому владетелю Айдзу, который горевал, что пропадет он в захолустье, не штурмовать ему столицу... А Гамо, в свою очередь, сказал, что он человек в регионе новый, и затребовал помощь господина дракона. Господин регент подумал, решил, что заказ резонный - и приказал помочь.
читать подробнее
Пишет Antrekot:
Итак, господин великий регент, Тоётоми Хидеёши, в рамках упорядочения всего устраивает перепись земель. Как именно устраивает, см. документ выше. Тут нужно сразу сказать, что эмиссары регента все же старались духу инструкций следовать не вполне и запустений, по возможности, не вызывать. Но и это "не вполне" много где отозвалось беспорядками, мятежами - а то и полномерными региональными восстаниями. В конце 1590 года грохнуло на дальнем северо-востоке, на землях кланов Касай и Осаки.
И не грохнуть там не могло. К 1589 обе эти территории располагались фактически под крылом господина дракона. То есть существовали отдельно, числились независимыми, сохранили традиционную власть - но порядок обращения с людьми этой власти уже диктовали сверху и люди за пару лет успели привыкнуть к хорошему. С одной стороны. А с другой, и сама эта власть сильно успела потерять в авторитете. После Одавара они стали прямыми вассалами Хидеёши... и не придали тому должного значения. В общем, когда туда пришли южане и начали насаждать вот то, что в письме с печатью - вышел взрыв, вернее много взрывов - а тушить возгорание было, считай, некому. Местные старшие кланы для крестьян и локальных самурайских ассоциаций были уже не власть.
Стерпеть это безобразие было нельзя, идти и давить приказали Гамо Уджисато, тому самому владетелю Айдзу, который горевал, что пропадет он в захолустье, не штурмовать ему столицу... А Гамо, в свою очередь, сказал, что он человек в регионе новый, и затребовал помощь господина дракона. Господин регент подумал, решил, что заказ резонный - и приказал помочь.
читать подробнее
Понедельник, 27 Ноября 2017 г.
15:52 Иллюстрация к балладе о бегающих слониках
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Как известно, Тоётоми Хидеёши впервые за столетия провел перепись земель (и отчасти населения) страны.
А осуществлялось это примерно так.
Официальная инструкция по проведению переписи, данная Асано Нагамасе, родичу и доверенному вассалу господина регента.
"В отношении земельного кадастра и таких вопросов, как определение ожидаемого урожая (тодай), вы должны следовать духу этого скрепленного киноварной печатью письма, как вас и проинструктировали позавчера. Будьте крайне тщательны во всем. Не совершайте ошибок по небрежности и не выходите за рамки данных вам полномочий.
Сим приказываю вам тщательно разъяснить все местным самураям (кокудзин) и крестьянам, так, чтобы они осознали [цели мероприятия]. Если окажется, что кто-то не подчинился этому приказу, то, если он владелец замка, осадите его в его замке, и по подобающем промедлении, убейте всех, кто находится в замке. Если же непослушание распространилось даже и среди крестьян, истребите все живое в одном или двух округах (го). Этому приказу надлежит строго подчиняться в более чем 60 провинциях страны и никакая ошибка по небрежности не может быть дозволена даже в [таких удаленных регионах] как Дэва и Осю. Если [в результате этого приказа] в стране появятся территории, которые некому обрабатывать, это вполне приемлемо. Вы должны понять дух этого письма и сделать все возможное для осуществления, проникнув в самое сердце гор и так далеко в море, куда достает весло. Если ваши усилия ослабеют, сам Кампаку (Хидеёши) прибудет, чтобы надзирать за работой.
Сим приказано. Немедленно ответьте, можете ли исполнить подобающим образом.
Восемнадцатый год Тэнсё [1590], восьмой месяц, 12 день.
Киноварная печать Хидеёши.
Господину Асано Нагамасе."
[подстрочник с английского мой]
И с этой инструкцией наперевес господин Асано Нагамаса поехал на север.
Пишет Antrekot:
Как известно, Тоётоми Хидеёши впервые за столетия провел перепись земель (и отчасти населения) страны.
А осуществлялось это примерно так.
Официальная инструкция по проведению переписи, данная Асано Нагамасе, родичу и доверенному вассалу господина регента.
"В отношении земельного кадастра и таких вопросов, как определение ожидаемого урожая (тодай), вы должны следовать духу этого скрепленного киноварной печатью письма, как вас и проинструктировали позавчера. Будьте крайне тщательны во всем. Не совершайте ошибок по небрежности и не выходите за рамки данных вам полномочий.
Сим приказываю вам тщательно разъяснить все местным самураям (кокудзин) и крестьянам, так, чтобы они осознали [цели мероприятия]. Если окажется, что кто-то не подчинился этому приказу, то, если он владелец замка, осадите его в его замке, и по подобающем промедлении, убейте всех, кто находится в замке. Если же непослушание распространилось даже и среди крестьян, истребите все живое в одном или двух округах (го). Этому приказу надлежит строго подчиняться в более чем 60 провинциях страны и никакая ошибка по небрежности не может быть дозволена даже в [таких удаленных регионах] как Дэва и Осю. Если [в результате этого приказа] в стране появятся территории, которые некому обрабатывать, это вполне приемлемо. Вы должны понять дух этого письма и сделать все возможное для осуществления, проникнув в самое сердце гор и так далеко в море, куда достает весло. Если ваши усилия ослабеют, сам Кампаку (Хидеёши) прибудет, чтобы надзирать за работой.
Сим приказано. Немедленно ответьте, можете ли исполнить подобающим образом.
Восемнадцатый год Тэнсё [1590], восьмой месяц, 12 день.
Киноварная печать Хидеёши.
Господину Асано Нагамасе."
[подстрочник с английского мой]
И с этой инструкцией наперевес господин Асано Нагамаса поехал на север.
Пятница, 24 Ноября 2017 г.
00:02 Баллада о приверженности этикету
Прекрасное с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Курода Нагамаса, сын Куроды Канбэя, унаследовал от отца воинский талант выдающихся пропорций, упорство - пропорций еще более выдающихся, а также вкус к риску, в масштабах, поражавших воображение современников. Неудивительно, что именно он командовал арьергардом японской армии в Корее - и держал Пусан, пока не ушли корабли. Неудивительно также, что в сражении при Сэкигахара он показал себя так, что Иэясу потом при всех поклялся: пока стоит дом Токугава, носящие имя Курода не смогут сказать, что их интересами пренебрегают.
Отцовского честолюбия Нагамаса не унаследовал, стремился откусить ровно столько, сколько мог переварить - и полагал, что страну целиком он переварить не сможет - что Токугава Иэясу считал большим достоинством в полководце такого класса.
А еще - как это часто бывает с детьми хиппи и прочих нарушителей конвенций - Курода Нагамаса имел привычку придерживаться всех мыслимых правил во всем и всегда, что, в сочетании с прочими его качествами, систематически давало интересные результаты.
Иллюстрация: то самое сражение под Сэкигахара, бой завис, куда прыгнет Кобаякава Такэаки, чья измена потом и решила исход сражения в пользу Токугава, пока непонятно. Иэясу пальцы себе уже сгрыз - и шлет верного человека на передовую к Куроде, с вопросом, что там у него с Кобаякавой.
Курода Нагамаса в это время некоторым образом ведет бой. И тут на него налетает тот курьер, Ямагами Гоэмон, и орет человеческим голосом "Косю! Эй, Косю, так переходит тюнагон [придворный статус Такэаки] на нашу сторону или нет?" Косю - название одного из личных владений Нагамасы. Обращение такого рода со стороны нижестоящего выглядело... да, в общем, затруднительно даже описать, как оно выглядело. Не как попытка назвать Генерального секретаря Лёнчиком, но немногим лучше. Курода вопль этот выслушал, пожал плечами и ответил: "Я об этом деле сейчас знаю не больше вашего. Но если он предаст и бросит своих людей на нас, что с того? Как мы идем сейчас, так прорваться сквозь людей Исиды и ударить на Укиту и Кобаякаву нам недолго. А сейчас, простите, я занят, мои люди нуждаются в руководстве." И нырнул обратно.
Вынырнув же в следующий раз, раздраженно сказал одному из своих штабных: "Этот человек, кажется, вообще не знает, что такое вежество. Да, конечно, у нас тут сражение идет, но это же не повод в такой вопиющей мере пренебрегать этикетом. Что он вообще имел в виду? Кричит тут "Косю! Косю!" как последний грубиян, будто это его собственный вопрос, а не слова досточтимого найдайдзина [среднего министра] Иэясу, на которые подобает давать ответ только спешившись? Невероятно."
То есть, для Куроды главным предметом претензий было не действительно редкого хамства обращение, а то, что оное хамство начисто исключило для него возможность ответить своему командующему, найдайдзину Иэясу, способом, соответствующим статусу их обоих. Спешившись и так далее. Посреди рукопашной, да. Потому что она - не повод.
Иэясу же всю эту эпопею выслушал с большим удовольствием - во-первых, если Курода Нагамаса считает, что он пройдет, значит он пройдет, во-вторых, если Курода Нагамаса за такие крики не оторвал кричащему голову, значит действительно числит Иэясу командующим и господином, по крайней мере, на сегодня, а в третьих, Кобаякава-то, в отличие от Куроды, ни талантом, ни злоупорностью, ни большим вкусом к риску не отличается... и перспектива встречи со всем этим не может его не подтолкнуть к политически верному решению - сменить сторону. Что и произошло.
Пишет Antrekot:
Курода Нагамаса, сын Куроды Канбэя, унаследовал от отца воинский талант выдающихся пропорций, упорство - пропорций еще более выдающихся, а также вкус к риску, в масштабах, поражавших воображение современников. Неудивительно, что именно он командовал арьергардом японской армии в Корее - и держал Пусан, пока не ушли корабли. Неудивительно также, что в сражении при Сэкигахара он показал себя так, что Иэясу потом при всех поклялся: пока стоит дом Токугава, носящие имя Курода не смогут сказать, что их интересами пренебрегают.
Отцовского честолюбия Нагамаса не унаследовал, стремился откусить ровно столько, сколько мог переварить - и полагал, что страну целиком он переварить не сможет - что Токугава Иэясу считал большим достоинством в полководце такого класса.
А еще - как это часто бывает с детьми хиппи и прочих нарушителей конвенций - Курода Нагамаса имел привычку придерживаться всех мыслимых правил во всем и всегда, что, в сочетании с прочими его качествами, систематически давало интересные результаты.
Иллюстрация: то самое сражение под Сэкигахара, бой завис, куда прыгнет Кобаякава Такэаки, чья измена потом и решила исход сражения в пользу Токугава, пока непонятно. Иэясу пальцы себе уже сгрыз - и шлет верного человека на передовую к Куроде, с вопросом, что там у него с Кобаякавой.
Курода Нагамаса в это время некоторым образом ведет бой. И тут на него налетает тот курьер, Ямагами Гоэмон, и орет человеческим голосом "Косю! Эй, Косю, так переходит тюнагон [придворный статус Такэаки] на нашу сторону или нет?" Косю - название одного из личных владений Нагамасы. Обращение такого рода со стороны нижестоящего выглядело... да, в общем, затруднительно даже описать, как оно выглядело. Не как попытка назвать Генерального секретаря Лёнчиком, но немногим лучше. Курода вопль этот выслушал, пожал плечами и ответил: "Я об этом деле сейчас знаю не больше вашего. Но если он предаст и бросит своих людей на нас, что с того? Как мы идем сейчас, так прорваться сквозь людей Исиды и ударить на Укиту и Кобаякаву нам недолго. А сейчас, простите, я занят, мои люди нуждаются в руководстве." И нырнул обратно.
Вынырнув же в следующий раз, раздраженно сказал одному из своих штабных: "Этот человек, кажется, вообще не знает, что такое вежество. Да, конечно, у нас тут сражение идет, но это же не повод в такой вопиющей мере пренебрегать этикетом. Что он вообще имел в виду? Кричит тут "Косю! Косю!" как последний грубиян, будто это его собственный вопрос, а не слова досточтимого найдайдзина [среднего министра] Иэясу, на которые подобает давать ответ только спешившись? Невероятно."
То есть, для Куроды главным предметом претензий было не действительно редкого хамства обращение, а то, что оное хамство начисто исключило для него возможность ответить своему командующему, найдайдзину Иэясу, способом, соответствующим статусу их обоих. Спешившись и так далее. Посреди рукопашной, да. Потому что она - не повод.
Иэясу же всю эту эпопею выслушал с большим удовольствием - во-первых, если Курода Нагамаса считает, что он пройдет, значит он пройдет, во-вторых, если Курода Нагамаса за такие крики не оторвал кричащему голову, значит действительно числит Иэясу командующим и господином, по крайней мере, на сегодня, а в третьих, Кобаякава-то, в отличие от Куроды, ни талантом, ни злоупорностью, ни большим вкусом к риску не отличается... и перспектива встречи со всем этим не может его не подтолкнуть к политически верному решению - сменить сторону. Что и произошло.
00:02 Супружество как объект процедуры
Прекрасное с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Одна из тех вещей, которые Хидеёши категорически запретил господам князьям, было заключение браков без уведомления и разрешения. Поскольку любой брак на этом уровне – это политический союз, а зачем нам тайные политические союзы?
Естественно, после его смерти порядок этот должен был сохраняться - любой контакт такого рода должен был идти через совет (пять регентов, пять администраторов).
Посреди всего этого господа Токугава и Датэ совершенно открыто сговариваются о браке между детьми - заключают и все такое прочее. Скандал. Комиссия. Очень высокая, выше нету. Иэясу смотрит на комиссию прозрачными глазами - закон запрещает ТАЙНО браки заключать. А мы, что, тайно? Мы громко, как положено, через посредника лицензированного, я полагал, вас уведомили - собственно, явно же уведомили, раз вы с этим тут вообще. Масамунэ смотрит на нее непрозрачным глазом - это как это, вы хотите сказать, что посредник заключенный брак не зарегистрировал, где положено? И вообще, нашли тайный брак – да о нем разве что в Макао не слыхали, то есть, пока не слыхали. Посредник бьется в истерике - у него и в мыслях не было, что ЭТО должен оформлять ОН - такие семьи... включая члена регентского совета... он был уверен, что разрешение уже получено.
Пат.
Понятно, что пока идут объяснения, все стороны еще и лихорадочно собирают войска (за сотню тысяч, однако) – но несмотря на высокую температуру в кабинетах, на улицы пока ничего не выплескивается.
Ну ладно, говорит совет. Раз такое дело, то формально виноват посредник, ему и рубим голову. Иэясу зеленеет и отвечает, что если совет, придравшись к такому делу, наладился рубить человека, который ему, Иэясу, оказал услугу, то следующим шагом он, Иэясу, будет рубить совет. Его новый родич пожимает плечами - как посмотреть на существо дела, так посредник все-таки виноват: если ты о таких вещах не докладываешь, так предупреди хоть, что не докладывал, во избежание вот таких недоразумений на всю страну, так что позиция выходит несколько уязвимой... Но, впрочем, предлагаемый метод решения проблемы настолько соблазнителен сам по себе, что демоны с ней, с позицией. Дорогой сват, где мне к вам удобнее пристроиться?
И все понимают, что это они ВСЕРЬЕЗ.
То есть, комиссия и сама с усами – а уж совет просто состоит из одних усов - но умирать компанией здесь, сейчас и по этому поводу тоже никому не хочется. И еще меньше хочется начинать войну в ситуации, когда непонятно, за кем преимущество (тем более, что фактический глава регентского совета Маэда Тошиэ не вполне уверен, на чьей он тут стороне).
Ну хорошо, значит нетайный, извините, что побеспокоили.
Отбой. Свадьба.
Пишет Antrekot:
Одна из тех вещей, которые Хидеёши категорически запретил господам князьям, было заключение браков без уведомления и разрешения. Поскольку любой брак на этом уровне – это политический союз, а зачем нам тайные политические союзы?
Естественно, после его смерти порядок этот должен был сохраняться - любой контакт такого рода должен был идти через совет (пять регентов, пять администраторов).
Посреди всего этого господа Токугава и Датэ совершенно открыто сговариваются о браке между детьми - заключают и все такое прочее. Скандал. Комиссия. Очень высокая, выше нету. Иэясу смотрит на комиссию прозрачными глазами - закон запрещает ТАЙНО браки заключать. А мы, что, тайно? Мы громко, как положено, через посредника лицензированного, я полагал, вас уведомили - собственно, явно же уведомили, раз вы с этим тут вообще. Масамунэ смотрит на нее непрозрачным глазом - это как это, вы хотите сказать, что посредник заключенный брак не зарегистрировал, где положено? И вообще, нашли тайный брак – да о нем разве что в Макао не слыхали, то есть, пока не слыхали. Посредник бьется в истерике - у него и в мыслях не было, что ЭТО должен оформлять ОН - такие семьи... включая члена регентского совета... он был уверен, что разрешение уже получено.
Пат.
Понятно, что пока идут объяснения, все стороны еще и лихорадочно собирают войска (за сотню тысяч, однако) – но несмотря на высокую температуру в кабинетах, на улицы пока ничего не выплескивается.
Ну ладно, говорит совет. Раз такое дело, то формально виноват посредник, ему и рубим голову. Иэясу зеленеет и отвечает, что если совет, придравшись к такому делу, наладился рубить человека, который ему, Иэясу, оказал услугу, то следующим шагом он, Иэясу, будет рубить совет. Его новый родич пожимает плечами - как посмотреть на существо дела, так посредник все-таки виноват: если ты о таких вещах не докладываешь, так предупреди хоть, что не докладывал, во избежание вот таких недоразумений на всю страну, так что позиция выходит несколько уязвимой... Но, впрочем, предлагаемый метод решения проблемы настолько соблазнителен сам по себе, что демоны с ней, с позицией. Дорогой сват, где мне к вам удобнее пристроиться?
И все понимают, что это они ВСЕРЬЕЗ.
То есть, комиссия и сама с усами – а уж совет просто состоит из одних усов - но умирать компанией здесь, сейчас и по этому поводу тоже никому не хочется. И еще меньше хочется начинать войну в ситуации, когда непонятно, за кем преимущество (тем более, что фактический глава регентского совета Маэда Тошиэ не вполне уверен, на чьей он тут стороне).
Ну хорошо, значит нетайный, извините, что побеспокоили.
Отбой. Свадьба.
Четверг, 23 Ноября 2017 г.
23:58 Маленькая баллада о вещах по-настоящему важных
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Камия Со:тан, торговец из Хаката и большой знаток чайной церемонии, зимой 1600 года записал в дневнике следующее:
«9 числа второго месяца 1600 года Ишида Мицунари принимал у себя Укиту Хидэиэ, Датэ Масамунэ, Коничи Юкинагу и меня. Использовали дайсу [специальную полочку-подставку для высших разновидностей чайной церемонии]. Чайница и чашки были из современной керамики, а все принадлежности – покупные. Разошлись по домам уже глубокой ночью. Обсуждали всевозможные темы и рассматривали множество примечательных и редких вещей. Пили виноградное винное и пятицветный ликер, привезенный из Нагасаки.» [подстрочник мой]
Зима 1600. Всем очевидно, что до конца года начнется война, запад и восток страну будут делить. И сидит, значит, в чайном домике эта компания – будущий фактический командующий и двое ведущих полководцев западной коалиции и второй человек в восточной (к зиме 1600 стороны уже более или менее определились), пьют чай и вино из Нагасаки, португальское, вероятно, обсуждают всякие разности – и явно получают большое удовольствие от всего происходящего и от общества друг друга. А кто, кого, сколько раз, каким образом и с каким результатом пытался, пытается и в ближайшее время будет пытаться убить, для чайной церемонии не имеет значения.
Пишет Antrekot:
Камия Со:тан, торговец из Хаката и большой знаток чайной церемонии, зимой 1600 года записал в дневнике следующее:
«9 числа второго месяца 1600 года Ишида Мицунари принимал у себя Укиту Хидэиэ, Датэ Масамунэ, Коничи Юкинагу и меня. Использовали дайсу [специальную полочку-подставку для высших разновидностей чайной церемонии]. Чайница и чашки были из современной керамики, а все принадлежности – покупные. Разошлись по домам уже глубокой ночью. Обсуждали всевозможные темы и рассматривали множество примечательных и редких вещей. Пили виноградное винное и пятицветный ликер, привезенный из Нагасаки.» [подстрочник мой]
Зима 1600. Всем очевидно, что до конца года начнется война, запад и восток страну будут делить. И сидит, значит, в чайном домике эта компания – будущий фактический командующий и двое ведущих полководцев западной коалиции и второй человек в восточной (к зиме 1600 стороны уже более или менее определились), пьют чай и вино из Нагасаки, португальское, вероятно, обсуждают всякие разности – и явно получают большое удовольствие от всего происходящего и от общества друг друга. А кто, кого, сколько раз, каким образом и с каким результатом пытался, пытается и в ближайшее время будет пытаться убить, для чайной церемонии не имеет значения.
23:57 Маэстро, урежьте...
Прекрасное с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Как-то раз собралась вечером в замке Эдо большая компания. И, как водилось в обычае, в какой-то момент разговор зашел об оружии. Нужно ли говорить, что к тому времени сакэ успело обойти всех? Нужно ли напоминать, что господин дракон и сакэ - вещи не то чтобы несовместные, но последствия непредсказуемы? В общем, к тому времени, как всем становится ясно, что пора сворачиваться, Като Ешиаки, провокатор вдруг спрашивает - мол, Датэ-доно, вы, как владетель столь обширных земель и все такое прочее, наверняка же клинок-то работы мастера Масамунэ носите, с вашим-то именем? И вот этот вакидзаси, что при вас - не таков ли?
Провокация двойная, потому что к тому времени все уж знают, что а) любимое и родное оружие господина дракона - тот самый "седлорез" и парный короткий клинок работы Кагэхидэ, вторая половина 13 века, и б) на такого рода вечеринки он железо старается вовсе не носить во избежание. Ну и, вроде бы, нету у него такого оружия.
Господин дракон, Датэ Масамунэ, смотрит на Като как лягушка на кузнечика и отвечает, что, да, носит, такую рифму не пропустил бы - но не сейчас, потому что сейчас они пить собирались - или у достопочтенного собутыльника возражения есть? А вернувшись домой в резиденцию - потребовал, мол, мне назавтра вакидзаси работы того самого. Ему... ваше чешуйчатое крылатое, нету. Как нету? Да так, нету. В коллекции в Эдо - нету. Вы ж не любите. Вот и нету. Меч есть. Тати который. А вакидзаси нету. Ну и в чем сложность, интересуется не успевший протрезветь, а потому крайне логичный господин князь? Это удлинить короткое сложно. А укоротить длинное просто. Меч есть, оружейник хороший есть - в общем, к утру чтоб было.
А поутру господин дракон проснулся - и обнаружил, что у него есть вакидзаси работы Масамунэ. А меча нет. Развел руками - вы мне и из пятистрочия трехстрочие сделаете тем же макаром, если я в пьяном виде того потребую? И луну на небе сократите? Так у луны хоть отрастет...
Но делать нечего, сам виноват. Укороченный клинок назвал в честь детской прически, а верней в честь строчки из Повести об Исэ - и на следующее собрание явился с ним. И естественно, поверг всех коллекционеров с Като Ешиаки во главе в долгосрочное обалдение, перешедшее в лихорадочные поиски - ибо если, вот, у Датэ-доно завалялся неучтенный вакидзаси работы Масамунэ... то мало ли что еще может где заваляться.
Пишет Antrekot:
Как-то раз собралась вечером в замке Эдо большая компания. И, как водилось в обычае, в какой-то момент разговор зашел об оружии. Нужно ли говорить, что к тому времени сакэ успело обойти всех? Нужно ли напоминать, что господин дракон и сакэ - вещи не то чтобы несовместные, но последствия непредсказуемы? В общем, к тому времени, как всем становится ясно, что пора сворачиваться, Като Ешиаки, провокатор вдруг спрашивает - мол, Датэ-доно, вы, как владетель столь обширных земель и все такое прочее, наверняка же клинок-то работы мастера Масамунэ носите, с вашим-то именем? И вот этот вакидзаси, что при вас - не таков ли?
Провокация двойная, потому что к тому времени все уж знают, что а) любимое и родное оружие господина дракона - тот самый "седлорез" и парный короткий клинок работы Кагэхидэ, вторая половина 13 века, и б) на такого рода вечеринки он железо старается вовсе не носить во избежание. Ну и, вроде бы, нету у него такого оружия.
Господин дракон, Датэ Масамунэ, смотрит на Като как лягушка на кузнечика и отвечает, что, да, носит, такую рифму не пропустил бы - но не сейчас, потому что сейчас они пить собирались - или у достопочтенного собутыльника возражения есть? А вернувшись домой в резиденцию - потребовал, мол, мне назавтра вакидзаси работы того самого. Ему... ваше чешуйчатое крылатое, нету. Как нету? Да так, нету. В коллекции в Эдо - нету. Вы ж не любите. Вот и нету. Меч есть. Тати который. А вакидзаси нету. Ну и в чем сложность, интересуется не успевший протрезветь, а потому крайне логичный господин князь? Это удлинить короткое сложно. А укоротить длинное просто. Меч есть, оружейник хороший есть - в общем, к утру чтоб было.
А поутру господин дракон проснулся - и обнаружил, что у него есть вакидзаси работы Масамунэ. А меча нет. Развел руками - вы мне и из пятистрочия трехстрочие сделаете тем же макаром, если я в пьяном виде того потребую? И луну на небе сократите? Так у луны хоть отрастет...
Но делать нечего, сам виноват. Укороченный клинок назвал в честь детской прически, а верней в честь строчки из Повести об Исэ - и на следующее собрание явился с ним. И естественно, поверг всех коллекционеров с Като Ешиаки во главе в долгосрочное обалдение, перешедшее в лихорадочные поиски - ибо если, вот, у Датэ-доно завалялся неучтенный вакидзаси работы Масамунэ... то мало ли что еще может где заваляться.
23:56 Баллада о соблюдении приличий
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Замечательный полководец, а так же прохиндей и пролаза, Курода Канбэй был незаурядно любопытен и падок на все новое во всех мыслимых отношениях. Поэтому, когда в Поднебесной появилась новая религия, он ею, конечно же, заинтересовался. Обнюхал. Распробовал. И решил, что ему нравится. А если нравится - значит берем. Так он и сделался из Канбэя доном Симеоном. Но тут случилась некая неурядица - господин регент возьми и запрети христианство. Кто такой Курода, чтобы спорить с уважаемым человеком по такому пустяковому вопросу? Собственно, дело верного вассала выполнить и перевыполнить - так что Курода не просто сменил религию обратно, а даже постригся в буддистские монахи, взяв себе имя Дзёсуи. Все бы хорошо, только при ретранскрипции получается что? Хесус-Джошуа-Иегошуа-Иисус. А что? Чем плохое монашеское имя? Желающих спрашивать у Куроды, как оно соотносится с буддизмом, как-то не нашлось. И слава богу, потому что от крещения менее замечательным полководцем и менее коварным и эффективным политиком Курода Дзёсуи не стал - и спросившим могло так или иначе сильно не поздоровиться. А какому именно богу слава - поинтересуйтесь у Куроды.
Пишет Antrekot:
Замечательный полководец, а так же прохиндей и пролаза, Курода Канбэй был незаурядно любопытен и падок на все новое во всех мыслимых отношениях. Поэтому, когда в Поднебесной появилась новая религия, он ею, конечно же, заинтересовался. Обнюхал. Распробовал. И решил, что ему нравится. А если нравится - значит берем. Так он и сделался из Канбэя доном Симеоном. Но тут случилась некая неурядица - господин регент возьми и запрети христианство. Кто такой Курода, чтобы спорить с уважаемым человеком по такому пустяковому вопросу? Собственно, дело верного вассала выполнить и перевыполнить - так что Курода не просто сменил религию обратно, а даже постригся в буддистские монахи, взяв себе имя Дзёсуи. Все бы хорошо, только при ретранскрипции получается что? Хесус-Джошуа-Иегошуа-Иисус. А что? Чем плохое монашеское имя? Желающих спрашивать у Куроды, как оно соотносится с буддизмом, как-то не нашлось. И слава богу, потому что от крещения менее замечательным полководцем и менее коварным и эффективным политиком Курода Дзёсуи не стал - и спросившим могло так или иначе сильно не поздоровиться. А какому именно богу слава - поинтересуйтесь у Куроды.
23:54 Техника собственной безопасности
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Господин дракон очень плохо переносил спиртное, то есть очень хорошо, то есть катастрофически. Потому что пьянел мгновенно и вдребезги, и от, в целом, следовых количеств – но вот физического выражения это опьянение не получало. Язык не заплетался, координация движений не страдала. Зато все слои и слои сдерживающих механизмов отказывали полностью и сразу. Последствия в данном исполнении можете себе представить сами. Хорошо, если дело обходилось очередным кулинарно-изобретательским запоем (любил и умел готовить и угощать всех подвернувшихся приготовленным, что в те времена для человека его положения было крайне неподобающим хобби), сеансом музицирования на сутки-двое (флейта еще терпимо, а вот барабан-тайко – это уже по классу кулинарии, хотя господину регенту, говорят, нравилось) или какой-нибудь сумасшедшей охотой (социально приемлемо, но шею свернуть могли все) – но он же политикой в этом состоянии пытался заниматься.
Пытался – тут ключевое слово. Потому что собственные политические поползновения в виде нетрезвом раздражали даже самого господина дракона в виде трезвом (всех остальных они просто вгоняли в ужас, потому что в сравнении соревнование, кто соберет больше птичьих яиц на вертикальном склоне, выглядело верхом благоразумия). Поэтому ближний круг получил на сей предмет очень четкие распоряжения: (а) приказов, отданных в этом состоянии, по возможности не исполнять (понятно, что может и не получиться); (б) никого важного не подпускать ни при каких обстоятельствах и под любыми предлогами; (в) в случае, если мероприятие происходит на чужой территории и избежать его никак нельзя, позаботиться, чтобы обошлось без неподходящих жертв и разрушений, о правилах вежливости по отношению к вышестоящему для такого случая – забыть.
Окружение старалось исполнять. О случае класса (б) существует история о том, как Датэ пропустил встречу с господином сёгуном, Токугавой Хидэтадой. Свита ссылалась на болезнь, им конечно не очень поверили, но сделали вид, что верят, а на самом деле ближний круг посмотрел на начальство и счел, что проще явным образом солгать сёгуну, чем допустить, чтобы тот – в самом лучшем случае – выслушал все, что господин дракон может сказать, когда его ничто не держит за язык (при том, что он и когда держит-то способен выразиться на сто сорок четыре государственных измены в пределах одной фразы).
А насколько серьезно господин дракон относится к случаям класса (в) выяснилось случайно, когда в процессе какого-то банкета кто-то из сёгунских слуг решил воспользоваться случаем и потихоньку полез посмотреть на знаменитый меч-«седлорез» (*) – ну и обнаружил в ножнах бамбуковый заменитель, которым убить конечно тоже можно, но несколько более затруднительно.
Да, а спрашивается, зачем он вообще тогда пил – ну, помимо неизбежных официальных ситуаций (когда как раз старался не пить)? Ответ прост – вкус нравился.
(*) прозванный так за то, что однажды в ходе сражения хозяин разрубил им всадника – естественно, одоспешенного – вместе с частью седла.
Пишет Antrekot:
Господин дракон очень плохо переносил спиртное, то есть очень хорошо, то есть катастрофически. Потому что пьянел мгновенно и вдребезги, и от, в целом, следовых количеств – но вот физического выражения это опьянение не получало. Язык не заплетался, координация движений не страдала. Зато все слои и слои сдерживающих механизмов отказывали полностью и сразу. Последствия в данном исполнении можете себе представить сами. Хорошо, если дело обходилось очередным кулинарно-изобретательским запоем (любил и умел готовить и угощать всех подвернувшихся приготовленным, что в те времена для человека его положения было крайне неподобающим хобби), сеансом музицирования на сутки-двое (флейта еще терпимо, а вот барабан-тайко – это уже по классу кулинарии, хотя господину регенту, говорят, нравилось) или какой-нибудь сумасшедшей охотой (социально приемлемо, но шею свернуть могли все) – но он же политикой в этом состоянии пытался заниматься.
Пытался – тут ключевое слово. Потому что собственные политические поползновения в виде нетрезвом раздражали даже самого господина дракона в виде трезвом (всех остальных они просто вгоняли в ужас, потому что в сравнении соревнование, кто соберет больше птичьих яиц на вертикальном склоне, выглядело верхом благоразумия). Поэтому ближний круг получил на сей предмет очень четкие распоряжения: (а) приказов, отданных в этом состоянии, по возможности не исполнять (понятно, что может и не получиться); (б) никого важного не подпускать ни при каких обстоятельствах и под любыми предлогами; (в) в случае, если мероприятие происходит на чужой территории и избежать его никак нельзя, позаботиться, чтобы обошлось без неподходящих жертв и разрушений, о правилах вежливости по отношению к вышестоящему для такого случая – забыть.
Окружение старалось исполнять. О случае класса (б) существует история о том, как Датэ пропустил встречу с господином сёгуном, Токугавой Хидэтадой. Свита ссылалась на болезнь, им конечно не очень поверили, но сделали вид, что верят, а на самом деле ближний круг посмотрел на начальство и счел, что проще явным образом солгать сёгуну, чем допустить, чтобы тот – в самом лучшем случае – выслушал все, что господин дракон может сказать, когда его ничто не держит за язык (при том, что он и когда держит-то способен выразиться на сто сорок четыре государственных измены в пределах одной фразы).
А насколько серьезно господин дракон относится к случаям класса (в) выяснилось случайно, когда в процессе какого-то банкета кто-то из сёгунских слуг решил воспользоваться случаем и потихоньку полез посмотреть на знаменитый меч-«седлорез» (*) – ну и обнаружил в ножнах бамбуковый заменитель, которым убить конечно тоже можно, но несколько более затруднительно.
Да, а спрашивается, зачем он вообще тогда пил – ну, помимо неизбежных официальных ситуаций (когда как раз старался не пить)? Ответ прост – вкус нравился.
(*) прозванный так за то, что однажды в ходе сражения хозяин разрубил им всадника – естественно, одоспешенного – вместе с частью седла.
Понедельник, 20 Ноября 2017 г.
14:19 Взаимно-предынфарктное с легкой сменой состава
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
В 1613 году Датэ Масамунэ отправил в Новую Испанию и далее в Европу посольство – к его святейшеству папе, испанскому королю и не только (о чем мы обязательно расскажем отдельно). Господин сёгун-в-отставке Токугава Иэясу, а так же сын его, действующий сёгун Токугава Хидэтада были прекрасно осведомлены о сем проекте, собственно, падре Сотело в этой миссии именно сёгуна и представлял. Однако, как выяснилось, некие подробности остались за кадром, так что в сентябре-октябре 1616, когда уже после смерти Иэясу в Эдо дошли кое-какие новости из, по-моему, Макао, между Эдо и Сэндаем состоялся следующий обмен письмами и сообщениями, приводимый в подобающем случаю пересказе:
ТХ: "Слушайте, я тут случайного священника поймал, вы что, действительно в письме к испанскому королю называли себя самостоятельным правителем, признающим власть императора? И предлагали ему соглашение о взаимном беспошлинном открытии портов?"
ДМ: "Ну да, а что? И вообще, кто санкционировал это посольство?"
ТХ: "Ну я, но _этого_ документа я не читал."
ДМ: "С ума сойти, а шпионы ваши куда смотрели? И кстати, этот ваш адмирал из моих бумаг вообще не вылезал. Собственно, оба не вылезали."
ТХ: "Представления не имею, куда они оба смотрели."
ДМ: "Ну ладно, я пришлю вам копию."
ТХ: (прочитав) "ЧТОООООООООООООО?"
(Вопль слышен не только за стенами замка, но и вообще надо всеми островами, так что зав. английской факторией Ричард Кокс отмечает в девнике за 15 октября, что сёгунат вовсю ищет головы «Масамунэ Доно». Между прочим, второй раз за этот год, первый был в августе.)
ТХ: (выдохнув) "То есть, я хотел сказать "что?"."
ДМ: "Ну что-что... все равно, кажется, не получилось."
ТХ: "Как не получилось?"
ДМ: "Не клюнули. По крайней мере, в Маниле так говорят."
ТХ: "Откуда вы знаете, что там говорят?"
ДМ: "А я вторую экспедицию послал, узнать, куда подевалась первая."
ТХ: "ЧТОООООООООООООО? Кхм - и что?"
ДМ: "И кажется не выгорело."
ТХ: "Вот это - и не выгорело?"
ДМ: "Представьте себе."
ТХ: "Идиоты эти южные варвары."
ДМ: "Вот и я так думаю. Кстати, так мы воюем или нет?"
ТХ: "Да ну вас с вашими... приезжайте, чаю выпьем."
Пишет Antrekot:
В 1613 году Датэ Масамунэ отправил в Новую Испанию и далее в Европу посольство – к его святейшеству папе, испанскому королю и не только (о чем мы обязательно расскажем отдельно). Господин сёгун-в-отставке Токугава Иэясу, а так же сын его, действующий сёгун Токугава Хидэтада были прекрасно осведомлены о сем проекте, собственно, падре Сотело в этой миссии именно сёгуна и представлял. Однако, как выяснилось, некие подробности остались за кадром, так что в сентябре-октябре 1616, когда уже после смерти Иэясу в Эдо дошли кое-какие новости из, по-моему, Макао, между Эдо и Сэндаем состоялся следующий обмен письмами и сообщениями, приводимый в подобающем случаю пересказе:
ТХ: "Слушайте, я тут случайного священника поймал, вы что, действительно в письме к испанскому королю называли себя самостоятельным правителем, признающим власть императора? И предлагали ему соглашение о взаимном беспошлинном открытии портов?"
ДМ: "Ну да, а что? И вообще, кто санкционировал это посольство?"
ТХ: "Ну я, но _этого_ документа я не читал."
ДМ: "С ума сойти, а шпионы ваши куда смотрели? И кстати, этот ваш адмирал из моих бумаг вообще не вылезал. Собственно, оба не вылезали."
ТХ: "Представления не имею, куда они оба смотрели."
ДМ: "Ну ладно, я пришлю вам копию."
ТХ: (прочитав) "ЧТОООООООООООООО?"
(Вопль слышен не только за стенами замка, но и вообще надо всеми островами, так что зав. английской факторией Ричард Кокс отмечает в девнике за 15 октября, что сёгунат вовсю ищет головы «Масамунэ Доно». Между прочим, второй раз за этот год, первый был в августе.)
ТХ: (выдохнув) "То есть, я хотел сказать "что?"."
ДМ: "Ну что-что... все равно, кажется, не получилось."
ТХ: "Как не получилось?"
ДМ: "Не клюнули. По крайней мере, в Маниле так говорят."
ТХ: "Откуда вы знаете, что там говорят?"
ДМ: "А я вторую экспедицию послал, узнать, куда подевалась первая."
ТХ: "ЧТОООООООООООООО? Кхм - и что?"
ДМ: "И кажется не выгорело."
ТХ: "Вот это - и не выгорело?"
ДМ: "Представьте себе."
ТХ: "Идиоты эти южные варвары."
ДМ: "Вот и я так думаю. Кстати, так мы воюем или нет?"
ТХ: "Да ну вас с вашими... приезжайте, чаю выпьем."
Воскресенье, 19 Ноября 2017 г.
11:54 Окубо Тадатака
Прекрасное с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Баллада о том, как Иэясу Токугава счел бережливость чрезмерной
Окубо Хикодзаэмон, он же Окубо Тадатака, он же автор бессмертной "Микава-моногатари", был неплохим командиром, замечательным бойцом (господину жизнь спасал неоднократно) и талантливым писателем — но язык за зубами у него держать не получалось. В принципе. Особенно если на язык подворачивалось что-то смешное. Вне зависимости от статуса собеседника и возможных очевидных последствий. Несвойственно ему это было. Его счастье, что Токугаве Иэясу было несвойственно разбрасываться людьми, особенно потомственными вассалами, особенно такими лояльными и полезными. Поэтому вопрос с длиной и неуправляемостью хикодзаэмонова языка был в какой-то момент решен раз и навсегда — и вовсе не так, как вы подумали. Полезному вассалу в качестве награды попросту разрешили говорить, что хочется — особам любого ранга. Сначала в княжестве — а потом в стране.
В результате Окубо счастливо дожил до 80 лет и в хрониках своих пел господину совершенно искренние дифирамбы.
Но уж и количество инцидентов с его участием было таково, что на отдельную книжку бы хватило.
Например. Позвал как-то князь Токугава всяческих вельмож в гости - и - принимать-то гостей надо, как положено, а не как хочется - подали на столики, в числе прочего, то самое знаменитое блюдо из журавля. Деликатес из деликатесов.
И после пира интересуется Иэясу у верного вассала - как ему блюдо.
— Да ничего так, — отзывается Хикодзаэмон. — Но вообще-то для меня в нем и не было ничего особенного. Я такое частенько ем.
Тут Иэясу несколько удивился. Во-первых, блюдо было и правда дорогое и редкое. Мало кто мог себе позволить есть такое регулярно. А во-вторых, практически никто из позволявших не был настолько самоубийцей, чтобы рассказывать об этом — ему. Самому большому поборнику скромности, бережливости и протягивания ножек по одежке по все три стороны моря. Но привилегия есть привилегия.
— Однако. — говорит Иэясу. — Ну раз ты это часто ешь, так, может, как-нибудь и меня угостишь?
— Да завтра же! — радостно отвечает вассал и уносится.
С утра он под воротами с огромной охапкой зелени и овощей. Вот, говорит, принес. Ничего, окромя этого, вчера в моей посуде не было. Ни волокнышка журавлиного. Хотя, мало ли, может оно просто называется так... (До концепции "фальшивого зайца" Присолнечная тогда еще не дошла.)
Иэясу посмеялся - а позже все-таки вызвал поваров и сказал, что хотя бережливость и скромность - высокие добродетели, но совесть все же нужно иметь. Особенно, если в числе гостей - Окубо. Потому что кто другой промолчит из вежества или страха, а этот же не станет.
Баллада о возвращенных головах
Был у Окубо сосед - и, видно, тот ему тоже что-то такое сказал или как-то пошутил, потому что сосед спал и видел, как бы с Окубо рассчитаться - но тоже смешно и нелетально. Поэтому обнаружив, что у того на краю усадьбы посадили замечательные дыни, сосед озаботился тем, чтобы плети перекинулись через забор. И когда дыни созрели, срезал их все - и послал в соседнюю усадьбу с уведомлением, что, мол, обитатели окубовской вторглись на его территорию и он порубил им головы - что является его законным правом. Ответ не замедлил. Окубо написал, что вторжение он и сам наблюдал, жаловаться тут нечего, зарубили и зарубили, но правила вежества-то в таких случаях требуют отдать тела обратно - для похорон. Соседи мы иль не соседи? Сосед икнул, плюнул и дыни вернул. И даже не стал настаивать на том, чтобы их и впрямь похоронили - а то мало ли что тот еще придумает.
Небаллада о роскоши и средствах передвижения
А изображают этого милого господина систематически вот так
Потому что после очередного ужесточения правил поведения, в частности, запрещавшего лицам ниже определенного звания путешествовать в паланкинах - дабы установилась в обществе должная стратификация, Окубо завел манеру демонстративно ездить во дворец в здоровенной кадушке для белья. Не паланкин? Не паланкин. И отстаньте от пожилого человека
Пишет Antrekot:
Баллада о том, как Иэясу Токугава счел бережливость чрезмерной
Окубо Хикодзаэмон, он же Окубо Тадатака, он же автор бессмертной "Микава-моногатари", был неплохим командиром, замечательным бойцом (господину жизнь спасал неоднократно) и талантливым писателем — но язык за зубами у него держать не получалось. В принципе. Особенно если на язык подворачивалось что-то смешное. Вне зависимости от статуса собеседника и возможных очевидных последствий. Несвойственно ему это было. Его счастье, что Токугаве Иэясу было несвойственно разбрасываться людьми, особенно потомственными вассалами, особенно такими лояльными и полезными. Поэтому вопрос с длиной и неуправляемостью хикодзаэмонова языка был в какой-то момент решен раз и навсегда — и вовсе не так, как вы подумали. Полезному вассалу в качестве награды попросту разрешили говорить, что хочется — особам любого ранга. Сначала в княжестве — а потом в стране.
В результате Окубо счастливо дожил до 80 лет и в хрониках своих пел господину совершенно искренние дифирамбы.
Но уж и количество инцидентов с его участием было таково, что на отдельную книжку бы хватило.
Например. Позвал как-то князь Токугава всяческих вельмож в гости - и - принимать-то гостей надо, как положено, а не как хочется - подали на столики, в числе прочего, то самое знаменитое блюдо из журавля. Деликатес из деликатесов.
И после пира интересуется Иэясу у верного вассала - как ему блюдо.
— Да ничего так, — отзывается Хикодзаэмон. — Но вообще-то для меня в нем и не было ничего особенного. Я такое частенько ем.
Тут Иэясу несколько удивился. Во-первых, блюдо было и правда дорогое и редкое. Мало кто мог себе позволить есть такое регулярно. А во-вторых, практически никто из позволявших не был настолько самоубийцей, чтобы рассказывать об этом — ему. Самому большому поборнику скромности, бережливости и протягивания ножек по одежке по все три стороны моря. Но привилегия есть привилегия.
— Однако. — говорит Иэясу. — Ну раз ты это часто ешь, так, может, как-нибудь и меня угостишь?
— Да завтра же! — радостно отвечает вассал и уносится.
С утра он под воротами с огромной охапкой зелени и овощей. Вот, говорит, принес. Ничего, окромя этого, вчера в моей посуде не было. Ни волокнышка журавлиного. Хотя, мало ли, может оно просто называется так... (До концепции "фальшивого зайца" Присолнечная тогда еще не дошла.)
Иэясу посмеялся - а позже все-таки вызвал поваров и сказал, что хотя бережливость и скромность - высокие добродетели, но совесть все же нужно иметь. Особенно, если в числе гостей - Окубо. Потому что кто другой промолчит из вежества или страха, а этот же не станет.
Баллада о возвращенных головах
Был у Окубо сосед - и, видно, тот ему тоже что-то такое сказал или как-то пошутил, потому что сосед спал и видел, как бы с Окубо рассчитаться - но тоже смешно и нелетально. Поэтому обнаружив, что у того на краю усадьбы посадили замечательные дыни, сосед озаботился тем, чтобы плети перекинулись через забор. И когда дыни созрели, срезал их все - и послал в соседнюю усадьбу с уведомлением, что, мол, обитатели окубовской вторглись на его территорию и он порубил им головы - что является его законным правом. Ответ не замедлил. Окубо написал, что вторжение он и сам наблюдал, жаловаться тут нечего, зарубили и зарубили, но правила вежества-то в таких случаях требуют отдать тела обратно - для похорон. Соседи мы иль не соседи? Сосед икнул, плюнул и дыни вернул. И даже не стал настаивать на том, чтобы их и впрямь похоронили - а то мало ли что тот еще придумает.
Небаллада о роскоши и средствах передвижения
А изображают этого милого господина систематически вот так
Потому что после очередного ужесточения правил поведения, в частности, запрещавшего лицам ниже определенного звания путешествовать в паланкинах - дабы установилась в обществе должная стратификация, Окубо завел манеру демонстративно ездить во дворец в здоровенной кадушке для белья. Не паланкин? Не паланкин. И отстаньте от пожилого человека
11:52 Баллада о лжи, верности и подобающем количестве покойников
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
"Когда божественный господин [Иэясу Токугава] отправился в Киото в годы Кэйтё, его принимал градоначальник Киото, владетель Итакура Кацусигэ. Господин даровал ему аудиенцию у Авата-гути [въезд в Киото по тракту Токайдо]. Божественный господин спросил: "Ты уже три года градоначальником здесь. Скольких преступников ты предал смерти?" Господин Итакура ответствовал: "Троих преступников приговорил я к смерти и казнил." "Трое за три года - это много.", вздохнул божественный господин и только потом осведомился, все ли в порядке при [императорском] дворе. Между тем, ответ господина Итакуры о трех казнях, был далек от истины. В действительности, казненные исчислялись многими дюжинами и "трое" ни в какой мере не приближалось к реальности. Этой ложью господин Итакура выражал преданность свою божественному господину. Ибо, когда божественный господин задал вопрос, рядом находилось несколько киотских горожан более низкого положения (славных своей привычкой стоять на своем, когда дело касалось градоначальников). Когда они услышали этот разговор с господином Итакурой, они подумали "Наш правитель воистину милостивый человек - он явно дал понять, что для него жалкие три казни за три года - и те лишние. И как любезно с его стороны спросить об этом, прежде чем он поинтересовался делами двора. А вот господин Итакура, наоборот, человек бездушный. Сказал, что казнил троих, а, между тем, речь идет о дюжинах и дюжинах. Надо бы его поберечься." И страх перед господином Итакурой принес в город мир и порядок. Да, верность людей того времени измерялась иной меркой."
анонимный Буё Инси.
Пишет Antrekot:
"Когда божественный господин [Иэясу Токугава] отправился в Киото в годы Кэйтё, его принимал градоначальник Киото, владетель Итакура Кацусигэ. Господин даровал ему аудиенцию у Авата-гути [въезд в Киото по тракту Токайдо]. Божественный господин спросил: "Ты уже три года градоначальником здесь. Скольких преступников ты предал смерти?" Господин Итакура ответствовал: "Троих преступников приговорил я к смерти и казнил." "Трое за три года - это много.", вздохнул божественный господин и только потом осведомился, все ли в порядке при [императорском] дворе. Между тем, ответ господина Итакуры о трех казнях, был далек от истины. В действительности, казненные исчислялись многими дюжинами и "трое" ни в какой мере не приближалось к реальности. Этой ложью господин Итакура выражал преданность свою божественному господину. Ибо, когда божественный господин задал вопрос, рядом находилось несколько киотских горожан более низкого положения (славных своей привычкой стоять на своем, когда дело касалось градоначальников). Когда они услышали этот разговор с господином Итакурой, они подумали "Наш правитель воистину милостивый человек - он явно дал понять, что для него жалкие три казни за три года - и те лишние. И как любезно с его стороны спросить об этом, прежде чем он поинтересовался делами двора. А вот господин Итакура, наоборот, человек бездушный. Сказал, что казнил троих, а, между тем, речь идет о дюжинах и дюжинах. Надо бы его поберечься." И страх перед господином Итакурой принес в город мир и порядок. Да, верность людей того времени измерялась иной меркой."
анонимный Буё Инси.
11:50 Баллада о красных бобах, волшебных мечах и опасном городе Киото
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
часть первая, мифологическая
Жил-был посредь шестнадцатого века в деревне Оицу, что в Микава, некий крестьянин. И как-то повезло ему не то купить, не то подобрать где-то красивый большой меч. Большой, значит большой, одати, сантиметров на 90. Вопрос, зачем в один прекрасный день крестьянин потащил этакую бандуру с собой на поле, остается открытым. Видимо, что-то знал, Микава в те времена покой даже и не снился. Но потащил. И собирал себе урожай – а тут гроза. Жуткая, с ясного неба. И молнии в землю так и бьют. Перепугался крестьянин, меч схватил, над головой выставил – а сам молится «Защитите, благие боги!» Гроза тут же и прошла. Смотрит крестьянин – а у меча-то верхняя треть красная, потеки характерные такие… Ками благие, это ж он, пока в небо наобум тыкался, получается, бога-громовика зарезал, что ж теперь будет?
Но крестьяне на то и крестьяне, чтоб здравый смысл в них брал верх надо всеми прочими состояниями. Урожай собирал? Собирал. Какой? А бобы адзуки. А они какого цвета? А красного же. А мешок как держал? Проверил – ну так и есть. Меч ножны прорезал, мешок прорезал, вместо бобов уже почти каша, оттуда и потеки. Никакого святотатства, только меч острый замечательно.
Крестьянин в деревне похвастался, слух пошел – и через недолгое время приехал туда самурай-сосед, посмотреть редкостный меч. Возможно, сами понимаете, ради этого вся история и затевалась. Но меч оказался и правда хорош, враки там не враки, и работы доброго мастера, Фудзивара Канэмицу, чье клеймо местным не подделать никак, так что самурай, а звали его Такэмата Томоцуна, клинок все равно купил. И не прогадал – в следующем бою обнаружил, что остер и прочен новый меч удивительно – доспех рубит и не щербится. Так что об оружии прослышал уже Уэсуги Кэнсин – и возжелал его себе, ибо был до качественного железа большой охотник. Ну, а не давать Кэнсину желаемого для земляного самурая себе дороже. Подарил Такэмата князю меч – и вознагражден был сторицей, а его имя Кэнсин к названию меча прибавил – уже из вежливости. И стал меч зваться Такэмата-Канэмицу.
И случилось так, что в очередном, третьем по счету, сражении у, кто бы мог подумать, Каванакадзима, прямо на Кэнсина вдруг как из под земли возьми и выскочи вражеский аркебузир, уже готовый стрелять. Князь головы не потерял, коня в прыжок поднял – не от противника, а к нему – и рубанул тем самым мечом. А дальше уже не смотрел, сражение не позволило. Смотрели потом люди его противника, Такеда, когда мертвых и раненых собирали. Лежит, понимаете ли, стрелок. Сам в двух частях и аркебуза его, тэппо, в том же состоянии.
Вот после этого случая и стали говорить, что крестьянин-то, первый хозяин, соврал… но в другом. Не про качество меча, а про бобы. Ранил он-таки громовика-то, как пить дать (убить даже таким мечом ему не под силу было) – а про бобы потом выдумал, чтобы соседи из страха перед местью разгневанного божества с ним чего дурного не сделали.
читать подробнее
Пишет Antrekot:
часть первая, мифологическая
Жил-был посредь шестнадцатого века в деревне Оицу, что в Микава, некий крестьянин. И как-то повезло ему не то купить, не то подобрать где-то красивый большой меч. Большой, значит большой, одати, сантиметров на 90. Вопрос, зачем в один прекрасный день крестьянин потащил этакую бандуру с собой на поле, остается открытым. Видимо, что-то знал, Микава в те времена покой даже и не снился. Но потащил. И собирал себе урожай – а тут гроза. Жуткая, с ясного неба. И молнии в землю так и бьют. Перепугался крестьянин, меч схватил, над головой выставил – а сам молится «Защитите, благие боги!» Гроза тут же и прошла. Смотрит крестьянин – а у меча-то верхняя треть красная, потеки характерные такие… Ками благие, это ж он, пока в небо наобум тыкался, получается, бога-громовика зарезал, что ж теперь будет?
Но крестьяне на то и крестьяне, чтоб здравый смысл в них брал верх надо всеми прочими состояниями. Урожай собирал? Собирал. Какой? А бобы адзуки. А они какого цвета? А красного же. А мешок как держал? Проверил – ну так и есть. Меч ножны прорезал, мешок прорезал, вместо бобов уже почти каша, оттуда и потеки. Никакого святотатства, только меч острый замечательно.
Крестьянин в деревне похвастался, слух пошел – и через недолгое время приехал туда самурай-сосед, посмотреть редкостный меч. Возможно, сами понимаете, ради этого вся история и затевалась. Но меч оказался и правда хорош, враки там не враки, и работы доброго мастера, Фудзивара Канэмицу, чье клеймо местным не подделать никак, так что самурай, а звали его Такэмата Томоцуна, клинок все равно купил. И не прогадал – в следующем бою обнаружил, что остер и прочен новый меч удивительно – доспех рубит и не щербится. Так что об оружии прослышал уже Уэсуги Кэнсин – и возжелал его себе, ибо был до качественного железа большой охотник. Ну, а не давать Кэнсину желаемого для земляного самурая себе дороже. Подарил Такэмата князю меч – и вознагражден был сторицей, а его имя Кэнсин к названию меча прибавил – уже из вежливости. И стал меч зваться Такэмата-Канэмицу.
И случилось так, что в очередном, третьем по счету, сражении у, кто бы мог подумать, Каванакадзима, прямо на Кэнсина вдруг как из под земли возьми и выскочи вражеский аркебузир, уже готовый стрелять. Князь головы не потерял, коня в прыжок поднял – не от противника, а к нему – и рубанул тем самым мечом. А дальше уже не смотрел, сражение не позволило. Смотрели потом люди его противника, Такеда, когда мертвых и раненых собирали. Лежит, понимаете ли, стрелок. Сам в двух частях и аркебуза его, тэппо, в том же состоянии.
Вот после этого случая и стали говорить, что крестьянин-то, первый хозяин, соврал… но в другом. Не про качество меча, а про бобы. Ранил он-таки громовика-то, как пить дать (убить даже таким мечом ему не под силу было) – а про бобы потом выдумал, чтобы соседи из страха перед местью разгневанного божества с ним чего дурного не сделали.
читать подробнее
Суббота, 18 Ноября 2017 г.
15:51 Взаимно-предынфарктное, серия эн
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
1619 или 1620 год, Эдо. Господин сёгун, Токугава Хидэтада, по всем рассказам - мрачная и неприятная личность без чувства юмора, и господин дракон, ныне владелец неприлично большого хозяйства со столицей в Сендае - крайне неприятная личность с чувством юмора (что усугубляет) играют в го и говорят, естественно, о тактике и стратегии.
И господин дракон отмечает, что замок в Эдо, конечно же, очень хороший замок и ориентирован на восток, что вдвойне разумно (с учетом того, кто у нас располагается на востоке, включая его самого), но вот когда в один прекрасный день под городом Эдо обнаружится его армия, она этот город - и замок - возьмет. Вот оттуда, со стороны Хонго, с холма.
Господин сёгун кивает, делает ход и интересуется, а что бы предпринял собеседник, если бы ему каким-нибудь вывертом судьбы пришлось оборонять этот город.
Ну как что... во-первых, чуть срезал бы холм, чтобы там не так приятно было располагать артиллерию, во-вторых, выдвинул бы вон ту стену вот сюда, а в третьих, выкопал бы нормальный внешний ров, благо с водой нет никаких затруднений - и провел бы его границу по подножию того самого холма.
А вас не затруднит сделать это для меня?
Совершенно не затруднит.
Действительно?
Ну конечно же. Эдо, в конце концов, можно взять и с другого направления.
В общем, тот ров, ныне поглощенный современным Токио, так и назывался сендайским.
А вот в Сендае система внешних укреплений блистает отсутствием. Их там нет. И никогда не было. Потому что на мелочи и цитадели вполне хватит, а если враг вооруженной силой прошел через оба круга крепостей(*) и армию в поле, значит все, приехали и нечего переводить продукт.
(*) Вообще-то Токугава крепости не очень приветствовали и в норме придерживались политики «одно владение – один замок». Ну с учетом личных льгот и особых разрешений в среднем получалось все же два-три на княжество. А тут крепостей, фортов и прочих оборонительных сооружений было, если не ошибаюсь, за полсотни. И все остались на месте. Официально - в виду айнов на севере и Новой Испании на траверзе, а по факту из-за того, что господа Токугава, как разумные люди, предпочитали не отдавать распоряжений, которые заведомо не будут исполнены, и не прижимать к теплой стенке то, что, будучи оставлено в покое, более или менее признает их власть.
Пишет Antrekot:
1619 или 1620 год, Эдо. Господин сёгун, Токугава Хидэтада, по всем рассказам - мрачная и неприятная личность без чувства юмора, и господин дракон, ныне владелец неприлично большого хозяйства со столицей в Сендае - крайне неприятная личность с чувством юмора (что усугубляет) играют в го и говорят, естественно, о тактике и стратегии.
И господин дракон отмечает, что замок в Эдо, конечно же, очень хороший замок и ориентирован на восток, что вдвойне разумно (с учетом того, кто у нас располагается на востоке, включая его самого), но вот когда в один прекрасный день под городом Эдо обнаружится его армия, она этот город - и замок - возьмет. Вот оттуда, со стороны Хонго, с холма.
Господин сёгун кивает, делает ход и интересуется, а что бы предпринял собеседник, если бы ему каким-нибудь вывертом судьбы пришлось оборонять этот город.
Ну как что... во-первых, чуть срезал бы холм, чтобы там не так приятно было располагать артиллерию, во-вторых, выдвинул бы вон ту стену вот сюда, а в третьих, выкопал бы нормальный внешний ров, благо с водой нет никаких затруднений - и провел бы его границу по подножию того самого холма.
А вас не затруднит сделать это для меня?
Совершенно не затруднит.
Действительно?
Ну конечно же. Эдо, в конце концов, можно взять и с другого направления.
В общем, тот ров, ныне поглощенный современным Токио, так и назывался сендайским.
А вот в Сендае система внешних укреплений блистает отсутствием. Их там нет. И никогда не было. Потому что на мелочи и цитадели вполне хватит, а если враг вооруженной силой прошел через оба круга крепостей(*) и армию в поле, значит все, приехали и нечего переводить продукт.
(*) Вообще-то Токугава крепости не очень приветствовали и в норме придерживались политики «одно владение – один замок». Ну с учетом личных льгот и особых разрешений в среднем получалось все же два-три на княжество. А тут крепостей, фортов и прочих оборонительных сооружений было, если не ошибаюсь, за полсотни. И все остались на месте. Официально - в виду айнов на севере и Новой Испании на траверзе, а по факту из-за того, что господа Токугава, как разумные люди, предпочитали не отдавать распоряжений, которые заведомо не будут исполнены, и не прижимать к теплой стенке то, что, будучи оставлено в покое, более или менее признает их власть.
Среда, 15 Ноября 2017 г.
12:39 Визит дамы или еще один случай полной взаимности
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Апрель 1599 года. В осакском замке - как обычно беда и как обычно серьезная. Умирает (в несовершенном виде, потому что долго и основательно) фактический председатель регентского совета Маэда Тошиэ, тот, что был Псом князя Ода, в пару Обезьянке – будущему Тайко. Что с одной стороны неудивительно – семьдесят лет, все-таки, да и прожиты эти семь десятков на износ, а с другой – страшно неудобно, ибо, пока он был жив, начать войну без него не рискнула бы (и не рисковала) ни одна из сторон. А он войны не хотел. Так что понятно, что сейчас-то и начнется... самое интересное. А пока все едут попрощаться с господином Маэдой – и едут, естественно, без особого хвоста и свиты, потому что дело личное, грустное, а брать с собой охрану в большом числе – значит оказывать неуважение одновременно дому Тоётоми (чьей столицей по факту является Осака) и самому умирающему. Мало кто на это пойдет. Вот и глава административного совета Ишида Мицунари не пошел. И ошибся.
Он, понимаете ли, недооценил силу теплых чувств, которые питали к нему те генералы, которым судьба привела столкнуться с ним по службе. Они, собственно, еще с корейской злополучной войны питали – а за год со смерти Тайко Ишида им разнообразно добавил впечатлений (той же историей со свадьбой, например). Уговаривать же регентский совет отстранить гада не стоило и просить, потому как администратором Ишида был не просто хорошим, а неправдоподобно хорошим и, вдобавок, неправдоподобно честным – и увольнять такую жемчужину только за то, что у нее характер... несдержанный? Так у кого он тут сдержанный, позвольте спросить? Может у господина Токугава, который, вот, давеча, тут всех персонально на солому порубить угрожал из-за какого-то посредника? Или у господина Като с его манерой пробовать мечи на ком попало? Или у господина Хосокава, которого в бою и своим следует опасаться? Кстати, вот у господина Датэ – сдержанный, и очень оно окружающим помогает?
Ну а поскольку у вышепомянутых генералов(*) характер был самый что ни есть несдержанный, то порешили они Ишиду неадминистративным образом убить при первом же случае – а случай вот он. Подождать, пока из замка выедет – и зарезать.
Но поскольку Ишида Мицунари, в свою очередь, был человеком не только несдержанным, но и очень, очень компетентным, то он еще на стадии прощания с Маэдой обнаружил, что сидит в засаде. То есть, он сидит в замке, а засада сидит вокруг и ждет, когда он к ней выйдет. А поскольку засада, в свою очередь, считала Ишиду тупым бумажным червем, не видящим дальше собственного носа, то она, всеми своими частями не обратила внимания на роскошный паланкин, из которого периодически аккуратно (с любопытством) выглядывала довольно красивая дама.
А дама, между тем, думала, что трюка с паланкином надолго не хватит и ехать к себе решительно нельзя. Потому что по дороге наверняка ждут и рано или поздно что-то да сообразят. Но должно же быть в пределах досягаемости надежно безопасное или хотя бы полезное место? Должно. И есть.
Так что паланкин со всей доступной для него скоростью движется к замку Фушими, где в тот момент гнездится... господин Токугава Иэясу.
Что сказал господин Токугава Иэясу при виде дамы, история не сохранила. Вполне возможно, что-то даже цензурное. Но повел он себя именно так, как дама и ожидала. Принял ее как дорогого гостя, отписал господам генералам, что они хором с ума спятили – и не разъехаться ли им по этому случаю по домам, авось на родной почве сознание к ним вернется? Ну и – подождав какое-то время для верности, мало ли как там выйдет с почтой – спровадил принявшего первозданный вид Ишиду в его собственный замок Саваяма, дав подобающий ситуации конвой и своего сына Хидеясу в качестве сопровождающего – на случай, если у кого есть еще идеи.
Потому что господин Токугава Иэясу, во-первых, не желал прослыть человеком, который способен убить просителя, во-вторых, совершенно не желал быть тем, кто первым нарушит мир, да еще и таким грязным способом, и в-третьих, был очень счастлив возможности враждовать с главадминистратром Ишидой Мицунари, которого нежно и искренне ненавидит треть страны и подозревает во всем хорошем еще треть – а не непосредственно с малолетним Тоётоми Хидеёри, которому он, Токугава, между прочим, клялся служить. Тем более, что на этой стадии прямое нарушение клятвы почти наверняка стоило бы ему очень многих сторонников и — в конечном счете — головы. А Ишида – совсем другое дело.
Господин главадминистратор понимал этот расклад не хуже самого Иэясу – так что за помощью он обратился по адресу. Не знаю, правда, не расстроило ли его – слегка – что Токугава его все же не убил (совершив тем самым отсроченное самоубийство).
Но в любом случае, весь внешний церемониал был соблюден. Перед отъездом Ишида в знак благодарности подарил Токугаве собственный меч работы знаменитого мастера Масамунэ (1264–1343). Меч этот носил прозвание «Меченый» - из-за нескольких «боевых шрамов» на нем – но Иэясу тут же дал ему новое имя в честь дарителя – и в семье он хранился все следующие столетия как «Ишида Мицунари».
Но меч мечом, а послание своему союзнику Уэсуги с просьбой обеспокоить Токугава с севера, потому что воевать явно придется, Ишида отправил... прямо из замка Фушими. И узнал об этом Токугава далеко не сразу.
(*) Вроде бы, участвовали в этом деле Като Киёмаса, Икеда Терумаса, Фукушима Масанори, Курода Нагамаса, Асано Юкинага, Като Ёшиаки (однофамилец) и тот самый Хосокава Тадаоки
Пишет Antrekot:
Апрель 1599 года. В осакском замке - как обычно беда и как обычно серьезная. Умирает (в несовершенном виде, потому что долго и основательно) фактический председатель регентского совета Маэда Тошиэ, тот, что был Псом князя Ода, в пару Обезьянке – будущему Тайко. Что с одной стороны неудивительно – семьдесят лет, все-таки, да и прожиты эти семь десятков на износ, а с другой – страшно неудобно, ибо, пока он был жив, начать войну без него не рискнула бы (и не рисковала) ни одна из сторон. А он войны не хотел. Так что понятно, что сейчас-то и начнется... самое интересное. А пока все едут попрощаться с господином Маэдой – и едут, естественно, без особого хвоста и свиты, потому что дело личное, грустное, а брать с собой охрану в большом числе – значит оказывать неуважение одновременно дому Тоётоми (чьей столицей по факту является Осака) и самому умирающему. Мало кто на это пойдет. Вот и глава административного совета Ишида Мицунари не пошел. И ошибся.
Он, понимаете ли, недооценил силу теплых чувств, которые питали к нему те генералы, которым судьба привела столкнуться с ним по службе. Они, собственно, еще с корейской злополучной войны питали – а за год со смерти Тайко Ишида им разнообразно добавил впечатлений (той же историей со свадьбой, например). Уговаривать же регентский совет отстранить гада не стоило и просить, потому как администратором Ишида был не просто хорошим, а неправдоподобно хорошим и, вдобавок, неправдоподобно честным – и увольнять такую жемчужину только за то, что у нее характер... несдержанный? Так у кого он тут сдержанный, позвольте спросить? Может у господина Токугава, который, вот, давеча, тут всех персонально на солому порубить угрожал из-за какого-то посредника? Или у господина Като с его манерой пробовать мечи на ком попало? Или у господина Хосокава, которого в бою и своим следует опасаться? Кстати, вот у господина Датэ – сдержанный, и очень оно окружающим помогает?
Ну а поскольку у вышепомянутых генералов(*) характер был самый что ни есть несдержанный, то порешили они Ишиду неадминистративным образом убить при первом же случае – а случай вот он. Подождать, пока из замка выедет – и зарезать.
Но поскольку Ишида Мицунари, в свою очередь, был человеком не только несдержанным, но и очень, очень компетентным, то он еще на стадии прощания с Маэдой обнаружил, что сидит в засаде. То есть, он сидит в замке, а засада сидит вокруг и ждет, когда он к ней выйдет. А поскольку засада, в свою очередь, считала Ишиду тупым бумажным червем, не видящим дальше собственного носа, то она, всеми своими частями не обратила внимания на роскошный паланкин, из которого периодически аккуратно (с любопытством) выглядывала довольно красивая дама.
А дама, между тем, думала, что трюка с паланкином надолго не хватит и ехать к себе решительно нельзя. Потому что по дороге наверняка ждут и рано или поздно что-то да сообразят. Но должно же быть в пределах досягаемости надежно безопасное или хотя бы полезное место? Должно. И есть.
Так что паланкин со всей доступной для него скоростью движется к замку Фушими, где в тот момент гнездится... господин Токугава Иэясу.
Что сказал господин Токугава Иэясу при виде дамы, история не сохранила. Вполне возможно, что-то даже цензурное. Но повел он себя именно так, как дама и ожидала. Принял ее как дорогого гостя, отписал господам генералам, что они хором с ума спятили – и не разъехаться ли им по этому случаю по домам, авось на родной почве сознание к ним вернется? Ну и – подождав какое-то время для верности, мало ли как там выйдет с почтой – спровадил принявшего первозданный вид Ишиду в его собственный замок Саваяма, дав подобающий ситуации конвой и своего сына Хидеясу в качестве сопровождающего – на случай, если у кого есть еще идеи.
Потому что господин Токугава Иэясу, во-первых, не желал прослыть человеком, который способен убить просителя, во-вторых, совершенно не желал быть тем, кто первым нарушит мир, да еще и таким грязным способом, и в-третьих, был очень счастлив возможности враждовать с главадминистратром Ишидой Мицунари, которого нежно и искренне ненавидит треть страны и подозревает во всем хорошем еще треть – а не непосредственно с малолетним Тоётоми Хидеёри, которому он, Токугава, между прочим, клялся служить. Тем более, что на этой стадии прямое нарушение клятвы почти наверняка стоило бы ему очень многих сторонников и — в конечном счете — головы. А Ишида – совсем другое дело.
Господин главадминистратор понимал этот расклад не хуже самого Иэясу – так что за помощью он обратился по адресу. Не знаю, правда, не расстроило ли его – слегка – что Токугава его все же не убил (совершив тем самым отсроченное самоубийство).
Но в любом случае, весь внешний церемониал был соблюден. Перед отъездом Ишида в знак благодарности подарил Токугаве собственный меч работы знаменитого мастера Масамунэ (1264–1343). Меч этот носил прозвание «Меченый» - из-за нескольких «боевых шрамов» на нем – но Иэясу тут же дал ему новое имя в честь дарителя – и в семье он хранился все следующие столетия как «Ишида Мицунари».
Но меч мечом, а послание своему союзнику Уэсуги с просьбой обеспокоить Токугава с севера, потому что воевать явно придется, Ишида отправил... прямо из замка Фушими. И узнал об этом Токугава далеко не сразу.
(*) Вроде бы, участвовали в этом деле Като Киёмаса, Икеда Терумаса, Фукушима Масанори, Курода Нагамаса, Асано Юкинага, Като Ёшиаки (однофамилец) и тот самый Хосокава Тадаоки
12:31 Баллада о патриотическом заговоре, страшной силе традиции, правой мести... часть 4.
Взято с Удела Могултая.
Пишет Antrekot:
Баллада о патриотическом заговоре, страшной силе традиции, правой мести, похищенной голове, на века и континенты испорченном телефоне, академике Фоменко, а также о господине драконе, без которого, видимо, совершенно невозможно обойтись
Часть последняя: машина времени в действии
Да, по самому названию вышеизложенной пьесы можно судить о том, что действие происходило в Сироиси... где в 14 веке, ясное дело, еще не было никакого Сироиси. Но логике театра это безразлично – исходный сюжет базировался там, значит все. А кто у нас держит замок Сироиси на памяти невесть скольких поколений авторов и зрителей, то есть всегда? Катакура Кодзюро. А поскольку так зовут любого главу рода, то уж счесть, что это один и тот же человек – проще простого. А чьим вассалом является Катакура Кодзюро как таковой (во всяком случае первые два экземпляра серии)? Господина дракона и никак иначе. Не бывает иначе. Вот попробуйте, например, рассоединить у людей в головах графа Рошфора и господина кардинала... не получится. (Помянешь участие некоего Анри де Рошфора в делах Парижской коммуны – и сразу окружающие интересуются, а куда в тот момент смотрел Ришелье.) Так что господин дракон тоже с удобствами переезжает в 14 век (*) – тем более, что его как раз род на том же месте в те времена и сидел (**) – и тем более, что сюжету категорически требуется князь, который возьмет и санкционирует социально и юридически невозможный поединок, а господин дракон, как известно, на законы, традиции и обычаи с удовольствием смотрел слепым правым глазом, даже в ситуациях куда более чреватых. В общем, завелся так, что не выселишь.
А насколько не выселишь, вы сейчас поймете.
1906 год, господин Уолтер Денинг, японист, много лет проживший в стране, а также автор знаменитой книги о господине регенте Тоётоми, не о ком-нибудь, публикует «Рассказы Стародавней Японии» в нескольких томах. Честно отмечая, что в первоисточниках история местами приукрашена вымыслом... но вымысел тоже японский, так что тоже интересен.
И вот рассказывает он в числе прочего историю о Юи Сёсэцу и его заговоре (со всеми фиоритурами (***)) – а затем делает лирическое отступление... к той самой мести. И зовут у него девиц как в пьесах – Миягино и Синобу (а не Суми и Така, как называют их японские словари). Отец-самурай, 14 век и тень дома Кусуноки вылетели из повествования, видимо за явным неправдоподобием – зато имя убийцы взято из пьесы и 1723 год как время действия тоже потерялся по дороге. Зато появилась причина убийства – во время прополки риса маленькая Синобу неосторожно выбросила на дорогу сколько-то сорняков и грязи – и запачкала хакама путешествующему самураю. Ну а тот, значит, впал в безутешное состояние из-за испорченной одежды и, пребывая в оном, отца девочек и зарубил – как ответственного за безобразие.
А девочки отправились в Эдо, минуя, конечно же, веселый квартал – прямо в лучшую школу фехтования. Ну а мастер им посочувствовал – как-никак сам родился крестьянином, — взял, четыре года кормил, научил владеть нагинатой, боевым серпом и сюрикэнами и дал провожатых до Сироиси. Далее по тексту, Катакура Кодзюро, его сеньор Датэ Масамунэ, поединок – причем то, что девушки дерутся по очереди, согласно Денингу – идея лично персонально господина дракона, а злодейский злодей тайком надел кольчугу, но был изобличен и разоблачен во всех смыслах... Далее – удачная правая месть с кровавыми подробностями (два сюрикэна в глаза негодяю, отсеченные руки), а затем удовлетворенные девушки сообщают собравшимся (а тут их уже толпою готовы в жены звать за героическую почтительность), что уходят в монахини, молиться за батюшку. Занавес.
Все это, по мнению Денинга (и с сылкой на источники), происходит в 1640 году.
Ладно, авторы пьес дзёрури и кабуки – им век туда, век сюда – ничего страшного. Но американский-то историк, изучавший биографию Тайко, прекрасно знающий, кто у нас такой господин дракон и не очень хорошо к нему относящийся, по логике, должен бы знать, что в 1640 году Датэ Масамунэ, которого он упорно называет по имени, мог следить за этим поединком только с того света. И за разрешением к нему пришлось бы обращаться туда же. Уже четыре года как. (****) Однако, обаяние ситуации таково, что состыковать две известные ему даты специалисту не приходит в голову даже во второй редакции. Господин дракон неумолимо вселился в историю в качестве одного из авторов единственного в ней хэппи-энда.
Да, а что же с головой Сёсэцу, про которую мы вам обещали рассказать? Так вот, «Рассказы Стародавней Японии» приподнимают завесу над этой тайной. Оказывается, Миягино и Синобу, давно уже к тому времени монахини в Камакуре, услыхав о мятеже, поспешили на место – и не добившись от властей разрешения похоронить благодетеля, ночью воспользовались его уроками, просочились на «выставку», украли голову и сдали ее по назначению в прикладбищенский монастырь. А сами поселились около – опять же, молиться – таким образом отплатив фехтовальщику за его доброту.
Миф сформировался и пересек границы страны.
И если вы случайно наткнетесь на их историю в справочнике или в сети – то часто даже источники, указывающие год исходных событий 1723тьим, вписывают туда господина дракона, а далее поясняют, что впоследствии – или впоследствии по слухам – девицы присоединились к мятежу Юи Сёсэцу. Да так убедительно пишут, что я, вот, думаю — голову-то все-таки кто-то да украл...
(*) И, кстати, поддерживал ту же сторону, что и трансформировавшийся в самурая отец девочек
(**) А если вы думаете, что в европейской литературе с хронологией было хоть на йоту лучше, то прошу познакомиться с Песнью о Нибелунгах и Теодорихом Амалунгом, верным вассалом и лучшим воином... Аттилы. (И не будем представлять себе, что сказали бы о такой комбинации оба, потому что экран испепелится.)
(***) Вполне возможно, полагаясь в этом на исторический роман "Кэйан тайхэйки", до которого добраться не удалось.
(***) Хотя с тогдашнего Катакуры Кодзюро, который номер два, Катакура Сигэцуна по прозвищу «Демон», вполне сталось бы туда обратиться – и вряд ли бы ему там отказали.
Пишет Antrekot:
Баллада о патриотическом заговоре, страшной силе традиции, правой мести, похищенной голове, на века и континенты испорченном телефоне, академике Фоменко, а также о господине драконе, без которого, видимо, совершенно невозможно обойтись
Часть последняя: машина времени в действии
Да, по самому названию вышеизложенной пьесы можно судить о том, что действие происходило в Сироиси... где в 14 веке, ясное дело, еще не было никакого Сироиси. Но логике театра это безразлично – исходный сюжет базировался там, значит все. А кто у нас держит замок Сироиси на памяти невесть скольких поколений авторов и зрителей, то есть всегда? Катакура Кодзюро. А поскольку так зовут любого главу рода, то уж счесть, что это один и тот же человек – проще простого. А чьим вассалом является Катакура Кодзюро как таковой (во всяком случае первые два экземпляра серии)? Господина дракона и никак иначе. Не бывает иначе. Вот попробуйте, например, рассоединить у людей в головах графа Рошфора и господина кардинала... не получится. (Помянешь участие некоего Анри де Рошфора в делах Парижской коммуны – и сразу окружающие интересуются, а куда в тот момент смотрел Ришелье.) Так что господин дракон тоже с удобствами переезжает в 14 век (*) – тем более, что его как раз род на том же месте в те времена и сидел (**) – и тем более, что сюжету категорически требуется князь, который возьмет и санкционирует социально и юридически невозможный поединок, а господин дракон, как известно, на законы, традиции и обычаи с удовольствием смотрел слепым правым глазом, даже в ситуациях куда более чреватых. В общем, завелся так, что не выселишь.
А насколько не выселишь, вы сейчас поймете.
1906 год, господин Уолтер Денинг, японист, много лет проживший в стране, а также автор знаменитой книги о господине регенте Тоётоми, не о ком-нибудь, публикует «Рассказы Стародавней Японии» в нескольких томах. Честно отмечая, что в первоисточниках история местами приукрашена вымыслом... но вымысел тоже японский, так что тоже интересен.
И вот рассказывает он в числе прочего историю о Юи Сёсэцу и его заговоре (со всеми фиоритурами (***)) – а затем делает лирическое отступление... к той самой мести. И зовут у него девиц как в пьесах – Миягино и Синобу (а не Суми и Така, как называют их японские словари). Отец-самурай, 14 век и тень дома Кусуноки вылетели из повествования, видимо за явным неправдоподобием – зато имя убийцы взято из пьесы и 1723 год как время действия тоже потерялся по дороге. Зато появилась причина убийства – во время прополки риса маленькая Синобу неосторожно выбросила на дорогу сколько-то сорняков и грязи – и запачкала хакама путешествующему самураю. Ну а тот, значит, впал в безутешное состояние из-за испорченной одежды и, пребывая в оном, отца девочек и зарубил – как ответственного за безобразие.
А девочки отправились в Эдо, минуя, конечно же, веселый квартал – прямо в лучшую школу фехтования. Ну а мастер им посочувствовал – как-никак сам родился крестьянином, — взял, четыре года кормил, научил владеть нагинатой, боевым серпом и сюрикэнами и дал провожатых до Сироиси. Далее по тексту, Катакура Кодзюро, его сеньор Датэ Масамунэ, поединок – причем то, что девушки дерутся по очереди, согласно Денингу – идея лично персонально господина дракона, а злодейский злодей тайком надел кольчугу, но был изобличен и разоблачен во всех смыслах... Далее – удачная правая месть с кровавыми подробностями (два сюрикэна в глаза негодяю, отсеченные руки), а затем удовлетворенные девушки сообщают собравшимся (а тут их уже толпою готовы в жены звать за героическую почтительность), что уходят в монахини, молиться за батюшку. Занавес.
Все это, по мнению Денинга (и с сылкой на источники), происходит в 1640 году.
Ладно, авторы пьес дзёрури и кабуки – им век туда, век сюда – ничего страшного. Но американский-то историк, изучавший биографию Тайко, прекрасно знающий, кто у нас такой господин дракон и не очень хорошо к нему относящийся, по логике, должен бы знать, что в 1640 году Датэ Масамунэ, которого он упорно называет по имени, мог следить за этим поединком только с того света. И за разрешением к нему пришлось бы обращаться туда же. Уже четыре года как. (****) Однако, обаяние ситуации таково, что состыковать две известные ему даты специалисту не приходит в голову даже во второй редакции. Господин дракон неумолимо вселился в историю в качестве одного из авторов единственного в ней хэппи-энда.
Да, а что же с головой Сёсэцу, про которую мы вам обещали рассказать? Так вот, «Рассказы Стародавней Японии» приподнимают завесу над этой тайной. Оказывается, Миягино и Синобу, давно уже к тому времени монахини в Камакуре, услыхав о мятеже, поспешили на место – и не добившись от властей разрешения похоронить благодетеля, ночью воспользовались его уроками, просочились на «выставку», украли голову и сдали ее по назначению в прикладбищенский монастырь. А сами поселились около – опять же, молиться – таким образом отплатив фехтовальщику за его доброту.
Миф сформировался и пересек границы страны.
И если вы случайно наткнетесь на их историю в справочнике или в сети – то часто даже источники, указывающие год исходных событий 1723тьим, вписывают туда господина дракона, а далее поясняют, что впоследствии – или впоследствии по слухам – девицы присоединились к мятежу Юи Сёсэцу. Да так убедительно пишут, что я, вот, думаю — голову-то все-таки кто-то да украл...
(*) И, кстати, поддерживал ту же сторону, что и трансформировавшийся в самурая отец девочек
(**) А если вы думаете, что в европейской литературе с хронологией было хоть на йоту лучше, то прошу познакомиться с Песнью о Нибелунгах и Теодорихом Амалунгом, верным вассалом и лучшим воином... Аттилы. (И не будем представлять себе, что сказали бы о такой комбинации оба, потому что экран испепелится.)
(***) Вполне возможно, полагаясь в этом на исторический роман "Кэйан тайхэйки", до которого добраться не удалось.
(***) Хотя с тогдашнего Катакуры Кодзюро, который номер два, Катакура Сигэцуна по прозвищу «Демон», вполне сталось бы туда обратиться – и вряд ли бы ему там отказали.
Зимние аватарки
[Print]
О-20