"Чужие - 4". Эта тетечка, Сигурни Уивер... Знаете, сколько ей лет? А сколько раз она может отжаться ради шутки? Больше, чем ей лет на самом деле. В фильме она выглядит очень свежей. Красивая, сильная. Умный взгляд. Внушительная челюсть

В "Терминаторе" действительно больше нечего добавить. В саге о Чужих, казалось бы, тоже (хотя вывернулись сценаристы, вон у нас в "Патрии" крутят "Чужой vs Хищник". Дожили, блин. Дерутся Супермен и Спайдермен - кто кого победит, если между ними мельтешит Бэтмен?). Но добавили.

В конце девяностых Рудольф Ольшевский (писатель такой, если не знаете; одессит, жил в Кишиневе) начал писать фантастические романы про Чужих. Написал про Рипли штук пять книг. Издана только одна, ее можно найти на лотках с навсегда уцененными изданиями.

Я их прочитал. В рукописи. Ольшевский работал по-старинке, писал рукой и ручкой. Затем его жена десятью пальцами (а иногда и он - одним указательным) настукивали текст на гремучей механической машинке, с копиркой. Текста было много. Каждая книга - пухлая папка.

Эпиграфом к книгам были стихотворения. Одно из них было Мандельштамово. Я думал - самого Ольшевского, до того похоже по ритму и сюжетам.

И от нас природа отступила
Так, как будто мы ей не нужны,
И продольный мозг она вложила,
Словно шпагу, в темные ножны.

И подъемный мост она забыла,
Опоздала опустить для тех,
У кого зеленая могила,
Красное дыханье, гибкий смех.

У Ольшевского похождения лейтенанта Рипли развились в сагу о душевном мире. Как говаривал мне за сытными завтраками старина Кант, нет мира больше, чем внутренний мир. Ольшевский прекрасно чувствовал себя во внутренних мирах, благо его собственный был предельно безмерным, что и передавалось через его тексты. Мочильный action у него превратился в серьезную, обстоятельную литературу. Не для юношей, мечтающих о развратных женщинах. Проза пожившего, подумавшего кое о чем человека. Рудольфу Александровичу было уже шестьдесят...

Были в тех книгах пару серьезных моментов. Например, он утверждал, что стена сохраняет звуки. Голоса маляров, голоса проходящих мимо нее, звуки улицы... И люди в его книгах научились эти звуки со стены считывать.

Я в это поверил. Оно время как-то иначе смотрел на стены кишиневских домов.

Потом был момент, в котором описывалась некая эзотерическая техника борьбы. Нажатие на определенную точку на горле человека (или на шее) меняет потоки крови и определенным образом - силу гравитации. Человек становится почти невесомым, и его можно легко бросить в угол, причем головой вперед. Чтобы отбить мозги и желание подраться.

Я поверил. Я даже стал трогать шею.

Оказалось, он все это придумал. Чтобы Рипли, мол, смогла научить какую-то малосольную красавицу противостоять мускулистым бандитам...

Рипли в книгах Ольшевского превратилась из лихого лейтенанта в нежную и любящую мать. Она родила двух пацанов (помню, одного из них звали Мартин). У них сохранились какие-то гены Чужих, в связи с чем впоследствии поднялась серьезная заварушка. Мартин почти превратился в Чужого, но внутренне он остался человеком.

Слабое место в этих книгах я нашел, и даже поделился с ним. Значит, в какой-то момент Ольшевскому потребовалось свести в кучу шесть или восемь действующих героев. И они носились по страницам всей толпой, хотя временами действовали лишь двое или трое, остальные "перли" полубезмолвным балластом.

Это сложный момент и для меня - как свести несколько героев в кучу, да при этом сохранить пропорциональность их действующих сюжетных линий, но так, чтобы мне неприходилось заставлял их что-то говорить "для балласта", дабы "обозначить присутствие". Борис Васильев в "Зори здесь тихие" свел несколько человек в одну группу, руководимую одной "несущей" задачей. Он сумел ненавязчиво объяснить, насколько они были сложны и неповторимы (через ретроспекцию их судеб), а потом стал уничтожать их поочередно, оставив старшину Васкова связующим элементом. Ольшевский, вот, не сумел.

Но в целом Ольшевский картину намазал серьезно, сочными, полноцветными линиями. За ними лишь угадываются полутона. Импрессионист, елы-палы. Пространство-время у него свертывается и проявляется постоянно. В стихах особенно.

В фильме (кстати о нем) Рипли тоже поменялась. Стала матерью. И хотя "сына" родила не она, а Чужой-королева, все равно видно, что монстрик - ее ребенок. И она его очень любит. А он - ее. И когда чудо-юдо умирает, ей больно и трудно.

Ну а потом подлые биологи, плодящие Чужих, гибнут от лап этих Чужих, и космическая станция с Чужими на борту взрывается. Надо думать, навсегда.