Не доезжая двух километров до Шварцвальда, мы остановились на заправке. Не то, чтобы у нас кончался бензин, — просто Грете ни с того, ни с сего захотелось пить, а минералка, которой мы запаслись в Гринвиче, её больше не устраивала. Выбравшись из машины, мы потопали в приветливо подмигивающий неоновыми лампами магазинчик при заправке. В стремительно наступавших сумерках он казался островком тепла и спокойствия.

— И чем тебя не устраивает минералка? — в последний раз без особой надежды спросила я.
— Не хочу и всё, — капризно ответила она, потом вдруг посмотрела на меня и почти жалобно попросила: — Ну, пожалуйста, Ханна… у меня от неё уже в горле першит…
— Хорошо, хорошо, — нахалка вертела мною, как хотела…

Грета рыбкой нырнула в магазин, а я задержалась на входе. В сумерках шоссе казалось светлой полосой на тёмном полотне. С полей по обеим сторонам дороги пахло травой, отовсюду доносился стрекот каких-то ночных членистоногих типа цикад. Но это спокойствие почему-то не умиротворяло. Мне, городской девочке, было в тягость отсутствие каких-либо следов цивилизации помимо заправки и нашего с Гретой снятого на неделю «опеля», сиротливо прикорнувшего с притушенными фарами. Почему-то мне показалось, что это спокойствие — ложное, как затишье перед грозой. Затем мой взгляд упал на чёрную даже в темноте стену Шварцвальда, и я вздрогнула и поспешила под крышу.

Грета ещё размышляла над холодильником с напитками, поэтому я заняла стратегическую позицию у кассы. Кассир — на удивление, не заспанный подросток, а вполне респектабельный дедушка при седой бороде — строго на меня посмотрел и кивнул.

— Вечер добрый, — вежливо поздоровалась я.
— И вам того же, — не менее учтиво, но немного шамкая губами, отозвался дедок.
— Мы только в магазин, бензин нам не нужен, — я сочла нужным пояснить.
— Ну, пусть так, — согласился он. Потом прищурился и ещё раз оглядел нас с Гретой: — Сёстры, что ли? На дочь вашу она, простите, возрастом не вышла…
— Ну, не совсем, — уклончиво ответила я. Пусть просвещённое общество уже не осуждало подобных нам, но в первую очередь с пожилыми людьми надо было быть осторожными. — Но можно сказать и так.
— А, — кивнул дед, но было видно, что он не понял и потерял всякий интерес.

Я оглянулась на Грету. Она, казалось, задумалась над всеми судьбами мироздания разом, а не выбором напитка, и вид у неё был настолько сосредоточенный, что я не решилась её окликать. Рядом с кассой случилось зеркало, и я воспользовалась случаем привести себя в порядок. Иссиня-чёрные волосы до спины (сейчас — чудовищно растрёпанные) были единственным достоинством моей внешности и предметом не менее чёрной зависти Греты, хотя кто-кто, а уж она о своём внешнем виде могла перестать волноваться примерно с рождения.

— Вот! — гордо выложила она прилавок какую-то бутылочку. Я, не приглядываясь, расплатилась. Дедушка молча выбил чек и вернул сдачу.

— Барышни, — дедок окликнул нас уже у выхода. — Вы того… через Шварцвальд поедете?
— Да, — я обернулась, Грета тоже остановилась. — А что?
— Дурное это место, — туманно объяснил он. — А вам срочно ехать? Может, утра дождётесь?

Я посмотрела на Грету, но она понимала ещё меньше моего, потом снова на старика.

— А что там такого? Пираты? — я попыталась всё свести в шутку.
— Да нет, там… — дед пожевал губами, потом махнул рукой. — А, ладно, авось пронесёт… Вы, главное, не останавливайтесь нигде и не разворачивайтесь, пока не выедете. Дорога прямая, не заблудитесь. И из машины не выходите.
— Спасибо, — озадаченно протянула я. — До свидания…

Мы вышли в уже ночную темноту. Я поглядела на часы — было уже половина десятого.

— Ханна, мне это не нравится, — тревожно протянула Грета, держась поближе ко мне.
— Что такое?
— Ну, что этот старик говорил, про плохое место…

Повернувшись к ней, я увидела понуренную белокурую голову и бессильно опущенные руки. Мне стало не по себе.

— Грет, ну ты чего? Ну, рассказал нам старикашка страшных историй на ночь, может, он всех проезжих так пугает? Чего переживать-то, а?

Она медленно подняла голову и вымученно улыбнулась мне снизу вверх.

— Да, наверное, ты права… Но у меня какое-то предчувствие…
— Закрой глаза и три раза глубоко вдохни и выдохни, — посоветовала я. Грета послушно подышала, но тревога в её глазах никуда не делась.
— Может, вернёмся и поспрашиваем ещё?

Я посмотрела на приветливо подмигивающий магазинчик и покачала головой. Если мы хотели добраться до Эдинбурга к полуночи, надо ехать немедленно. И ещё что-то говорило мне, что после сказанного Гретой, я уже не смогу так просто выйти обратно в темноту…

— Тогда… — она запнулась, — …можно я за твою руку подержусь?

Её холодные пальцы вцепились в мои. Они мелко дрожали — я не выдержала и, быстро притянув её к себе, поцеловала. Какое-то время мы стояли так, пока её дрожь не унялась.

— Пошли?

Оставшийся путь до Шварцвальда мы проделали без остановок. «Опель» мерно тарахтел, Грета подавленно сидела на переднем сидении, широко раскрытыми глазами глядя на приближающуюся стену леса. Себе я велела смотреть строго на дорогу, но и сама то и дело возвращалась к кромке деревьев. Нет, меня предчувствия не мучили… просто слова старика оставили неприятный осадок, и он доставлял дискомфорт.

Деревья окружили нас внезапно, без какого-либо подлеска и прочих прелюдий. Просто машина как будто нырнула в лес — и уверенно пошла ко дну. Я почувствовала, как напряглась на соседнем сидении Грета.

— Если по карте, то мы будем в Эдинбурге через два часа, — бодро напомнила я. — Там и заночуем.

Грета кивнула, не отрывая взгляда от тьмы за окном. Не дождавшись ответа, я продолжила гнать дальше. В одном старик с заправки был в любом случае прав — заблудиться нам не грозило. Широкое двухколейное шоссе было прямым как линейка, и деревья по краям образовывали ровный коридор, где потолком служило усыпанное звёздами небо. Луны видно не было — возможно, оно и к лучшему.

А потом заглох мотор. В тот момент, когда я почти поверила, что предостережения доброго дедушки были лишь страшной сказкой на ночь, движок «опеля» надсадно зафыркал и умолк. Какое-то время я терзала ключ зажигания, но безрезультатно. Наконец, я поняла, что придётся выходить.

— Сиди здесь, — строго велела я Грете и вытащила из бардачка фонарик. Она молча кивнула, глядя на меня большими глазами, в которых боролись желания пойти со мной и никуда меня не отпускать. Но прежде чем выйти, я последовала своему давешнему совету — зажмурившись, глубоко вдохнула и выдохнула.

Снаружи было спокойно. Нет — тихо. Тишина была настолько абсолютной, что скрежет капота казался громом. Ни шума листьев, ни звуков лесных обитателей, ничего… Забавно, но не отфильтрованный лобовым стеклом звёздный свет имел заметный лиловый оттенок. Я посветила в мотор фонариком, но вопреки расхожему стереотипу, я не умею чинить машины. И водопроводные трубы тоже. Тяжело вздохнув, я достала мобильник.

Хлопнула дверца, и рядом возникла Грета.

— Я же сказала сидеть в машине… — но, на самом деле, я совсем не сердилась.
— Я за тебя боюсь, — честно ответила Грета и заглянула в мотор: — Что там?
— Не знаю. Вот, звоню в агентство, пусть присылают ремонтников за своим драндулетом…

Но мой мобильник, разумеется, был аккурат вне зоны досягаемости. Гретин, как выяснилось, тоже.

— Ну, и что мы будем делать? — риторически спросила я. Грета пожала плечами. — Можно либо идти обратно к заправке пешком, либо сидеть смирно и ждать, не проедет ли кто-нибудь мимо. Предпочтительно, на тягаче…

От безыдейности я обошла машину кругом. Идей не прибавилось, зато я заметила интересный оптический эффект — впереди шоссе было видно довольно далеко, а вот сзади, откуда мы приехали, тьма как будто скрадывала расстояние, «укорачивая» дорогу. Но у меня было над чем подумать помимо законов оптики, и я вернулась к Грете.

— В общем, я бы пошла обратно, всё лучше, чем у моря погоды ждать, — начала я и только тогда заметила, что Грета не слушает. Она стояла очень неподвижно, наклонив голову, как будто вслушиваясь в тишину. — Гретхен?
— Ты слышишь? — не поднимая головы, спросила она.

Я прислушалась. Сначала я не слышала ничего, кроме тишины. Потом издалека — с той стороны, откуда мы приехали, послышался…

— Как будто… муравьи идут? — неуверенно спросила я у Греты. Она кивнула, испуганно глядя на меня: — Большие…

Я снова вгляделась в темноту позади. Может, мне показалось, может, глаза устали, но дорога с той стороны стала короче ещё на несколько метров. Я глянула вперёд — там шоссе было по прежнему хорошо видно. Шуршащий топот позади стал немножко громче.

— Пошли, — резко скомандовала я, хватая Грету за руку и увлекая её вперёд. Она не спрашивала, от кого мы убегаем, а я — не знала. Просто мне казалось, что лучше двигаться, чем выдёргивать себе нервы, стоя на одном месте. Мы бежали вперёд.

Когда, наконец, мы остановились, дорога была хорошо видна в обоих направлениях, но вот наш «опель» уже затерялся во тьме. Пусть с ним — там были кое-какие вещи, но всё важное было у меня с собой. Я прикрыла глаза, успокаивая дыхание после бега.

Грета потерянно оглядывалась, то рассматривая деревья по сторонам дороги, то глядя на синеватые звёзды. Я снова вытащила мобильник, и она последовала моему примеру.

— Сел, — почти в унисон произнесли мы, недоверчиво глядя друг на друга.
— Пошли вперёд, — решила я. — К утру дойдём до Эдинбурга.

Грета кивнула, и мы зашагали по дороге. Кругом по-прежнему было тихо, Грета тихонько шла следом. Чем дальше мы удалялись от машины, тем больше наше внезапное бегство начинало казаться мне приступом банальной детской боязни темноты. Если бы ещё не сели разом оба мобильника… Я почти убедила себя во всевластии слепого случая, когда мне на плечо легла огромная тяжёлая рука.

С воплем отпрыгивая в сторону, я со всей силы ударила по чудовищной конечности кулаком… и встретилась взглядом с полными ужаса глазами Греты. Она стояла посреди дороги, лелея ушибленную руку, и плакала то ли от боли, то ли от обиды.

— Грета… извини, я… показалось… чёрт… — я искала и не находила, что сказать. Она плакала, не понимая, за что я её ударила, не понимая, что вообще происходит. Если б я сама это понимала! Не найдя ничего лучше, я просто подошла и обняла её. — Извини… Я не хотела тебя обижать… У меня с нервами что-то… и с воображением…
— Ничего, — она неожиданно легко успокоилась. — Ничего.
— Что ты хотела мне сказать?
— Хан, — её голос звучал почти безмятежно. — Мне кажется, Оно двигается быстрее.
— Оно? — тупо переспросила я.
— Оно. Которое идёт за нами.

Я резко развернулась, вглядываясь в темноту за спиной. Она была ближе. В ночном воздухе отчётливо слышался шелестящий топот тысяч маленьких ног. Отрывисто втянув в себя воздух, я зажмурилась в надежде, что наваждение рассеется само. Вместо этого вскрикнула Грета. Не думая больше ни о чём, я схватила её руку и снова побежала.

На этот раз мы бежали дольше, очень долго, пока я не выбилась из сил. Остановившись, я долго не могла восстановить дыхание, глядя в асфальт шоссе. Грета смирно стояла рядом, хотя вообще-то ей полагалось сидеть без дыхания, как я… Когда я подняла глаза, она улыбалась, просто и безмятежно, а увидев моё лицо, вообще расхохоталась. «Истерика!» подумала я. Такого с ней ещё не было, но я знала что делать — взяв её за плечи, я хорошенько её встряхнула.

Смех не прекратился — вернее, перешёл в воистину гомерический хохот. Он был настолько неуместен в этом лесу, что казался огромным шурупом, вкручиваемым в мой мозг… Наконец, Грета отсмеялась, и я поняла, что сижу на асфальте, сжав голову руками.

— Ой, прости, Ханна, — всё ещё хихикая, произнесла Грета. — Просто ты такая смешная сейчас. Бежишь по пустой дороге, разве что маму не зовёшь. От чего мы убегаем-то? Чего мы испугались? Здесь же так светло и спокойно. И красиво, посмотри!

Зеленоватый свет звёзд гармонировал с её глазами, делая их ещё более безумными, чем они были. Там, куда она указывала, была только темнота между деревьями. Да полно ли, была ли она сумасшедшей? Или это я сошла с ума, волоча свою возлюбленную на незапланированный кросс по пересечённой местности? Может, сейчас действительно день, а тьма — продукт моего воспалённого воображения? Хотя нет, шелестящий топот слышали мы обе. Я посмотрела на часы. Они стояли. С без четверти десяти…

— Пойдём, — Грета теребила меня за рукав, призывая подняться. — Я чувствую, здесь есть прекрасное место. Пойдём, я покажу его тебе…

Я поднялась. Грета пошла дальше по дороге, потом начала танцевать. Я просто шла следом, наслаждаясь её танцем. Она танцевала так же легко, как в тот день на Майорке, когда мы впервые с ней встретились. Заворожённой танцем, мне показалось что ещё одно усилие воли — и мы с ней вернёмся туда, в прошлое, где не было чудовищных лесов и шелестящего топота за спиной… Но едва слышный голос в уголке сознания вернул меня к реальности. Вернее, к тому, чем она стала за всего один час.

Грета остановилась, показывая рукой на что-то на обочине. Я посмотрела туда — в просвете между двумя деревьями клубилось белесое облачко, и чем больше я всматривалась, тем чётче проступали в нём человеческие черты. Наконец, оно превратилось в полупрозрачный, флюоресцирующий силуэт невысокой женщины в кожаных штанах и куртке и с мотоциклетным шлемом в руке. Помахав мне свободной рукой, мотоциклистка исчезла за деревьями.

— Смотри! — Грета взмахнула руками, как будто раздвигая занавес. Впереди, вдоль дороги, насколько хватало глаз, в зелёном звёздном свете стояли белесые фигуры — мужчины и женщины, дети и взрослые, старые и молодые. Назад я не смотрела. Мне захотелось закричать, но тут Грета радостно рассмеялась и побежала вперёд. Мне ничего не оставалось …

Мы бежали между двух рядов белесых фигур, и все они нас приветствовали, потом исчезали во тьме, уступая место другим. В какой-то момент Грета вдруг совсем по-детски воскликнула «Ой, собачка!» и кинулась во тьму среди деревьев.

— Грета, стой! — безрезультатно крикнула я. Думать времени не было. Я просто бросилась за ней.

Я ослепла. Темнота за дорогой была плотной как вода и, казалось, налипала на глаза, прямо под веки. Ничего белесого там не было, разве что тонкие паутинки, которые рвали мои руки, но их я не видела…

— Грета! — я кричала, но без ответа. — Где ты?!

Наконец, я нащупала что-то тёплое. Вцепившись в него, я что есть мочи рванулась туда, где, по-моему, осталась дорога… и упала на асфальт, не в силах даже удивиться своему везению. Какое-то время я лежала, хватая ртом воздух, потом ко мне вернулось зрение. Свет звёзд придавал всему нездоровый желтоватый оттенок. Рядом со мной лежала Грета. Она не шевелилась.

— Нет, — не веря, произнесла я, подползая поближе. — Ну нет же… Грета, вставай… Очнись… Грета!

Пульса не было. Её руки и губы оставались холодными. Осознание ударило меня по голове как мешок, набитый песком, — вроде не больно, но мир отдалился и поплыл… Грета была мертва.

— Ох, Господи… Ну почему же, Грета… Грета, как же так… — Держа в руках тело человека, которая была в моей жизни всем, я закричала, постаравшись вложить в свой крик всю боль, всю тоску, всю свою ненависть к лесу, который это сделал…

Но лесу было наплевать. Звёздам было наплевать. На мою боль и на мою ненависть. С трудом поднявшись, я посмотрела назад. Оно было уже близко — метрах в трехстах. Я отчётливо слышала Его шелестящий топот. Вся фора, которую мы заработали своими дикими пробежками, испарилась без следа. «Мы» — я и Грета. Я с трудом удержала равновесие.

В этот лес мы вошли вдвоём, и вдвоём мы из него уйдём, думала я, пристраивая Грету… тело Греты себе на спину. Мне было не в первой — она совершенно не переносила алкоголь… «при жизни», предательски подсказало сознание. От подсказки меня чуть не повело в сторону, в темноту. Оно равнодушно приближалось. С той же скоростью, вне зависимости от того, что я делала. Как будто Оно вовсе и не гналось за нами, а просто шло по дороге. А что, если Оно не остановится на кромке леса? От одной мысли меня снова замутило.

Я снова шла. Призраки на обочине по прежнему махали мне руками, но теперь я знала их истинную сущность — и под моим взглядом они стремительно разлагались, разваливаясь на куски. Это было неприятно, так что я смотрела только вперёд. Грета была совсем лёгонькая, я почти не замечала её веса. Правда, она совсем не держалась, и мне приходилось постоянно её перехватывать… но я приноровилась. В какой-то момент мне показалось, что она просто пьяна, как часто уже бывало, я даже почувствовала запах дорогого шампанского, который мы пили в Гренобле… Я в который раз за эту ночь зажмурилась и глубоко задышала.

— А вот это ты зря делаешь, — раздался голос над моим левым ухом. Я не сразу поняла, что они принадлежит Грете.
— Грета?
— Я, я, — ворчливо сказал голос. Я не знала, чему верить. Тело Греты было холодным и безжизненным, краем глаза я видела её растрепавшиеся локоны, качавшиеся в такт моим шагам… но я слышала именно её голос, а значит… — Ты сошла с ума, да. Успокоилась?
— Да, — как ни странно, это было правдой. Я всего-навсего сошла с ума. Какие мелочи! Значит, меня даже могут вылечить… Я смело зашагала дальше.
— Тогда слушай сюда. Вернее нет, сначала посмотри вверх, — я посмотрела. — Ну, что там?
— Звёзды.
— А какого цвета?
— Оранжевые… — Грета молчала. — И что?
— Как что? С каких это пор звёзды оранжевые?
— Ну, я же сумасшедшая, наверное, у меня такие галлюцинации.
— Ох, — её голос был полон сожаления о моём слабоумии. — В общем, любовь моя, каждый раз, защищаясь от Него, ты уходишь всё глубже в спектр. И из красного уровня ты уже просто не выберешься назад.
— Это как?
— Не важно. Просто не дыши глубоко с закрытыми глазами, и всё будет путём, ага?
— Хорошо.

Какое-то время мы шли молча. Шелестящий топот за спиной не затихал, но и не приближался. Звёзды светили ровным апельсиновым цветом. Призраки вдоль дороги разлагались и разваливались. В моём шизофреническом мирке всё было без перемен.

— Кстати, — без особого интереса сообщила Грета. — За нами уже минут десять кто-то идёт.

Я резко обернулась. Дорога была пуста, только в ста метрах неспешно ползло Оно, шелестя суставчатыми ножками.

— Ты не так, ты шаги его слушай.

Я пошла дальше, вслушиваясь в шелест за спиной. И я действительно услышала шаги. Кто-то шёл за мной, аккуратно соизмеряя шаг с моим, но останавливаясь достаточно резко, я успевала услышать его последний шаг.

— Грета, кто он?

Но Грета молчала. Мне показалось, он ускорил шаг, медленно приближаясь… Я побежала. Наверное, призракам было очень смешно смотреть на этот ковыляющий «бег» с трупом за спиной… Они показывали пальцами и смеялись. Я тоже смеялась, понимая, что теперь мне уже не поможет никто…

Потом всё кончилось. Впереди забрезжил свет. Прямо по середине шоссе стояла одинокая белая фигура, лучившаяся светом. В этом свете призраки бледнели и исчезали, а Оно начало тормозить. Я бежала к ней, и мне было всё равно, был ли это ангел смерти, пришедший по мою душу, или белый принц, примчавшийся меня спасти.

Это была женщина. Немногим старше меня, одетая в белое, с белой же пелериной на плечах и аккуратных прямоугольных очках. Именно очки убедили меня, что она — человек. Она стояла, не двигаясь, и разглядывала меня. Я разглядывала её. Если бы она двинулась в мою сторону, я бы убежала. Но она не двигалась, и я пошла к ней.

— Здравствуй, — мягко поприветствовала она меня.
— Здравствуйте.
— Давно вы тут плутаете?
— Я не знаю… Часы остановились.
— Понятно. А это кто — твоя сестра? — она показала на Грету.
— Нет. Она была со мной. Потом она сошла с ума и умерла. Я тоже сошла с ума.
— Ты не похожа на сумасшедшую, — улыбнулась Светлая. — А она — на мёртвую.
— Но она умерла, — настойчиво повторила я. Может, она тоже сумасшедшая, как и я?
— Тогда почему она дышит?

Я ошеломлённо поглядела на Грету. Она дышала, на бледные щёки возвращался румянец. Мои перетружденные ноги, наконец, подкосились. Светлая умудрилась подхватить и меня, и её.

— Но она же умерла, у неё сердце не билось…
— Это тебе так показалось. На самом деле, она просто потеряла сознание от перебора впечатлений. Ты настоящая героиня, не бросила её, — она одобрительно улыбнулась.
— Кто вы?
— Меня зовут Лючия.
— Лючия… подходящее имя для вас.

Она удивлённо на меня посмотрела. Может ли быть, что она сама не видела исходящего от неё света? Она бегло осмотрела Грету и поднялась, без особого труда держа её на руках, как малого ребёнка.

— Принцесса просыпаться явно не собирается, так что придётся её нести. Ты сама-то идти можешь?
— Могу. Грета… её зовут Грета. А меня — Ханна.
— Приятно познакомиться, — Лючия приветливо улыбнулась и зашагала по шоссе. Я поспешила следом, как бы не болели ноги.
— Лючия… а что ЭТО?
— «ЭТО»? — брови нашей спасительницы удивлённо вздёрнулись.

Я обернулась и указала на Него, оставшееся там же, где его остановил свет Лючии. Она долго смотрела на Него, потом виновато произнесла:

— Извини, я вижу только дорогу на километр вперёд.
— Ох, — я схватилась за голову. — Очередная галлюцинация?
— Скорее всего, — кивнула Лючия, продолжая путь. — Видишь ли, почти всё, что ты видела в этом лесу, — не более чем продукт твоего собственного воображения. В этом районе Шварцвальда на поверхность выходит целый набор подземных газов, кумулятивно дающих галлюциногенный эффект людям, предрасположенным к параноидальным маниям…
— Выходит, я находилась в наркотическом бреду? Мило… — подвела итог я. — А почему тогда, если об опасности известно, дорогу не перекроют?
— Экономика и политика, — скривилась Лючия. — Похоже, дешевле нанять агента вроде меня, который будет спасать редких жертв, чем нарушать проложенную инфраструктуру…
— А как вы-то нас нашли?
— Вальтер оповестил, вы у него останавливались перед въездом в лес. Когда вы не появились через час, я поспешила к вам на помощь, но… меня задержали обстоятельства, — она кинула на меня виноватый взор. — Очень прошу прощения за опоздание.

Разумеется, я не могла на неё сердиться. Мы долго шли в темноте, в какой-то момент я даже обнаружила, что мёртвой хваткой вцепилась в пелерину Лючии, но она не возражала. Когда лес кончился, наступил рассвет.

До Эдинбурга мы добрались на её машине (тоже, кстати, белой). Там Лючия определила нас в какой-то тихий отель на окраине — портье, похоже, её знал и ни о чём не спрашивал. Я сразу провалилась в беспокойный сон. Около полудня я с криком проснулась, осознав, что красный уровень уже начался, только звёзд не видно, поэтому я с минуты на минуту умру, и надо бежать вперёд по дороге… Потом я снова уснула, убаюканная уговорами Греты и Лючии, и проснулась только к вечеру.

Грета принесла мне завтрак в постель, что было чертовски приятно, ибо ноги наложили категорическое вето на моё возвращение в ряды прямоходящих. Затем Грета села на край кровати и принялась просить прощения. Я долго не могла понять, о чём она, потом только до меня дошло, что она не запомнила ничего после того, как вышла из машины. Выходило, что чудовищные галлюцинации навеки оставались моим достоянием. Лючия исчезла за час до моего пробуждения, пожелав нам удачи, так что её расспросить тоже не удалось.

Потом Грета нерешительно протянула мне зеркальце, и я охнула от неожиданности — моя роскошная иссиня-чёрная шевелюра теперь была седа, как снег. Конечно, Грета немедленно принялась уверять, что всё равно будет меня любить, независимо от того, какого цвета у меня волосы…

Да, и ещё на следующее утро позвонили из автомобильного агентства, сказали, что нашли наш «опель». После долгого увиливания, техник неуверенно сообщил, что в корпусе машины почему-то отсутствовали все резиновые детали — от шин до прокладок на стёклах. Как будто съеденные мириадами маленьких челюстей…