К идее написания этого поста я пришёл после обдумывания вопроса о том, что собой представляет блог. Вопрос не теряет своей актуальности, как мне кажется, не только для меня, но и для тех, кто, так или иначе, задумывался на эту тему и искал ответы на аналогичные вопросы. Собственно, этот пост есть продолжение вот этих размышлений.

Отчасти на меня повлияла статья Романа Лейбова Неживой Нежурнал
«То, что называют модным словом "блог"… имеет несколько модификаций. Речь идет всегда о коротких заметках, легко публикуемых и вытягивающихся в своеобразную "ленту". Строго говоря, личный дневник - лишь один из видов авторского блога… основным объектом, вокруг которого строится дневник, является протекание времени… жизнь сама по себе, жизнь как процесс организует складывающееся из фрагментов повествование».
Автор затрагивает и многие другие вопросы, но меня лично интересует не само абстрактное понятие "блог", а более конкретный вопрос:
каким я вижу свой блог?
Очередная волна философской рефлексии накрыла меня
и в мучительных поисках ответа на этот вопрос, я сделал набросок в виде плана:

1) Экспозиция вопроса о смысле моего дневника
Постановка проблемы.
2) Тематический дискурс моего дневника.
3) Два композиционных принципа моего дневника:
Коллажность и интертекстуальность.
4) Стилистика постов и рассуждения о комментариях.

WARNING! AGHTUNG! ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!
Данный пост является результатом эякуляции потоков подсознания автора в тело текста и характеризует автора исключительно как маниака, употребляющего в пищу книги. Автор - норкоман, страдающий ломкой от текстов и убитый передозировкой чтения. Смерть автора от ментальных оргазмов привела к реинкарнации его метафизической сущности в мерзкое глоссолалическое чудовище, наслаждающееся словами по двести букв. Чтение текста данного поста может привести к насилию, жестокому ментальному сексу и аннигиляции мозга читателя. Если Вы хотите уберечь свой мозг – не читайте! Если у Вас комплекс интеллектуальной неполноценности и Вы чувствуете себя быдлом – не читайте! Если Вы тупы, умственно неполноценны, выжили после лоботомии, являетесь заслуженным инвалидом умственного труда - тем более не лезьте подкат!



Экспозиция вопроса о смысле моего дневника
Постановка проблемы

Так что же собой представляет мой дневник?
Есть ли у меня сегодня ответ на вопрос о том, что я собственно имею в виду под понятием "сущность" моего дневника? Нет. И значит вопрос о смысле моего дневника надо поставить заново. Нашёл ли я ответы на вопросы, поставленные в самом первом посте моего дневника? Смог ли я обнаружить "смысл" в моём дневнике даже после моего возвращения на джорналсы, в посте, который так и назывался "Возвращение"? Никоим образом. И значит надо тогда опять пробудить внимание к этому вопросу. Обусловлено это, во-первых, моим интересом к проблематике философии постмодерна, а во-вторых, осмыслением мной ключевых позиций фундаментальной онтологии. В последнее время я всё больше углубляюсь в чтение текстов тех авторов, которые являлись значимыми фигурами французской школы постструктуралистов и наметили новый маршрут движения современной западной философской мысли. В прагматике процедур чтения и дискурсивной практики работы с основополагающими текстами этих мыслителей заложена не только чисто когнитивная функция поиска нового знания, но и перманентная амбивалентность выстраиваемых методологических моделей, нонфинальная поливариативность динамического процесса выработки теоретических конструкций. Аккумуляция в сознании стержневых идей философии постструктуралисткого направления приводит к запуску сложного интерпретационного механизма дешифровок смысловых кодов текста. Что приводит меня к постановке ряда новых вопросов, к переосмыслению и толкованию уже выговоренного. Уже выговоренное, обговариваемое, выговариваемое, со-общение, самовыговаривание есть структурные моменты речевой артикуляции в сфере открытости сущего. Сущее раскрывается только в и из разомкнутости бытия-в-тексте. Сущность текста видится как самостно-экстатично-горизонтная разомкнутость смысла. Открытость и понятность сущего - ничто за пределами текста.

Дневник, который должен быть опрошен в аспекте его сущности знаком читателю как целостность кусков текста, представленных в виде постов и комментариев, которыми автор говорит и письменно фиксирует выговоренное. Однако сущность дневника, о которой теперь следует философски спросить, себя не показывает. В самопоказывании тела текста сущность того, что себя через текст являет, остаётся сокрытой. То, о чём вопрошает текст доступно исключительно философски. Поэтому спрашивать о сокрытой сущности дневника означает приводить искомую сущность текстовых слоёв дневника из сокрытости к отчётливому себя-показыванию. То, что показывает себя, самокажущее; то, в чём нечто обнаруживает себя, само по себе способно стать видимым; то, что приводится к отчётливому себя-показыванию есть феномен. В попытке раскрыть этот феномен я проделаю маршрут философского следования мысли через чекпоинты в виде пунктов намеченного мной плана.

Тематический дискурс моего дневника

Дискурс – одно из самых значимых понятий в философии постмодерна, на языке оригинала звучит как discours — понятие, труднопереводимое с французского на любой другой язык и являющееся предметом дискуссий даже на своей родине. В то же время слово это нынче расхожее не только в философии, это понятие распространилось на всю сферу гуманитарных наук. Думаю, не будет большой ошибкой понимать дискурс как смысловой горизонт той или иной культуры, программу этой культуры, её код, совокупность вербальных манифестаций, устных или письменных практик, отражающих идеологию или мышление определенной эпохи. Духовная культура социума представляет собой ансамбль дискурсов, наделённых различными коммуникативными стратегиями. В многогранной реальности жизни, в её разносторонних публичных и приватных сферах люди в множественности способов бытия-в-мире являются активными участниками различных дискурсов – повседневного, официального, образовательного, научного, политического, публицистического, религиозного, эстетического и многих других. Но, так или иначе, в своём взаимодействии, в различных формах бытия-друг-с-другом люди не ограничивается только лишь устными, вербальными практиками выговариваемого. Дискурс тянет за собой шлейф текстов.

Признание того, что дискурс – это текст, реализуемый в субъектной ситуации общения, т.е. дискурс – текст плюс социальный контекст, ведёт за собой понимание того, что в содержании дискурса как бы на равных выступают два плана – предметно-тематический и субъектно-тематический. Я говорю о чём-то, я постоянно конструирую не только мир, но и себя, и делаю это каждый раз как бы заново, подтверждая либо отрицая коммуницируемое ранее. Это пересечение двух миров - мира реальности и мира знаков. Но мир реальности неоднозначен, впрочем, как и мир знаков, ибо оба они постоянно меняются. И это не удивительно: в основе развития каждой – дихотомические структуры. И если мир реальности предстаёт в столкновении субъект-предметных и субъект-субъектных взаимоотношений, то мир знаковой реальности – в столкновении знаков, кодов, которые их репрезентируют, а это, соответственно, речевые и текстовые формы репрезентации.

Проекция понятия "дискурс" на содержание моего дневника в данном случае означает, что тексты постов дневника лежат в плоскости постклассического мыслительного пространства. Это, в свою очередь, указывает на необходимость прочтения моего дневника в неклассическом ключе и соответствующем ему контексте. Текст дневника может быть и чисто рассудочным, формально-логическим, подобным традиционным философским, но включённым в более сложные семантические связи, чем обычный философский текст, или сознательно выходящим за рамки формальной логики и организованным по каким-то конвенциональным правилам соответствующей мыслительной игры.

Тематический дискурс дневника понимается как дискурс, объединённый определённой одной общей темой, глобальным топиком, темой главенствующей, доминирующей в текстах постов дневника, темой, пронизывающей всё пространство тела дневника. Тематика дневника и составляет внутренний нерв дискурса. Текст моего дневника пропитан духом философской рефлексии. Эта философская направленность задаёт интеллектуальную тональность дневника. Но не стоит пыжиться. Здесь нет никакой претензии на обособленность и вытекающие в соответствии этой установке какие-то оценочные суждения обо мне как личности автора дневника. Понятие "автор" подвергается пересмотру и переоценке. Присвоить тексту автора — это значит как бы застопорить текст, наделить его окончательным значением, замкнуть письмо. Всякий раз моя мысль меняется, я дискурсивно текуч. На данный момент у меня наметился крутой поворот в сторону радикального постструктурализма. Я провозглашаю свою смерть как смерть автора, я уступаю дорогу тексту. Я вдыхаю в текст жизнь и умираю сам. Текст освобождается от меня как автора, текст начинает жить отдельно от меня, текст обретает своё самостоятельное бытие. Текст ищет серьёзного вдумчивого читателя. Возжелайте текст и текст предоставит вам минуты удовольствия от чтения. Текст — это то неделимое око, которое следит за вами. Глаз, коим вы взираете на Текст, есть тот же самый глаз, коим Текст взирает на вас.


Два композиционных принципа моего дневника:
Коллажность и интертекстуальность

Коллажность
Принцип коллажности есть универсальный способ организации текстового пространства дневника посредством конъюнктивного соединения разнородных частей. Композиция постов представляет собою подвижный мозаичный набор, коллаж явных или скрытых цитат, калейдоскоп повседневных событий, оценочные суждения автора на определённую заданную тему, эмоциональные накаты с элементами душевного стриптиза, т.е. некую мозаику из принципиально неатомарных элементов. Стилевой эклектизм дискурсивных практик, принцип комбинаторности в построении постов, соединение различных по своему статусу и значению элементов - это не просто стыковка, соединение, столкновение, контакт текстовых и культурных слоёв друг с другом, но и их наложение друг на друга. Отсюда и возможность различных вариантов прочтения текста дневника — в зависимости от глубины представленности содержания каждого поста как звена коллажа в восприятии читателя. Дневник оформляется как подвижная система плюральных интертекстуальных проекций смысла, порождающая многочисленные ассоциации у читателя, готового к восприятию текста.

Интертекстуальность
Принцип интертекстуальности предполагает построение текста дневника как мозаики из рядоположенных цитат с достигаемым системным эффектом. Отсюда выводится понятие палимпсест. Текст, понятый как палимпсест, интерпретируется как пишущийся поверх иных текстов, неизбежно проступающих сквозь его семантику. Письмо принципиально невозможно вне наслаивающихся интертекстуальных семантик, — понятие "чистого листа" теряет свой смысл. И автор, и читатель как носители определённой культуры всегда имеют дело с неразборчивыми, полустёртыми, много раз переписанными текстами. Текст в принципе не может быть автохтонным: наличие заимствований и влияний — это то, чей статус по отношению к любому тексту определяется как всегда уже. Внутри текста осуществляется своего рода коннотация, которая представляет собой связь, соотнесённость, метку, способную отсылать к иным — предшествующим, последующим или вовсе внеположным контекстам, к другим местам того же самого или другого текста. Таким образом, всякий текст есть прежде всего пересечение других текстов. Специфика механизма таких межтекстовых отношений в форме интертекстуального диалога определяется как феномен, при котором в данном дневнике в тексте одного поста эхом отзываются предшествующие тексты из других постов этого же дневника с множеством отсылок на другие источники и тексты. Текст, собственно, и есть не что иное, как ансамбль суперпозиций других текстов. Базовую основу текста дневника составляет его выход в другие тексты, другие коды, другие знаки, текст — как в процессе письма, так и в процессе чтения — есть воплощение множества других текстов, бесконечных или, точнее, утраченных, утративших следы собственного происхождения кодов. Внутри самого дневника плетётся сетка текстуальных отсылок к другим текстам. Каждый пост по сути является интертекстом, другие тексты присутствуют в нём на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры.

В контексте принципа интертекстуальности переосмысливается само значение слова "цитата". Под цитатой понимается заимствование не только и не столько непосредственно текстового фрагмента, но главным образом функционально-стилистического кода, репрезентирующего стоящий за ним образ мышления либо традицию. Цитата это не только вкрапление текстов друг в друга, но и потоки кодов, жанровые связи, тонкие парафразы, ассоциативные отсылки, едва уловимые аллюзии. Каждый текст представляет собою новую ткань, сотканную из старых цитат. Текст каждого поста уже подразумевает в себе скрытые, графически не заданные кавычки. Текст образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат — из цитат без кавычек. Само их узнавание — процедура, требующая определённой культурной компетенции читателя. Текст, собственно, и представляет собой игру смысла, осуществляющуюся посредством игры цитатами и игры цитат. Обрывки старых культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом — все они поглощены текстом и перемешаны в нём, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык. Тело текста дневника сплошь соткано из цитат, отсылок, отзвуков; всё это языки культуры старые и новые, которые проходят сквозь текст и создают мощную стереофонию. Гул языка нарастает по мере вхождения читателя в пространство текстовых лабиринтов. Пространство лабиринта многомерно по своей сути, в пространстве тела дневника сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным. Автор может лишь вечно подражать тому, что написано прежде и само писалось не впервые; в его власти только смешивать разные виды письма, сталкивать их друг с другом, не опираясь всецело ни на один из них; если бы он захотел выразить себя, ему всё равно следовало бы знать, что внутренняя сущность, которую он намерен передать, есть не что иное, как уже готовый словарь, где слова объясняются лишь с помощью других слов, и так до бесконечности.


Стилистика постов и рассуждения о комментариях

Стиль
Поскольку дневник организован по принципам коллажности, стиль постов постоянно варьируется от сухого академизма до нарочитой небрежности, от глубокого концептуального анализа темы до поверхностных набросков в виде мазков, от лирических пассажей интимного самоуглубления до пошлого юмора, от афористичности постов до философских микроэссе, от полемичности тона до интеллектуального эпатажа, от плавности повествования к рывкам и скачкам текста, от "дико поржать" до "серьёзно подумать". Тематический дискурс дневника ориентирован на поэтичность мышления. Отсюда и принципиальная недосказанность, неполнота и метафоричность философских постов дневника. В содержательном плане поэтичность мышления предполагает радикальный отказ от жёсткого рационализма, не только допускающий, но и предполагающий внерациональные, интуитивные, образные мыслительные процедуры. Посты философской направленности постулируют незаконченность и тем самым предоставляют свободное пространство движения мысли читателя. Уклон в поэтичность мышления выступает необходимым условием возможности внерационального схватывания того, что в рациональном усилии читателем уловлено быть не может. Общие установки текста дневника на игровое употребление слова и его образное восприятие, на актуализацию коннотативных и контекстуально обусловленных компонентов семантики слова, на выявление поэтичности мышления и образно-художественных основ любой дискурсивной практики имеют своим следствием варьируемость различных смыслов текста.

Комментарии
Комментарий рассматривается как интерпретационная процедура по отношению к тексту, результатом которой является другой текст. Это коммуникативное пространство текста субъект-субъектных невербальных практик и отношений внутри огромного тела текста. Но комментарий представляет собой нечто большее, чем просто субъект-субъектную коммуникацию, участники которой являют друг для друга текст. В комментарии заложен мощный креативный потенциал в тех пределах, которые очерчиваются границами тематического дискурса дневника. В границах этого пространства действует нарратив. Нарративная процедура фактически творит реальность, образуя полотно, из которого ткутся различные смыслы. В рамках нарративной логики обнаруживают себя разнообразные смысловые оттенки поста, возникающие в контексте комментариев и имманентно связанные с интерпретацией текста, зафиксированного автором в посте дневника. Смыслы обнаруживаются читателем, который в процедуре чтения входит в пространство смыслового поля текста поста, проникая под кожу тела текста, отрабатывая процедуру путём генерации ответного текста в виде комментария.

Комментируя, читатель проговаривает и вопрошает к тексту. И, таким образом, читатель становится не просто читающим, но обретает возможность говорения в комментарии. Комментарий как проговоренность таит в себе истолкованность понятности текста. Понимание текста бросает своё бытие на возможности толкования. Набросок понимания имеет свою возможность формировать себя. Формирование понимания выступает здесь как толкование текста. В толковании понимание понимая усваивает себе своё понятое. В толковании понимание становится не чем-то другим, но им самим. Толкование не есть принятие понятого внутри текста к сведению комментирующего, но есть разработка набросанных в понимании возможностей. В наброске понимания текст разомкнут и отвечает образу бытия понятого. Понят однако, беря строго, не смысл, а сущее в бытии текста. Разомкнутость бытия-в-тексте заполнима открываемым в тексте сущим. Смысл должен дождаться, пока его выскажут или запишут, чтобы в себе поселиться и стать тем, чем в отличие от себя он является: смыслом. Обнаружение смысловых пластов в теле текста приводит читателя к эффекту гиперпонимания, суть которого в том, что читатель вычитывает из поста больше информации, нежели входило в коммуникативные намерения автора. Особенно привлекательна здесь возможность обнаружить в тексте дискурсивные следы, скрытые от самого автора, произвольные смысловые наращения интерпретируемого текста.

Текст поста разом содержит в себе несколько смыслов в силу своей структуры, а не в силу ущербности тех людей, которые его читают. Именно в этом и состоит его символичность: символ — это не образ, это сама множественность смыслов, заложенных в тексте поста. В этой ситуации комментарий выступает не как реконструкция внутреннего опыта автора поста, но как дешифровка текстового кода. Текст самодостаточен и децентрирован, текст изначально может и не нести в себе смысловой нагрузки. Принципиальное отсутствие означаемого снимает возможность комментария как толкования исходного так называемого "правильного" смысла текста, заданного авторским замыслом. Таким образом, суть комментария отнюдь не в том, чтобы завязать интерпретацию на фигуре автора поста (а что автор имел в виду?) и даже не на сам текст поста (структура, стиль, форма, содержание), но на фигуре читателя, как отправной точки смыслопорождения. Однако комментарий одновременно и позволяет создать видимость выхода за границы комментируемого текста. В пространстве комментариев рождаются идеи для новых постов. Новые посты создают интерпретационное поле для новых комментариев. Дневник приходит в движение, становится не просто дневником, а живым дневником.


Шизофрения мозга и психоделика души: брейнфакинг, фрактальная аннигиляция мозга