Встать утром и почувствовать всю тяжесть крыльев за плечами, которые после снотворного вихря никак не могли поднять свои перья со стакана, чтобы собраться ростками у позвоночника воедино и обветриться. Жёлтое солнце с пристальным сиянием в одну только точку двора, превратилось в синеющий цветок, у которого отняли лепестки и с ветром пустили вниз по ленте, где все завершающиеся кадры бились о луч в объективе и бросались на простынь кляксами. Девушка смущённо шла по вишнёвой аллее и приблизившись к калитке останавливалась, чтобы держаться за плечико забора вытянутой рукой и не присаживаться рядом на скамейку, пока луна не засветит сочный куст и не изобразит её поднятую в белоснежной майке грудь с косточками. Тусклые шины под глазами и этот худой отшельник не становясь на землю, измучает изворотливыми прыжками колёс беспозвоночную раму велосипеда, который невозможно будет выкатить из его объятий в целостности. Всю ночь о луну будет стучаться форточка и я проснусь, чтобы с бутылкой воска стоять у часовни и следить за прыжками засовов с текстом, который уплывёт далеко за полосы балкона и перевернёт все страницы кухонного бассейна. Птицы неслись мимо школы и я остановился у лестницы, которая разбрасывала свои крылья с глубокими ранениями, куда после дождя должна была собираться нержавеющая пыльца и дробь в ямке между ступеньками. Мы тихо шли по тропинке через пыльную ладонь с вьющейся полосой ржи, когда мяч из рук падал перед ногами и свистел на всём пути, чтобы понести нас к дому и не сбиться со счёта звёзд на табло. Матч не окончен, потому что все местные владельцы поля разошлись по домам и спрятав проценты прижались к одному колодцу, когда ведро грохотало в кольце и уже поднималось с цепью к груди первого пьющего или обанкротившегося. Я не выйду к девушке из класса и задрожу на изъезженном порожке, когда она с подружкой прижмётся к кнопке коридора, чтобы подавать мне аварийные знаки и возвращать свои перекрашенные флюиды обратно, когда на повторе прозвенит сердце и все стороны сольются с магнитной бездной в одну раскрученную молитву. Я уйду из парикмахерской под огнём и последний ждущий не проводит меня взглядом, а только ощупает своё же еле теплящееся пламя за горелкой нимба, когда я уже развернусь у входа с маячком, чтобы выпорхнуть приторможенной звездой в летний ручей из кислого кофеина. Держаться в столовой за одну лишь вилку и когда на встречу двинется пациент с сервизом переставленного за ночь кашля, ужаться сердцем и затаить дыхание перед прыжком ему на не опрокинутую грудь. Он размашисто откроет мою входную дверь, чтобы женщина за ним могла осмотреть палату и меня вместе с койкой, которую пронесут по коридору с крёстным падением в лужу с тряпкой, куда обычно забирается лишь уборщица, когда пристально смотрит себе в лёгкие и не просыпается от хлопка шарика со спиртом о ветвь пятизвёздочного дурдома. Человек с воображаемым топором будет ехать по бровке общей палаты и уже готовиться к удару о жертву, чтобы заполучить её крик и последние слова перед жаждой к сюжету с глотком высосанной бессонницы. Достать бинт из-под кровати и пьяно улыбаясь санитару после привязи, взять ещё один узел, который был крепче остальной череды созвездий на буйной полосе с мёртвыми бутонами после встряски сада.

Я встречусь с этой блондинкой, когда она даже не взглянет на меня и опустит свои белые ресницы к жирной мыльнице с живыми неприкосновенными пузырями. Сегодня блондинка остановится у танцевального зала и будет присматриваться к льняному платью перед выступлением, чтобы щепоткой пальцев выискивать на нём запутавшиеся пылинки и нежно держа платье одной рукой на вешалке, отстраняться от наряда или растворившись глазами приближаться к нему снова и снова. Солнце скроется за клёнами над ручьём, который упадёт глубоко в ширь парка рядом с оправленной радугой и провернёт по сетчатке поток жидкости между мостиком и скамейкой. Я плачу в жарком цилиндре, который сам же для себя вместо короны перевернул и теперь жду пока он разъедется на макушке с дождём, чтобы примять алюминиевую заготовку ко лбу. Вновь пробежаться по разбитому асфальту у свежей бездны, чтобы пойти другим путём к подъезду и не встретить этот покусанный ящик с фонарями в куртке между рядов, которыми он будто бы прикроет свою расфасованную по всей мостовой зелень. Возвращаясь ложным вектором к центру своей исколотой души, я обернулся, чтобы заметить, как игла со струйкой разбавленной в игрушке жидкости вышла из ваты, чтобы та упала на подушку или прижалась к вене вместо глаз к радуге, бегущей по линейке вспять всем теоремам самосохранения яда. Долго идя по берегу и уже не находя сил, чтобы вскарабкаться по жёлтой листве к трубам теплотрассы, я встал, чтобы осмотреть реку в том месте, где утки столпившись на острове разворачивали крылья и низко покидали угол моего обзора. Я думал о той рыжеволосой девушке, которая устало приопускала ресницы и хитро подглядывала за моим сердцем из-за проектора, когда то поздно с бессонницей гасло от выверенного по секундам счастья. Я ещё падал, но лёд подо мной был цел и все осколки только отшелушились от корки, чтобы чуть позже погрузить в холодную лужу со сладкими водорослями, которыми вот-вот пропахнет спина моей детской дублёнки. Мама станет ощупывать меня в углублении печки, когда полностью распеленает сердце и возьмёт меня двумя руками за пояс, чтобы успокоить пристальной улыбкой и поцелуем в разогретую до дна щёку. Взяться за реку пальцами и не отпускать змейку, пока та не обовьёт мне ладонь своими серебряными волдырями со дна бутылки. Поле после матча закроется в тумане и мы будем искать тропу к деревне через пшеницу со спелыми коронками от встающей луны, которую именно этой ночью обобьют и станут выжимать до полной опустошённости желтеющего во всеуслышание рта.

Коснуться на перекрёстке запястья чьей-то плохо заверченной руки и только после этого оглянуться, чтобы узнать человека, который покрикивал из отряда и пытался унять свой же голос вставным микрофоном. Быть ниже батареи и разглядывать окно с коврика, когда к столам станут разносить тарелки с кашей в узоре и поднимут над кастрюлей черпак, чтобы залить чашку и стул тёплым молоком. Искать свои тапочки за шкафчиком и достав за подошву с пылью, нести с собой до спаленки, где долго возиться с постелью и уже почти уложив крылья, получить от воспитательницы неожиданный удар в спину, чтобы развернуться лицом к тоннелю и уснуть с криком за площадью бассейна. Длинный шест в морщинистой сильной руке физрука и он оттолкнёт меня от бортика с нацеленным толчком в лопатку, которая так чувствительно нежна, что кажется растрескается, если физрук возьмётся за гладкий черенок и применит орудие повторно. Я выйду к густо засвеченному по периметру супермаркету, когда долго буду искать лазейку между многоэтажками, чтобы вырваться из темноты и мнимо поджидающей меня за балконами опасности с растущей тенью ножа. На первом этаже ещё не гаснет свет и кто-то на кухне рядом зашевелится, чтобы я мог увидеть за порогом силуэт и руку хозяина, которая прикроет межкомнатную дверь и лампочку своей тенью. Деревня к вечеру накрутится отпущенными барабанами колодцев, на дне которых застучат вёдра, чтобы с ударом о гладь вернуться к скамейке из рук. Река зашумит, когда на мостовой с последним автобусом по перилам пройдётся луна и свалится своим отснятым колесом между колонн, чтобы со вспышкой понестись к взору не далеко отошедшего от берега фонаря. Я опишу весь этот сад с яблонями, которые в стволе так искривлены и принижены, что их можно оседлать и весь день придерживать плоды от вращения по оси хвостика. Брат в солдатской шинели с туго затянутой поясницей, почти упадёт скользя с горки, но схватившись руками за ремень удержится на одной ноге, чтобы внизу у почты остановиться и храбрясь улыбнуться. Соседи в серости лестничной площадки и гости у лифта станут обниматься, когда я подкрадусь к дверному глазку, чтобы узнать каждого и выдохнуть, потому что любой человек, который хотя бы тенью появляется на этаже несёт с собой тревогу. Человек стал у подъезда и не ступив на ступеньку долго раскачивался на месте, чтобы суметь удержать свою голову с кепкой и куртку под мышкой, когда прохожий протягивал ему руку и крепко отрясал пальцы с ладони. Я дождусь окончания урока и с крыльями, которые пропахли хлоркой, стану под душ, чтобы промыть нимб и запихнуть его в рюкзак. Последний из группы ребёнок будет за ручку с матерью прохаживаться по площадке и только когда она его отпустит пробежаться, коленками упадёт в траву, чтобы уже с крыльями подняться ей на руки. Горка льда за сеткой ограждений уже таяла и только грязные края с травой остро сияли с лучом отскочившего солнца. Луна в горшке с землёй, где лопастями завял цветок, уже пересохла и все зёрна в свёртке ушли глубоко с лучами, когда сердце прыгнуло в обод и смялось. Скамейка ещё чиста и роса скатывается по трещинкам в краске, чтобы вывести меня из сонной струи и поднять над пеной рассвета, который уж точно не даст мне уснуть под окнами, когда небо тихонько синеет и проясняется до полного отторжения звёзд. Колесо с поворотом отразилось в луже и велосипед упал между ног, чтобы с брызгами удариться о колено ездока, когда шорты карманами сцепятся с пружинами сиденья и съедут по бёдрам набок.