Итак, вчера после позавчера меня закономерно не было, а была позавчера открытая лекция о современном искусстве. А сегодня я есть и даже готова говорить - о позавчера, разумеется, потому что о вчера можно только сказать о моих успехах в забавной игрушке в ВК и о том, что Боруто уступает первым сериям Наруто, и уступает сильно.

Лекцию же, которая "Что такое современный художник", сделали в рамках рекламной компании очередного направления ВШЭ (как раз про современное искусство), и программа там такая, что мне бы, допустим, было очень вкусно почти всё, о чём там собираются говорить, но у меня не только прогад по ресурсу, но и в общую историю жизни это приключение я не знаю как вписать. Читал, соответственно, искусствовед - и я не знаю, насколько он там планирует преподавать - Евгений Барабанов.

Он как раз возводил современное искусство к Эпохе Возрождения и говорил о том переломе, который тогда случился. Об этом же переломе, правда, под другим углом, нам рассказывал Котляр, когда я уже даже не собиралась продолжать учиться на дизайне. И здесь я ещё точно не говорила о моих в связи с этим биологических ассоциациях из области прикладной генетики.

Продолжение будет

Когда видятся Мать Зверей и Мара-Морана? Нетрудно сказать.

Так повелось, что как зачинает Мать Зверей дело какое - берёт прядь волос своих и заплетает в косу, украшает чем под руку случится - не случается под рукой ничего случайного у Матери Зверей, заведено так. А как кончит дело - косу ту расплетает, волосы расчёсывает костяным гребнем.

И плетёт-расплетает она свои косы с Самайна по Бельтайн и с Бельтайна по Самайн, и в тёмное время, и в светлое. И иные пряди блестят, не по разу в день гребню радуясь, а иные висят спелёнутые и луну, и две, а то и долее. И когда таких прядей нечёсанных много становится, темнеет ликом Мать Зверей, темнеет и Лес на той стороне вслед за нею. Не поют птицы, не играют ойры, уходят, прячутся меж подводных корней ундины, а озеро, что в сердце Леса, что разом и врата, и дорога, тонкой ледяной коркой не в свой черёд покрывается. И тогда уже не может Мать Зверей сама свои косы-космы расчесать, нити-грибницы свои раскинуть - помощь ей требуется. Да не под ближайшей сосной сыскать её, помощь ту - долгий путь предстоит.

А в первый-то раз и ещё сложнее было.

Сперва надобно ей было подготовиться к дороге той - не весь путь ляжет под могучие крылья Тифона. Да и прийти с руками пустыми, как побирушке нищей - много ли чести? Не прогонят с порога - не гоняют оттуда никого, разве кто отличиться сумеет, да всё одно негоже. И дорога не из простых, это не из дуба выйти да в ракиту войти, по живым травам да палой листве стелясь от дерева к дереву, от любого ветра за любым стволом укрываясь да посмеиваясь шелестом семян-серёжек. Из коры в кору и нежной кожей войти - довольно и того будет.

Откуда взять одежду было Матери Зверей? Нетрудно сказать. За большим камнем, между корней того ясеня, что стал потом Лесом на той стороне, на берегу озера, что разом и врата, и дорога, лежит одежда. Детская одежда, на мальчика и на девочку, с тех времён, когда не было ещё Матери Зверей, но были двое, которые потом стали одной. Разделить нетрудно, соединить трудней. Но прошёл Мабон, полетели пауки-странники на серебряных паутинках в новые миры к новым жизням - там и нити нашлись. А покуда Мабон не настал, готовиться начала.

Пошла она к озеру, что разом и врата и дорога. Замёрзло озеро, льдом искрит, переливается. Легла на ветку ивовую, толстую, что над самой водой склонилась, над омутом, где ундины спрятались до тепла, постучала аккуратно, точно в гости, а не домой к себе. Раскрылась полынья, появилась надо льдом голова женская с волосами зелёно-синими, кожей бледной. Посмотрела ундина на Мать Зверей, обратно в полынью ушла. Затем вернулась с четырьмя большими рыбинами: лещ не лещ, подлещик не подлещик, а всё одно, рыба холодная, в листья водорослей широких завёрнутая - не испортится так в дороге, зверей хищных не приманит. Обменяла тогда Мать Зверей завёрток чудный на не меньшую диковинку - в лопушок невзрачный упрятанные коренья трав, что растут на Холмах, не в Лесу на той стороне уже. Примутся эти коренья в илистом дне, расцветут новые сады подводные, дев озёрных порадуют. А рыбу ту в сумку дорожную сложила.

Но то для пути было сделано, не для хозяйки, а хозяйке свой гостинец надобно, да что ей принести-то? Всё есть у Мары-Мораны, и дворец у неё - белый, великолепный, гранями льда искрящийся что во тьме ночной, что в лучах последнего солнца, пробивающихся из пасти зверя, которого кормит хозяйка ночи тёплыми сердцами. Всё есть в белой пустыне - да красок нет, а праздники близко и всем радостны, и Моране тоже. Откопала тогда Мать Зверей корней разных красящих - и золотым, и изумрудным, и рубиновым, и лазурным - высушила да истолкла в порошок мелкий. С собой взяла.

Мабон прошёл - другое пришло: соскользнёт ведь Мать Зверей в одежде с спины могучего Тифона, даже до Ра не долетит, не то что до замка Мораны, но туда поверху и не добраться. Упряжь нужна. К кузнецу надо, да к тому, кто осилит Тифона взнуздать. А кто лучше китаврасов упряжь подгонит - про то неведомо. Вышла тогда Мать Зверей в холмы да поля, оставила Лес на той стороне, оставила тёмно-косматое, пошла одетая босиком по ломкому осеннему льду - ликом светла, волос короткий - не в космах же идти! - а над головой Тифон круги закладывает. Нет сейчас пути на спине той горы, что огонь в себе скрыла. Шла так она вперёд, а сама ждала, ждала, когда пронзит хмарь небесную золотая стрела китавраса-охотника, китавраса-кузнеца, который сам себе и человек, и зверь вольный.

Дождалась. Мелькнула стрела в воздухе, взревел Тифон подраненный да с небес на твердь холмов спустился, явился к добыче охотник - китаврас мудро-могучий в виде мужа расцветных лет верхом на кауром жеребце знатной стати, каков он всегда между Мабоном и Самайном. Поговорили они - и грозно, и весело, а то и по-деловому - и скрылись в Холме. А как вышла Мать Зверей из Холма - глядь, а Самайн минул, и Тифон в новой упряжи в небеса рвётся, да и сама она - глаз блестит, на ногах сапоги, мехом подбитые, сама в шубку рысьего меха кутается, в сумку серебряные нити прячет - звенят нити, переливаются, в мелодию тихую, нежную сплетаются.

Поднял огнедышащий Тифон Мать Зверей в воздух. Легко лететь ему, и ей легко, надежно в седле, слаженном умелым мастером. Север, и ветер, и снег - летели они всё дальше и дальше, и звёзды здоровались с ними. Неутомим был Тифон, проступило тёмно-косматое вновь в лике у Матери Зверей, а путь всё ложился и ложился под крылья. Так долетели они до реки Ра, ледяной реки, что Правь от Нави отделяет. Взмахнул крыльями Тифон - а приземлился уже на другом берегу. Лёд вокруг себя дыханием растопил, да так и улёгся спать.

Сняла тогда Мать Зверей седло с Тифона, вышла на высокий берег Ра, посмотрела на лес вдалеке - тёмный, заснеженный, неприступный. Выложила тогда на камень две рыбы, что от ундин получила, а две оставила на обратный путь. Ждать стала. Появились из леса две рыси - каждая размером с лошадь мелкую, в шубах густых серых, с лапами шириной с голову ребёнка. Скользят по снегу бесшумно, не проваливаются, кистями прядут - добычу учуяли, да такую, какая никогда им с лапы цепкие не попадается сама - рыба, что в тёплых водах водится. Не заплывает она в ледяные воды Ра, да больно уж вкусна и жирная та рыба, хоть и мало её. Накинулись рыси на рыбу, тут Мать Зверей на них нити серебряные, у китавраса-кузнеца в Холмах полученные, накинула, к седлу приторочила. Вздрогнули рыси - и понеслись, только снег завился вокруг.

Недолго бежали - да ногами того пути и за две недели не проделать. Встала Мать Зверей, сняла с них цепи серебряные, в сумку сложила - вдохнуть не успела, как скрылись рыси в лесу: словно туман растаял, так их не стало. И встал перед ней дворец - белый, величественный, весь из вечного льда, на гранях лучи солнца последнего играют. Пошла по дороге накатанной - на санях, видать, гости дорогие приезжают, не на кошках лесных - прямо к самим воротам. Закрыты оказались те ворота - да громче самого громкого стука для них живое тепло. Приложила Мать Зверей голую ладонь к воротам, распахнулись створки. Так во двор прошла. А в дверях замковых хозяйка стоит, Мара-Морана - волосом черна, ликом бела, стан стройный, прямой, лицом то ли гневается, то ли смеётся. Поклонилась тогда Мать Зверей, сказала:
- Славься, Морана-избавительница!
- Что, опять?! - засмеялась Морана, на косы-космы, до ледяного пола свесившиеся, глядя. - Дошла-таки. Заходи давай.

Прошли они тогда на кухню - единственное место, сложенное не только изо льда, но и с очагом из огненного камня, из-за реки, из других краёв мира привезённого теми, кто к Моране на поклон приходил. Нагрела Морана воду, начала отмывать-расплетать косы-космы: какую расплетёт, а какую и срежет, и те пряди, что мыла она в воде, становились белыми, как снег, как лёд, как сам её замок и край, в котором она жила. Долго ли, коротко ли - а всё отмыла, всё расплела. Тряхнула тогда Мать Зверей мокрыми волосами с белыми прядями, засмеялась. Засмеялась и Морана. Сказала тогда:
- Плести ты мастерица - так наплети мне воздушных нитей для украшения, стекла узорить, стены, сам воздух.

Села Мать Зверей нити плести: берёт снежную кудель, скручивает нить тёплыми пальцами, становится та прозрачной, текучей - вода и есть, добавляет щепоть порошка - золотого, изумрудного, лазурного, рубинового, окрашивается та нить, застывает вновь. Чудные узоры выходят, цветные, переливаются, смеются. Смеётся Мать Зверей, смеётся Морана, подхватывает, замок украшает. Так порошки цветные кончились, по замку разошлись.

Обнялась Мать Зверей с Мораной на прощание, вышла из замка, достала рыбу. Явились из леса две рыси. Вновь набросила на них Мать Зверей серебряные нити, к седлу Тифонову приторочила. Понеслись рыси через неприступный лес. Недолго бежали - да только уже и высокий берег Ра показался, где Тифон спал. Отпустила их Мать Зверей, бросились рыси к лесу, снежную пыль подняли. А как пыль осела, явилась Морана, на небо ночное указала, в сторону, где был её замок. Светилось там небо, разливались разводы по нему зелёные и малиновые, играли сполохи.

Дала тогда Мара-Морана Матери Зверей колокольчик малый, серебряный, с голосом нежно-тревожным, обняла ещё раз. Опять взметнулась снежная пыль, как осела, Мораны уже не было. Закрепила тогда Мать Зверей седло на Тифоне, уселась верхом, в колокольчик позвонила. Проснулся Тифон, взмахнул крыльями, унёс Мать Зверей через Ра из Нави обратно в Правь, приземлился лишь на опушке Леса на той стороне. Расседлала его Мать Зверей, укрыла и сбрую, и вещи тёплые, и колокольчик - дар Мораны за большим камнем, между корней того ясеня, что стал потом Лесом на той стороне, на берегу озера, что разом и врата, и дорога.

Коснулась ладонью озёрного льда - растаял лёд, появились ундины. Прошла по деревьям, пробудила светлячков - жёлтых, зелёных, голубых. Заиграл переливами света Лес на той стороне. Йоль пришёл.

С тех пор Мать Зверей летает к Маре-Моране на Тифоне, во дворе замка приземляется, дела относит до разрешения, косы-космы расплетает. Не спит Тифон, когда слышит звон колокольчика, как бы ни было холодно.

Так видятся Мара-Морана и Мать Зверей.

Одной из основных характеристик гауссова, или нормального закона распределения является симметричность относительно мат.ожидания (от которого и строится график, если брать именно формулу, а не эмпирические данные). Ассиметричное относительно мат.ожидания распределение не описывается формулой Гаусса (обратное неверно; например, что равномерное, что биномиальное распределение симметричны относительно МО) и не является проявлением "нормального закона распределения".

Сохраняется ли определение "нормы реакции" (МО +- лапоть СКО) для ассиметричных распределений, не помню, но почему бы и не сохранить-то?

Хм, если верить возросшей активности, мне и правда легчает. По ощущениям-то один фиг, но сегодня я даже что-то сделала. Во-первых, разобралась с цветами: что есть, что надо, куда делся весь грунт и всё такое =). В итоге сейчас всё гораздо пристойнее и ухоженнее, чем с утра, плюс на морозилке не стоит никаких контейнеров, да и с открытых стеллажей я убрала всё нафиг. Правда, обнаружилось, что земли не хватило даже на лук-севок - но до 26-го, надеюсь, купим.

Плюс - ура! - я осилила смыть лак с ногтей на ногах. Я их покрасила за день до попадания в больницу, и вот с тех пор они медленно, но верно приходили в трешовый вид. И если попросить подстричь ногти на ногах в самом крайнем случае я могла бы попросить супруга, то вот с лаком вообще нафиг неловко. Да и подстричь тоже... так и хожу пока, надеясь, что мне станет легче до такой степени, чтобы я их подстригла, раньше, чем этот самый крайний случай.

Вообще со всей этой медицинской историей меня больше всего напрягала несамостоятельность в некоторых гигиенических моментах. Да, больно, неудобно, ограничения какие-то, слабость - но вот проблема самостоятельно привести себя в порядок вообще жесть =(. Сейчас ещё в допуске, но... всё равно нет =(.

В ТЦ сегодня было. Уже собираемся уходить, до дома идти даже мне минут десять максимум, а у выхода к травалатору на стоянку, через которую мы домой ходим, мальчик делает эскимо. Ну как делает: сами цилиндры на палочке у него заготовлены, а вот в выбранный шоколад (тёмный, молочный или белый) он их обмакивает прямо на месте. Шоколад вроде как бельгийский, само мороженое от «Чистой линии», всё удовольствие сто рублей.

А всё равно сразу домой не получится - ещё в аптеку надо, а супруг увешан продуктами и холстами почти как новогодняя ёлка, только посильнее и без лампочек, и к аптеке закономерно отправляюсь я, чтобы он там ничего не посшибал, да и вопрос весь метрах в пятидесяти. А он тем временем предложил мороженое купить мне и себе, и мы об этом очевидно договаривались, а потом он остался ждать мороженого, а я, из-за неудачной зоны поражения, заметно похромала к аптеке.

И вот начинаю я своё, извините, продвижение к цели (воскресенье, шесть вечера, ТЦ, в котором Ашан и дофига всего), и шаге на третьем ко мне подстраивается пожилая дама, другого обозначения не подберу. И говорит (человеческим голосом):

- Вы меня, конечно, извините, но сто рублей за мороженое - это невозможно просто! Это что ж такое?! Литр молока стоит...

А дальше благословенный шум воскресного ТЦ съел подробности (да знаю я, 62.50 литр молока стоит, вон чек валяется), потому что ускорила я своё ковыляние от дамы подальше сразу, как поняла, что ей помощь в ориентировании не требуется, а требуется хрен знает что от не пышущей здоровьем женщины, удалившейся от спутника метров на пять максимум.

Внезапно фейсбук подсунул мне в рекламу Калинаускаса, типа последняя лекция цикла, "налетай - торопись - покупай живопись". По цене - ровно в начальный набор для письма маслом, с точностью до 14 рублей =))).

И... мне нравятся эти цвета, мне хочется в них писать.

Интересно, было ли это свойство монитора или таки свойство глаза, как писал Йоханнес Иттен, но я реально видела бегущие жёлтые полосы на странице настроек (она серая). Глаз достроил-таки противовес к фиолетовому. Вообще бы повторить всё это добро ДО того, как мне доедут краски...