Норвежский писатель Даг Сульстад как-то рассказывал нам, что вот очень его в молодости (как и многих)занимала мысль, что его никто не понимает, что люди друг друга в принципе не понимают. Как писателя его увлекали философствования на тему того, что язык типа средство коммуникации, а на самом деле нет, ведь сколько люди ни говорят, все равно друг друга не понимают и только больше запутываются. Он много писал об этом и действительно в это верил.
И вот как-то раз решил он пожить в тихом месте,где бы его никто не трогал, чтобы дописать следующую книжку. И выбрал для этой цели какой-то глухой греческий остров. Было это еще до туристического бума, местные по-английски ни в зуб ногой. Надписи все на греческом - а для европейцев что греческий алфавит, что наша кириллица все равно что китайские иероглифы, они не видят родства с латиницей и, соответственно, не понимают ничего.
Писатель прожил там месяц. Вот тут-то, рассказывал он, до меня и дошло, как оно, когда тебя действительно, а не романтически никто из окружающих не понимает. Какое это реальное одиночество среди толпы и т.д. И что язык - действительно средство коммуникации, а проблемы тех, кто говорит на одном языке - все-таки в разных степенях недопонимания, а не непонимание.
Когда я выучил пару слов на ломаном греческом и меня поняли, это был такой прорыв, я был счастлив, как никогда не был счастлив, болтая на своем очень хорошем норвежском. Вещи вроде бы очевидные для любого человека, обладающего здравым смыслом, закончил он, но увлеченный своей философией человек иногда теряет здравый смысл.

Всю жизнь стебалась над Бергеном с его обеспечиваемой Гольфстримом среднегодовой температурой +10 (летом +15, зимой +5, остальное указанный термостат), а что-то в этом году и наши края приблизились к Бергену. В июне +10, в декабре +3. Причем все время. Поразительно.
Погода в Бергене ужасна и чем дольше, тем больше навевает мысли о суициде. Приятель из Питера думал, что после Питера он готов к любой депрессивности городу, но нет - Берген своими 11 месяцами пасмурных дней в году способен удивить и питерца.
А я не из Питера и тем более не готова к превращению своего города в Берген.
Но есть в Бергене и плюсы - например, там прижились магнолии и прочие южные деревья. Странное, доложу вам, впечатление складывается ранней весной - ни одного листика на местных деревьях и даже почки еще спят крепким сном, как и полагается у северных видов в начале марта - а южные вовсю цветут своими огромными экзотическими бандурами. И вечные плюс десять.

О, и ФБ напомнил - прямо в мою ностальгическую струю.

Разговорами о пропаганде навеяло. Никогда не забуду, как на пятиминутке толерантности (оно как-то по-другому называлось, но не суть) маршировала вместе с прочими норвежскими одноклассниками, разучивая строки великой песни группы Chumbawamba: "Homophobia - the worst disease, you can't love who you want to love in times like these!"
Там еще что-то было про piss and beer on the floor (трагического героя избили в мужском туалете бара), но милосердное время изгладило из памяти, а припев засел видимо уже до смерти. Стыдно было в этом участвовать - для меня такое было впервые. Зато я лучше поняла матушку, которая до сих пор с отвращением вспоминает, как они, преподаватели университета, слушали чтение великого произведения Л.И. Брежнева "Малая земля". Хоть отрывки наизусть учить не заставляли

Норвегия - прикольная страна в том смысле, что монархия там есть, а вот с аристократией - облом. Нет ее, не завезли вместе с королем. Кроме шуток - короля действительно завезли, приобрели у предпоследних оккупантов - датчан (конечно, там династия всяко круче чем у последних - шведов, скажете тоже, Бернадотты, шо за фамилие, какие-то подлые латыняне с дикого юга да и как-то странно бы оно было, учитывая, что они вроде как даже воевать собирались, чтоб загнать норвегов обратно, но передумали). Так вот, нафига норвежцам понадобилась аж в 1905 г. именно монархия, на пустом месте, непонятно, но думаю потому, что своей нормальной, статусной, барочно-пышной, в нашей марксистской терминологии именуемой абсолютной, европейской монархии у них не было. Была у датчан, когда они были при датчанах, но это не то. Норвежцам хотелось красивого романтического символа новой государственности, а республика в начале 20 в. как-то уже успела утратить романтический флер.

Но возвращаясь к аристократии. Оказалось, что она у норвежцев таки есть, в своем роде, и довольно непредсказуемом. Скажем, "аристократия" США - это люди родом с Восточного берега, всякие потомки переселенцев с "Мейфлауэра", то есть американцы в очень многих поколениях. Или хотя бы супербогачи в нескольких Оно и логично. А в Норвегии наследственная элита - потомки людей, в 1814 г. принявших первую (Эйдсволльскую) Конституцию, т.е. потомки членов первого парламента, т.н. Государственного Собрания, организованного в момент отпадения от Дании. Понятно, что эти люди тогда были реальной норвежской национальной-националистической элитой и имели прямое отношение к элите датской.

Одна такая пра...внучка с датским именем Луне (в честь предков, ага) училась в нашей скуле в Лиллехаммере, и преподы, заслышав известную им и, видимо, редкую фамилию, уточняли, не принадлежит ли она к такому-то роду, на что она с гордостью отвечала "да" и могла рассказать, что знает о знаменитом предке. Не то чтобы ей лично были какие-то преференции по факту, но в условиях общенорвежской уравниловки, политкорректности и прочей навязчивой демократизации, это уважение именно к происхождению прямо стояло особняком.

То, что меня здорово раздражало в норвежской жизни - это высокий фоновый уровень пассивной агрессии. Причем дело даже не в поведении отдельных личностей - чего греха таить, я сама прилично пассивно-агрессивна, как и все низкоресурсные астеники, которые при этом не являются неконфликтными по природе. Вступать в открытый конфликт нам чаще всего лень=слишком большая нагрузка для психики, но донести свое недовольство мы все равно сумеем. Таких личностей там почти все, включая активных экстравертов, но и фиг бы с ними с личностями.
В Норвегии этим же духом пропитана вся среда, он въелся в определения и формулировки и местными не замечается, пока не укажешь. Поэтому над выключателями в общежитии там висит табличка "Sløser du med energi?" (разбазариваешь электроэнергию?) а не нейтральное "не забудьте выключить свет". Поэтому на урнах в столовке висит целый транспарант на тему "Когда ты забыл выбросить за собой посуду, ты заставил этим перетрудиться персонал, стыдно быть таким безответственным" а не простое "спасибо, что убрали за собой". И оно действительно ВЕЗДЕ. Обратная сторона преувеличенного уважения к персональному пространству и границам, возможно. Прямо сказать, что надо от человека - это нехорошо, а вот постоянно и везде трахать ему мозг - это пожалуйста.

В общей ленте человек из Дании пишет, как поражает коллег уникальным русским скиллом - счетом в уме. Подтверждаю, 15 лет назад в Норвегии я была таким уникумом среди молодежи - оный скилл считался привилегией тех, кому за 40, а молодое поколение было слишком цивилизованно для дедовских методов.
Сейчас, видимо, в Скандинавии счет в уме вообще уходит в область легенд, а мы с некоторым опозданием движемся по дороге цивилизации - папины ученики и студенты, будущие физики, между прочим, тоже уже не умеют считать в уме. Ему за 80 и он любит форсануть, считает быстрее, чем они успевают клавиши тыкать.

Жила я как-то в фолкехёйскуле в городе Гуле (какой стихотворный зачин). Фолкехёйскуле - это отдельный скандинавский концепт, место, где молодежь целый год занимается ничегонеделанием под надзором старших. Несдавшие тамошний ЕГЭ типа готовятся к пересдаче, сдавшие наслаждаются жизнью без родителей, думают о смысле жизни и куда поступать - а к ЕГЭ меж тем добавляются баллы, просто так. А если б они балду пинали самостоятельно, не в фолкехёйскуле, то баллов за это нифига не получили бы. В общем, говорю же, скандинавский концепт, больше нигде не представить, но там даже кажется логичным.
Но я не поэтому вспомнила Гуль. Гуль - дыра в горах горнолыжный курорт населением в 3200 человек. И вот приходит в нашу скуле в начале учебного года местный психотерапевт и говорит, что мол, граждане молодежь, если у вас какие-то проблемы, не стесняйтесь, обращайтесь, все бесплатно и включено, уже 800 человек нашло у нас приют и консультацию. Не уточнила, правда, 800 за какой временной промежуток, но прозвучало шикарно.

По ассоциации вспомнила свой любимый норвежский фильм, снятый по новелле тамошнего не то романтика, не то декадента, впрочем в таких мелколитературах всегда сложно с разграничениями. Короче, 19 век, живет себе в горной глуши крестьянская семья: папа, мама, дети. Глушь значит, что помимо их хижины в обозримом пространстве следов человеческой жизнедеятельности нет вообще. Вдруг где-то на горизонте они замечают какого-то чела в черном. Чел гуляет. Вся семья подрывается, бежит за ним, орет и размахивает руками. Чел не реагирует, то ли не видит, то ли не желает общаться. В процессе глава семьи наворачивается и падает в какую-то расселину. Насмерть.
Следующий эпизод. Осиротевшее семейство в глубоком трауре прибывает в город, чтобы похоронить папу. То есть он есть, этот город, и не так уж далеко, если уж они пешком до него дотелепали (папу везет лошадка) - после получаса безлюдных горных пейзажей на экране сей факт несколько шокирует зрителя. В городе они видят знакомого чела, тот по-прежнему в черном, ибо пастор. Подбегают и задают терзающий их вопрос: "Это был ты?" И он отвечает: "Да".
И это все слова за 40 минут фильма. Все. четыре. слова. Еще один шок для невинного, незнакомого со скандинавским кинематографом зрителя - оказывается, они всю дорогу были способны к членораздельной речи, просто не нуждались в ней. Конец фильма