До меня только совсем недавно дошло, что моя семейка - вовсе не образец нормы советских евреев, а напротив, полнейшая аномалия.
В детстве у нас было три главных праздника: Песах, Рош-а-Шана и новый год. Приходили гости, вынимался парадный сервиз, накрывался праздничный стол... Вне дома, само-собой, о первых двух праздниках распространяться не следовало.

Перед Песахом дед ходил в синагогу за мацой. Пока я была маленькая, брал меня с собой. Здоровался со старцами у входа, клал в свою кошелку перетянутые бечевкой пакеты серой (сейчас бы сказали "крафтовой") бумаги со стопками мацы. Иногда за этим следовала экскурсия в большой зал, или в свадебный, или на женскую галерею. Обязательно – кинуть мелочь в кружку для пожертвований. Потом обратно, мимо тающих сугробов, домой.

Напротив жила подружка Наташка. У них отмечали Рождество, Пасху и новый год. Поэтому, сначала мы трескали мацу и хорейсес (харосет), а через некоторое время шли к ней печь куличи, ставить пасхи и красить яйца. БабУля Ольга Матвеевна брала Наташку с собой все это счастье освящать весной, а осенью они ездили святить яблоки.

Когда мы подросли, в синагогу и церковь нас брать перестали – без пяти минут комсомолкам не стоило маячить в подозрительных местах: на кону институты. Попытки подростковых бунтов "а мы сами съездим!" были подавлены так же жестоко, как ранее – попытка хранить дома боевые патроны.

Сейчас я думаю что это была очень странная компания: дед с его прекрасным образованием, языками, книгами и Наташкина бабушка с незаконченной церковно-приходской школой. Но они прекрасно ладили: высокий широко шагающий дед, и маленькая семенящая рядом бабуля, без конца о чем-то говорили, выгуливая нас с Наташкой.

Дед еще перед школой показывал мне азбуку идиш, но не пошло. А лет через пятнадцать, когда я раздумывала идти ли учить иврит, Наташкина бабуля мне так вкатила, что учить иврит я поскакала: "Тамара! Ты что?! Не знаешь собственного языка?!!"

За праздничным столом царил дед. Рассказывал про исход из Египта и детство в местечке, про учеников, про дальних и близких, про друзей и родственников...

На предпраздничной пятиметровой кухне в соседней хрущевке, мы слушали про жизнь в деревне в прежние времена, про раскулачивание и бегство, про жизнь маленькой деревенской девочки в большом городе, про любовь бабули к мужу Тихону...


Так что, все мы знали: что можно и что нельзя говорить, что собирать в узелок если придут, что закупать на случай войны, про лишенцев и голод, про Сталина и лагеря, про фараонов и святых, про Александра Македонского и колядки... И буквально до последнего времени до меня не доходило, что у большинства вовсе не было таких историй и баек.
Деточка рассказала, что понимание ребенком того, что семейные нормы не являются унифицированными для всех семей – следующий этап развития за осознанием себя как отдельного человека. Ну вот, у меня в некоторых вопросах – только сейчас.

Когда я была маленькая, меня приняли в пионеры.

Всю осень и часть зимы мы учили слова торжественного обещания, вели какие-то тетрадки, обсуждали и готовились.

Я старалась вести себя хорошо, чтоб избежать позора – быть непринятой в «первую очередь». И еще важно было не заболеть, потому что болела я тогда неделями, а в «первую очередь» попасть необходимо, потому что, ну, позор же!

Перед самым торжеством все чуть не сорвалось по совершенно непредвиденной причине: на таких как я, отечественная промышленность просто не шила пионерскую форму. А «первую очередь» принимали только в форменных рубашках и юбках. Но мама как-то смогла уговорить учительницу, что я не очень сильно буду «портить строй» своим неуставным видом.

Через февральскую метель автобус привез нас к Монументу героическим защитникам Ленинграда.
Построение в полумраке музея, торжественные речи, отглаженные галстуки на сгибе локтя. И наконец, слова клятвы. Напряжение и сомнения: примут – не примут, отступили только после появления тугого узла пионерского галстука под воротником.

По дороге к школе все уже веселились и хвастались: кому что родители приготовили на этот праздник – прием в пионерскую организацию. Кого-то дома ждал тортик, а кого-то пирожок, а кому-то и салатик настрогали. Некоторые, вроде меня, просто не знали какой приятный сюрприз их ожидает дома.

И вот я иду знакомой тропинкой от школы к дому. Холодно и ветер. Но нормально замотаться в шарф просто невозможно – галстука будет не видно.

Взлетаю по лестнице. Дверь открывает дед. Бегло окидывает взглядом. И молчит. Ни поздравлений, ни одобрения. Только укор за раскрытое на морозе горло.

Ни в тот день, ни в последующие, у меня дома не было отмечания по поводу приема в пионеры. Просто потому что это не праздник.

Зато у нас были другие праздники, настоящие.

Окрестные садики мы исследовали давно. В основном - на предмет площадок.

Страшилок от более опытных мамаш понаслушались массу: в этом бьют, а в том не кормят, а вот в том еще - кормят насильно, и вообще... Да и по садиковским площадкам было ясно видно что все садики более, чем обычные, что бы ни вещали зазывающие воспитатели. (Помним, да, что деточкиных ровесников не так чтоб много, и группы, и классы у них небольшие?)
Но один сад был совершенно заповедным: внутри мы ни разу не были, не играли - сад не проходной, за забор чужих не пускают. Все, что из-за запертого забора видно - море цветущей растительности. И слухи, слухи... Дорогущий, блатной, воруют, поборы хуже чем в обычном, бандиты и миллионеры, одно слово - хозрасчетный.

Годиков двух с половиной дочь была фиалкой говорливой, и болтала уже вполне хорошо (ну, если не считать семейных фефектов фикции, с которыми долго боролся логопед). Я на тот момент уже задолбалась ее развлекать. Однако, о садике вопрос не стоял: ВиУ, как типичный продукт советского коллективного детства, считал что сад мера вынужденная, и его кровиночке, ни к чему. Я, как ребенок домашний, таких предубеждений не имела, но и не видела никакой необходимости в садике, а тем более, в яслях. Стали мы искать развивалки.

Разумеется, единственные развивалки, которые меня устроили по санитарно-гигиеническим требованиям, были в том самом, хозрасчетном саду.
Группа набиралась смешанная: часть пойдет, по мере готовности, в ясли, часть останется ходить на час-два. На занятиях можно присутствовать родителям, можно отсутствовать. Можно оставлять ребенка на обед, можно не оставлять.

Сад произвел очень хорошее впечатление.
Да, платный. Но зато никаких занавесок, цветочков, мытья окон и их заклейки. Бассейн, занятия, медицина, разновозрастные группы на занятиях. Одежду и вещи можно не подписывать - и так все найдут, почистят, отдадут. Заведующая - маньяк-садовод, поэтому и буйная растительность. Персонал внятный и доброжелательный. Любые вопросы вполне решаемы: от пробы еды, до поисков затерявшихся трусов от Кардена, и поддержания индивидуального режима для ребенка.

В общем, пару недель дочь отходила в эту группу. Это тогда появился ее ник: AsyaMihalna, в одно слово. Как ответ на доставший ее вопрос: "Полное имя - Анастасия?"

Я честно приходила за ней через пару часов. Мне выдавали ребенка и подробный пересказ. Так как дитя было очень говорящее по-сравнению со сверстниками, то радовала она воспитателей безмерно: анекдотов про нее было много.

Так в один прекрасный день мне поведали, что ребенка отдать не могут. Почему? - А она пообедала и спит...
Занятие закончилось, и тех детей, кто с питанием, повели обедать. Остальные должны были заниматься чем-то еще. Дорогая дочь настоятельно сообщила что тоже пойдет обедать. Ну, не оставлять же ребенка голодным - нашли лишнюю порцию. Пообедав, она и спать отправилась, не смотря на некоторое замешательство персонала. Выбрала себе койку, и заснула.

Забирая деточку после сна, я не очень понимала как на это реагировать: вроде как, в сад никто ее отдавать не собирался. Однако, на следующее занятие предусмотрительный ребенок потребовал прихватить пижаму.
Так что выбора, как обычно, родителям никто не оставил.

Когда я была маленькая, буфет был полон необычайных сокровищ. Самостоятельно брать их не разрешалось. Но можно было попросить деда. Он поднимал меня на руки повыше, и тогда за узорным стеклом открывался вид на все великолепие парадной посуды и таящихся среди нее вожделенных безделушек. Поворот ключа…

Фарфоровая овчарка караулила рецепты, записки, справки, и прочие ОЧЕНЬ ВАЖНЫЕ БУМАЖКИ. Это мамин Волк – собака ее детства. Серьезный зверь. Тискать его не хочется. Разве что, иногда провести тихонько пальцем между ушей.

Справа за дверцей фарфоровый мальчик в блестках, вечно съезжающий с горки. Местами он сильно пострадал от моих неловких рук, поэтому выдают мне его не часто.

Качающие головами слоники. По подставке гравировка золотом - подарочные. У одного из них вместо бревна, в хоботе спичка: тоже моя работа. Поэтому головой он качает чуть хуже собрата.

Две сушеных маковки. Размером с мой кулак. Потрясешь – семена шуршат. Одна побольше, и формой удачнее, другая – поменьше, поплоше. И звуки у них разные, но прекрасно дополняющие друг друга. И можно даже какую-нибудь музыку вытрясти, при желании.

Пара хрупких футболистов. Снизу в них по дырке. Будто, специально для моих пальцев, чтоб играть ими в почти настоящий футбол. Но делать так не рекомендуется: у одного уже мячик подклеен после неудачного паса.

Две настоящие раковины. Не те ракушки, что на заливе, а большие, блестящие. К уху приложишь – море шумит.

Но дед опять на что-то отвлекается, ставит меня на пол. И остается только обводить пальцем резные цветы на дверцах нижних ящиков, повторяющие узор створок сокровищницы.

Мне уже довольно давно разрешают самостоятельно залезать в буфет. Что-то из этих вещиц пропало без следа, какие-то по-прежнему на своих местах.
Я по-прежнему люблю их рассматривать, но немного печально, будто, кто-то сдул волшебную пыльцу.
Иногда мне кажется, что это оттого, что никто уже не поднимет меня повыше, к самому стеклу, не будет терпеливо ждать, пока я наиграюсь, и не поставит потом на залитый солнцем паркет.
Но каждый раз пробежаться пальцами по резным цветам, мне это нисколько не мешает.

Как-то нереально удачно нарядилась деточка на Пурим морячком.
Сижу теперь в ее тельнике - дивно хорошо, как сто лет уже не было: с тех пор, как мой тельник окончательно приказал долго жить.

Мой был размера X(?)XXL, и это не потому что с запасом, а потому что мне Женька свой из армии приволок, а он всегда был крупным мальчиком.

В финском магазине близ границы Отечества многие надписи дублируются - финский и русский.
И только в дамском сортире надпись "На унитаз ногами не вставать" в единственном русском экземпляре.

Я сама была такою триста лет тому назад...

Жила-была одна женщина, и был у этой женщины ребенок.
Женщина была очень работящая, поэтому у ребенка была настоящая няня (из народа такая), а у няни в деревне (в настоящей такой деревне) был домик.

Наступило лето. Работящая женщина зарабатывала очень мало денег, поэтому денег на машину, которая отвезла бы ребенка с няней в деревню, не было.
Зато у женщины был начальник - мужчина приятный во всех отношениях.
Все предыдущие годы начальник разрешал брать рабочий пикап для переезда ребенка в деревню.
А в этот год рабочая машина то ли сломалась, то ли по работе была занята... И никто не мог отвезти ребенка и няню.
Тогда начальник расщедрился, и выделил под это дело собственную машину с водителем. А машина была у него - Ягуар последней модели.

И вот по дорогам, которые в тех местах и не дороги вовсе, а направления, и не просто направления, а направления для танковых войск... начальничий Ягуар под бодрые матюги очень приличного водителя... переваливаясь из ямы в яму... мимо скособоченных избенок...

Няне поездка не понравилась - вещей в машину влезло меньше, чем в пикап, да и соседи посмотреть на Ягуар высыпали, что уж совсем в тех местах не прилично.

А начальник Ягуар после этого поменял.

Подумала, что науки для меня делятся на:
1. Точные. (Физика, математика и почему-то география.)
2. Гуманитарные. (Филология, история, медицина, философия, и т.д.)
3. Шарлатанские. (Нумерология, астрология, и т.п.)
и
4. Химия. Волшебная наука о превращениях, которую я абсолютно не знаю.

Мой первый раз.