В день, когда ты вернешься,
будет ночь - а ты отовсюду вернешься.
Втащишь тяжелый футляр, улыбнешься -
это больше не твоя ноша.
Вспомнишь пустые залы,
вагоны, вокзалы, в которых гуляет зараза.
Вспомнишь тех, с кем жила -
что осталось от них… Пустота и фраза:

"Попадай в ноты, виолончелистка…"

Десять лет, долгих десять лет
жить с большим футляром в обнимку.
Господи, что если тебя нет -
кому писать на судьбу анонимку?
Десять лет на нее стучат
то метроном, то дожди по крыше.
Но тишина наверху, молчат.
А если рявкнут, то услышишь:

"Попадай в ноты, виолончелистка…"

Если судьба за тобой с клюкой,
прыгай в окно - там веселое время,
время идти по жизни легко,
время носить за плечами ветер.
Все, что есть у тебя за душой -
все раздашь, ничего не зажилишь…
А если станет нехорошо,
ты сама себе скажи лишь:

"Попадай в ноты, виолончелистка…"

Григорий Данской

Если я, брат, умру в Провинции…
Это лучше, брат, чем в Освенциме.
Обещать не могу - но в принципе,
если к этому будет тенденция.
Не в больнице - тогда в милиции
есть кому довести до кондиции.
Не милиция, так интеллигенция…
А весной здесь почти Венеция.

Если мне суждена жизнь в Провинции…
И это лучше, брат, чем в Освенциме.
Но где ж ты, жизненная моя позиция?
Из амбиций только эрекция.
Улететь бы куда, да не птицы мы,
не во Франции мы, в Провинции.
Жизнь нам видится как ретроспекция…
А весной здесь почти Венеция.

О как слог твой, Провинция, выспренен!
Как пусты по ночам твои улицы!
То в них слышно, как хлопают выстрелы
позапрошлой еще революции,
то в них грянут работы строительные,
то система рванет отопительная.
Где спасительная санинспекция!
Говорю, здесь почти Венеция.

Комсомольцами перепаханная
и правительствами перетраханная,
Ты вот-вот разродишься Пушкиными
между Плюшкиными и Ватрушкиными -
в этих улицах, здесь, где по глупости
жизнь кончается вместе с юностью.
И по Пушкинской мы с товарищем
не куда-нибудь шпарим - на кладбище.

Только улочки твои безобразные
через все идут полушарие…
Где вы, девочки наши разные-разные,
где глаза ваши, карие-карие?
Бритва папина, мамина талия,
где пластинка "мэйд ин Италия"?
Красный галстук, черемуха белая…

Выше… рюмку! Гуляй, Губерния!

Григорий Данской

Current music: Black Uhuru- Eglington
Стан хорошее

в долине смерти топот конский
мой неожиданно бретонский
мой недостроенный дворец
мой нехранитель нетворец

мой ординарный и ничей
мой непонявший ход вес-чей
мой двуголовый двузначимый
мой саботаж неизличимый

мой чижик пыжик не в берете
мой уезжающий в карете
мой непримерный и неверный
мой примитивный ангел скверный

мой ангел медленной длины
чьи аккорды на пюпитре
в чиейной музыке димитри
нет и пол инча для вины

мой ангел мнимой красоты
мой гений чистого уродства
мой персональный гитлер сходства
как будто склеены листы

мой черный чопорный вечерний
мой намечающейся вчерне
мой проступающий едва
эскиз к наброску два на два

мой исходящий из угла
мой ангел черный как смола
мой ангел нежный как скала
мой аварийный ангел зла

мой состоящий из плащей
мой начинающий кащей
мой говорящий и немой
мой ангел ангел ангел мой

мой бедный ангел бедный бедный
куда уходишь ты победный
в дизнев каранте санк и дале
мой ангел павший без медали


(Приблиз. 1991-1992)

Вадим Певзнер

а как по улице майорова
по сторонам глазеют боровы
чего там здорово не здорово
а все ж заветный петроград

и видят хромовые боровы
что на витринах на майорова
что в магазинах на майорова
бельишко выставлено в ряд

а на витрине пояс грация
а на витрине комбинация
и небо небо петроградское
в ней отразилось сединой

а на витрине декорация
а за витриной кооперация
и небо небо петроградское
в ней отразилось сединой

а впереди чуть чуть печальная
наверняка провинциальная
плывет мадонна нелояльная
над асфальтированной мглой

заштопай дева пояс грацию
заштопай дева комбинацию
заштопай небо петроградское
адмиралтейскою иглой

царица может быть и замужем
но так небрежно и так набожно
скользит по жесткой жадной набрежной
не замечая мостовой

и в этом медленном скольжении
и в остановках и движении
ни пол намека на сближение
ни поворота головой

прощаясь с набережной зимнего
и глядя с берега бензинного
на колизеи магазинные
над петропавловской рудой

она минует бакалейную
ее уносит население
туда где небо юбилейное
почти сливается с водой


(Приблиз. 1979)

Вадим Певзнер

Никита Рязанский
Строил город, и ему не хватило гвоздя.
Никита Рязанский
Протянул ладони и увидел в них капли дождя;
Никита Рязанский
Оставил город и вышел в сад.
Никита Рязанский
Оставль старца и учаше кто млад...

Святая София
Узнав о нем, пришла к нему в дом;
Святая София
Искала его и нашла его под кустом;
Она крестила его
Соленым хлебом и горьким вином,
И они молились и смеялись вдвоем:

Смотри, Господи:
Крепость, и от крепости - страх,
И мы, дети, у Тебя в руках,
Научи нас видеть Тебя
За каждой бедой...
Прими, Господи, этот хлеб и вино,
Смотри, Господи, - вот мы уходим на дно;
Научи нас дышать под водой...

Девять тысяч церквей
Ждут Его, потому что Он должен спасти;
Девять тысяч церквей
Ищут Его, и не могут Его найти;
А ночью опять был дождь,
И пожар догорел, нам остался лишь дым;
Но город спасется,
Пока трое из нас
Продолжают говорить с Ним:

Смотри, Господи:
Крепость, и от крепости - страх,
И мы, дети, у Тебя в руках,
Научи нас видеть Тебя
За каждой бедой...
Прими, Господи, этот хлеб и вино;
Смотри, Господи, - вот мы уходим на дно:
Научи нас дышать под водой...

Б.Г. (с)

Иллюстрация к этой песне - стеб. Но по-моему милый. Аналогия со святой Софией и "Храбрым сердцем" не очевидна, но смешна, а вобще я нарисовала серьезные вещи, но это только если есть желание разглядеть внимательно:-)
А еще отменяет ли серьезность улыбку...? Я думаю только для того, кто решил не улыбаться, когда он серьезен.

Удары сердца твердят мне, что я не убит
Сквозь обожженные веки я вижу рассвет
Я открываю глаза - надо мною стоит
Великий Ужас, которому имени нет
Они пришли как лавина, как черный поток
Они нас просто смели и втоптали нас в грязь
Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок
Они разрушили все, они убили всех нас...

Они пришли как лавина, как черный поток
Они нас просто смели и втоптали нас в грязь
Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок
Они разрушили все, они убили всех нас...
И можно тихо сползти по горелой стерне
И у реки, срезав лодку, пытаться бежать
И быть единственным выжившим в этой войне
Но я плюю им в лицо, я говорю себе: "Встать!"

Удары сердца твердят мне, что я не убит
Сквозь обожженные веки я вижу рассвет
Я открываю глаза - надо мною стоит
Великий Ужас, которому имени нет
Я вижу тень, вижу пепел и мертвый гранит
Я вижу то, что здесь нечего больше беречь
Но я опять поднимаю изрубленный щит
И вырываю из ножен бессмысленный меч.
Последний воин мертвой земли...

Я знаю то, что со мной в этот день не умрет
Нет ни единой возможности их победить
Но им нет права на то, чтобы видеть восход
У них вообще нет права на то, чтобы жить
И я трублю в свой расколотый рог боевой
Я поднимаю в атаку погибшую рать
И я кричу им - "Вперед!", я кричу им - "За мной!"
Раз не осталось живых, значит мертвые - Встать!
Последний воин мертвой земли...

© С. Калугин

Когда играли последние аккорды этой песни, я задыхалась, я была этим воином, я слушала ее как буд-то из последних сил и из последних сил доживала последние секунды жизни... воина

Завтра предстоит рисовать гламурные узоры. Посмотрела что есть в интернете на эту тему, наверное я справлюсь:-)
А так я старалась избегать долгое время гламура в дизайне как способа попасть в модную струю и оказаться в нужном русле.
Узоры я люблю, но, как бы, чтобы они были свободны от всего на свете, от моды, от веяний и чаяний.
Но неожиданно задача, ограниченная четкими рамками, приобрела все же оттенок интереса, наоборот. Получается, что раньше я себя ограничивала не попаданием во что-то, в струю, в течение, в направление, потому, что привязываться к общеупотребимому проще простого, а вот вывязаться или отвязаться сложнее. А теперь интересно наоборот, избежав заранее привязанности, что-то познать и изучить. При этом я как бы не буду находиться в этом течении, а различу в нем то главное, что можно пропустить через самое себя и пропущу, а вот то, что делает его общеупотребимым оставлю стоять от меня в стороне, чтобы смотреть, видеть и знать, что вот так, мол и вот так, за что его любят все, так это вон за то и вон за это...

А еще захотелось написать именно сейчас, что я была 4 июля на концерте Сергея Калугина. В моем обожаемом много лет Доме ученых, оставленным в памяти нетронутым новыми впечатлениями в году эдак в 94. Там все не изменилось совсем, только на стенах появились работы детско-юношеского фотоклуба. Та же мебель и обстановка. Ничего не обветшало, та же чистота, тот же запах, там все законсервировано в какой-то очень знакомой тихой красоте и покое. Я думаю, это чувствуются чьи-то заботливые и любящие руки.

Калугин очень впечатлил. Перед концертом этот человек прошел буквально мимо нас и показался обычным и не очень выразительным, как мог бы показаться выразительным Борис Смоляк, например. Да он как будто и старался казаться незаметным. Почему-то при этом вспомнился Арогорн, под серым плащом которого скрывался блеск и сияние настоящего короля по духу и по крови. На сцене Калугин был великолепен без преувеличения. Харизма, необыкновенно сильный вокал и ничем не сдерживаемая страсть таланта настоящего артиста вот то, что приковывала к действу все внимание. А тексты песен необычайно чисты с точки зрения близости к настоящему искусству, как будто не в одном месте не закрыты скарлупкой чего-то ненастоящего. Игра на гитаре очень качественна (чувствуется классическая школа) и вдохновенна, как бы озарена той самой искрой. Разнообразна тематика и в музыке и текстах песен. Лично меня больше привлекла романтическая и психоделическая сторона его творчества, нацеленная на углубление познания чувств и личности человека в контесте его эпохи. А еще, да простит меня кто-нибудь кто любит Сергея вместе с группой, но я была рада, что концерт состоялся при участии его одного и с акустической гитарой. Потому что потом я послушала так сказать електричество в записи.
Вобщем с опозданием, но главное в нужном потоке настроения говорю ему «Большое спасибо!» Он не услышит, но «спасибо» это то что у меня есть для него, мой лучик, такой маленький по сравнению с его светом.
Больше всего понравилась песня «Последний воин мертвой земли».

И возвращаясь к теме непривязанности, затронутой в первой части поста, излагаю здесь текст его песни:

«Убить свою мать».

Горный Китай, монастырь Чжоан Чжоу, век от
Рождества Христова 853-й. Hекто спросил
Лин цзы: "Что такое мать?" -
"Алчность и страсть есть мать, - ответил
Мастер. - Когда
С сосредоточенным сознанием мы вступаем в
Чувственный мир, мир страстей и вожделений, и
Пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь
Стоящую за ними пустоту, когда нигде нет
Привязанностей, это называется "убить свою
Мать".


Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
Hо, оказалось, что он тверже в поступках, чем иные
В словах.
Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
Hо эта сволочь подняла меня в 6-35,
И я спросонья понял только одно: меня не мучает
Страх.


Когда я выскочил из ванной с полотенцем в руках,
Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях,
И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало
Сиять.
Я вдруг поймал его глаза - в них искры бились
Ключом,
И я стал больше, чем я был и чем я буду ещё,
Я успокоился и сел, мне стало ясно: он убил свою
Мать.


И время стало навсегда, поскольку время стоит.
А он сказал, что в понедельник шеф собрался на
Крит,
Короче, надо до отъезда заскочить к нему - работу
Забрать.
И он заваривал чай, он резал плавленый сыр,
А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир.
Я рассмеялся и сказал: "Hу как ты мог, она же
Все-таки мать!"
И он терзал на подоконнике плавленый сыр,
А я уже почти припомнил, кто творил этот
Мир.
И я сказал ему: "Убивец! Как ты мог, она
Же все-таки мать!"


И он сидел и улыбался, и я был вместе с ним.
И он сказал: "Hо ты ведь тоже стал собою
Самим".
А я сказал: "Hайти нетрудно, он в десятки раз
Сложней не терять.
И будь любезен, прекрати свой жизнерадостный
Бред.
Ты видишь свет во мне, но это есть твой
Собственный свет.
Твоя ответственность отныне безмерна: ты убил свою
Мать.
Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный
Бред,
Ты видишь свет во мне, но это есть твой
Собственный свет.
Твоя ответственность безмерна, ты свободен:
Ты убил свою мать".


Hа дальней стройке заворочался проснувшийся
Кран,
Стакан в руке моей являл собою только стакан,
И первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела
Благодать.
И мы обнялись и пошли бродить под небом седым,
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил
Свою мать.
И мы обнялись, и пошли бродить под небом
Седым,
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно чуть подольше быть с тем, кто
Убил свою мать.

Сергей Калугин.

Пастушка Адель прибежала на луг
Ромашкам доверить беседу.
Вчера в ее дом с предложением рук
Явились три юных соседа -
Был Пауль так весел, а Густав так мил,
А Мартин сыграл ей на флейте,
Цветочки, откройте, кто искренним был,
Малютку Адель пожалейте!
Уж вечер настал, и истоптанный луг
Стоит без единой ромашки.

Адель стебелек выпускает из рук,
Сама чуть не плачет, бедняжка;
Еще бы! Ведь Пауль так весел, а Густав так мил,
А Мартин играет на флейте,
И кто из них сердце пастушки пленил,
Адель не поймет, хоть убейте!..
Вот годы промчались, в трактир у моста
Зашли мы узнать об Адели.

Адель вышла замуж и стала толста,
Узнать ее вы б не сумели!
А кто ее муж-то?
Да вон третью кружку
Пьет он под вымя с капустой!
И хоть подойдете,
Вы вряд ли поймете -
Он Пауль, иль Мартин, иль Густав...
Мораль вывожу не за тем, чтоб смутить

Пастушек, невинных бедняжек,
Мне просто досадно по лугу бродить,
Когда он лишился ромашек;
Итак -
Пусть Пауль ваш весел, а Густав пусть мил,
А Мартин отрада для слуха,
Но все же
Три разных дороги
Дадут вам в итоге

Лишь красную рожу да брюхо,
Капустой набитое брюхо!..

Сергей Калугин

Стан веселое

Луной озарились "Хрустальные воды"
Где, детка, сидели мы вдвоем.
Так нежно, так сладко забилось мое сердце.
Ушла ты, не сказала ни о чем.

Люби меня, детка, покуда я на воле
Пока я на воле, я твой.
Судьба нас разлучит, я буду жить в неволе.
Тобою завладеет кореш мой.

Я вор и бандит из преступного мира,
Меня очень трудно полюбить.
Не лучше ль нам сканаться таки по своим хабинам,
Друг друга на веки позабыть.

Ты будешь богата, а может быть счастлива.
Я же нищий бродяга и вор.
В шикарной карете ты проедешь мимо.
И ты не заметишь мой взор.

Я буду лежать на тюремной кровати,
Я буду лежать и умирать.
А ты не приедешь, моя милая детка
Меня обнимать, целовать.

Луной озарились "Хрустальные воды"
Где, детка, сидели мы вдвоем.
Так нежно, так сладко забилось мое сердце.
Ушла ты, не сказала ни о чем.

Из медленного темпа песня переходит в быстрый. Но общее впечатление все равно веселое. Как будто тот, кто поет про себя от первого лица то дико страдает, то вдруг отходит в сторону от страдающего себя, наблюдает и веселится:-)
А еще в ней какая то явная правда жизни. Потому, что если понимать под "тюремной кроватью" несвободу в жизни вобще и зависимость от обстоятельств, то это может оказаться про кого угодно, а не только про заключенного из тюрьмы

Жизнь - злодейка, но я все равно надеюсь, что Анне из витражной мастерской понравится мое портфолио:-)

Мне хочется друга и друга такого,
Чтоб сердце дрожало при мысли о нем.
И встречи случайные нас обжигали
Горячим и нежным, стыдливым огнем.

Мне хочется ласки и теплого слова
Мне хочется нежной, горячей любви,
Но все это только одни лишь мечтанья
Моей одинокой и пылкой души.

Вот время проходит, а друг не приходит
И старится сердце от горя-тоски,
Вся жизнь в одиночестве проходит без друга,
А жить мне без друга скажите зачем?

Мне хочется друга и друга такого,
Чтоб сердце дрожало при мысли о нем.
И встречм случайные нас обжигали
Горячим и нежным, стыдливым огнем.

Я не знаю откуда именно эта песня. Но читала, что "Безумный пьеро" возрождает нечто давно забытое. Насолько забытое на данный момент, что я не нашла этой песни в интернете и в кои то веки пришлось набирать на слух, благо стучу я по клавишам быстро, а песня медленная. Я не знаю ни чья она, ни кто и когда ее пел.
Но эдакий трогательный закос под "ретро" дает песне не только свежее звучание, но и возможность по новому почувствовать, взглянуть на эпоху, когда номинально считалось, что страна Советов - счастливая страна, а про себя многие знали, что никто не знает за ранее кто будет тем следующим, за кем приедет черный воронной автомобиль.
И исполняется она так душевно, и искренне, что совершенно не важно кто поет, мужчина или женщина, если он ТАК поет.

Неправда, что Быстров был крепок и суров.
Скорее хрупок был он и затылком нездоров.
Он мнил себя изгоем, но пойти на криминал
не смел, пока лекарств не принимал.

Враньё, что сей изгой, истерзанный тоской,
решил-таки ограбить супермаркет на Тверской.
Решить-то он решил, но не ограбил же, учтём.
Эксперты разберутся - что почём.

Неправда, что была пальба, и все дела.
Пальба была потом и лишь Быстрова извела.
Мечтателем он был и домечтался до беды.
А может, начитался ерунды.

Другой бы не моргал, а этот маргинал
три дня топтался в центре, супермаркет выбирал.
А выбравши провёл дрожащей дланью по губе -
и гибель стал готовить сам себе.

Чтоб вышло без улик, в подвалы он проник,
охрану сосчитал, сигнализацию постиг.
Он даже куш прикинул, тоже фокусник, смешно!..
И понял, что не выйдет, не дано.

Для виду наш факир, в корзину взяв кефир,
к воротам развернулся, но узнал его кассир.
За партой с ним сидел когда-то в классе он шестом.
Пришлось потолковать о прожитом.

Не гангстер, а беда! Судите, господа:
ему б кассира в долю, кассу в сумку и айда.
А он челом намокшим покивал: до встречи, мол.
И медленно в Чертаново убрёл.

Враньё, что скрылся он с деньгами за кордон.
Он еле заказал себе билет на Лиссабон -
и первого апреля вышел из дому с утра.
А найден был четвёртого, вчера.

Что были мы друзья - опять пример вранья.
Иные даже врут, что он и был как будто я.
Нерадостно, конечно, да людей не сокрушить.
Мечтать предпочитают, а не жить.

Его нашли в реке, с отверстием в виске
и русско-португальским разговорником в руке.
Преступная улыбка на безжизненных устах
внушала сожаленье, но не страх.

О, сколько ложных мук! О, сколько сразу вдруг!
Неправда всё, неправда всё, неправда всё вокруг...
Тоской истерзан, я лекарство за щеку кладу
и медленно в Чертаново бреду.

Михаил Щербаков

Я не сказал бы, что во время сна люблю
Вдыхать миазмы разные, клопам на страх,
Но я дышу всем этим, поскольку сплю
Ноздрями к стенке, а она в коврах.

Пока я сплю, жильцы внизу тарелки бьют
И друг за другом бегают по этажу.
Порой во сне я думаю: "Зачем живут
Они?" - но смысла не нахожу.

Еще во сне я думаю, что жизнь есть шум,
Но минимальный, в тон чему и смерть сама:
Вчера был минимум, нынче минимум,
Завтра - меньше минимума.

О смерти в целом мыслю я так часто, что
Когда ко мне, опять-таки во время сна,
Она является - не вопрошаю, кто
Это - я знаю, это она.

И я дрожу, когда в оранжерейной мгле
С галантерейно-кремовым а-ля Париж
Великолепием гостья шепчет мне:
"Станцуем, что ли? Чего дрожишь?"

О, красота! Сколь ни карала бы нас
Ты, все неверный твой ловим свет,
Хотя и помним, что, чем коралловый ас-
пид, гадины краше нет.

И обмануться страшно, и перечить жаль:
Небось не каждый день, - вообразите кадр! -
Маячит рядом этакая флешь-рояль
И приглашает на данс-макабр.

Всем парам парочка, хоть впрямь танцуй,
Она Жорж Санд анфас, а я маркиз де Сад,
Она воздушна типа как поцелуй,
А я воздушен как десант.

Уж я станцую так, что у меня ни-ни,
Я все паркеты в щепки разнесу -
А те, которые живут внизу, они
Себе пускай живут внизу.

"Поберегись!" - не хуже третьего
Петуха кричу я и лечу в галоп.
Сегодня минимум, завтра нет его,
Послезавтра - пускай потоп!

Но тут она, и весь ее парфюм и джем,
Весь этот вереск, чтобы не сказать миндаль,
Шелками свистнув, делается вновь ничем,
И я не ведаю, как быть дальше.

И просыпаюсь я, какой-то кислый вкус
Держа во рту, и голосом вполне чужим
Клянусь вперед блюсти антитабачный курс,
Вегетарьянство и сплошной режим -

Затем проглатываю эскалоп свиной,
Распространяю в комнате сигарный чад
И снова сплю, напившись собственной
Крови - десны кровоточат...

Михаил Щербаков

Фраер топает за мной,
А мне нравится блатной!
Мама, я жулика люблю!

Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!

Менты ходят, жулик спит,
А мое сердце так болит.
Мама, я жулика люблю!

Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!

Где блатные, там и я.
Все блатные - боль моя.
Мама, я жулика люблю!

Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!

Жулик ходит в кандалах,
А я с фраером в шелках.
Мама, я жулика люблю!

Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!

Фраер будет мой страдать,
А я буду пропивать.
Мама, я жулика люблю!

Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!

Из репертуара Алеши Дмитриевича.

))))

Стан веселое

Зиновій Блюм, король шинків і яток,
Рожевих лярв улюблений кумір,
Літав по крамарях, немов упир,
І ніби кров, смоктав із них податок.

Його встечали радістним "вей мір!"
Під усмішкою, що солодша паток,
Він позбавляв їх золота й дівчаток,
Але, нажаль, порушив міру мір.

З тюрми його звільнили вже совіти -
Сяк-так почав по-руському триндіти
І висунув на службу сам себе.

По лікті у кишках, немов анатом,
Навчився водку жрать, ругаться матом
В Енкаведе, в згодом емгебе.

Юрій Андрухович.

По той бік пристрасті народжується ніж...
Лахмітник Місьо о четвертій ранку
зарізав панну Касю, лесбіянку
(як він гадав, а втім, йому видніш).

Він пописав ій черево й горлянку,
аж весь шалів, аж весь упав у дріж.
Вона ж одно твердила: «Хоч заріж,
я присягла навіки свойму Янку».

(Той саме відбував за зґвалтування).
Вона була любов його остання —
і так пішла, небога, ні за гріш.

Кохання — то велика дивовижність:
там, де лише народжувалась ніжність,
за хвильку може виникнути ніж.

Юрій Андрухович

Ти заповзеш, нечутний, ніби вуж,
у золоті дзеркала установи,
поправиш ружу й посміх Казанови
і сам собі накажеш: кроком руш

до кабінету, де — вершина змови.
Тебе чекає мрець — очей не мруж,
а, вихопивши револьвер із руж,
спрямуй на нього дуло тридюймове.

Ти станеш в цю хвилину шестикрилим,
а він повільно зсунеться на килим,
потягне канделябр і паламар.

Ти скинеш рукавички (щойно з пральні)
і, розпізнавши натяки астральні,
почуєш, як видзенькує комар.

Юрій Андрухович

Іду я плаєм в синю даль -
Висить Марічка на смерічці.
Парує сивий дим проваль,
Цвіте червлена ружа-чічка.

Приспів:
Б’ютіфул Карпати!
Верховина, рідна мати,
Не дай же нам погибати!
Б’ютіфул Карпати!

За небокраєм небокрай,
Трембіти голос чути в лісі.
А он ялинок ген розмай
І синьо-жовта фана в стрісі.

Приспів

Залазить п’яне сонце в річку,
Останній промінь свій кидає.
Іде Іванко до Марічки
І пісеньку співає.

Приспів

Мертвий півень