На балконе было мусорно и ветрено. На черной лестнице завывало и ухало. Сквозняки отдавали мусоропроводом и сортиром… Покрытая обычной для подъездов наскальной нецензурной клинописью стена подпирала уставшую от восьмичасового сидения спину... Со второго этажа просматривались хлипкие нечистоплотные задворки. «Престижный, блин, район». Я курил уже энную сигарету и любовался великолепной перспективой помойки. Такая же помойка была и у меня на душе. Я стоял и изживал свой яд, как змея, сдуру укусившая себя за хвост. Часть яда уже была выплеснута на листок клетчатой бумаги, листок уже был засунут в замочную скважину. Осталось только изжить остатки… не очень многое. Мне было горько, потеряно и обидно. Мутные волны накатывались и проходили сквозь меня, оглушали, закручивали в потоке… На самом деле, на самом деле, пора было признаться себе, что я здесь уже ничего не могу. Все, на что хватило ума, я сделал, оставалось либо ночевать под запертой дверью, либо немного вспомнить о достоинстве, самоуважении и прочих любимых мной вещах. Например, еще о разуме…
«Ты знал», - сказал разум.… Да, я знал. Я знал, что ее не будет. Но раз уж я проделал эту тыщу километров, то я решил пройти этот левел до конца. «И что теперь?» - спросил разум. Я пожал плечами, последний раз затянулся и послал окурок щелчком в промозглую ночь. Окурок сверкнул красным метеоритиком и упал куда-то между баками.
Бодро заверещала мобила, я, с пылом внезапно ожившей надежды, выдернул ее из кармана. Что-то звякнуло об цемент. Я нагнулся и подобрал серебряное колечко. Два лепестка и камушек в центре. Подарок на день рождения, которого не будет. Я задумчиво повертел колечко в пальцах, нажал на мобиле прием.
- Ну что там у тебя? – спросила Вампиреныш своим милым голосом.
- Да нет ее, - выдавил из себя я.
- Мда... на мои звонки она не отвечает… даже с городского … но телефон у нее включен… Странно… Может чего-нибудь случилось?
- Угу. Я случился.
- Ну и какие у тебя теперь планы?
- Ну… сейчас меня отпускать начнет помаленьку, когда отпустит – начну думать…
- Что тут думать, приезжай лучше к нам.
- Ну не знаю… у тебя же там мама суровая.
- Маму я уже предупредила, - успокоила меня Вампиреныш.
- Хм… и что ты ей сказала?
- Правду.
- Ну… Солнышко, ну кто же маме говорит правду? - усмехнулся я.
- Иначе нельзя, - строго сказала Вампиреныш. Что меня в ней всегда поражает, так это ее твердая уверенность в том, что льзя, а чего нельзя.
- Спасибо, солнышко, я сейчас на вокзал, а там видно будет.
- Ну давай, решай, решишь – отзвонишься…
Я улыбнулся. Все-таки она умничка. Повертел колечко в пальцах. Надписи «И это тоже пройдет», на нем не оказалось…
Пискнула мобила. Смска. Смска гласила – «Когда-нибудь, ты обо всем этом напишешь веселый пост ». От друга. Почему-то сейчас это было именно то, что нужно. «Ю а нот элон», пробормотал я рассеяно, вздохнул, и отправил колечко тем же манером, что окурок, в сторону помойки. Чистый грустный серебряный звук утонул в темноте, а я пошел вызывать лифт, по дороге доставая сигареты.
«Когда-нибудь…» Я почему-то вспомнил, что эскимосы, когда прощаются, говорят «Когда-нибудь», а не «До свидания». Действительно мило.
«Когда-нибудь», шептал я высотным белым, в стиле «Полдня» Стругацких, заданиям. «Когда-нибудь» - обещал я странным, идущим по поверхности земли линиям метро. «Когда-нибудь» - усмехался я помпезным покрытым серпами и молотками мозаикам совкового модернизма. Не сейчас. Сейчас я не готов. Наверное, позже, возможно через годы, но, когда-нибудь, я вернусь в этот нелюбимый мною город. «Ты знаешь», - сказал разум. «Я знаю», - согласился я.