Вновь испытывать жажду до слов, но уйти от ответа, чтобы сопротивляясь запереть двери насовсем. В дождливой синеве города к саду подняли туман и здания за мостом исчезли из поля, чтобы после разоблачения открыться окнами к лучам вновь. Маршрутка несёт моё скованное кресло из души к дому, где можно будет уединённо пересматривать телевизор, пока на кухне закипая до пределов подгорит оставленный чайник. В спальне отвлечься внутри сетей, которые затянут тело на глубину впадины, где нет пустоты и солнце не может даже с силой пробить слои тьмы. Убежать из отдела, чтобы ковыряясь в груди, не найти удачного поворота, который мог бы вынести на обочину весь когда-то сбившийся мусор. Сердце на морозной кушетке забьётся вновь и все потолочные лампы упрячут свой свет в белизне коридоров, которые соединятся в один этаж, чтобы только мне искать из организма рвотный выход. Туалеты откроются лишь на мгновение, чтобы уборщица могла достать из оранжевой кучи инструментов швабру с потрёпанной пелёнкой, которую к обеду уборщица кинет на кафель и протянет под ногами пациентов, когда те прижмутся к стенкам. Неловко войти в окружение врачей и студентов, чтобы присесть у стола заведующей и вяло объясняться за свою бессонницу, которая молчит взглядом и чертит на потолке причудливые фигуры из слов, пока мой рассудок оседает в вазе с соломой и прячет свои ломкие трещины в картинке от сумасшедшего писателя. Сидеть у кабинета в ожидании и только когда врач скорым шагом влетит за стол, опуститься на мягкий диван, чтобы обрисовать ситуацию своими прячущимися фломастерами для нот, которые боясь госпитализации, уйдут в шкатулку с мелодичными узорами. Холод за ветреным углом дома был не так открыто ощутим и собор из рыжего кирпича, поднялся над нашим автобусом, чтобы поскорее заглохнуть и без разворота остановить пассажиров у ручья. Мы взойдём повыше, чтобы сделать снимок и идя навстречу лучам, совсем потеряемся на тропинке без цели. Сложно меняясь перед бессонницей и находя лишь стены в стене, лечь боком на розовеющую подушку, чтобы ждать сияния на дверце шкатулки, которую ночью можно спутать с тяжёлым шкафом. Утро со злость исполосует творожное небо, которое в разноцветной глине между сосен отыщет свой оттенок, чтобы примерить к окну и пустить к раме первый теплый луч. Взять с книжной полки купленный братом роман и пытаясь вчитаться в абзац с бессонным рвением насильника, который впервые видит текст и не может собраться перед преступлением, чтобы не оступиться у края главы. Холодные боксы и я не вижу смысла оставаться у капота, чтобы браться руками за грязный двигатель, который не заводится моими пальцами и только сияет в голубом корпусе до вмятин на крыле. Найти её у стойки снова, но проницательно выйти из ситуации со свёртком лужи, которая превратилась в резиновое зеркало и при любом удобном случае может вновь лечь на асфальт, чтобы увидеть отражённую звезду. Катиться со звоном слетевшей цепи в речку и видеть перед собой пар от бетонной трубы, которая вбирает в себя поток, чтобы с воздухом плевать в канаву. Деревня взорвётся от красок, которые подготовит к пейзажу весна, чтобы окончив картину, стать правдоподобно срисованным летом. Рассеянность лучей и лунный перевод из одного угла в другой, ещё более тёмный и разбитый. Девушка в койке прислонилась к подушке и стараясь не шелохнуться, разжилась поверхностной дремотой, которая собиралась в пухлое гнездо с уколами, чтобы разорваться ночью от пресыщения. Отвлечься от звёзд, чтобы купаясь в студенческом пруду, пить на берегу сок с мякотью апельсинов, которые не растаяли в кувшине и не осели на дно в момент, когда ворона боролась когтями с тонкой веткой, чтобы перевернувшись не упасть в воду. Перевернуть крылья, чтобы суметь глубоко задышать перед ночью, где только дождь заселяет окна отражениями от туч, которые красуются на белом потолке моей спальни. Окно в детской моего приятеля всем своим зрением тянулось до пустой боковушки соседней многоэтажки, пока карниз дрожа от ветра, отвлекал меня ото сна живым трепетом ветвей, которые слонялись по стеклу или стучались в раму. Я уклоняюсь от штор, когда слежу за голубым плечом комнаты, которая зажалась в угол с вешалкой, чтобы упираться с рвущимся треском о линию ринга. Завод за этажом был плохо различим, но маячки на вершинке всю ночь помогали мне ориентироваться в небе, чтобы не слететь сонной пчелой с розы на подушке. Книжный магазин только-только открылся для чтения между рядов, когда книга станет бела от клея и развалится на страницы, чтобы упасть перепачканными листками к кассе. Дождь в обугленном до арки облаке, сорвёт свои струи с тучи, чтобы обволакивающим движением повязать ветви в одну хвойную розу, которая осыпется в лужу колючими лепестками. Почта у горки с детьми ещё не потушила в складском помещении лампочек и случайный водитель приблизился к окошку, чтобы забрать из рук куклы свёрток. Я ещё могу различить голубоватое свечение от почтовой стены, которая в сумраке примыкает к подъездам, чтобы исчезнуть в одном ночном пятне у детского сада. Бесконечные прогулки без часов и предлогов на знакомство с природой, которая молчаливо ждёт моей откровенности в тексте. На втором этаже сада ещё мелькают в окне шейки и макушки детей, которые оставшись в группе, хотели бы не расходиться к солнцу до утра. Мы перенесём каникулы без боли и ковыряясь в яме, которую оставит после себя толстая в корне ива, когда сгнив повалится на бортик огорода. Рассчитаться с девушкой мелкими оскорблениями и после рождества на табуретке кухни с телефончиком на краю сети, вымаливать себе чувство через горящие серым огнём скобки, которые с улыбкой сдвинутся за предел вибраций. Я откровенно устал, когда в путешествии позабыл на палубе свой школьный портфель с яблоком на дне, которое прогнило и запачкало кармашек клейким соком из внутренностей с рёбрами и косточками. Я усядусь на пьедестал с лучами бегущего к первому месту солнца, которое пляшет на асфальте в позе победительницы. Держать на ладони ночь, когда вся палата скроется от звёзд в покрове постели и сосчитав мои мысли, окунёт лицо в снотворный нектар выжатой подушки. Школьники кучно прижмутся к парте со сладостями, которая перевернётся на пол и все конфеты вместе с вазой окажутся на линолеуме. Истерзанные обои с подтёками чернил в кабинете математики и побледневшая руководительница молча упрётся ручкой в журнал, чтобы подготовиться к крику. Я помню своё место, которое держу у холодной стены и не отпускаю из памяти до полуобморочного отслоения горизонта и неба. Тучи проскочив между автомобилями к ограде с острыми пиками по всей длине больничной площади, пристанут к окошку крыши, чтобы пухнуть над крыльцом поликлиники. Стадион уже не так мучителен и ворота в контуре ноября неразличимы, чтобы можно было попасть туда ночью снова. Трибуны остались без сидений и только бетонные выступы ещё не разбиты до пыли строителями, которые примутся за работу после снятия жары с лип.
Унести своё поникшее в натюрморте тело к дорожке, чтобы поднять к соснам и встречной группе иностранцев в медицинском поясе халатов. Мужчина в спортивном костюмчике и приподнятом настроении покупателя, войдёт в буфет, чтобы осмотреть мясную витрину. За мужчиной встанет чернокожий студент, чтобы громко ворчать в телефон с африканским акцентом. Губы студента в цвет какао сырка, который долго лежал под солнцем на подоконнике, чтобы выцвести глазурью. Старик вновь поднимет своё костистое туловище над столом к окну, чтобы заглянуть за сосны и тускло осесть боком к телевизору. Пациент попытается уснуть днём, но проходя мимо я увижу, как он старательно будет удерживать свои напряжённые веки, чтобы их перед ужасом ситуации не открыть. Коридор оживлённо пуст перед отплытием к ремонту, который состоится ночью, когда я сяду перебирать углы и линии от надолго выстроенной бессонницы. Совершенно тусклые до желтизны комнаты и стены с лестницами, которые ползущими перилами прокатят задыхающийся этаж до курилки. Дождь в городе колюч и холоден за крыльями, которые растрепались в полёте и устало сложились у позвоночника. Колонны удержат от солнца школу, пока дети толпясь в коридоре столовой, обмоют лица после урока физкультуры, чтобы потными ладонями студить слишком сладкий чай на подоконнике. Чёрно-синея форма футбольной команды, промокнет под итальянским дождём и все игроки побегут к тренерской будке, чтобы раздевшись плакать от проигрыша. Футболист вошёл в кадр, чтобы сплюнуть в газон и идя по полю с руками на поясе, думать о чём-то без улыбки. Дождь продолжал собирать лужи вне футбольного поля у дорожек, пока болельщики не расходясь бушевали с трибун и рвали в клочья вымоченное небо. Люди уцепившись за солнце, болтались на обруче, чтобы рисовать в воздухе носочками фигуры из учебников астрономии. Ковыряясь в звезде, пока бессонница не встанет в угол и не ударится о тоннель неба, чтобы пропасть в белизне фар, которыми с гор озарится встречное утро. Говорливый пенсионер под капельницей влетит в палату, чтобы ведя за собой вешалку с пакетиком на крючке, пробуждать плохо взявшиеся за подушку сновидения или отстающие от пинка воспоминания. Голова одним только своими анатомическим названием не могла привлечь к раскрытию швов, которыми был испещрён весь лоб лежащего и виски.
Какое-то до мерзости противное выражение лица этого упёртого в подушку игрока с планшетом и такие же злостно отброшенные ко мне слова! В палату вернутся стаей и защитив меня от себя же, растерянно станут пить струйкой воду из-под крана в мойке, которую к вечеру заклеят ремонтными лентами, чтобы не дать доступа. Ложась к ночи на локоть, я почувствую пьянящий аромат пустоты, которую можно огладить и приподнять, чтобы забраться под крыло поглубже. Я разобьюсь у сердца, когда на полной скорости не смогу справиться с пульсом, который вынесет меня к фонарю, чтобы забрать от бессонницы на плече ангела. Стёкла остынут к утру и я не смогу прикоснуться к подоконнику, потому что он будет пустынно бел и угрюм, когда в палате я останусь на ночь один, чтобы читать сноски газет и петь в помощь бессоннице, которая неразговорчиво мала и не может меня понять по нотам.