- Ты своей букет где купил?
- В супере! А ты Нили купил?
- Я на твой букет посмотрел, вспомнил, и купил!
Так разговаривали в соседнем закутке дизайнер Нир и наш босс Барух.

Я вышла и толкнула речь.
В этой речи было все.
Про то, как романтика становится обязанностью. Про то, как общество навязывает специальный день, когда надо любить друг друга. Про то, что неспонтанное - неромантично.
Нир с Барухом посмотрели на меня с огорчением, сказали оба: "Я бы не покупал, но так она ж обидится!" и одинаково пожали плечами. Я уже давно заметила, что во всем, что касается обрядов, церемоний и традиций, у меня единомышленников нет.

Дома я искупала Мишель, уложила ее спать и сварила Орену пюре с грибами. Пока я раздумывала, налепить котлет, или и так сойдет, меня подстерегло Общество, в виде ввлалившегося довольного Орена с букетом цветов и подарком. Подарком оказались наручники, обшитые розовым пушистым мехом. Я растерялась, и не знала, что и сказать. Одно дело речи толкать, а другое - любимый человек дома. С пушистыми наручниками.
- А у меня это... нет ничего. Я и не знала, что мы такие даты отмечаем.
- А от тебя ничего и не требуется! - воодушевленно сказал Орен, приподняв крышку кастрюли и радостно принюхиваясь, - ты и так столько всего делаешь!

В этом месте позвонила моя бабушка, и попросила, чтоб мы ее к себе привезли сегодня, чтоб ей завтра не нужно было утром идти под дождем. Орен сейчас же за ней поехал, а я думаю вот... не провести ли нам остаток романтического вечера так: я пристегну Орена пушистыми наручниками к стулу и накормлю пюре с грибами. Вряд ли бабушка удивится. Она все время говорит, что Орен худенький и его надо лучше кормить.

В какой-то момент обнаруживается, что у тебя слишком много родственников. Когда-то был "взрослый" стол и был "детский". За взрослым рассказывали приглушенными голосами политические анекдоты, говорили о детях и разливали красное вино. За детским мой троюродный брат Сева всегда что-то тоже разливал, а иногда и разбивал, младшие визжали, хохотали и размазывали разлитое по столу, а старшие поджимали губы и мечтали сидеть со взрослыми. А теперь и младшие, и старшие выросли, обзавелись кто мужем, кто подружкой, а стол, который теперь один на всех, вдруг перестал такую толпу вмещать.

Я уж и так ломала голову, и эдак.
Не лезут туда 30 человек. Да их только строем по три можно в мой салон запихнуть. про то, как в последний раз в жизни я позвала в гости такую толпу народа

Израильская зима нахлынула как-то сразу и надолго. Дождь идет уже неделю. И холод собачий.

Случайно приоткрыв дверь из кухни в сильно заросший крапивой сад (у меня в саду почему-то замечательно прижилась именно крапива, как странно, ведь именно ее я не сажала), я вдруг заметила, что в глубине его на веревке сушатся наша красная простыня и большое белое полотенце. Наверное, уже дня три-четыре сушатся под проливным дождем, не меньше. Взревев: "Орен!" я намекнула, что кто простыню развешивал, тот ее и снимает. Орен вдруг заупрямился, и проявив стойкость и мужество сказал, что он ее снимет, но завтра, потому что "какая разница, все равно она уже мокрая".

Назавтра был выходной, и было сухо и тепло, и мы поехали запастись лекарствами на оставшийся конец зимы. Как дочка врача, наслушавшись маминых лекций про побочные эффекты, из сильнодействующих средств я принимаю только чай с лимоном, мед и здоровый сон в неограниченном количестве, если меня не будить, конечно. Ну, еще могу эвкалиптику нюхнуть, или лавандой побрызгать, если не спится. В этом мы с Ореном солидарны. Он, вообще, считает, что организм сильный, сам справится. Промучившись неделю сильнейшим насморком, плавно перешедшим в головную боль, в конце концов я пшикнула у мамы дома в нос каким-то лекарством, и о чудо! я дышу! Впечатлившись, до чего дошел прогресс, я решила завести себе такую же пшикалку. Пока мы стояли в очереди в аптеку, Орен убеждал меня, что то, что мне нужно, это вовсе не пшикалка, а аппарат для увлажнения воздуха на ночь. "Воздух будет влажным, и тебе будет легче дышать," - уговаривал он. "У меня в носу и так сильно влажно", - не соглашалась я.

В результате мы вернулись домой и с пшикалкой, и с аппаратом для горячего пара - для холодного не было.
- А сколько он электричества жрет?" - с подозрением спросила я, в поисках этой информации на коробке.
- Вот тут написано, - показал Орен, - "экономичный".
- А экономичный в переводе на бабки, это сколько? - не отставала я, вспомнив счет за электричество, который пришел в прошлом месяце.
- Наверное, много, - пожал Орен плечами, - Иначе они бы написали конкретно.
Включив прибор и набрызгав туда эвкалиптового масла для верности, мы улеглись спать. Прибор работал бесшумно. Всю ночь мне снились попугайчики и, как оказалось, не зря - проснулась я в субтропическом раю: влажным было все. Не только мой нос изнутри, но и тумбочка, раскрытый оренский Linux, который он читает на ночь, чтобы побыстрее уснуть, и даже одеяло.
- Ну и ну, - говорю, - надо сюда орхидею из кухни переставить, ей тут понравится!

А простыню мы так и забыли, конечно. Сегодня только Орен ходил снимать - под проливным дождем и в тапочках. Если б не мое чуткое руководство, она б там на веревке и перезимовала.

Первым на период увлечения ребенка кнопками среагировал телефон. В один прекрасный день, когда я попыталась позвонить маме, кнопки не нажимались. Вместо этого на экране появился недвусмысленный ключик.
- Это ты запер кнопки на телефоне? - с надеждой позвонила я с мобильника Орену. А вдруг он? Чтоб ребенок не баловался.
- Какие кнопки? - переспросил Орен, и надежда рухнула. Последующих 2 часа я провела за поисками инструкции и тыканьем в телефон рандомальном порядке. Пока я, мысленно матерясь, погрузилась в борьбу с одним неполадком бытовой техники, за спиной уже назрел второй: Мишель, заскучавшая от радостно-тупых мультяшек канала "Беби", вспомнила, что она дочь инженера-электроника. Обернувшись на внезапно наступившую тишину, я ее застала за настройкой цвета в телевизоре и попутным выдиранием шнура из двд.
- Нельзя! - взвизгнула я, сразу забыв все воспитательные методы, - нельзя трогать телевизор! Я кому сто раз говорила!
- Ня-ня-ня! - закричала на меня Мишель абсолютно моим тоном и тыцнула маленьким пальчиком в большую черную кнопку. Экран погас и так больше и не включился. Никогда.
Даже вернувшийся вскоре с работы папа не смог его спасти.

про китайскую медицину и покупку телевизора

Пока все дожевывали остатки салата оливье, смотрели дозоры и писали на различных онлайновых ресурсах "странно, но в новом году я чувствую себя совершенно, как в старом", меня подкосили стихийные бедствия мелкого пошиба: стремительно приближающаяся презентация бренда сети ресторанов в Европе и зимние простуды всех поголовно членов семьи.

Сначала про бренд. Не знаю, как другие дизайнеры, а я не могу придумать бренд чего-то, у чего нет названия. За придумывание названия был в ответе стратег Эяль, описанный мною ранее в посте о поездке за границу. Эяль выдавил из себя 3: "Банкок-Токио", "Чайнатаун" и "Нуши". Покопавшись в гугле 10 секунд, я обнаружила целую тьму таких ресторанов и отослала свою находку стратегу. Он мне прислал лаконичный ответ: "Надо же!" после чего замолк надолго и на мои настойчивые просьбы прислать хоть что-нибудь не реагировал. Я нажаловалась Михаль, которая координировала этот проект. Михаль позвонила Эялю и сказала, что нам нужно название. Эяль ответил, что названия у него нет, и что Михаль себе думает, если она будет на него давить, то из него полезет креатив? и повесил трубку. Хороший ответ, ничего не скажешь. Очень профессионально. Я теперь так тоже Баруху буду отвечать.

За три дня до презентации Мишель скосил бронхиолит. Это типа бронхита, но не в бронхах, а в бронхиолах. Она перестала есть, спать, а так же нормально дышать. Капризничала, плакала, с рук не слезала даже ночью. Стоило ее тихонечко попытаться спихнуть с себя, как она просыпалась и немедленно начинала орать. Сама я подхватила обычную зимнюю простуду: нос заложило по самые уши, глаза слезятся, спать хочется - ну просто медведь-шатун. На работу не пойти я не могла, так что помогать бабушке, у которой вдруг разболелась нога, осталась моя мама, которая очень удачно взяла 3 дня по болезни. Просто изба-лазарет.

За 5 минут до презентации пришел стратег Эяль и попросил, чтобы я ему показала проект. Я, почти в истерике оттого, что ничего еще не готово, спросила, а не пойти ли ему искать своих друзей, как говорят на иврите. "Разве, - говорю, - у тебя не было времени поинтересоваться этим проектом раньше?" Эяль пожал плечами.

А сама презентация прошла ниче так. Оттуда я прямиком рванула в больницу, куда уже подьезжали Орен с моей мамой и Мишель. Мама приволокла с работы аппарат, который считает кислород в крови, и он подсчитал гораздо ниже, чем хотелось бы. Всем составом мы ввалились в детскую больницу "Дана" в Тель Авиве. Никогда бы не подумала, что один больной годовалый младенец может расшвырять при виде ингалятара папу, маму, бабушку, медсестру и синего зайца. "Обычно она у нас спокойная," - обьясняла моя мама медсестре, удерживая изо всех сил воюющую Мишель. Та вдруг неожиданно успокоилась, и начала кокетничать с незнакомым зеленым телепузиком на полке.

На следующий день я осталась дома, пытаясь свернуться клубочком и отоспаться, но не тут-то было. Мишель, чувствовала себя то хорошо, то плохо, и приступы бодрости сменялись у нее приступами плача. Под конец дня я уже подвывала от усталости и с трудом дождалась Орена, который, придя с работы, сел на диван в куртке и спросил, почему в доме так холодно. Я сказала, чтобы не дурил голову и помог мне купать злого оручего крокодильчика. Орен сказал, что, наверное, ему не стоит помогать, потому что ему кажется, что он немного простыл. Я рассвирипела уже не на шутку, и, сказав, что все простыли ("у всех жена ушла!"), выперла его в магазин за подгузниками. Через час он вернулся и опять сел в куртке под кондиционер, прикрыв глаза ака попугайчик. К тому времени Мишель уже почти спала, и ко мне постепенно начали возвращаться признаки человечности. Я пощупала ему лоб, и Орен мне показался тепленьким и каким-то уж слишком вялым. Пожевав градусник (в Израиле температуру взрослые меряют во рту), он выплюнул на свет правду-матку, в виде температуры 39 и меня, жены-изверга. Немедленно раскаявшись, я забегала, принесла ему чай с лимоном и акамоль, и позвонила маме на предмет что делать.
- Дай ему акамоль, - сказала мама.
- Он не хочет.
- Тогда поставь его под холодный душ, - предложила она.

Ага, легко ей говорить "поставь", хаха два раза.
Затем вдруг с маминой стороны трубки начались вдруг пыхтение и возня, потом какие-то крики, "дай мне трубку!" "не дури голову!" "да он у меня будет как новенький!" и у телефона обьявился Алик.
- Лена, - сказал он, - я сейчас тебя научу одному способу, он завтра и не вспомнит, что болел. Принеси тазик с горячей водой, и пусть Орен поставит туда ноги... - дальше можно было не слушать, потому что тазиков, которые вместили бы ноги Орена у нас не водилось.

Я бы еще запечатлила, как мы ездили с Мишель ей делать иглоукалывание, но пора малышку купать. А Орен назавтра выздоровел.

Вчера дома мною была обнаружена, толстая "колбаса" в полметра из дисков, нанизанных на черную толстую резиновую трубку. Я думаю, дисков пятьсот 250, не меньше. На мой вопрос маме: "Что это?" она сказала: "Володя (тр. брат) скачал из интернета и уже посмотрел, а они все на английском, так что нам тоже не надо."

Когда ж их смотреть-то, если только перечитать названия заняло у меня больше часа? (Может, обратно закачать?))
Орен, правда, немедленно уселся смотреть "Доброе утро, Вьетнам!"

Моя тетя Анечка позвонила и сказала, что они сейчас нам принесут елку: у них две. Я промычала: ладно. С одной стороны, елку я люблю, с другой, что на это скажет Орен? И хлам, опять же таки.
- Сейчас нам, - говорю радостно-небережно, - наконец-то привезут елку.
- Какую елку? - оторвался от компьютера Орен.
- Как? - удивляюсь, - у тебя не было до меня совсем русских друзей, что ли? Елку! На Сильвестер! (Новый год в Израиле в сентябре)
По роже Орена вижу - немного недоволен. Естесственно, ведь елка считается рождественской, то есть к нашей культуре никаким боком. У нас ведь Ханука. Но, надо отдать ему должное - вслух не высказывается. Я говорю:
- У всех русских есть елки! Это часть нашей культуры!
- А куда ее ставят? На улицу или в дом?
Тут как раз моя тетя подоспела:
- Куда хотите, - говорит. - В дом, на улицу, а можно и в огороде живую вырастить и нарядить.
- Давайте, - предложил Орен, - лучше шесековое дерево нарядим.
- Нет, - я уже открыла коробку с прилагающимися к елке игрушками, вязаными вручную зайцами, стеклянными шариками, и руки зачесались нарядить елку. Она была пластмассовая, советская, когда на палку нанизываются плоские веточки от больших к маленьким.

В следующие выходные соберем. Оренская мама, конечно, от такого кощунства упадет в обморок.

с папой, с мамой, с прабабушкой

детка спать, а мама и папа что быстренько побежали делать? Правильно, в новые кубики играться.

"Мам, а ты сходила в полицию за своим кошельком?" - спросила я у мамы по-телефону.
Мама засопела.
"Я тебе не рассказывала... потому, что ты расскажешь Орену, и он будет надо мной смеяться..."
Я сразу заинтриговалась:
"Ну-ка!"

Неделю назад у мамы украли кошелек прямо на приеме. Она вышла за какой-то справкой, а когда вернулась, то даже и не заметила, что кошелька нет. А заметила только тогда, когда ей позвонил полицейский:
- Вы давали вашей дочери свою кредитку? - спросил он.
- Нет! - ответила мама, и, заподозрив неладное, полезла в сумку - так и есть, кошелька не было.
"Задержите ее," - сказал кому-то полицейский, а маме сказал:
- Я вам перезвоню, - и повесил трубку.

Через некоторое время он и вправду перезвонил:
- Мы задержали воровку... у вас ведь пропал кошелек?
- Да! Сегодня в поликлинике... Даже и не знаю, кто мог...
- Мирьям Шилер. Она у нас в картотеке. Все в порядке. За кошельком заедте в Раанану, в отделение полиции. Я следователь, Даниэль. Я уже позвонил, чтобы отменить ваши кредитные карточки.
- Спасибо, - обрадовалась мама, что так легко отделалась.

"Ты не представляешь, как ему повезло!" - сказала мама в трубку.
"Почему - ему?" - не поняла я, - это ведь воровка была.
"Никакая не воровка. Этот полицейский и был вор!!! Заподозрила я неладное, когда он в четвертый раз позвонил, чтобы отменить нашу встречу. То есть только через неделю после кражи."
"Что-о-о? И до тех пор ты не отменяла кредитки?!"
"Я позвонила в мастеркард проверить, отменил ли их полицейский. И представь, - говорю тебе, у этого вора бешенное везение, - они мне сказали: "Да, все отменено". Ошибка, у них случилась, понимаешь? А я во вторую компанию, Дайнерс, уже звонить не стала. Раз тут отменили, значит, думаю, и там... Я даже не хочу смотреть, какой у меня на счету минус. Он, наверное, снял кучу денег."
"Мам, - удивилась я, - а как он может снять деньги, если у него нет пароля?"
"Я ему его дала," - уныло сообщила мама.

Я схватилась за голову. Не знаю, станет Орен смеяться, когда я ему расскажу, или нет, но мне было не до смеха. Я все эти годы была уверена, что моя мама гораздо умнее.

"Он был такой уверенный и убедительный, - оправдывалась мама, - он мне сказал, что чтобы отменить Дайнерс, ему нужен пароль, как доверенность. Он, наверное, психолог! У него все просчитано. Я всю неделю искала в интернете, кто такая эта Мирьям Шилер. Я позвонила один раз в полицию. Спросила, есть ли у них следователь Даниэль. Мне сказали, что есть, но у него уже начался выходной до воскресенья."
"Ну, и что теперь?" - спросила я.
"Я позвонила в мастеркард и начала с ними ругаться из-за того, что они ошиблись. Деньги они вернут, Дайнерс, скорее всего, тоже. Но самое интересное знаешь, что? Когда я им рассказала, в чем дело, тетка из мастеркарда сказала, что знает этого вора и спросила, не заходил ли ко мне в день кражи сантехник."
"Ну, и?.."
"Заходил! Правда, он был мастер по кондиционерам. Представь, и тут ему повезло. У меня, как назло, уже неделю барахлил кондиционер, и я сказала секретарше, чтоб вызвала мастера. И вот с утра в воскресенье, заходит ко мне в кабинет импозантный такой мужчина и спрашивает: "Кондиционер барахлит?" Я отвечаю: "Уже неделю!"
"Конечно, барахлит! Забит весь!" - выкрутил решетки и унес их мыть. В это время я и пошла за справкой. Вернулась - решетки на месте. А то я еще удивлялась, как мог зайти чужой в мой кабинет, когда перед ним очередь из мам с детьми сидит. Короче, этого "полицейского" уже хорошо в мастеркарде знают."

Так что израильтяне, если вам кто-то вдруг зайдет на работе починить кондиционер, или, там, принтер, вы сразу кошелек к себе прижимайте. А то я вас предупредила...

Забыла сегодня свой мобильник дома, и по этому поводу вышел интересный диалог с мамой. Надо отметить, что моя мама, если уж зашла домой, то выковырить ее оттуда - невозможно ни за какие коврижки.

- Ма, можешь заехать ко мне домой, я забыла мобильник и не помню нужные номера.
- А почему ты не сказала раньше? Я только что поднялась с Мишель к себе [на четвертый этаж без лифта, я ее понимаю].
- Мам, слушай, это пять минут пешком!
- Не пять!
- А сколько?
- Не пойду, и все! Ближний свет!
- Сделай одолжение!
- Не буду! Вот ты бы для меня такое не сделала!
- Как это, не сделала? Я для тебя все время что-то делаю.
- Да? Ну вспомни, когда ты мне в последний раз делала одолжение.
Вспоминаю. Не помню.
- А когда я НЕ сделала то, что ты просила?
- О! Я просто никогда тебя ничего не прошу. Потому, что все равно не сделаешь.
- !

Кончилось дело тем, что я позвонила в справочную. Оказалось, что теперь там можно узнать и номер мобильного тоже.

Интересное наблюдение: ребенок плохо влияет на семейную жизнь.
Все эти: "ты купил подгузники?" "Уже десять, а она еще ничего не ела", ежедневная логистика и известный заранее распорядок дня. Стоит ребенку на денек свалить к бабушке (а она там каждую неделю в ночь с пятницы на субботу), как у нас с Ореном начинается медовый месяц.

Позавчера я постригла Орена. Он просил "не коротко". Вначале оно и было не коротко, но потом я долго подравнивала и он вышел ну вылитый новобранец! Ничего, ему идет. Вместо простыни мы его обмотали полотенцем, которое все равно должно было полететь в грязное белье. Но по каким-то скрытым от меня причинам оно туда не полетело, а повисло на веранде рядом с моим купальником. Сегодня вечером, собираясь в бассейн, я машинально запихнула его в сумку.

То, что это то самое полотенце я обнаружила не сразу. Вытирая после душа ногу, я рассеяно подумала, рассматривая длинные черные волосы на ней: "Ничего себе! И это в таком виде я пришла в бассейн?" Потом мой взгляд упал на живот, который, буквально, весь зарос. "Ой, мама, - испугалась я, - после беременности у меня что-то явно не в порядке с гормональным фоном!" Тут у меня возникли некоторые подозрения, которые все усиливались, по мере того, как я исследовала себя. АААА! Так и есть, посреди шумной душевой стояла я, вся черная и волосатая. Разве что, хвост отсутствовал.
Пришлось опять идти в душ. А вот вытираться было уже нечем...

Двоюродный брат Орена, Ури, несколько дней назад переехал жить в Лондон. И его мама мне пишет (мы с ней иногда перекидываемся мейлами и фотографиями): "Ури для вас оставил у бабушки кое-какую мебель из Икеи, совсем новую, телевизор, микроволновку, обогреватели. Приезжайте и возьмите, что хотите. Он бабушке сказал, что это для вас"
Я спросила Орена.
- Нет, - сказал Орен, - мы ничего не возьмем. Ури должен был сам нам предложить. Ты же знаешь, я ему много раз звонил, предлагал встретиться - он даже не перезвонил. А теперь даже не сказал мне, что уезжает.
"Спасибо, но у нас все есть," - написала я его тете.

Вчера на дне рождения моей тети Евы ее подруга Лиора предложила мне кофе.
- А Лена кофе не любит! - сказала моя мама.
- Да? - поразилась я.
- Ты ж его никогда не пьешь.
- Хм?
Почему-то только дома у мамы я никогда не пью кофе. После десятиминутного дедуктивного раздумья я догадалась, почему. Они не держат свежего молока.

Провожу неделю культурной жизни. Вчера не в счет, вчера я шила ребенку книжку-раскладушку, пока Орен ходил в паб с Гаем. Гай этот, лучший Оренский друг и по традиции у меня с ним какой-то странный взаимный интерес. Интерес этот я сублимирую на пользу дома и семьи: если он вдруг случайно заявляется в гости, а Орена нет, я устраиваю ему субботник: один раз он постриг нам траву, другой - перетащил тяжелое бревно, а последний раз свозил меня в хоум-центр за краской. У меня на него уже условный рефлекс: как вижу, сразу вся закипаю идеями, как программа "квартирный вопрос". Орен, конечно, острым оком просек, что Гай, у которого свой дом еще недостроен, как-то уж больно рьяно помогает в нашем, но но только хмыкнул, сказав, что Гаю он доверяет. "А вот тебе - не очень..." - прибавил он, покачав головой.

В общем, Гай позвал Орена в паб, я шила книжку, это было вчера. Сегодня Мишку забрала моя мама, и мне выпал удачный случай встретиться с Янивом. Янив, который в последний момент вспомнил, что по телевизору баскетбол, приехал задумчивый и два раза пропустил нужный поворот, поэтому мы сделали огромный круг по Тель Авиву в самое забитое время, пока подъехали к кафе Джорджия. В Тель Авиве, наверное, несколько сотен кафе, но Яниву почему-то хотелось именно туда. Он привык парковаться в Дизенгоф-центре и ни за что не хотел парковаться в другом месте.

Если честно, я его понимаю. В Тель Авиве я и сама паркуюсь всегда на улице Арлозоров и уже оттуда иду пешком, куда мне надо. Там какая-то хитрая система штрафов. Где бы не приткнулся, без талончика на парковку - штраф. А талончики продаются в редких киосках. Припаркуешься, бывало, и пойдешь искать талончик, - приходишь, а штраф уже там! Белеет, как парус, такой одинокий. Как будто парковочный чинуша за деревом ждал. Небось, сам все талончики в округе и скупил...

После семи вечера парковка в Тель Авиве - только для жителей Тель Авива. Нам, бедным жителям переферий, остаются платные стоянки, которые стоят дорого. Или же стоит подождать до 10 вечера - и тогда паркуйся хоть в два этажа, потому что чинуши идут спать. Но тогда просыпается дорожная полиция, а их штрафы в 3 раза больше. Иногда едешь куда-нибудь, покрутишься там с часок - стоянки нет, плюнешь, и поедешь веселиться вокруг знакомой стоянки.

Кафе Джорджия - типичное маленькое тельавивское кафе: на шумной улице короля Джорджа, немного сбоку, стоят несколько столиков внутри застекленной комнатки и снаружи, в тени. Рок-музыка тихо курлычет в колонках, а официантка ведет себя так радушно, как будто ты там каждый день оставляешь на чай крупные купюры. Мы заказали два больших кофе без сливок и пирог брауниз. Янив рассказал, что они с Боазом пишут сценарий. О чем, он не раскололся, сказал только, что это ужастик и что они ищут сундук. Боаз уволился с работы и поселился у Янива, и теперь пишет песни, а на что жить будет - пока неясно. Но они уже купили столб с баскетбольным колцьом, и целыми днями кидают мячик. Официантка принесла две крохотные чашки. Интересно, в каких у них подают маленькие порции?

Через некоторое время к нам присоединился Орен, и мы пошли смотреть корейский фильм, где парень забирается в чужие дома и там стирает, прибирает и чувствует себя как дома. Фильм мне очень понравился.

Главный камень преткновения - русский язык. Я говорю: "Мишель большая!" - и поднимаю ей ручки, Орен рядом переводит: "Гдола!" Я ей пою ладушки, он рядом: "Капаим, капаим!" Сам учиться не хотел ни в какую, злился. А тут приехали Олька с Талем.

Таль, Олькин муж, с гордостью заявил, что учит русский, и продемонстрировала довольно большой словарный запас: числа, цвета, целые предложения. Я восхищенно на него смотрела. Таль обьяснил Орену: "Я сначала тоже не хотел учить, а потом понял, что этот русский вокруг меня никуда не рассосется."

Все, с тех пор Орен успокоиться не может. В Мармарисе он попросил, чтоб я его научила читать. А вчера весь вечер зубрил "Катюшу": "Рас-цви-тали я блани игрушки" (слово игрушки он знает).

ОТЪЕЗД
Как всегда, все делалось впопыхах.
Довольный Орен, ответственный за билет, позвонил мне на работу:
- Я уже заказал.
- Ура! Куда?
- На Крит.
- Ладно, пойдет! Сколько стоило все вместе?
- Ну... - Орен замялся, - других не было билетов! 650$ на человека, но это уже включая Мишель.
У меня отвисла челюсть:
- Сколько?? - к такой сумме я была совсем не готова.
- Еще была Турция, туда чуть не вдвое дешевле... но ведь мы не хотим туда лететь? Там может быть терракт.
- Хотим, - говорю, - хотим. Подумаешь, терракт! А на разницу купим мне новый цифровик. Мало ли где что может быть, не страшнее, чем в Израиле.

Орен отменил Крит и купил билеты в Мармарис. Первый раз слышу такой город. Я в Турции знаю только Анкару, Стамбул и Анаталию. Полезла в инет, написано - вах, какое место, не хуже, чем французская ривьера. Ривьеру знаю. Раз не хуже, значит, я спокойна.

Утром в четверг начали собирать чемодан. читать подробнее

Приехала моя сестра из Далласа, которая иногда пишет мне незалогиненные комменты подписываясь olka. Встретились мы совершенно случайно у ее дедушки. Мы с мамой пришли к нему в гости, взяли с собой Мишель. Позвонили сначала, а он сказал: "Приезжайте скорей, у меня Оля!"

Олина бабушка, сестра моей бабушки, недавно умерла. Рак. Это было первое настоящее горе в нашей семье с тех пор, как мы приехали в Израиль. Нас ведь здесь немножко и все мы близки. Ее звали как и меня - Леной, хотя все звали ее Люлей. Когда она болела, всех скосила депрессия. Моя мама, врач, плакала от бессилия почти каждый вечер. Ева с Лиорой молились. Я к ней часто носила Мишель. При виде малышки Люля расцветала. Маленькая Мишель сидела у нее на ручках и рассматривала абстрактные картины моего дяди. Черная картина, синяя. Мишель на них смотрела и гугукала. А Люля говорила: "Нет, ну ты посмотри, какая она умница!"

"Когда близкий человек умирает, ты испытываешь облегчение," - сказал мне как-то Аси. Его папа умер от рака, когда ему было 18. Только недавно я почувствовала, что он имел ввиду.
Тосковать легче, чем чувствовать собственную никчемность.

Но тоска выглядывает из знакомых вещей круглыми зелеными глазами.
Кресло, в котором Мишель ест, подарено Люлей, "люлино".
Весы, на которых я ей взвешиваю кашку, люлины.
И красивое железное блюдо, где лежат крепкие красные яблоки.
И фотографии.
Странно, да? Ведь на фотографии человек есть.

Еще кусок:

<...> Я с ружьём возвращаюсь с охоты, ставлю ружьё около крыльца в расчёте тут же его почистить, забыв, что в одном стволе остался заряженный патрон. Не успел я войти в комнату, как раздался выстрел. Я выскочил на крыльцо, и вижу страшную картину: убитый мальчик лет 5 лежит на огороде. Спрашиваю, в чём дело, оказывается, мой сын Сёма, увидев ружьё, схватил его и, уве-ренный, что оно не заряженное, прицелился в мальчика, стоявшего в огороде шагах в 20 от него, и убил его наповал. Я в полубессознательном состоянии хватаю трупик ребёнка и несу его, сам не зная куда. Отойдя на несколько шагов с этим бездыханным телом, я убеждаюсь, что он мёртв: из лба вытекает струйкой кровь и мозг. Опомнившись и оставив в ужасном смятении Нюту, Сёму и Борю маленького, я ухожу в лагерь и докладываю командиру полка о случившейся катастрофе – беде. Полковой следователь начинает допрос. Сёма в это время, напуганный соседями по квартире, что его сейчас родители ребёнка убитого поймают и убьют, бросается вплавь через реку и, бледный, не в состоя-нии вымолвить слово, прибегает ко мне в лагерь. Я в оцепенении лежу в палатке. В это время родители ребёнка – железнодорожники – узнают о своём горе. В местечке ползёт слух о намерении родителей убить меня, заманив к себе под видом лечения заболевшей от горя матери. Жена моя, испугавшись расправы и над ними, ночью уезжает из Чаус.

Наутро ко мне в лагерь приходит отец убитого ребёнка и просит навестить жену, тяжко заболевшую. Я обещаю придти к ним. Меня отговаривают окружающие, но я смелостью и храбростью всегда отличался, и я решительно направляюсь в дом железнодорожника. Не могу не признать, что лёгкий трепет волнения охватил меня, когда я перешагнул порог дома железнодорожника. Вхожу. На кровати лежит женщина. Увидев меня, она припод-нимается, лицо судорожно дёргается, из глаз текут крупные слёзы: «Ну вот, теперь я Вас убью» – говорит она.

Я подхожу к ней ближе, чуть не расплакался, смотрю ей в глаза, кладу руку на плечо и говорю: «Успокойтесь, этим Вы горю своему не поможете». Тело её мякнет, она оседает, ложится и, успокоившись несколько, говорит: «А я ведь ещё вчера утром знала, что у нас будет большое горе: собака, которая у нас несколько лет, вдруг ночью выкопала лапами у стены дома огромную яму. Это плохое предзнаменова-ние – это, должен кто-то у нас умереть». Обильные слёзы вновь заливают её лицо, но это уже мирный дождик после грозной бури и тучи. После этого мы уже спокойно обсуждаем событие, так неожиданно нарушившее равновесие жизни двух семейств, до того совер-шенно незнакомых. Мы согласились, что это несчастье случайное, не предусмотренное, не умышленное, не поправимое, и на моё скромное предложение компенсировать их чем-нибудь за такую тяжёлую утрату, – они оба ответили отказом. Я её лечил, железно-дорожник после нескольких потерянных трудовых дней приступил к работе. Следствие показало неумышленность поступка Сёмы, и дело должно было прекратиться. Я тоже был раньше обвинён в халатности, но затем по уточнению подробностей и это обвине-ние было снято с меня. Мы уехали с полком из Чаус, и тяжёлое горе, перенесённое нами и семьёй погибшего начало слегка покрываться пыльцой времён.

Но вот, Сёма получает повестку из комиссии несовершеннолетних преступников с вызовом его туда. Начинаются новые следствия, одно за другим, дело переходит в городскую прокуратуру, затем – в областную и, наконец, в республиканскую. Треплют ребёнка 13 лет и меня. Оказывается, отца кто-то надоумил, что он зря отказался от денежной компенсации за причинённый ущерб, и он начал писать во все инстанции. Дело, наконец, закончилось в Республикан-ской прокуратуре полным оправданием.