дневник заведен 24-03-2012
постоянные читатели [30]
3 CaHuTaPa, Alexandria_, Alterra, Amaeth, Das schwarze Tier, Federika, In fanta, Iollorri, Larisa_, Marjerri, Mikes madness, MilediBlack, moxnatii slon, nut, Paytina, Russa_mirs, Stamina, tureen, Wind of Sorrow, writing_tomcat, yuyuyu13, Альтаир, Белый, Жужанна, Катиш, Порядковый номер, Рэй, Тень в сумерках, теперь, Украдка
3 CaHuTaPa, Alexandria_, Alterra, Amaeth, Das schwarze Tier, Federika, In fanta, Iollorri, Larisa_, Marjerri, Mikes madness, MilediBlack, moxnatii slon, nut, Paytina, Russa_mirs, Stamina, tureen, Wind of Sorrow, writing_tomcat, yuyuyu13, Альтаир, Белый, Жужанна, Катиш, Порядковый номер, Рэй, Тень в сумерках, теперь, Украдка
цитатник:
- • лента
хочухи:
- • группы хочух
- • rss
Вторник, 17 Июня 2025 г.
09:48
Мужчина на босую ногу с бутылкой спит на остановке, пока к нему один за одним подходят люди, чтобы взглянуть на расписание над его плечом. Я на счастье уже занял своё предпоследнее место в маршрутке и как обычно сдерживаю кашель между гланд, пока водитель подбирает пассажиров по пути к ж/д вокзалу. Половинка пути пропущена мною в борьбе с кашлем и я немного расслаблюсь, когда справившись с приступом стану обращать внимание на картинки за окнами и людьми, которые балансируют на сиденьях во время крутого поворота с подъёмом к собору. Мне нравится мой утренний город и его центр, когда на стекле маршрутки проступают капельки ночной росы, чтобы с ветром скользнуть к прорезиненной линейке, которой обрамлено окошко в стыке с металлическим крылом. Женщины постарше свободно вошли в маршрутку с очередной остановки и сели на ряд выше меня, чтобы переговариваясь отвлекаться от моего першения, которое наверняка тревожит и настораживает слушателей этой песни со словами внутри мелодии. Никакого больше вдохновения и я наношу простейшие слова, чтобы отчитаться перед собой вечером, когда захочется взять телефончик и под ночником выбирать самые неожиданные обороты, которые казались банальным изложением увиденного. Когда я начинаю себя мучить тонкостями и напрягать систему словесными уколами, которые либо болезненны, либо маниакально ветрены, меня начинают качать в бессоннице, чтобы вновь ронять из кубика стенки для сложения граней по звёздам. Оставшись на широкой скамейке под козырьком деревенского дома, я наблюдаю за переменчивым раскачиванием пятен зелени, которые исходят из кустов перед чёрной кладкой в болотистой луже и всеми ветрами закрываются от ветвей, чтобы бабушка не могла рассмотреть на другом конце пшеничное поле и ближайшие постройки школы. Будка машины с продуктами мнёт высокие ветви слив, когда внутренняя дорога между зарослями узка и борта задевают листву и упругие окончаниями с вишенками в смоле сползающей коры. В жаре и чепухе, я провожу своё будничное время, когда за окном идёт облако с туманом, который привязался к воздушной массе и взвесил всё небо на горизонте вешалки. Я стою всё ближе к стрелке на луне и разбирая её на доли, вижу, как сок из запретной мякоти небрежно заляпывает мои ночью прижатые к щекам ладони, которые и не прикоснутся к небу. В доме остался лишь потому, что к обеду засвистел ветер и мои нервы не могли больше звучать в унисон с рвением тонкого дерева при луне. Останавливаясь у забора и берясь за трухлявый угол одной доски, я едва не упал в лужу огорода, который был по осеннему не прибран и мерзок. Я пытался отгородиться от услуг медсестёр и поэтому порывался встать с кресла и пойти по коридору без поддержки, чтобы не выглядеть после процедур бессильным. Кто-то бесился в коридоре и я подходил к дверям палаты, чтобы подслушивать успокаивания больного медсёстрами, которые уговаривали его ласково и по-детски. Дверь моя была на ночь заперта и я в принципе мог не волноваться за свою кровать, которая выглядела согретой лодкой, когда её давно держат в жарком сарае под клеёнкой. Я становлюсь умеренно глупым подростком, который всё ещё в поверхностной мякоти души мечтает о славе и к тому же прилагает усилия, когда стоило бы поспать на линейке, взяв себе под грудь выданную в школе звезду. Какой-то маленький штрих и вся возня в тревоге становится незапертой дверью без звонка, когда к точечке глазка прислоняется мама, чтобы рассмотреть чертёж лица человека на площадке. Цыганка ворвётся в квартиру и с тряпьём окружит мать, которая и не ожидала такого усилия и напора со стороны смуглой незнакомки, когда та стала подталкивать её перстнями в грудь и просить милостыни. Дети залетят за её юбкой позже и разглядывая шкафы и тумбочку у дверей, пританцовывая запищат в зале, когда вся сцена уйдёт глубже по комнатам, чтобы расшевелить поле под сухими ступнями приглашённой босиком актрисы. Мама потеряется среди ромашек и трав, когда отстанет от детей, чтобы нечаянно пропустить подготовительные курсы и исцарапать ладони о цветочный стебель заостренного и не срываемого бутона, который попадётся на краю пастбища и так и не поддастся на усилия слабой руки. Достав из синтетической обоймы патрон, мужчина скроется из кадра, чтобы мне больше не отвлекаться от лёжки на родительской кровати, когда монитор в луче солнца скроет всю картинку так, что отличить героев будет уже невозможно. Я останусь в бумажной спальне и с гнетущим выражением сердца буду доводить себя внутренними разрывами, которые не дадут мне документально выспаться или выйти на улицу. Я сам отстранюсь от болота и возбуждаясь в сухости с паром у монитора пропущу болезнь к душе, чтобы погрязнуть ступнями у скользкой кладки к школе. Вполне себе опрятная броня с пробоинами и подушкой, которую я укреплю на шее после концерта, чтобы не дать себе расслабиться и сбросить в момент подъёма громкости к костру в небе. Не касаясь души, я просто достану все перья из сердца, чтобы с кровью на ладони коснуться кафеля печки, который ещё горяч после ночи и растрескался после неудачной попытки поднять температуру без родителей. Я хочу провести летний эксперимент и поэтому шатко прильну к вертящемуся будильнику, чтобы проснуться с рассветом и больше не засыпать у стрелки в металлическом круге. Помню, что я стал у дверцы печки и уже задумываясь о бессоннице, решил себя раскачать по часам с цепями, которые ещё толкнут меня в плечи, чтобы больно ныть и не опускаясь ступнями на кровать, висеть на гвоздике люстры. Я сам себя напряг и заставил выволакивать бутылки с чёрным болотом к луне, когда все остальные предпочли не замечать груза за крыльями и не шевелиться, когда рядом проходит дозорный ангел. Закономерные сны с вечеринкой у бессонницы, которая соберёт все звёзды в одном облаке и разбросает в пене реки, которая ночью будет подвижна и раздражена лучами неприкосновенно танцующей луны. Снова выдвигаюсь к берегу, который с высоты моста кажется жёлтым спичечным коробком и мне необходимо петлять в листве кустарников, чтобы спуститься к воде в исцарапанном чехле крыльев, когда я не смогу поднять тяжёлые ветви своими ослабевшими и не расчёсанными после бессонницы обложками перьев. Солнце взявшись за перила, накалила весь мост и не пропуская ни одного крыла проезжей части, заставила мост, словно без крепления парить в тумане. Какой-то сонный и рыжий в пиве рыбак стал у берега, чтобы накуриться и бросив рюкзак у камней, присел на корточки, когда у поверхности с серебряным лучом заплескалась рыба, которую отбросит от себя течение, чтобы вернуть к удочке. Я столкнулся с углом почты, когда по ледяной вертикали горки мне на встречу вылетит парень и ударится о мой обогретый бок сапогами. После обеда я шёл дворами и мимо знакомой двери останавливаться не стал, потому что давно изучил деревянные резцы и вписанными друг в друга коричневые узоры. После прохладного пробега по стадиону, я поспешу уединиться в спальне с хрестоматией, которая скрывает в себе судьбу человека и закручивает спираль моего рассудка в чтение. Я слишком долго остаюсь в больнице и даже воспоминания не иссякают по крупицам, когда я проезжаю мимо входа и слышу внутри себя журчание хлорированного ручья из тряпок, который струится по лестнице и узкому коридорчику с уборщицей на самоходной швабре. Часы на фанере дверей и моё волнительное ожидание стука в дверь с лампочкой, которая замерцает мимо глаз и заставит очередь взволноваться раньше времени. Поликлинику я помню с пеленок и крики младенцев не прекращаются за полками, где стоят коляски и поигрывают телефонами заплаканные мамы, когда солнце светит в глаза с невыносимой остротой. Вороны кружатся над фонарём и я могу видеть их фиолетовые крылья, когда плафон становится ближе и перья озаряются у лампочки с подтёком чёрно-белой гаммы. Я возвращаюсь после приёма облегчённо счастливым школьником, который в запасе имеет ещё два дня на прогул и не может оправиться с простудой для полноценно глубинного вдоха. Все гайки перебраны и мой поток уже не сдерживается карандашом, который нервно выпадает из рук медсестры, чтобы обломаться в потоке и оставить безумца с осколком, который в руке не удерживается, а только заставляет пальцы дрожать во время письма от тщетности нажима. Сонный и не борющийся за четверть мальчик, уже лишь делает вид в кадре, когда нужно до ушей улыбаться и бояться лишь за свой потусторонний вид, который будет запечатлён в красном уголке фотографа и не засияет выделенными щеками, когда лицо покроется влюблённым румянцем и тут же побледнеет в болезненной горячке. Я прижался к ней на остановке и разученной улыбкой погасил взгляд, чтобы выглядеть сонным выпускником, который ждёт расправы с ветром и с болью, когда та вознесётся к мостовой и просочится по двоящейся кривой от фонарей в глаза. Достать до вершины и тут по ступенькам оступиться на последней черте с эмалью от только-только слитой с жижей бутылки, которая злостно откинута пациентом от бордовой корки своего пропахшего тюльпанами лица. Беззаботно приблизиться к металлической радуге для расстилания ковров во дворе и разбрасывая кроссовками оранжевые опилки от листьев на дорожке, подойти к разбитому по плитке подъезду, где можно не звоня открыть дверь и войти в тень от шевельнувшегося лифта.
Процесс превращался в наглядную жалость к себе, когда все семена накалялись в копилке и сбрасывались в раковину с подгоревшего не в меру пододеяльника, где всё ещё остывала после неудобств река и ссыхались ручьи при луне, которую гнали до горизонтов живота, чтобы размять после пинка пульсирующее в колоске солнце.
Процесс превращался в наглядную жалость к себе, когда все семена накалялись в копилке и сбрасывались в раковину с подгоревшего не в меру пододеяльника, где всё ещё остывала после неудобств река и ссыхались ручьи при луне, которую гнали до горизонтов живота, чтобы размять после пинка пульсирующее в колоске солнце.
Понедельник, 16 Июня 2025 г.
09:01
Я вышел на связующую и ощущения с пробуждениями после отпуска вполне себе знакомы по школьной поре, когда утром ещё не погасли звёзды и темнота не убралась за горизонт, чтобы осветлить крыши и дороги перед заездом к свободно катящейся до гаражей луне. Мы спали с братом на одном диване, который нужно было ещё разложить надвое и разгладить простынь к центру, чтобы не пробуждаться от зуда плеч ночью и не сбегать в душ, когда необходимо хотя бы смыть все точки маркеров на теле и с мокрой спиной забраться вновь рядом к брату под мягкое крыло на краю. Перед школой в зале загорался телевизор и спешно идущие клипы не давали вновь погрузиться в сорванный сон с подушек, которые ссохлись в паре и не давали разъединить братьям крылья, когда они при случае встречались в школе и стесняясь сближения разбегались по разным лестницам. Углубляясь в почву аудиторий и не находя себе твёрдого угла для зависания треугольника над доской, я сбегаю с первой пары, чтобы уцепиться за ветвь дерева и раня пальцы о лепестки, срываться с этажа в одуванчики фундамента. Я больше не нахожу слов, чтобы оформить своё катание подо льдом вверх ногами, где нет воздуха и слишком скользко, чтобы расслабить уравновешенные крылья. Я замкнут и все ключи остались у лифтёра с женщиной, которая всю ночь смотрит не отрываясь в монитор и в позе спящего не может увидеть моего прыжка над кабинкой и последующей попытки забраться к светильнику туалета. Стыдно остаться здесь и потом стучать в пластиковую дверь, чтобы вызвать панику и разбить себе кулак в кровь на виду девушки. Мост повис над парком и я мог увидеть, как хозяин с собакой карабкался на склон так, что листья кипами валились в ручей на линии излома. Мы собираемся у сеней этой девушки и мне так хочется быть её братом, чтобы подобраться к её груди поближе и вдыхать головокружительный аромат спелого яблока. Я и сейчас поглядываю на эти просевшие в фундамент стенки и давно не мытые квадратики окон с серыми измятыми занавесками, которые не заслоняют окна полностью, а кое-где отстают от белизны стёкол. В болоте по грудь засели феи в джинсе и мы проходя мостиком смотрели на красивые лица и пыльцу на щеке одной из русалок, которая ещё вчера была сестрой одного знакомого нам парня с тонущей окраины деревни. Хочется довести себя до усталости к концу дня, чтобы лечь в каморке и уснуть под не потухающей до полноты линейкой со светом. Я становлюсь несерьёзным юнцом с немного хмельной извилиной, которая выскакивает порой в виске и пульсирует ночью так, что приходится будить маму, чтобы искать на холодильнике мокрую таблетку от давления. В школе я был так лёгок и мне не требовались замечания и таблетки, чтобы уснуть за минуту у стенки носиком, который к утру изомнётся от твёрдого бортика и в зеркале я увижу вмятину над морщинистой переносицей. Я не очень то люблю ситуацию, когда отец опускает глаза в траву и я больше не могу продолжать делиться именно важной для меня информацией, потому что чувствую отстранение вроде бы близкого человека, который устал от нелепого проигрыша моей бессонницы на её же кровати. В детстве я любил лепить зелёным пластилином всякие рожицы с припухшими носами на кухонном столе, который был после лепки испачкан острыми писаками. Я мял податливый брусок с удовольствием и в ходе процесса рождались новые и новые формы из сказок или просто выдуманные в жаре портреты. Это была симпатичная девушка с фигуркой и заметно чёрными глазками, которые при свете лампы в беседке переливались магическим сиянием, когда она отходила от озера и беззвучно приближалась к нам. Я стал совсем серьёзным хозяином своей запуганной жизни, которая не может высвободиться изо рта в сдавленном крике от сердца матери. Груда одежды на стандартном стуле и первым делом голубые рубашки сползли своими полосками на пол со спинки. И тут же рядышком груда одежды брата к летним каникулам, которые не дадут примерять и половины этой стопки. Люблю заглядывать в парк и проникая на подходе к ступенькам, я увижу свою ударившуюся о крону клёна тень с вываливающимися из плеч руками. Собачонка увяжется за моей штаниной и хозяйка с улыбкой не выхватит её руками, чтобы снизить напряжённость этого путевого момента. Мне надоело описывать луну и где-то пристроенные звёзды, которые вновь надоедливо ускользают от битья хлопушкой и не дают себя обвалять в стеклянной муке после продолжительного голодания. Коты выберутся из норки в многоэтажной плите, чтобы подойти к целлофану с объедками, которые собраны в школе после обеда в столовой и теперь с жирком разбросаны по траве. Я выношу из класса белый лист опустошённой бумаги, которую мне выдали перед уроком и заставили вольно вырывать из строчек слова со смыслом. В жизни уже нет смысла и остаётся только хохотать с задней парты на весь класс, который собирается одним потоком влиться в университет и забиться между зачёток красным фонтанчиком. После бессонницы в больнице я стучусь в компьютерный класс и заметив приятеля подзываю его в коридор на разговор. Я очень рад, что приятель отзывается и даже готов прислушаться к моим бредням перед выносом сердца из реальности. Я гнусь у стенки и он недоумевая остаётся при мне, чтобы всё ещё держаться рядом.
-
Я выхожу из этой несчастной больничной среды не отмытым и ещё с бессонницей на плече, которая обогревается на ключице с улыбкой преступницы, когда та притягивает к себе жертву за шею, чтобы промахнувшись поцеловать в подбородок. Я затаюсь на диване, чтобы избегая света в темноте открыть книгу с коричневатыми иллюстрациями, которые умещаются на плотной бумаге журнала без обложки. Где-то за деревней в футбол играет брат и ещё один слегка мешковатый парень с широкой шеей и стойко укреплённой на ней головой. К полю сбегаются крестьянки с распущенными майками и дутыми на воздухе губами. Сильный испуг и меня выносят из парка с окровавленным лицом вместо цветущей внешности, когда к городу с весенним сквозняком подбираются звёзды, чтобы высматривать утро за дверью ещё сумеречного подготовительного класса. Я так мерзок и так устал от всей этой ночной встречи с собой, которая не состоялась в юности, когда я отринул свою внешность и наспех разбитый нос, чтобы стать в угол с постером у кровати. Зашёл в тупик и все слова подходят к завершению сеанса на кушетке с твёрдой подушечкой, которая весь вечер сползает к шее и не даёт расслабленно углубиться в давно высверленное насквозь сердце в металлической стружке. Неман прилежно расступается, когда наш катер ударяется о волну и всё же мчится по детски дальше не обращая внимания на пасмурную погоду или обиды родителей, которые и не считали, что чем-то затронули моё сердце. Притормаживаться у зеркала, чтобы посмотреть себе в глаза и в кепке ринуться без оглядки дальше по ступенькам и не поднимаясь к солнцу, которое и не подпустит меня к себе без сопротивления или болезненного удара к ночи с головной болью вместо ласк по щекам от взволнованной матери. Башня всё ещё сверкала над Неманом и волны разбежавшись бились о фундамент, чтобы башню опрокинуть в центрифугу реки. Слабенький ветер не сбавлял мощи лучей своего вектора, который выстрелив из сердцевины луны, разрывался перед окном в сиянии преувеличенного круга. Лагерь утром был пуст и только дворник простаивал у стадиона с телефончиком, чтобы не сметать пыльцу с дорожек и с совком забирать к урне под корпусом. Описывая одни и те же дороги с биением струн о звёздную струю при первом же бордюре, я услышал позабытую мелодию из стопки компакта, который забирался проигрывателем в маршрутке и сглотнув шевелил ноты до полного протирания материала перед вынужденной остановкой бессонницы. Отодвигаясь от назойливого зеркала в прихожую войдёт мать, чтобы меня обругать за какую-то мелочь в поведении, которое напрягает отца, но при этом не может ему дать раскрыть карты и только молча смявшись у телевизора обивать ложкой кастрюльку холодного молочного супа. Папа частенько замолкает внутри себя, чтобы не испустить и звука в присутствии нас с братом, когда нам так необходима беседа. Вовсе не холодный луч взялся за мой воротник и к концу рабочего дня я ощутил горечь в тесноте горла, которое стянули солнечным ободом и склеили пуговицей, чтобы разрешить пропускать через себя струи креплёного воздуха. Вновь попытаться пройти мимо всей этой тяжёлой глыбы с выражениями, которые присохли к асфальту и сделались препятствием для аварии. Добираясь до этажа, я встречу ещё несколько воинов с болезнью, которые и не используют оружие во время схваток, а только впускают дым мимо сердца, чтобы проспать или отсидеться до луны в тумане. Он проклинает себя с изрядной долей алкоголя в желудке, пока я кидаю карту мимо табуретки и откидываюсь к прямой стенке палаты, которая уже не может держать себя в желтизне не теряясь на общем фоне. Пролёт уже пуст и сумасшедший вопль старшеклассника стих, когда он сбежал к отсеку с кабинетами труда, где пахло опилками и пыль поднималась до потолка или оседала на теннисном столе, который приволокли сюда утром. Жертвуя своими лучшими словами, пассажир с кашлем мчался на пустом сидении маршрутки к университету, чтобы уже раздумывать над первыми строками и волей с которой он возьмётся за письмо у монитора. Я предпочитал идти к центру пешком и уже видя оранжевые стенки с автоматическими створками дверей, приближался к магазину из стекла, которое не сияло сейчас, потому что тёмное облако над крышей не давало надежды на удар пронзительного луча, который мог бы преломляться о точку граней. Посетителей внутри можно было пересчитать по пальцам, но по залу сновали молоденькие продавцы с небритыми щёчками, а на кассе переговаривались девочки и только, когда я стал над стойкой замолчали, чтобы меня с покупкой рассчитать. Мне захотелось улыбнуться и заговорить о чём угодно, чтобы только сбросить с плеч подгоревший во время молитв воск, который вилкой пришлось соскабливать ночью на балконе, когда бессонница кинула свои верёвки мне на шею, но мне всё же хотелось подняться над многоэтажкой и осмотреть просторы улиц. Прикасаясь к своей закрытой тетради, я предполагал, что мне выйдет тройка за диктант и весенняя четверть вслед вывалится с тройкой из череды четвёрок за год. Мой брат придёт и мать со стыдом накинется на меня за неряшливость конспекта, который брату продемонстрирует та же преподавательница по языку, когда наши уроки совпадут, чтобы укор был во всей чистоте передан почтой. Теперь мне всё равно и я продолжу свои поиски где-нибудь за пределами этой тайной лечебницы, которая угнетая все выстроенные линейкой нервишки, плюёт в грудь с долго несмываемым пятном под сердцем. Она пристыдит меня, когда заметит под глазом пудру из маминой косметички, которую придётся достать перед линейкой, чтобы скрыть ссадину с синяком поставленный братом во время игры на полу. Я, как девочка закружусь у зеркала и не отрывая взгляда от новёхонькой черты лица, буду ждать прихода уставшей на заводе матери, которая нервничая отругает брата и весь вечер будет дуться на кухне. Я не смогу подавить тревоги после экзамена и поэтому соскочу с дивана, чтобы по примеру бабушки помолиться на одном колене и попросить не меньше шестёрки по окончании проверки. Вечное одиночество на стойке балкона, который потрескивает своими карнизами во время ночного шторма и моей бессонницы в кресле, когда то плавится под моими ненужными крыльями и не слипающимися глазами. Мой каменеющий к утру мозг даже не даёт мне защёлкнуть глаза и одна его чуть более сонная часть закрывается ненадолго, чтобы вновь пустить луч к рассвету поупражняться в ручье извилин и удержать все мысли на плаву, когда желе массы задрожит после снятия зелёной ёмкости с полок холодильника. Кто-то застучит в стенку и не обращая внимания на ночь со скрипом откроет общий кран в душе, чтобы смыть побелку с поверхностей раковины. Я изогнусь со щёткой под зеркалом, чтобы не глотнуть жидкую пасту через горло и вовремя сплёвывать остатки в трубу, чтобы не оставить на кафеле подтёков, которые нервирую маму и заставляют присматриваться к цветовой гамме слива в неровном сиянии лампочек по всему квадрату потолка. Раскрываясь на уроке и давая себе волю к продолжению мазни, я беру из словаря новую жвачку, чтобы расклеить её по мокрым узорам и оторвать с клубничным клочком координат от чертежа. Мама вздыхая сидит под серым плафоном кухонной лампы и я вообще не соображая, как соединить все эти отмеченные точки, откидываюсь на диван с конспектом, где тускнеющие линии неаккуратно изломаны и не могут выдержать натиска маминой критики. Я пытаюсь следить за сюжетом и ещё на паре обдумывать перечитанное ночью, когда после бессонницы беру купленный братом роман с полок, чтобы отвлечь свой угасающий в мелком почерке без сновидений спутник души и оформить небо всеми цветами ночной розы, которую прижали к подушке ногой. Я иду под дулом пистолета в полотенце к подвальчику бассейна и уже созерцая женщин в белом крахмале из пара, я прихожу в оцепенение от окриков и словечек, которые они адресуют неожиданно ко мне и я теряюсь уже оголившись в раздевалке, чтобы прижаться к плитке угла и поскорее скрыться за чертой душа, где меня вновь после пересмотра клеток тела развернут обратно под дождик. Я хочу остаться в классе и после уроков не входить в воду с ароматом хлора, который делает меня уязвимым и потерянным в лабиринте школы зверьком, который и не собирается огрызаться после обморочного утопления соседом по парте. Сегодня в жаре транспорта и пене этажей, мне вспомнились провокационные наклейки чуть ниже побелки, которые я останавливался созерцать, чтобы выбрать себе более возбуждающую. Обломав проволоку крыльев и не желая больше поднимать их над взлётной дорожкой из белого на столике порошка, я выбрал себе ветку покрепче и уснув в листве табака, проснулся с головной дрожью между глаз, которые и не открылись, когда повеял ветер и тлеющий карандаш потух в одной точке ночного рисунка. Я не боюсь оставаться наедине с литературой, которую фальшиво замочили салатовым соком из-под прорвавшейся трубы с деньгами на обложке, которая провалилась в кассу с потрескиванием монет и скрежетом пластинок.
-
Я выхожу из этой несчастной больничной среды не отмытым и ещё с бессонницей на плече, которая обогревается на ключице с улыбкой преступницы, когда та притягивает к себе жертву за шею, чтобы промахнувшись поцеловать в подбородок. Я затаюсь на диване, чтобы избегая света в темноте открыть книгу с коричневатыми иллюстрациями, которые умещаются на плотной бумаге журнала без обложки. Где-то за деревней в футбол играет брат и ещё один слегка мешковатый парень с широкой шеей и стойко укреплённой на ней головой. К полю сбегаются крестьянки с распущенными майками и дутыми на воздухе губами. Сильный испуг и меня выносят из парка с окровавленным лицом вместо цветущей внешности, когда к городу с весенним сквозняком подбираются звёзды, чтобы высматривать утро за дверью ещё сумеречного подготовительного класса. Я так мерзок и так устал от всей этой ночной встречи с собой, которая не состоялась в юности, когда я отринул свою внешность и наспех разбитый нос, чтобы стать в угол с постером у кровати. Зашёл в тупик и все слова подходят к завершению сеанса на кушетке с твёрдой подушечкой, которая весь вечер сползает к шее и не даёт расслабленно углубиться в давно высверленное насквозь сердце в металлической стружке. Неман прилежно расступается, когда наш катер ударяется о волну и всё же мчится по детски дальше не обращая внимания на пасмурную погоду или обиды родителей, которые и не считали, что чем-то затронули моё сердце. Притормаживаться у зеркала, чтобы посмотреть себе в глаза и в кепке ринуться без оглядки дальше по ступенькам и не поднимаясь к солнцу, которое и не подпустит меня к себе без сопротивления или болезненного удара к ночи с головной болью вместо ласк по щекам от взволнованной матери. Башня всё ещё сверкала над Неманом и волны разбежавшись бились о фундамент, чтобы башню опрокинуть в центрифугу реки. Слабенький ветер не сбавлял мощи лучей своего вектора, который выстрелив из сердцевины луны, разрывался перед окном в сиянии преувеличенного круга. Лагерь утром был пуст и только дворник простаивал у стадиона с телефончиком, чтобы не сметать пыльцу с дорожек и с совком забирать к урне под корпусом. Описывая одни и те же дороги с биением струн о звёздную струю при первом же бордюре, я услышал позабытую мелодию из стопки компакта, который забирался проигрывателем в маршрутке и сглотнув шевелил ноты до полного протирания материала перед вынужденной остановкой бессонницы. Отодвигаясь от назойливого зеркала в прихожую войдёт мать, чтобы меня обругать за какую-то мелочь в поведении, которое напрягает отца, но при этом не может ему дать раскрыть карты и только молча смявшись у телевизора обивать ложкой кастрюльку холодного молочного супа. Папа частенько замолкает внутри себя, чтобы не испустить и звука в присутствии нас с братом, когда нам так необходима беседа. Вовсе не холодный луч взялся за мой воротник и к концу рабочего дня я ощутил горечь в тесноте горла, которое стянули солнечным ободом и склеили пуговицей, чтобы разрешить пропускать через себя струи креплёного воздуха. Вновь попытаться пройти мимо всей этой тяжёлой глыбы с выражениями, которые присохли к асфальту и сделались препятствием для аварии. Добираясь до этажа, я встречу ещё несколько воинов с болезнью, которые и не используют оружие во время схваток, а только впускают дым мимо сердца, чтобы проспать или отсидеться до луны в тумане. Он проклинает себя с изрядной долей алкоголя в желудке, пока я кидаю карту мимо табуретки и откидываюсь к прямой стенке палаты, которая уже не может держать себя в желтизне не теряясь на общем фоне. Пролёт уже пуст и сумасшедший вопль старшеклассника стих, когда он сбежал к отсеку с кабинетами труда, где пахло опилками и пыль поднималась до потолка или оседала на теннисном столе, который приволокли сюда утром. Жертвуя своими лучшими словами, пассажир с кашлем мчался на пустом сидении маршрутки к университету, чтобы уже раздумывать над первыми строками и волей с которой он возьмётся за письмо у монитора. Я предпочитал идти к центру пешком и уже видя оранжевые стенки с автоматическими створками дверей, приближался к магазину из стекла, которое не сияло сейчас, потому что тёмное облако над крышей не давало надежды на удар пронзительного луча, который мог бы преломляться о точку граней. Посетителей внутри можно было пересчитать по пальцам, но по залу сновали молоденькие продавцы с небритыми щёчками, а на кассе переговаривались девочки и только, когда я стал над стойкой замолчали, чтобы меня с покупкой рассчитать. Мне захотелось улыбнуться и заговорить о чём угодно, чтобы только сбросить с плеч подгоревший во время молитв воск, который вилкой пришлось соскабливать ночью на балконе, когда бессонница кинула свои верёвки мне на шею, но мне всё же хотелось подняться над многоэтажкой и осмотреть просторы улиц. Прикасаясь к своей закрытой тетради, я предполагал, что мне выйдет тройка за диктант и весенняя четверть вслед вывалится с тройкой из череды четвёрок за год. Мой брат придёт и мать со стыдом накинется на меня за неряшливость конспекта, который брату продемонстрирует та же преподавательница по языку, когда наши уроки совпадут, чтобы укор был во всей чистоте передан почтой. Теперь мне всё равно и я продолжу свои поиски где-нибудь за пределами этой тайной лечебницы, которая угнетая все выстроенные линейкой нервишки, плюёт в грудь с долго несмываемым пятном под сердцем. Она пристыдит меня, когда заметит под глазом пудру из маминой косметички, которую придётся достать перед линейкой, чтобы скрыть ссадину с синяком поставленный братом во время игры на полу. Я, как девочка закружусь у зеркала и не отрывая взгляда от новёхонькой черты лица, буду ждать прихода уставшей на заводе матери, которая нервничая отругает брата и весь вечер будет дуться на кухне. Я не смогу подавить тревоги после экзамена и поэтому соскочу с дивана, чтобы по примеру бабушки помолиться на одном колене и попросить не меньше шестёрки по окончании проверки. Вечное одиночество на стойке балкона, который потрескивает своими карнизами во время ночного шторма и моей бессонницы в кресле, когда то плавится под моими ненужными крыльями и не слипающимися глазами. Мой каменеющий к утру мозг даже не даёт мне защёлкнуть глаза и одна его чуть более сонная часть закрывается ненадолго, чтобы вновь пустить луч к рассвету поупражняться в ручье извилин и удержать все мысли на плаву, когда желе массы задрожит после снятия зелёной ёмкости с полок холодильника. Кто-то застучит в стенку и не обращая внимания на ночь со скрипом откроет общий кран в душе, чтобы смыть побелку с поверхностей раковины. Я изогнусь со щёткой под зеркалом, чтобы не глотнуть жидкую пасту через горло и вовремя сплёвывать остатки в трубу, чтобы не оставить на кафеле подтёков, которые нервирую маму и заставляют присматриваться к цветовой гамме слива в неровном сиянии лампочек по всему квадрату потолка. Раскрываясь на уроке и давая себе волю к продолжению мазни, я беру из словаря новую жвачку, чтобы расклеить её по мокрым узорам и оторвать с клубничным клочком координат от чертежа. Мама вздыхая сидит под серым плафоном кухонной лампы и я вообще не соображая, как соединить все эти отмеченные точки, откидываюсь на диван с конспектом, где тускнеющие линии неаккуратно изломаны и не могут выдержать натиска маминой критики. Я пытаюсь следить за сюжетом и ещё на паре обдумывать перечитанное ночью, когда после бессонницы беру купленный братом роман с полок, чтобы отвлечь свой угасающий в мелком почерке без сновидений спутник души и оформить небо всеми цветами ночной розы, которую прижали к подушке ногой. Я иду под дулом пистолета в полотенце к подвальчику бассейна и уже созерцая женщин в белом крахмале из пара, я прихожу в оцепенение от окриков и словечек, которые они адресуют неожиданно ко мне и я теряюсь уже оголившись в раздевалке, чтобы прижаться к плитке угла и поскорее скрыться за чертой душа, где меня вновь после пересмотра клеток тела развернут обратно под дождик. Я хочу остаться в классе и после уроков не входить в воду с ароматом хлора, который делает меня уязвимым и потерянным в лабиринте школы зверьком, который и не собирается огрызаться после обморочного утопления соседом по парте. Сегодня в жаре транспорта и пене этажей, мне вспомнились провокационные наклейки чуть ниже побелки, которые я останавливался созерцать, чтобы выбрать себе более возбуждающую. Обломав проволоку крыльев и не желая больше поднимать их над взлётной дорожкой из белого на столике порошка, я выбрал себе ветку покрепче и уснув в листве табака, проснулся с головной дрожью между глаз, которые и не открылись, когда повеял ветер и тлеющий карандаш потух в одной точке ночного рисунка. Я не боюсь оставаться наедине с литературой, которую фальшиво замочили салатовым соком из-под прорвавшейся трубы с деньгами на обложке, которая провалилась в кассу с потрескиванием монет и скрежетом пластинок.
Вторник, 22 Апреля 2025 г.
08:58 Рычаг*
Я оказываюсь в саду, где так долго обитали тени за шторами, что мне приходилось бодрствовать во время тихого часа, чтобы не пропустить пристраивание машины к подоконнику соседнего дома, за которым начинался мой двор. Кто-то ляжет в стенку и засопит с ещё большим шумом, чем обычно. Девочка с цветами и свечкой у алтаря наглотавшись воскового пара, не сможет стать невестой в углу спальни, которую разломали ночью на серебрящиеся куски, словно половинку почерневшего под луной хлеба с изюмом. Подоконник становится границей между падением и высотой при взгляде с балкона, который привлекает перебежчика к прыжку за ворота, когда бессонница погружает весь свет в темноту с головой. Поднявшись на тропинку и не завязав лучей в клубке короны за церковной луной, провалиться в снег у фонаря, который едва сияет после сумерек и не даёт сбиться с полосы к реке, где уже потухает туман и сердце снова слепо не согревшись бежит к встречной автомобильной волне, чтобы озарившись под вспышкой чернеющей фары не вернуть теней из колоды к солнцу в срок. Я не могу поднять взгляда после пробуждения и весь сок из глаз льётся мимо подушки, чтобы каждый раз переворачиваясь в пышном квадрате на бок не чувствовать под собой прелости швов и мякоти перьев, которые собьются в жирный ком с травой и дадут не помявшись взлететь до бессонницы. Она будет собирать мелочь с приливом и когда у моря поднимется солнце затопит себя ливнем до балкона, который уйдёт за шторы и станет сер от туч и вечереющего фонаря в редком до дыр винограднике со звёздами вместо капель между гроздьями и стеблями кустов, куда бросится луна, чтобы всю ночь пожёвывать листву в своей зеленоглазой пучине и проситься под простынь к петле. Мальчик в фарфоре разобьётся о выступ поликлиники, куда его загонит лекарственная нищета, чтобы сидя под кабинетом с рецептом, получать роспись за росписью от медиков и печать в бок от спешащего санитара. Санитар неуклюжей поступью скроется за дверью, которую притянет обратно за собой пружина над засовами и ветер влетит в коридор, чтобы холодно упасть мне под ноги и завизжать. Я люблю описывать коридоры и то, что связывает эти коридоры, когда ты становишься невольным участником пробега от палаты к палате, где до зимы будут греться алкоголики без места для души, которую проще было бы вышвырнуть под лестницу и вернуться к ней лишь, когда дико захочется курить, а сигареты вывалятся из пачки в ведро с рвотой(душой) соседа по койке. Голова после выхода из машины закружится от перегрева чувств, когда с выпиской можно ехать домой, но все проблемы останутся дремать у стенки для бессонного удара о часы, которые съедут на постель и растревожат и без того взбудораженного мальчика. Сердце заупрямившись не захочет вылетать из тоннеля и долго ища выход для пульсации, потянется соединившись воедино с телом к тумбочке за водой, чтобы услышать звезду за углом, которую сложно уловить не извернувшись на подушке до рези в позвоночнике. Я жду защищаясь у щита с маячком, когда крупная луна занимая небо у реанимации, не идёт на сближение, а только гордо округляется до выступления пара по контуру всей своей упрямой детородной геометрии. Меняясь в танце, звёзды начнут уморившись падать к соснам, чтобы скидывать свои изболевшиеся в полёте лучи к берегу и корням вырванного из пейзажей солнца. Натолкнувшись на девушку с высоты и не сумев удержать на весу звезду в шахте с подбирающимися к рычагу родителями и наставниками, обронить её и не услышать хлопок от любви о ласковый грунт.
Понедельник, 21 Апреля 2025 г.
10:07 *ЭХО
Я вновь пытаюсь состроить себе стопку с литературой для отдыха где-нибудь за рядами книг, когда у прилавка библиотеки слышатся сдавленные голоса детей, которые пришли к сотруднице за солнцем и не желают его отпускать в окно, когда обе створки распахнуты и ветер с лучами пронзает кресло у подоконника, чтобы согреть дутую спинку из тканей до будничного затемнения небес в туче. Обругав меня у доски, она сядет в спаленке, чтобы листать оборванный по обложке журнал со статьями, которые иссохли и весь лак со страниц осыпался в переплёт. За кухней я буду сгружать мятые яблоки в кузов и видеть тень матери у плиты, которая затянется паром из кастрюль и занавеской, когда та почти ляжет на крышку, но не загорится у рук с зажигалкой. Престарелая яблоня уже не сдерживает свои полные плечи над крышей и поэтому отец даёт ей поддержку в виде лестницы с упором о мокрую стенку подвала, которая после дождя просела и скрылась в траве. Я вижу, как сосед у крыльца засуетился, чтобы поскорее прильнуть к мойке под берёзой, которая после ночи раскачивалась и ловила в себе птиц, когда в небе не доставало места для ветвей с отростками салатового шара на падающем асфальте. Головная боль и ещё желудок под одеялом не опустится в жидкость с таблетками, которые не растворятся после глотания и поэтому вновь вернутся с пульсацией мяча из корзинки в груди, когда грудь толкнут к стенке зала, чтобы перевернуть на паркет всё содержимое. Мы обегаем спортивную площадку, пока к турнику с усилием плеч поднимается стареющий физрук в синей рясе, которая почти уже съехала с прямой спины и готова распороться в позвоночнике гимнастической стенки, чтобы провалить урок(обряд). Я вновь пытаюсь тронуть луну указательным пальцем, чтобы разбудить, но тучи так плотно накинуты на жёлтый подбородок, что светильник остаётся только направить дремать без чувств в свою же идеально круглую лужу. Я не могу больше упасть на свои крылья в кровати, чтобы удобно заснуть на спине и не колыхать свои лёгкие под водой в груди, которую утопят в огне со звёздами из печки и не достанут перегоревшие угольки с теплящимися снами к луне для опознания видений до дождя. Луна уж слишком велика у её коленей и поэтому все смуглости выступов на изломе с веснушками становятся острее у скамейки, чтобы привлекать, но не прикасаться к бедру костяшками пальцев. Давая себе передохнуть во время бессонницы, заметить бабочку у вешалки со шторой, которую перед ночью выдрессировали и раскачали, чтобы не дать свету упасть на крыло спящего или помешать внутреннему сиянию собраться в клубок с секундами, чтобы разбить карамельное гнездо у помятой свечи на восковом осколке блюдца. Подойдя к койке и осмотрев узоры и волны, которыми я укрывался до бессонницы, я увидел вместо одеяла озеро с перекрученными уголками, которые впились в ткань у берегов и застряли в сонной черноте бабушкиного рассказа до выступления ряби и льда на холодящей луне. Все окна будут отдавать улицам лучи из нашей среды с лампочкой в центре окружности и стрелкой, которая убежит от меня в точку полуночи, где уже соберутся братья с факелами, чтобы бегать от звезды к звезде и отличать свои же лица во тьме бессонного заговора, но никак не замечать издалека мои неловко полыхающие у часовни крылья. Город засияет и заводские трубы видимо затянутся облаком выстоявшегося дыма, который разрываясь накроет собой ещё и поле с пшеницей, когда отцовский автомобиль станет на границе с городом и можно будет по пыльному контуру различить всё содержимое бездны в запрятанной по краю архитектуре солнца. Мы задерживаемся у кантору, где высекают памятники и женщина в прохладной тени склада считает отданные мамой деньги, чтобы смахивать с купюр пыль и класть в папку с делом. На вершине колеса я вижу раздавленный кусок яблока, от которого остался лишь хвостик и ароматная пена от кислого фрукта стекала с соком до ржавеющего диска по синеющей резине с протекторами и высеченными марками по всей дуге шины. Неман не сопротивляясь мчащейся волне и не давая повода усомниться в правильности бега струй у берега, разливался по всей длине моста, который лишь постукивал под напором тяжёлой воды от сдвига перекрытий и ударов дождя о ремонтную поверхность без должного под собой покрытия. Асфальт был ровно выбит и ещё не уложен до поликлиники, чтобы можно было спуститься до стоянки и не оступиться на чёрной зебре с глубокими вставками и зазубринами по всей длине перехода. Человек обгонит меня и только потом уже закурит, чтобы дым прямиком из-за плеча ударился о мой нос и заставил меня у ивы остановиться и чихнуть. Они загонят меня в кабинет и с голубыми глазами усадят спиной, чтобы слушать чем дышится в стороне от всей человеческой школы и как долго можно плыть под этажом на стуле, когда о пол иголками ударяются звёзды с прибором, который насосом забирает из сердца свет. Подушка упадёт за борт кровати и луна открыто хлестнёт меня по носу, чтобы с болью задержаться перед глазами, когда мне уже не захочется спать с пробуждением и придётся встать в проёме коридора, который будет почти неразличим до зеркал в отъезжающей по рельсам двери скрывающегося шкафа. Озеро будет спущено и только безжизненные камыши по берегам зашелестят суховатыми стеблями, чтобы дать мне оцарапать пальцы, когда я захочу взяться за зелёное лезвие и потянуть всё напряжённое растение к животу. Не бессонница, а только трудное пробуждение с чувством растерянности сил и слишком плоское восприятие реальности за оградами давно заброшенного дворца с грудой звёздочек в яме фундамента и подвала, куда провалится случайное небо с голосом извне. Эхо разлетится за жидким горизонтом, чтобы вся линейка волнами задрожала под солнцем и вновь погасла нотами с кружением трав в канаве с мостиком, который всё ещё ведёт по струнам к музыке, когда я ступаю на бетонную плиту и слышу отголоски пустоты под ботинками.
Воскресенье, 20 Апреля 2025 г.
20:20
Я не хотел браться за предложения сегодня и поэтому предпочёл прогулки и удерживания тела на расстоянии от письменного стола, который весь день ускользал к балкону и ударялся о стену спальни, пока я пытался заснуть под утро и вернуть себе ночь с её шагами и следами по звёздам. Я доверяюсь холоду и поэтому не встаю с постели, когда окно вечером настежь открыто и зимняя стая в шаре птиц прорывается к подоконнику, чтобы разрушать крыльями давно собранную луну с держателями света и фонариками, которые можно спутать со звёздами в чьей-то ладони на раздутом стекле. После долгого примеривания у зеркала, я выхожу из тени прихожей и продолжаю прохаживаться в обновке по залу, пока в кресле причмокивает соседка, когда глядит на меня и ещё не отпускает телевизор за манекеном. Я так давно выхожу из себя и к ночи превращаюсь в запутавшегося призрака, который ещё видит в себе человека с задатками и серебряным дипломом на носу, когда не чем укрыться и луна оставляет свой круг без присмотра на обложке давно опавшего лица. Звёзды закрывают собой люстру и на потолке вертится венок из лепестков, которые к ночи разлетятся по цветкам, чтобы спокойно упасть в пустые вазоны и догореть там к утру в фарфоре. Поднимаясь к площадке между задымленными этажами и доской почёта, я ненадолго задержался на физиономии этого пузыря под воротничком с запонками, которые впивались ему в шею и делали выражение строже и искусственнее. Он оттолкнёт от себя отвратительным запахом насквозь вспотевшей глины, которой будут обложены его смуглые мускулы и шершавое лицо с подтёками соли после физкультуры в кабинете без окон. Раскачиваясь на турнике и не спрыгивая на траву после долгого удерживания тела на весовой угла, он всё же задрожит и пытаясь достать ногами до ограды перед собой, отпустит руки, чтобы упасть подальше от бордюра танцплощадки. Дети резвились где-то на высоте теней, когда я шёл, чтобы не встретить человека или даже не услышать рядом дыхания от чьей-нибудь запутавшейся в ошейнике собаки под оградами стадиона. Я боюсь ночи и вся обстановка вокруг кровати обрастает чёрными треугольниками для цветов, которые вянут у изголовья, когда к подушке подбираются мотыльки со снотворной пудрой на сетке крылышек, чтобы сеять апельсиновую кислоту в кадре бессонницы и создавать помехи в поле кабельной спальни. Выстоять на луне ещё глоток и не подняться, чтобы вытянуть из пачки таблетку со слезами и не закурить от дыма в яме с синтетическими смолами за фильтром, когда поперхнувшись захочется плакать. Райская помойка у ворот ада с голубыми отходами позабылась под луной и только утром демонстрировала своего запутавшиеся в парусе ангела с останками нефти за крыльями, которые трепетали в гниющей поверхности между кораблём и путеводными розами на мачте. Проводить ещё один луч света с вагоном, который будет обложен углём и скрывшись в тоннеле уронит на рельсы один свой испачканный пылью кубик, чтобы тот разбился и был начисто разбросан колёсами идущей позади цистерны с солнцем. Солнце зарежет глаза пассажиров, которые после долгого вглядывания в экранчики поддельного мира, распутают натянутые в стекле облака и уронят от удивления телефоны себе под исколотые руки, которые задрожат от падения чёрного корпуса с липкой лужей клавиш и стрел.
Пятница, 18 Апреля 2025 г.
10:32 *Поле и мяч
Проходя по парку, я увидел девушку с катящимся за ручку кейсом, который потрескивал своими колёсиками по тротуару и напомнил мне мой выезд в лагерь, когда я был ещё душевно собран и вокруг меня собиралась вся свежесть от природы под солнцем. Я спешил, но не ускорялся, когда на диагональной к парку дорожке путь мне преградил пристраивающийся к выезду экскаватор с маленькой кабинкой и ребёнком внутри. За машиной шла девушка и держа в ручке телефон, казалось, управляла движением этого подающегося вперёд механизма с ковшиком звёзд, которые вот-вот упадут под белые колёса небес. Проснувшись под чёрным одеялом, которое к утру рассеется и станет желтоватым озером под убывающей к солнцу бессонницей. Ночью я открою глаза, чтобы взглянуть на коричневую кромку шкафа и начать нервно переворачиваться от окна к дверце, словно ужаленный в сердце священник, который занимается приятным самоистязанием до полного выхода из ворот со штрафными свечами ночи. После бессонницы день пронзит лунный горизонт до полного заливания поля у трассы молоком из бочонка со звёздами, которые прокисли за моим сердцем, пока я ночью собирался с лучами и силами. Лагерь практически изничтожил моё небо, когда подростки после дискотеки курили на балкончике и тушили окурки о звезду с голубым оттенком и чувствительным до боли мерцанием в чёрном окружении из точек на запотевшем зеркальце луны. Я не мог вытерпеть, пока шёл матч и телефонный прибор был далеко, чтобы хотя бы позвонить в город и расплакаться прямо на виду у симпатичной девочки с кукольными глазами и широкими почти пластмассовыми бёдрами, которые гладко обложены штанишками из картонной коробки с детским гардеробом. Он забивает в честь неё гол и ковыляя возвращается на свою половину поля, чтобы раскачиваться и ждать нападения. Он отбирает мяч и теряет, чтобы смотреть на соперника, который оказался вне поля. Книжные полки заполнены книгами и пыль поднимается до потолка, когда в окне показывается солнце, чтобы пыль по пушинкам можно было рассмотреть между стеллажами и застопорить окно ненужной книгой, чтобы не застудить крылья после резкого и проникновенного ветра, который уже несёт звёзды к реке и собирает луну из лучей под карнизами или пятен на школьном подоконнике. Я слишком сильно сосредоточился на акте кашля и поэтому смотрел на крылья сидящей передо мной женщины, чтобы разглядеть золотые шрамы между перьев, которые поднимались на плече, когда женщина начинала глубоко и учащённо дышать от нехватки терпения при подсчёте звезд в реке или голубой тине на берегу монитора. Я сяду, чтобы не глядя в монитор, слушать музыку и закинув ноги на кровать, смотреть на сияющую дверцу шкафа, который собирает в себя лучи и отражает несобранным пятном солнце без очертаний у замочной скважины. У меня начнётся истерика и в спальню зайдёт мама, чтобы истерику прекратить и дать мне придушить свои слёзы где-нибудь у груди, которая ещё несколько секунд будет содрогаться от подавленности мук после всенощного пульсирования луж под сердцем. Потом я долго буду с неподвижностью лежать у телевизора и посматривая в приторное сияние окон, закрывать от лучей глаза, чтобы имитировать сон перед маминым приходом с вазоном в руке, который ещё необходимо тихо поставить на подоконник и зашторить. Поднимаясь на этаж выше и уже становясь на знакомую площадку с подтёком жёлтой краски на последней перед восхождением ступеньке, я достаю из кармана ключ и приближаюсь к бордовой двери с ватой, которую до вздутия поверхностей стянули по всему периметру тонкими лесками и обили гвоздиками. Из форточки в пролёте я слежу за детьми, которые кучкуются у кустов, чтобы обивать мяч или взбираться на склон с солнцем, которое не даст мне поднять глаза к многоэтажке выше дозволенной черты карниза. Во время матча приятель оставит ворота и мы все в недоумении остановим игру, чтобы докричаться до него у подъезда. Злой подросток у штанги будет подбрасывать бутылку с водой, которая ударяясь пластиковой стенкой о землю, не сможет разбиться и поэтому забудется на ночь за воротами, чтобы утром подкатиться с ветром к траве холодного поля звёзд и на следующий день пропасть с луной безвозвратно.
Четверг, 17 Апреля 2025 г.
10:02
Я не смогу развернуть к окну треугольник света от только-только подъехавшей к подъезду иномарки, которая будет до утра простаивать у мусорной будки, чтобы забрать избитого мальчика к медпункту. Тело само ляжет на конвейер и почти уже потеряв силы после ночи, начнёт стонать у плеча матери, которая не проснётся и не прижмёт к луне, чтобы задушить. Она будет навязчиво выглядывать на площадку, чтобы дверь не закрыть после моего ухода и долго инструктировать по мелочам. Твёрдые листы какого-то чудного и пышного вазона в углу пролёта, покроются явной пылью, а кое-где пеплом, когда сосед лениво собьёт с кончика сигареты остатки с дымом мимо баночки на подоконнике, которую ветер из форточки ночью сбросит на ступеньки. Небом пониже кто-то затевает выкуривание сердца из густо задымленной груди, чтобы оставить место для ручья снов, которые с окурками упадут в одеяло и спрячут спящего в тумане оттепели. Все карнизы балкона покрылись талыми осколками, которые можно было отрывать и сталкивать с девятого этажа пальцем. В парке было кучно, но свежесть на подъёме с солнцем вдыхалась и задерживалась мною, чтобы оставаться у звезды на тропинке подольше и дойти до пика ароматов в утренней пирамиде, когда та возгорится и померкнет в верхушке школы. Дети с мятыми пакетами уже приблизятся к переходу, чтобы ступив на круг из белизны под фонарём, скрыться от глаз за территорией школы, которая собирает детей по этажам, чтобы развлечь таблетками и уложить дремать в раздевалке. За облаком засуетится луна и чёрная бутылка из-под солнца сделается зарёй на разбитом донышке, которое хорошо бы ещё собрать и удержать над примёрзшим к трассе горизонтом. Я валюсь в постель, чтобы скинуть с себя велосипед и не глядя на вертящуюся лампочку со светом, уснуть под колесом из тающей резины, которая затянет собой люстру с шипами и шаткий блок с часами.
Вторник, 15 Апреля 2025 г.
10:55 2 главы
Упрямо противиться снотворному бегу полей света за окном и закрываясь от боли в ручье висков ладонями к утру сломаться от накала звёзд за глазами. Перевернуть солнце на постели и скинуть его под стол, чтобы убить его тенью от гостей, которые могли бы топтаться на пятне с золотыми вмятинами и радостно ударяться лучами до разбивания граней и осколков у балкона. Чайка парит над пустым полем и поигрывая крыльями у ворот слетает с дистанции, чтобы освободить небо. Воробьи на пожелтевшем асфальте не находят себе места, чтобы дружно провалиться в траву на обочине и стать заметно пышнее. Я нагнусь у ведра и мешая себе подбородком коснусь поверхности губами, чтобы втянуть немного воды в грудь и передохнуть после глотка. Вишни наложили ветви на кромку колодца и паутины с листвы клеились над дверцей, чтобы отрываясь оставлять на ручке липнущую сеточку с косточками. Река набрасывалась на берега и с дождём захватывала клёны и кусты, где ютился один только рыбак в сером плаще и псом, который прижавшись мокрой мордой к стульчику смотрел в облака. Я отхожу от этого бессонного курорта с похмельем и когда у остановки отец паркует автомобиль, все голуби без испуга поднимаются к фонарю от лужи, чтобы сражаться за место под электрической звездой, которая рассыпает свои лучи, словно светящиеся в пыли зёрна из мешковатой луны. Я подойду к Неману и не опускаясь до склона, увижу медсестру, которая с поваленной сосны посмотрит на течение и неслышно заговорит по телефону со слезами, когда обернётся к мосту, чтобы я мог увидеть её худое лицо и рассмотреть капельки из глаз на одной щеке. Этим вечером она сядет рядом и я услышу её запах, когда она скинет тапочки на кафель, чтобы болтать ступнями с койки и игриво толкать меня плечом в плечо, чтобы быстро смутить и не оставить сил сопротивляться волне из-под душистого халата. Звёзды затянутся в облаке и все иголки с перчатки подступят к оранжевой земле, чтобы царапать кончиками исчезающий круг от солнечного двигателя теней к воздушной реке из масел и керосина. Я вновь одиноко пройдусь по кромке и услышав звуки ударов мяча о твердь поля, поспешу удалиться к школе, чтобы не встретить людей в издёрганном центре моей разбросанной по точкам системы. Парень с пакетом полотен и проблем, подойдёт ко мне, чтобы лично поделиться откровенность из жизни родителей, которые упрятали его за витрину лечебницы, чтобы искать его за хрусталём и провожать взглядом, когда он научится засыпать в холоде картин с деревьями или таянии города по соседству с проваливающейся в пролёт палатой из перил и фундамента.
Понедельник, 14 Апреля 2025 г.
14:35 2 главы
Усталость и тяга к бездне в кровати, которую уже мостят фанерой и сухой глиной. Долго не давая себе уснуть за гранью тучи, я поднимал своё сердце повыше к шторе, чтобы видеть просвечивающиеся звёзды. Я не хочу подниматься с края постели, пока в коридоре завязываются шнурки голосов и обрываются точки нот перед уходом. Луна ещё покажется из розовой колыбели, куда её уложат, чтобы дать раскачаться небу до утреннего сияния парапетов и чердаков в окружении циркулирующего солнца. Подражая младенцу в позе кормления, я попытаюсь притянуть за плечи бессонницу, чтобы послать её за поцелуем с помадой у губ и пеной от слишком долгого втягивания разбрызгавшейся в молоке матери звёзды. Дожди будут непроглядно литься над полем, куда зачем-то забежит маленькая девочка без куртки и вся картинка оживёт с появлением розовой дуги от солнца, которое привстанет от трассы, чтобы катиться к линии яблонь и пресекать собой грозовую истерику перед вечером. Я вспотею после ночи и устало сняв с груди и шеи тяжёлое одеяло, почувствую, что в зале по-прежнему холодно и брат давно проснулся и прошёл мимо в кухню беззвучно босиком. Одновременно здесь жарко и все поля комнаты, отбирают у стоящего среди ночи силы, когда человек пытается найти себе укромную подушку для передышки в час бессонницы, чтобы положить её на любую койку с тенью или без неё. Видеть в окне лишь свет со двора, где на ветке в кроне запрячется одинокая ворона, чтобы ещё долго не приходить в себе и не слетать, когда уборщицы станут кричать у фонаря и выворачивать помойные вёдра в баки с отходами. Я стану лететь в пропасть и не цепляясь за выступ с пробуждением отойду от кошмара и провалюсь с головой снова, чтобы видеть только свои брыкающиеся под луной ноги и искусственный уголок от источника, который меркнет во сне, когда подсвечивает собой потрескавшуюся воду всей атмосферы на поверхности. Церковь станет ближе ко мне, но я не поспешу к ступенькам с фонарями по углам и урнами, где прихожанин выкурит сигарету перед праздником и притопнет над окурком, чтобы с искрами размять фильтр. Неман всю ночь будет двигать свои тяжёлые волны к берегам и колоннам под высоким мостом, чтобы грохотать во время удара и с падением двигаться дальше по тоннелю, который вывалится из воспоминаний и тьмой лесов затянет малейшее сияние извне. Я побегу к луне бессонно споткнувшись на границе с пастбищем, откуда ночью переснимут весь пейзаж, чтобы наутро увидеть папиросный налёт на небе с туманом и одной только тлеющей в листве звездой. Не устану взлетать над деревней, когда сумерки скроют кусты чёрного шиповника и только жёлтый песок ещё будет выдаваться между хат, чтобы мне не закашляться перед немо скрывшимся при луне кладбищем и её надуманным кошмаром с болезнью в камне. И вот мои крылья неумело уронят моё тело на землю и в тумане покажутся мои руки с царапинами от ветвей, которые не дали мне пробиться к луне повыше, чтобы рассмотреть её чистое бельё и дотронуться до гладкой кожи под ним без ожогов. Солнце соперничая с лучами уже разорвавшейся луны, ушло в синюю топь сосен, чтобы гордо сползая по ветвям отбрасывать свою оранжевую тень к песчаной дороге со следами после игры в баскетбол. Я не хочу больше ложиться в постель и слушая своё сердце на плече, осматривать углы окна, чтобы подменять лучи в развёртке лилий.
Среда, 9 Апреля 2025 г.
09:00
За мной идёт девушка, которая встретилась на перекрёстке и продолжила смотреть мне вслед, даже когда я повернул в арку, чтобы исчезнуть во дворе на холоде. Сложные ситуации отзываются в душе новыми ударами с бессонницей, которая рьяно контролирует сердце в углу спальни. Стадион остыл под туманом и дворник спустился от школы, чтобы мести одиночные листья при дорожке с поднятыми и отцветшими крыльями, которые взбиваются до рыжей обложки перьев, когда у турников прячась гуляет ветер. Чайка перелетит над мусорным оврагом, чтобы дать знать, где скрывается река и чем так привлекателен воздух у школы для смены температурной полосы. Белая пена собиралась у камней берега, чтобы подниматься к моим ботинкам и сгонять меня в топкую грязь на границе с водами, когда шнуровка увлажнялась и река забиралась под ноги. Я почти уже уронил себя в слёзы, когда женщина с наездом в лужу, упала к моей мокрой звезде под воротничком. Возвращаться я буду, когда к подъездам пристанет школьный ливень и все тротуары вывернутся швами к солнцу, чтобы обжиматься со ступеньками в разрезе лучей.
Вторник, 8 Апреля 2025 г.
09:11 Школьный дым*
Вновь пытаться разбудить родителей и не ошибиться в том, что они не спят от лучей накрытой салфеткой звезды, которую загнали под телевизор и заставили лежать в вазе с зелёной пылью. Мы заберёмся в сбитую братом коробку для мытья под колонкой, которая не собирает напряжение и греется лишь под солнцем, когда оно заходит за крышу и бьёт своими лучами в пластмассовую цель. Ступить на твёрдое яблоко и пытаясь продавить плод до асфальта, соскочить в материнские объятия, которая страхует мои крылья перед падением в лужу гардероба. Солдат спрячется за потной спиной напарника, когда прапорщик подойдёт, чтобы ударить его ботинком в бедро и едва не отвалиться от собственного тела, которое пьяно уронит все фишки равновесия на игровую площадку рядом с казармами. Утром нас выстраивают в прохладе окружающей ночи, которая ещё собирает свои темнеющие осколки с дороги, пока в лесу между ветвей задерживается в узоре жидкость от плавящегося до иголок солнца. Солнце сбрасывает свои лучи с шара, чтобы поднять свой более лёгкий вариант к облаку с промахнувшейся луной. Я не могу уснуть в своём застеленном до поверхности океаном ручье, который утром придётся разлить по чашечкам и подать к балкону с небом. Нас оставляют в длинной палатке, которая в мае не держит тепло и только у печки можно будет уютно заснуть ночью, чтобы не тревожиться о завтрашнем построении и решающей оценке за диктант. Меня выведут из церкви и усадят на бордюр с травой, чтобы омыть лицо тёплой водой и не дать потерять сознание на подъёме к фонарю, который вот-вот вспыхнет до пределов накаливания лучей внутри жидкости. Я не смогу уснуть и поднимусь по улице, чтобы видеть срединные фонари, которые не тушат зимой и дают звёздам разгуляться у крыш, когда те не успеют закрыться луной или тьмой с тенью от ветвей широченного дуба. Этот дом просел и не был продан вовремя, потому что никто не соизволил зайти в зал, чтобы проветриться после бессонницы и воспоминаний, которыми полнились сени с одной только девушкой и оставшимися после проигрыша картами в кармане, когда становилось стыдно бросить всё и лечь спать в кухне. Сев на колени бабушки, которая пытается уснуть, но всё же продолжает слушать мои причитания о брате, когда тот уже достигнет деревни за километр и сядет на пыльный диван в кухне своего нового знакомого. Побелка печки от прикосновений начнёт шелушиться и молчаливая девушка в компании сестёр не отзовётся среди ночи на мои шуточные издёвки. Солнце уже пробьёт форточку и человек пройдётся по лучу на ступеньке, чтобы тот не смахнул его с точки дорог и дал отдалённый свет на пути к теряющемуся дому. Кто-то пойдёт за стадом и улицы станут белы от потока и рёва масс, которые станут у стен, чтобы смотреть на колючую проволоку со звёздами, когда те запутавшись станут краснеть от напора и отчаяния в состроенном тупике небес. Сложно не упасть в траву, когда тебя теснит вся команда противников лунного вбрасывания к центру школы в сияющей косе полей. Жарко и уютно у болота, когда брат остаётся дома, чтобы не добираться к реке с моим рвением и бессонницей, которую я всеми силами пытаюсь провести вокруг звезды и не оставить свидетелей с опечатками на луне. Упасть со слезами от разворота и лёжа на траве скулить в небо, чтобы не замечать слов и лиц над собой, которые не успокаивают взглядами сердце и заставляют рваться с койки к коридору несмотря на удержание туч свыше лечебницы. Медсестра остановит взгляд на моей шатающейся фигуре, когда я открою дребезжащую стеклом дверь к лестнице и быстро скроюсь в пролёте, чтобы спешить к остановке домой. Этой ночью я закономерно не смогу уснуть и поэтому повернусь к звёздам на окне, которые будут до сухости наблюдать за моим рассудком, когда к линии взлелеянной луны упадёт моя ладонь и весь квадрат станет живо сужаясь уходить к подоконнику. Ненавистно взглянуть на утро в галерее для облаков, которые меняясь приближаются к окну, чтобы собирать в раме заводской дым и светящиеся маячки после бритья на самой ближайшей к этажу красной железе воспалившейся от нехватки жидкого мыла для труб.
Понедельник, 7 Апреля 2025 г.
11:30
Я вижу крохотные вкрапления солнца в предложении среди букв, которые проваливаются в электронный лист и достаются мною из ручья, чтобы мерцать между пальцев. Солнце зашло за угол и стало бледнее после выхода к моим глазам, которые ждали прямого прикосновения и готовили голубые пули к ослеплению и плавке. Вся наша площадка стала рассыпаться к вечеру, когда солдаты выходили из казарм, чтобы играть у сетки в волейбол. В дальнем углу спрятав плеер под кителем сидел рядовой и с наушниками листал цветной журнал. В комнате отдыха с иголкой в руке подшивался наголо выбритый молчун с карими глазами, которые не поднимал с нашим появлением, чтобы хотя бы отвлечься. Я стою над глубокой раковиной в армейской столовой, когда туда сгружаются тарелки после ужина и солнце за моей спиной освещает мои прижатые по швам крылья цвета хаки, которые к концу дня изрядно устали от бесконечной мойки посуды. Окна после заката станут полыхать с дождём, который отбрасывая свои золотистые ручьи к огороду, затопит свои пятнами грядки и яму у собачьей будки, куда опустит свой длинный нос дворняжка. В сухую погоду к нашему двору подходят дети, чтобы играть в центре зала без карточного стола, который развалившись лежит у трухлявого клёна. К машине подойдут жители и первая старушка возьмёт белый батон, чтобы тут же погрузить в синтетическую сетку на створке лавки и поднять купюры к далеко высунувшейся из окошка продавщице. Седой мужчина стоял у кабины и молча прижимаясь к дверце салона, затягивался уже подкуренной сигаретой. Он был доброжелателен и в его облике было всё, что мог бы вмещать в себя хозяин из посёлка, председатель которого выделил ему дом и сосватал полную жену, когда та была с ним в ссоре. Двор распахнут и ворота по обе створки повисли над асфальтом, пока женщина остановилась над псом, чтобы ослабить ему ошейник, потому что ночью пёс завывал и мешал звездам спать на подоконнике в детской. Я пройдусь по одинокой улочке, чтобы катить коляску со спящим младенцем, которой лишь перевернётся под ситцевой накидкой и вновь засопит у своей ладошки, когда коснётся ею носика с крапинками пота после солнечного обливания в сновидческой ванне и длинными пальцами, которые не дадут младенцу уйти под воду из пелёнок вместе с перстнем отца. Солнце будет лить свою не меркнущую жидкость по всей полосе детской площадки, когда дети смахивая пыль и звёзды со штанин заберутся на горку, чтобы закрывать солнце в прыжке с лестниц разведёнными в сторону лучами. Я упрусь передним колесом велосипеда в фонарь и дрожа ладонями оставлю его, чтобы перейти к сеням, где принарядившись ждёт не меня девушка со светящимися часами, которые будет постоянно ронять и затягивать ремешок в темноте снова и снова. Катаясь у ворот и делая круг под липой, я буду думать о средстве успокоения и для этого сбегу к телефону с полочкой, где возьмусь за кофейный порошок, чтобы вдыхать его аромат близко-близко к сердцу. Слишком тусклые сени в одной только лампочке с паутиной и молью, которая расправив крылышки не будет отдаляться от сосуда с фитильком далеко и не попадаться нам на руки, когда мы попытаемся её отогнать или прижат к подоконнику, чтобы раздавить. По трассе промчится гружёная соломой машина, которая оставит после себя пыль и розовую груду материала под солнцем у обочины. В её дворе будет вяло цедить фразы мать и дед закашлявшись у колодца, остановится, чтобы осмотреть куст смородины с ещё зелёными ягодками. В комнате послышится музыка и кто-то закричит за тонкой стеной у крыльца, чтобы пластинку сменить и продолжить ход ленты только уже с другими более жёсткими нотами. Кладбище откроют после сумерек и пожилой человек заберёт от ворот свой инвентарь, чтобы одной рукой погрузить в капот и закрыться в салоне с ожиданием последнего ниспадения луча между соснами, которые едва видны за заборами и дикими кустами малины. Солнце на боковине стены с синим отблеском из соснового лака, который так прекрасен с отходом лучей за трассу, где водители приготовившись к звёздам зажигают их поочерёдно перед капотом, чтобы прислушиваться в салоне к белым ноткам неба у руля и раскуривать лампочку внутри до перегорания фитилька с алюминием между пальцев за стимулятором.
Пятница, 4 Апреля 2025 г.
10:23
Я остановился и потупив взгляд между креслами маршрутки, смотрел на квадратик света в реке. Маршрутка пронесёт меня дальше, чтобы скопившийся у собора транспорт разделившись пошёл по серой вене дорог глубже и нашёл себе у синей иголки знака каждый свою остановку. Женщина будто бы не проснётся под простынёй и будет смотреть на меня морщинистыми глазами, которые как-то хитро закрутившись мушками у носа, станут сверлить зрачками фанерные стенки всегда разваливающегося пополам в поделке шкафа. Стареющий мужчина с красным в пижаме лицом, смотрит в наглядную книгу и молча улыбается, когда я подбираюсь к нему ближе. Мужчину несут по коридору, когда мужчина не успевает добраться до туалета и падает где-то у палаты с пачкой сигарет у сердца от сына. Палата в синеве и прохладе покраски, весной была непригодна для лежки без одеяла, когда старик пытался укорить мальчика в неаккуратности бессонной ночи, которую он опустил в муть подоконника с голубым светом. Не ждать родителей и пытаясь отвязаться от подачек, защититься углами стола от прикосновений к ладони, которую мама попытается притянуть к себе и приласкать. Из ёмкостей поднимается дым и я подношу пюре к губам, чтобы продуть и охладить прямо в коридоре, потому что все столы в приёмном покое заняты. Родители улыбаются, когда беседуют со своими госпитализированными детьми и я вижу, как озаряются их лица в вечереющей дымке всего отделения, которое приютило гостей и не гонит по часам даже в будние дни. Я вырываюсь из сосуда и не могу пробить красную корку на поверхности, которая уж слишком крепка и напоминает мёрзлый отблеск заката, когда солнце скатывается за кушетку процедурного кабинета. Пожелав прыгнуть с обода прямо в огромнейшую пустоту этого подвешенного города, я видел лишь размытые пятна гуаши на земле и стене всей этой не сложенной картины, которую трудно будет продать после школы. Учительница будет напоминать мне по манере излагаться и держать себя, преподавательницу психиатрии, которая преподаст урок перерождения в общем курятнике для согревания сердец у подушки с химическим сеном. Мне нравятся тонкости процессов, которые собираются в моток чувств, чтобы катиться с ветром к реке мыслей и лежать там у берегов до выступления лучей, пока те не оживят картинку и не пригласят сборщика оттенков солнца с линзой в бессонном глазу. Я плохо переношу жару после бессонницы, когда все лучи собираются сбить меня с моста для балансировки солнца и вернуть луну, которая неуместно встаёт по канатам со дна оврагов и обрывает крепящийся к фонарям день. Я уйду из деревни к участку леса, который вот-вот загорится от моей подступающей бессонницы, когда она уже угадывается в очертании солнечного контура, пока я ещё надеюсь подсадить птенца на луну в овраге с серым песком из тлеющего гнезда сброшенного с лужи диска. Громоздкие крылья висят на подоконнике и они в палате моей так тяжелы, что трещат швы у рамы и вот-вот отъедут болты над батареей. Я угловато проснусь, пока старик будет отворачиваться от моей тумбочки к холодной стенке, чтобы приглушённо кашлять не открывая рта. В голове моей будто бы разобьётся ёлочная игрушка и от кубика останется лишь каркас с сахарными обломками по липким краям заварника.
Четверг, 3 Апреля 2025 г.
11:47 *Праздник
Трёхцветные сады в весеннем фломастере с луной на уголке пишущей машинки. Я растворяю вату с цветами и воду разливаю по баночкам с полки над дверью, где обычно рукой можно вытянуть клок с паутиной и с отвращением стряхнуть с пальцев пыль. На полке могут попасться под руку мыльные коробочки или износившиеся зубные щётки с застывшими крупинками порошка. Бабушка долго возится с завтраком и во дворе, чтобы получить выпивку с досками для забора разбирается уже слегка пьяный старик в гимнастёрке. На улице гавкает пёс, который то и дело становится с упором на толстую липу и царапая лапами кору, рвётся из ворот, чтобы не пропустить идущего в чужую деревню жителя. Трава перед нашим пробуждением уже покошена в тумане и я скорее иду мимо сараев в холодный туалет, чтобы оставить внутри рулон бумаги. Улочка между нашим и уже давным-давно оставленным домом, заросла и брат взялся за пилу, чтобы спилить орешник и сбить звезду перед покосившимся коровником в участке, где по ночам разводятся тени. Сложно подобраться к сеням, когда я так нерешительно объезжаю её дом, чтобы слыша голоса за кустами, уже начинать себя накручивать и в трепете сердца прятаться в зале, который делает пыль над шкафом светящейся в луче окон мошкарой. Я слышу её голос и знаю, что они пойдут до кладбища через улицу и именно в этот момент я забьюсь в угол телевизора, чтобы не попасться ей на пугливые глаза. Не заходить на кладбище, когда повсюду здесь стоят иномарки и люди широко открыв ворота суетятся внутри, пока ждут священника и беседуют с теми кого давно не видели. Старушка с лавочки подзовёт мою маму и пытаясь объясниться, поцелует и обнимет за шею. В праздник мы всегда выправляем отца и дав ему деньги, консультируем на случай, если дядюшка вновь не соизволит приехать, чтобы по совести стать у могил и подвести священника к надгробиям предков. Вечером мы будем тушить тлеющий и вспыхивающий костёр от кладбища, который будет капризно взмывать пламенными трамплинами вверх по елям и заставит нас задержаться здесь до ночи, чтобы пронаблюдать за ходом горения и тушения звёзд, когда они уже хулигански проявят между ветвями свою нагло чернеющую отёчность. Но так чувственно прелестно наблюдать за всеми этими полётами, которые совершают звёзды в тоннеле из сосен, когда те неподвижно венком оформляют пролёт и не дают ветрам даже прикоснуться к лучам иголками.
Среда, 2 Апреля 2025 г.
09:50
Нервно входящие в меня ощущения перед выходом, где уже на вокзале светится туман и сыплются капельки дождевой влаги. Мне необходимо спешить на пару, когда одна лишь звезда над аптекой ведёт пешеходов строем к бассейну трасс и магазинов. С книжкой у груди я застыну в кресле и попытаюсь изобразить снотворную негу, когда родители замолчав будут ужинать и смотреть на гостя в окно кухни. Я углубляюсь в берег реки и не встретив никого в густой темноте кустов, накину на влажные волосы капюшон с листьями, которые пристали к жёлтой ткани колпака, пока я пробирался внутрь парка. Мы в салоне и въезжаем на узкую дорогу, когда отец с чувством сбавляет скорость и дверца задевает ветку ивы так, что я слышу полосную протяжность царапины, которую с сухим гулом чертит прут. Мы проверяем лёд на луже носком ботинка и я с неосторожностью вступаю в мёрзлую воду, пока брат не замечая моей оплошности кружится у зарослей канавы и не приходит мне на помощь с приятелем, когда я ищу его взглядом. Я встречаю её, когда моё возвращение к сеням будет злить брата и она подсматривая за мной из-за занавески, увидит мои слёзы, которые я глотну, когда присяду за яблоком в траве. Пёс накинется на меня у болота и взрослый хозяин подбежит, чтобы пса за ошейник оттянуть и как-то скупо отнестись к издевательству, которому я подвергся, когда вынужден был отдать на растерзание балахон с модным рисунком вместо поясницы. Очень жарко наблюдать со скамейки за ивой, которая напоминает крошащуюся башню, когда утром намечается зной и где-то в глубине деревни жители собираются в компании, чтобы беседовать в тени участков, куда не проникают уже формирующиеся за солнечными окраинами лучи. Пригнувшись топтать сухую траву и полынь, когда забывшись в игре, бежать по полю к дороге, чтобы отвлечься от осенней ямы с утренними развалинами перед школой, которую разберут на углы и рамы. Университет в центре голубого круга перед площадью, куда впадает река, чтобы разбивать потоками тротуары или витрины со звёздами, которые примёрзнут к стеклу и растрескаются с подсветкой луж. Я сбегу к берегу и пройдя довольно длинной тропой к лестнице, остановлюсь, чтобы привести сердце в порядок перед подъёмом струн души. Я сижу на скамейке, где рядом ещё есть место перед церковной стеной, к гладкому камню которой так хочется прикоснуться и почувствовать ладонью передающуюся прохладу. Город поднимает с колёс клумб пыль и алюминиевые ограды тают вместе с детишками, которые идут за воспитательницей, чтобы прятаться в беседке или взбираться на манящий для побега склон у стоянки голубого дома. Вечером я отлучусь из зала во двор и в одиночестве мест, куда погружаются жёлтые в корпусе сады, чтобы я мог видеть на этаже суету детей и воспитательницу, которая перебирает за столом бумаги. Помнится, что я уже этим вечером отделялся от людей с которыми дружил или старался сдружиться. С работ возвращались взрослые и я видел, как они трудно поднимались по заросшей струпьями лестнице, которая утром казалась ещё опаснее и упрямее. Отец включит телевизор и я с дивана буду смотреть серые новости, пока отец на кухне поставит на стол в рюмочке кофейный напиток для меня. Мама давно погрузилась в ночную смену и только отец сможет проводить меня до сада, чтобы нам у шумного входа увидеть, как розовеет небо за многоэтажками и едва не заплакать на узор коврика в фойе. Нас выправляют в деревню и оба стула в зале завалены нашей с братом одеждой, которую носить мы в течение каникул наверняка не будем. Приятная для глаз голубая рубашка с белыми клетками и размытой геометрией, которой я козыряю у кабинета, когда мы ждём преподавателя, чтобы получить заветную вращающуюся тройку после сна о завоевании литературного кладбища с пластинкой над воротами из цветов. Болеющий в кабинете мальчик, который осматривает зелень медицинской стены и слушает многозначительные возгласы заведующей женщины, которую хотелось бы назвать кормилицей косметической бездны, когда она поднимается свои фиолетовые ресницы и скрещивает до знака бесконечности длинные двустворчатые губы.
Вторник, 1 Апреля 2025 г.
10:46 Пёс*
Я поднимаюсь от звезды молча и перепроверяя этажи в тумане от курящего здесь господина, касаюсь краем носа холодной форточки. В теплице неимоверно жарко и я поскорее собираю помидоры, чтобы податься к просевшей двери и с ведром провалиться в грядку. В беседке к обеду тихо и все гости после вчерашней пьянки скрываются дома. Я ложусь на плед и закрывая в себе пустоту с красочными разводами на дне мутнеющего пергамента. Точки твердеют во сне и мне приходится потуже завязывать глаза, чтобы пытаться узлы не отпустить. Он просто чувствует моё превосходство и его стойки с портфеле не дают мне почувствовать всю неуверенность после бессонницы, которой я сегодня подвергся. В моём окне светились поздние звёзды и я с неприятием отходил от подоконника, чтобы ложиться поперёк кровати и ныть у фигуры матери, которая спала, отвернувшись тенью к шкафу. Пар поднимался к луне и мои ботинки примерзали к снегу, чтобы я дышал в небо интенсивнее и с молитвой. В кухне останутся семьёй мои близкие и перед ночью, я вновь подниму с пола таблетку, чтобы раскусить её с водой, которая будет слишком холодна. Утром я первым выйду из сеней, чтобы потушить ненужную при свете неба лампочку под карнизом и поспешу к сковороде с мучными корками, которые не отстали от чёрного обода. Трасса за нашим полем будет белеть и бросаться в глаза с влагой, которую совьёт у крыш туман, чтобы точечно истекать в огород и делаться одной протяжённой линией в почве у цветов. Окно над коротенькой кроватью брата под утро запотеет и капельки от рамы будут стекать к пятнышку со светом. После бессонницы я не люблю прикасаться к ещё тёплой печке, потому что она мне напоминает прошедшую под звон колёс парохода ночь, которая тонет уже у разбитого берега и выпускает последние на сегодня клубы чёрного дыма к звёздам. Перебираясь с одного ещё тёмного берега на другой уже светлеющий, я взгляну на фонарь и на звезду, которую этот фонарь стережёт, чтобы в горле с мокрым комком сновидений, припасть к склону и закрыть холодеющие в тумане веки. На линейке холодно и стоять у берёзы неуютно, пока директор набирает в себя воздух, чтобы с переданным микрофоном попытаться этот кислород озвучить.
Шаткое положение и я добираюсь до голубого перекрёстка, чтобы в утреннем квадрате для автомобилей, попытаться забиться в угол кольцевой и стать совершенно подвижным пятном, которое проскальзывает к дверям заправки между водителями. Отец приостановит автомобиль до поворота, чтобы выйти к своему брату, который стал на обочине и ждёт сотрудников команды, когда вокруг шумят пилы и где-то внутри леса падают хвои. Найти себе укромное местечко в детстве, когда под ногами шевелится жёлтый песок и за кладбищем с солнцем играют синие ели. Ещё первые тренировочные годы с бессонницей, которая хочет только бежать к луне и не достигать цели в падении, чтобы жалобно стонать на газоне, когда станут подводить ноги и крылья не смогут приподняться от травы к футбольным воротам. Жёлтые сети накинулись на диван в солнечной дымке квартиры, которая осталась летом в моём распоряжении и во дворе послышались первые голоса после ночного заигрывания с собакой на чьём-то балконе, когда солнце взбудоражит зверя за перилами и заставит лаять на плавно собирающееся из звёзд небо.
Шаткое положение и я добираюсь до голубого перекрёстка, чтобы в утреннем квадрате для автомобилей, попытаться забиться в угол кольцевой и стать совершенно подвижным пятном, которое проскальзывает к дверям заправки между водителями. Отец приостановит автомобиль до поворота, чтобы выйти к своему брату, который стал на обочине и ждёт сотрудников команды, когда вокруг шумят пилы и где-то внутри леса падают хвои. Найти себе укромное местечко в детстве, когда под ногами шевелится жёлтый песок и за кладбищем с солнцем играют синие ели. Ещё первые тренировочные годы с бессонницей, которая хочет только бежать к луне и не достигать цели в падении, чтобы жалобно стонать на газоне, когда станут подводить ноги и крылья не смогут приподняться от травы к футбольным воротам. Жёлтые сети накинулись на диван в солнечной дымке квартиры, которая осталась летом в моём распоряжении и во дворе послышались первые голоса после ночного заигрывания с собакой на чьём-то балконе, когда солнце взбудоражит зверя за перилами и заставит лаять на плавно собирающееся из звёзд небо.
Понедельник, 31 Марта 2025 г.
11:35 *Тоннель
Встретил студента на втором этаже, где обычно пустует фойе с гладким полом и на стенах развешены картины от художников, которые свозят сюда, чтобы отбирать в присутствии заведующего кафедры. Я буду долго прятаться в тени перил, чтобы не показаться у окна, куда уже летит между туч широкий луч света. Я жду подвоха от погоды, которая наверняка усадит меня в клетку с воронами, когда в парке закачаются прутья клёнов и с высоты после треска бензопилы к скамейке упадёт ветвь. Ленточки слегка шелестят у тротуара и у будки аттракционов в защитной робе стоит молодой пильщик, чтобы смотреть вверх и не допускать людей к месту падения сухого пролёта от дерева. Я выпускаю из души всю скопившуюся сухость и в пройденном материале из листвы нахожу свой давно запрятанный диктант, на тетрадь которого ложится солнечное пятно с яркой тенью. Воздух свежеет к вечеру и моя тень растёт у кладбища, чтобы возвысится над забором, где уже ковыряется в земле не устающая мать. Сосны тихонько скрипят, когда соприкасаются перед лесом и в синеве ветвистой стены, я почувствую покой для себя и брат с отцом не приблизятся ко мне, когда присядут над плитой, чтобы омыть поверхность мыльным раствором. Револьвер в руке актёра, который открывает пистолет, чтобы пересчитать патроны и вновь защёлкнуть полный барабан в корпусе. На лестнице раздаётся хохот и больные кладут сигареты между губ, чтобы не закуривать. У дверей чёрного хода стоит под лампой один только пациент с коричневыми подтёками глаз, которые скоро окончательно закроются и заплывут. Он не кашляет и меня удивляют его слова со слабостью, которая как-то держит его на ступеньке, чтобы не спустить в дым к заплёванной урне. Женщина принарядившись в фиолетовый пух шубы, села напротив корпуса в глубокую до низа скамейку и затянувшись впервые от тонкой сигареты, кажется, ощутила себя в безопасности после ночи. Она довольно приветлива и сгорбившись над тарелкой в столовой, рассматривает вновь прибывшего парня со своей кружкой, которую тот неуместно ставит на край полки, чтобы перехватить миски. Я уловлю посыл от звезды в уголке моего запотевшего окна, и сев у тумбочки, в темноте впишу предложение которое едва увижу. Мы выступаем к футбольному полю, где в матче клубится синяя пыль от травы. Я всегда нервничаю перед чувством и видя девушку в коридоре, тихонько отступаю в кабинет за письмом, которое так и не передам в срок. Напротив к окну прижалась женщина, которую я знаю, но мне не хочется, чтобы она узнала во мне художника без навыков. Я спешу на остановку, чтобы не попасть под снегопад и за слякотью дороги суметь ещё рассмотреть дальний перекрёсток, куда прибывают маршрутки, когда набирая скорость, отталкиваются к нам от центра. Я также потерян и сложив принадлежности под крыльями, несу свой рюкзак повыше, чтобы задевать тучи со свинцом после не случившегося урока химии. После бессонницы жутко пульсирует именно один висок, который принял на себя всю тяжесть облаков, когда они садились на плечо и теснили подушку с каждым новым часом, чтобы его растворить в будильнике сердца и пустить дальше вниз по реке с паутиной мыслей или звёзд. Катаясь по берегу койки и не находя себе границ, не спящий ветер, улетал от реки, чтобы сидеть на мостовой с фонарями, когда те уже почти гасли перед утренней сверкой лучей. В одиночестве и с родителями, я стоял у клумбы подвала, чтобы топтать ботинком сухой стебель и ждать когда же со двора уйдёт этот болтливый собеседник. Той ночью я не спал и придя на краюшек родительского дивана, смотрел, как подрагивают веки отца перед солнцем. На скамейке я увижу тот же куст в шине, но только с ощущением подавленности цветов и смысла в картинке, которую никак не смогу приложить к видимости рассыпающейся на шипы красоты. Я живу с ощущением сдерживания бессонного удара, который уже прибивает меня к окну и не даёт задержаться за подоконник, когда так хочется вылететь за раму и больше не пытаться заснуть на отцовском крыле. Я долго хожу перед кроватью, чтобы брата всё же разбудить или хотя бы коснуться его подушки, которую он крепко подмял под себя и не отпускает в небо. После ночей, которыми я жонглировал сидя на кровати, я теперь позирую у нашей иномарки и делаю вид беззаботного приплясывания на белом фоне дверей. Я подпускаю к себе дядю, но боюсь касаться его личной жизни, чтобы он же в ответ не кинул в меня стрелу с отравленным наконечником из портсигара. В голове вовсе нет кучности мыслей и под утро во всей коробке преобладает пустота с жаром на дне глаз, которые вот-вот упадут в костёр и откроются на миг перед лучами, чтобы их в отторжении вернуть к солнцу обратно. Я достаю звезду со дна вершины, которую роняет мост и с током от фонарей золотит в течении между колонн, когда те жёлто искривляются у берега. Я даю себе время, чтобы не затянуться дымом из бездны и видеть, как широко раздуваются её серые губы. После дискотеки мы возвращаемся в корпус по парам, чтобы ещё стоять на балконе и смотреть на фонари, пока девушки успеют выбелить свои крылья у зеркал мойки. Я проваливаюсь у дороги и едва касаясь порога проходной, засыпаю под команду смотрителя, который давно пытается изловить меня в кафе и заволочь в бездну под гул толпы. Давясь слабостями и не выходя к приятелю, когда в доме хозяйничают родители, я прослежу из окна, куда пойдёт брат и как долго он задержится у сеней с лампой под углом крыши. Брат холоден и я оставаясь на высокой кровати для бабушки, смотрю в уютное окно у холодильника, который открывает мама, чтобы разложить продукты и взять в кухню необходимое для ужина. Я черчу лабиринты и несказанно этому рад, когда не вижу ещё выхода из линий, которые сбиваются в один рыжий пучок тетради, чтобы склеиться от соприкосновения с соседним листом и рваться от попытки в месте стыка. Я лечу вперёд под стук механического звонка в коридоре, который привинчен под плинтусом школьного квадрата и бьёт себя изнутри так, что мне приходится прятаться в классе и озлобленно смотреть на заброшенную пустоту у будки с электричеством. Передо мной не запертый тоннель без огоньков для обозначения и я вхожу в этот круг с чернотой, чтобы пропасть там из виду и не знать о себе ничего лишнего. В университете зажгут ёлки, чтобы в фойе стало оживлённо и к посту подходили преподаватели, чтобы брать сладкие ключи из тающей в замке карамели.
Комментарии [1]
Воскресенье, 30 Марта 2025 г.
15:51
Не хотел сегодня подходить к компьютеру, но периодически поглядывал на него, когда от ветра раздувалась штора в спальне. Я будто бы таю, как пластмассовое тело при высокой температуре в комнате. Пытался долго смотреть телевизор, но телевизор конечно же надоел и выгнал меня из зала. Стоять под холодильником и вытягивать из корзинки сладости, чтобы вновь возвращаться к телевизору. Задать себе новый план и надеть пыльную корону с подоконника. Пуститься в воспоминания, когда не останется чувств на сегодня. Вспомнить туман с берега, который когда-то также тихо ложился на воду, словно хотел её уберечь от наблюдателей и волн от моста. Обувной магазин и коробки столбиком сложены у пуфика для примерки. Продавщица в розовом немного подтягивается к самой высокой полке, чтобы коробку из рук протолкнуть до стены. Я иду к кассе, чтобы путаться в ювелирном отделе и едва не забыть чек, когда пожилая пара людей уже подступит после меня к прилавку. Мужчина улыбнётся мне, но я поспешу отойти в ряды, чтобы на улыбку не отреагировать. Я ищу выход, но прибиваюсь к дверям в подсобку, которую тут же передо мной закрывают на ключ. Я запутался в зале, но не ищу совета, а только мимолётно озираюсь, когда меня найдут и выпроводят. На обратном пути я встречаю кубики парфюмерных лавочек, где сидят с флакончиками милые девочки с подкрашенными губами и мальчик уже идёт мне навстречу, чтобы всучить рекламную полосочку с телефоном компании. Я хочу поскорее выйти из торгового центра и в первом турникете жду, пока стекло цилиндра откроется и даст мне отдышаться после покупки кроссовок. Потом я кружусь вокруг здания, чтобы искать подъём к остановке, которая пригреет девочку в уголке скамейки и ещё парня, когда тот резво протиснется в переднюю дверцу троллейбуса. В маршрутке жарко и две мои остановки не покажутся вечностью, прежде чем я успею осмотреться в давно знакомой обстановке уклончивой дороги и соскочить со ступеньки к лестнице. Поднимаясь я боюсь сделать и шаг во дворе, где когда-то мы встречались с моим другом, чтобы у многоэтажки поздороваться и брести до школы. Я был крайне не защищён в ту пору и поэтому нуждался в аудитории из людей покрепче меня физически. Когда мне приходилось уходить в класс от взглядов и разговоров, чтобы восстановиться и запрятать свои чувства в красную куртку потеплее, я мог общаться только с этими двумя людьми, которые уже подыскивали себе место для приземления в жизни. Я попал в ночную передрягу и был вынесен с облаком чужого дыма в область тьмы при гостинице, у которой и теперь люблю остановиться, чтобы в качании елей уловить и своё головокружение. Я устало найду плечами низко подложенную подушку и попытаюсь уснуть в пустой палате, где только брат и отец надо мной совьют паутину из причитаний, которые меня собьют и заставят снова палату осмотреть, чтобы найтись. В коридоре будут шуметь и неприкрытая до конца дверь палаты станет пропускать чьи-то голоса со звоном вёдер или стульев, которые спешно вынесутся из столовой, чтобы освободить её от мебели для ремонта. Он увидит мои мучения в коридоре и перед проветриванием поставит у стены для меня стул, который даст мне возможность передохнуть во время кварцевания и не стоять в коридоре зря. У стадиона не будет никого кто мог бы составить мне компанию во время утренней прогулки и поэтому я останусь на скамейке один, чтобы смотреть на далеко паркующиеся в клетке леса автомобили возле тряпичной палатки с мучными изделиями, которую по мягкости своей будет шатать со всех сторон настойчивый ветер и при этом ещё отгонять ос. Затеряться в ночной атмосфере и предупредив своё одиночество с помощью вялой таблетки с отблеском пластинки, которая со злости бросится мною на тумбочку и утром найдётся под кроватью девушки, когда та встанет и босой ступнёй вступит на острый уголок пластинки. Медсестра слишком рано влетит в реанимацию и сообщит больному новость о рождении этой ночью сына и удовлетворительном состоянии спящей где-то в другой больнице жены, которая плевать хотела на бессонницу и теперь раскуривает первую после кормления сигарету в ванной комнате. Я подметаю осколки после разбитой луны, которая сложится в головоломке вновь, чтобы закрывшись на время чёрным крылом тучи, выпорхнуть к реке переодевшись в белое.
Суббота, 29 Марта 2025 г.
10:53
Запись в дневнике с туманным содержанием. Я слишком рано пробуждаюсь. Над многоэтажкой ещё только полоска оранжевой каши появилась. Кто-то замешивает солнце перед утром. Писать как-то страшно и вся эта опустошающая оттепель спадает с бездны, чтобы мою подушку промочить или охладить. В окно влетает столб собранного после весенней жатвы воздуха. Я остаюсь сидеть на остановке, чтобы держать телефончик с сообщением на высоте. Водитель промчится и даже не заметит меня в безопасном кругу со скамейкой, над которой возвышается знак с синей картинкой. Я подойду к сухим стенкам дома и увижу, что фанера отслоилась от фигуры и изогнулась от влаги. Я захочу удариться об окно, чтобы не чувствовать себя отверженным лётчиком, который не успел отбросить сердце и упал в кресле без сна. Я иду в лес и чувствуя, как закипают мои тяжёлые ботинки, останавливаюсь у груды с булыжниками, чтобы себя обдумать и пустить после бессонницы дальше. Я слишком вял, чтобы изображать из себя человека, который за братским корпусом всю ночь ловил луну в шторе, когда мотылёк садился на остывающую печь и путался в одеяле. Пыль в пролёте станет видимой, когда я поверну у окна и уже приближусь к высокой двери в читальный зал. Пыль будет витать здесь не опускаясь на ступеньки. Я захожу перед медпунктом быстрее, пока отец на кушетке успокоительным тоном и с выражением глаза будет вертеть на пальце свою кепку. Коричневые линии и мойки проклятой лечебницы. Ночью по подоконнику в палату проберётся чёрный от елей луч и найдя меня не спящим, подзовёт к тумбочке, чтобы проникнуть с жжение мне в глаза. Я найду тумбочку пустой и взяв пальцами за талию пластиковую бутылку, отопью чужой глоток уже давно прокисшей воды. В зеркале я бледен и всю ночь не сумев найти глаз в отражении, собьюсь с пути в знакомом коридоре, чтобы тревожить тонко обозлённую в симпатичном лице медсестру. Настойка из трав и спиртовая горечь захватывает мои губы и рот до кашля, когда я в темноте глотаю всю жидкость без передышки и вновь возвращаюсь в палату, чтобы не будить своим ночным присутствием гостей из коек с лентами. Сложное утро и не очень понятливое продолжение рассказа, который рассыпается на абзацы, чтобы сделаться хаосом с красной строки. Давая себе продвинуться и не упасть в очереди с такими же не знающими что же будет дальше соседями, я вспомню жёлтый халат бездомной женщины, которая нашла себе больничную палату и не желает пользоваться туалетом, когда есть койка с каждодневной заменой белья. В парке кормят белок и хочется задержаться у кормушки подольше, чтобы рассмотреть зверька с рыжим ёршиком хвоста и передними лапками, которые держат перед собой орешек. Сонная физиономия приткнулась к подушке и не отзывается на мои толчки, когда в палату заходит медсестра, чтобы проткнуть этот мешок иглой и без причитаний удалиться со сцены. Я обхожу серый корпус театра, чтобы найти свой вход на лестницу и раздевалку перед репетицией в танцевальном зале. Всё окно за нашими спинами плывёт в голубом сиянии Немана и ближе к окончанию урока начинает становиться лазурным и серым от заката стеклом из волн. Уборщица заглянет в кабинку, чтобы обнаружить моё почти спящее между створок тело, которое уходит под жёлтый лёд с ароматом хлорки и не желает бороться с течением в кафельной вазе. Мне так стыдно сидеть и смотреть на эту наглую женщину в синеве её наряда, что я до сих пор пытаюсь вычеркнуть этот постыдный момент из реанимации и улечься спать без мыслей о звонке из преисподней родителям, когда они только-только отъехали от проходной и не могут вернуться. Я проголодался и подошёл к столу с аппетитом, но не успев ещё сесть хлебнул чая, но почувствовал резкий привкус соли от капусты на первое, сок от которой слили мне в чашку обидчики. Я не стал разбираться и выбежал из столовой так и не поев. Приятно уединиться у прохладного подоконника и смотреть в это обширное окно на ели, когда все снимки в порядке и тебя готовят на выписку. Градусник упадёт на линолеум, но не разобьётся. Хорошо, когда ничего не разбивается и ты возвращаешься в исходную с некоторой усталостью, но всё же невредимым. В палате после полдника свежо и я собираюсь пойти к стадиону, чтобы смотреть на людей и ныть от ветра, который пролетит по трибунам и приласкает меня за плечи. Мы сидим за почти пустым столом, когда гости в прихожей приводят себя в порядок и прощаются с хозяйкой у зеркала.
Состояние моё таково, что подбираясь к себе с осторожным непониманием я оглядываюсь на мать и вижу её такое же недоумевающее выражение лица в котором светится ухмылка и кислота перед раскусыванием второго по счёту лимона. Я сникаю в апельсиновой кожуре мумии и сны долго не могут выбиться к морю ночи, чтобы отыскать себе хозяина в целой лодке. Я пододвигаю незанятый стульчик, который не оберегают малыши и снимая с себя рубашку всё же осматриваю спальню, где могут прятаться школьники с заправленными за спину кулаками. Женщина в белом влетит в тень спальни передо мной и я увижу, как за дверью исчезнут её розовые икры с бледными пятнами до ступней. Я бережно представляю себе тот самый ковёр, который становится для детей чем-то вроде клетки с невидимыми границами, куда часто нас выносят, чтобы обмыть или притянуть за угол класса, если наше поведение не устроит надзирателей и главный за столок у доски даст команду. Я застрял в этом центре для тоски, где по ночам шлялась моя тень и не находя нужного коридора стучалась в дверь между этажами, чтобы будить вроде бы добрейшую сестру. Сестра поднималась с койки и осматривала моё тревожное тело, которое и не собиралось ложиться, а только с новой силой толкало в тоннель подушку, чтобы пробиваться наружу к пациентам. Дама без зубов и крайне при этом худая по фигуре будет раздавать папиросы под яблоней, чтобы привлечь кавалеров и не остаться постыдно вечером вне компании. С окна я наблюдаю, как к костру тянутся две пары, причём, они разбиты не по возрасту, но при этом даже целуясь не теряют симпатии. Девушка сможет уснуть утром, когда начнётся шумный обход и будут обсуждать именно мою бессонницу, которая не поддаваясь на книжные уловки всё равно залезет сегодня ко мне за подушку. Я так часто вижу луну и так давно её не отпускаю, что кажется сроднился с ночью и взял от неё все симптомы в оттенке переливающегося после бессонницы глаза. Врач выглянет, чтобы пригласить меня с кушетки коридора и вновь усадить рядом на обыкновенный стул, который не шатаясь заставит сидеть скованно, но смирно в её кабинете с жёлтыми углами и столом для сувениров под лампой.
Состояние моё таково, что подбираясь к себе с осторожным непониманием я оглядываюсь на мать и вижу её такое же недоумевающее выражение лица в котором светится ухмылка и кислота перед раскусыванием второго по счёту лимона. Я сникаю в апельсиновой кожуре мумии и сны долго не могут выбиться к морю ночи, чтобы отыскать себе хозяина в целой лодке. Я пододвигаю незанятый стульчик, который не оберегают малыши и снимая с себя рубашку всё же осматриваю спальню, где могут прятаться школьники с заправленными за спину кулаками. Женщина в белом влетит в тень спальни передо мной и я увижу, как за дверью исчезнут её розовые икры с бледными пятнами до ступней. Я бережно представляю себе тот самый ковёр, который становится для детей чем-то вроде клетки с невидимыми границами, куда часто нас выносят, чтобы обмыть или притянуть за угол класса, если наше поведение не устроит надзирателей и главный за столок у доски даст команду. Я застрял в этом центре для тоски, где по ночам шлялась моя тень и не находя нужного коридора стучалась в дверь между этажами, чтобы будить вроде бы добрейшую сестру. Сестра поднималась с койки и осматривала моё тревожное тело, которое и не собиралось ложиться, а только с новой силой толкало в тоннель подушку, чтобы пробиваться наружу к пациентам. Дама без зубов и крайне при этом худая по фигуре будет раздавать папиросы под яблоней, чтобы привлечь кавалеров и не остаться постыдно вечером вне компании. С окна я наблюдаю, как к костру тянутся две пары, причём, они разбиты не по возрасту, но при этом даже целуясь не теряют симпатии. Девушка сможет уснуть утром, когда начнётся шумный обход и будут обсуждать именно мою бессонницу, которая не поддаваясь на книжные уловки всё равно залезет сегодня ко мне за подушку. Я так часто вижу луну и так давно её не отпускаю, что кажется сроднился с ночью и взял от неё все симптомы в оттенке переливающегося после бессонницы глаза. Врач выглянет, чтобы пригласить меня с кушетки коридора и вновь усадить рядом на обыкновенный стул, который не шатаясь заставит сидеть скованно, но смирно в её кабинете с жёлтыми углами и столом для сувениров под лампой.
Пятница, 28 Марта 2025 г.
10:01
Я вновь ступаю к небу и видя, как провалится в облако ступня, попытаюсь достать розовый ботинок из чёрного зефира, чтобы не повредить воздушную упаковку. Зачем же я ложусь с подушкой, когда на утро она исчезнет и я не найду своей головы рядом? Мама ставит кипяток в раковину и до крана поднимется свежий закопченный дым от солнца. Меня отведут в сад, чтобы забрать только вечером, когда вся моя душа, истомившись после сна, не найдёт себе должного места на площадке с фонарём. Я часто останавливаюсь у сетки ворот, чтобы одиноко приглядывать за ярко подсвеченной подсобкой, дверь которой подпёрта лопатой и рядом на ступеньке кто-то оставил бензопилу с флакончиком машинного масла. Вновь перебраться к Неману, чтобы увидеть звёзды в тине, которые не сумели преодолеть барьер моста и теперь сыреют у берега с зеленоватым блеском. Я попытаюсь раскачать койку до перьев из постели, чтобы лечащий врач, подошла ко мне и успокоила наигранный приступ наложением крыльев на мои плечи. В коридоре развеселятся больные, чтобы у поста в суете раздачи медикаментов образовалась очередь с наполненными чашками и звенящими внутри чайными ложками. Этот больной видимо только-только пришёл в себя после углубленного изучения снов, которые ночью не поддавались на разоблачение и ускользая от глаз на подоконник, шатали звёзды и маленькое дамское зеркальце в уголке. Кто-то громко зашагает по коридору и я отвернусь от стенки, чтобы прослушать поступь пациента, который скрипя разболтанной дверью отойдёт от туалета, когда направится обратным ходом к своей дальней палате в другом крыле. Пациента свяжут ночью и не дав накричаться, мирно уколют перед сном. В чувстве за пределами общей палаты, я расплачусь перед санитаркой, которая никак не облегчит мою далеко мчащуюся из города тревогу, когда у телефонной будки за косяком выругается поступающий каждые два дня наркоман в растянутой до черноты майки. Я выйду из леса с оцарапанными ладонями и локтями, пока ветер будет хозяйничать в глубине и полировать до треска струпья поваленной у дороги сосны. Деревня всегда будет восстанавливаться по улочкам в памяти, пока я буду спать в некрепкой по стенкам норе, от которой отстают так необходимые перегородки для удерживания верхнего слоя. Он пригонит к домам бульдозер с жёлтым ковшом и сдвинет всю эту давно стоящую в мусоре халупу к кустам из клёнов. Я пойду по жаркой улице и не встречу никого, кто мог бы со мной заговорить или затронуть моей души после бессонницы. Она обопрётся об угол дома, который будет обшарпан и твёрд до гвоздей позвоночника, чтобы без вздоха долго усидеть на земле и не устать плечами с упором на теннисные крылья. Девушка будет идти рядом со мной и в лавке для художника даст мне свой телефон, чтобы с пакетом красок и альбомом, распрощаться без объяснений. Я буду бежать от обиды к универмагу, чтобы не застать девушку у входа и ещё долго присматриваться к прохожим, чтобы всё-таки увидеть её среди жмущегося к дверям персонала с коктейлями. В здании будет прохладно и женщина за витриной будет поправлять мёрзлую рыбу в пакете, чтобы рыба лежала смирно и не подавал признаков жизни. Я отойду от стеклянной полки с часами, потому что наручные часы не ношу и не разбираюсь во всей этой механической мишуре с браслетами. После школы я остался один и стал развлекать себя уколами в душу, которая всегда боялась острых предложений или предметов, когда те бросались в грудь и со звёздами разбивались о сердце в живом снимке. Теперь мне трудно выходить из квартиры и чувствовать себя ослабленным ребёнком, который идёт к рельсам с опущенной до нитки головой и старается удержать крылья на высоте, чтобы не быть сбитым с облака ангелом, когда промчится скорый поезд с углём для топки рая. Родители хотят, чтобы я толкал этот гружёный вагон и весь этот взятый багаж на плечи, когда вещи с драгоценностями будут падать на балки и ангел не будет поспевать побрякушки совать в карманы или за пояс. Маршрутка задержится на мостовой и перед низко запрятанным собором я увижу медленно уносящийся раскрытый вагон, который протащит за собой какой-то хлам и выпустит плоскую трапецию дыма к перилам моста. Я действительно ослаблен всей этой вознёй и ложась в закрытой спальне, чтобы слышать, как хлопнет тяжёлая дверь и в коридоре раздадутся голоса переговоров между отцом и вернувшейся матерью. Я всегда жду этой перепалки и поэтому чутко надвигаю на душу колпак со звездой, которая сможет уловить все нюансы пьесы и подняться до тучи с вездесущими лучами для закрытия ширм в широченном зале небес. Я просто бестолково шатаюсь у лифта, пока отец ждёт моего падения на плитку с чувством гордости за пьяного сына, который окончательно расправился со школьной программой и не готов досрочно сдать экзамены при больнице. Тяжёлые ели и забирающие в свои ветки ветра с дождём, когда я просто наблюдаю из палаты за этой бурной картиной природы, которая обязательно возьмёт верх над суетой и пересадит ворона с лужи на луну, чтобы вертеть жёлтый диск крыльями. Мама уж очень хочет, чтобы я занялся переустановкой мира и поэтому освещает коридор своими зелёными огоньками, пока я верчу шнурки обуви и стараюсь поднявшись не упасть на пуфик обратно. Боль в бедре и я иду по отражению коридора в университете, чтобы нести под мышкой блок с программами, которые установили до меня и приказали просто не уронить на плитку пола. Я разгребаю гнилые яблоки и не нахожу ни единого целого с плотной кожурой и без пятен. Этот потерявшийся в улице алкоголик не услышит моего приближения и зайдёт в свою калитку, чтобы накинуть на столбик металлический обод предполагаемой защёлки. Я помню своё стёртое болезнью сердце из детского камня, который горел под одеялом и даже мог прожечь после ночи себе дыру для освобождения пульсации. Я смирился с бледностью своего лица и поэтому окунул его в зеркало, чтобы разбить черты и глаза в стекле.
*Тоннель
[Print]
Horizon