ev
jmot
дневник заведен 24-03-2012
постоянные читатели [30]
3 CaHuTaPa, Alexandria_, Alterra, Amaeth, Das schwarze Tier, Federika, In fanta, Iollorri, Larisa_, Marjerri, Mikes madness, MilediBlack, moxnatii slon, nut, Paytina, Russa_mirs, Stamina, tureen, Wind of Sorrow, writing_tomcat, yuyuyu13, Альтаир, Белый, Жужанна, Катиш, Порядковый номер, Рэй, Тень в сумерках, теперь, Украдка
закладки:
цитатник:
дневник:
хочухи:
Пятница, 3 Января 2025 г.
08:34
Я вновь очутился в беговой маршрутке, когда остывающие по утру стёкла бессонницы вываливались из салонов ночи и пьяно разбивались об луну. Надышаться из ингаляторов мятой и теплом ладоней женщины в белом платке, которая подносит к моим губам напомаженную трубку и по часам следит, чтобы я не упал со стула во время неловкого поворота шеи к окну. Тут же по всему кабинету занимаются надувательством дети из моего сада, который теперь порос листами табака в горьком озере лимонного тоника. Не суметь разбить свой рассудок на малюсенькие буквы, чтобы суметь уложить всё ночное содержание по хрупким страницам. Утром остаться на тёмном коврике и разбросав по синеве от экрана кубики, возиться с буквами в картинке на игрушечном ребре. Ласкаться к рыжему плечу сестры, когда та ведёт беседу через столик уже с сестрой своего мужа. На компьютерном стуле покачивая высокую спинку сидит медсестра держась за телефон в неглубокой выемке подлокотника. Бестолково нахмурившийся мальчик с бегающими по орбите бледного лба глазами, теперь совсем запутался в беседе и устало всплакнув дёргает тревожный галстук на скользкой шее. Я подберусь к окну и придвинув колени к батарее, буду смотреть на дождь, который выпал из весны и теперь валяется в луже, когда вода рябью ползёт за колёса автостоянки. Я как-то плох в своём весеннем полёте и даже принарядившись чувствую себя подавленным и даже пьяным в аудитории, где можно комфортно забиться за высокий угол и тихо ждать встречи со звездой в приграничном с небом стекле потолка. За моей спиной кутаются в луче весельем объятые студенты с паролями на выдавленной в клавиатуре щеке, которую остро румянит утреннее жало солнечного призрака за ступеньками преподавательского журнала. Всё ещё продолжать сжиматься от ладоней сухого одноклассника, который только-только подобрался к уроку без учебника и уже тянет по буквам мой текст, чтобы слизать пометки и ответы своим розовым ластиком из побеленного рта. Толкнуть в игре к подоконнику солнце и получить за это неуд по поведению, чтобы потом ночью с помощью бессонницы исправлять в дневнике красную звезду на синюю снотворную. Всю ночь выспрашивать о солнце снова прилетевшую к холодному плечу упакованную в лёд звезду, которая тает на подушке, чтобы оттянуть мою головную боль и вышвырнуть с наволочкой в засахаренную реку аспирина. Теперь я могу прикоснуться к параллелям реки и взяв в обе руки течение, перевернуть с глубины крошащийся в воде свет от луны своей золотистой изнанкой к чернеющему берегу. Я выхожу к ветру в полном одиночестве и ночь водит звёзды под ручками, когда по ниточкам напрягает пальчики, чтобы кукольный спектакль продлился за лунным квадратом дольше. Дым от берега туманит ветви клёнов и листья у земли тревожно вертятся на чёрной проволоке, когда к ним подступает забирающее сок пламя. Я вновь заступлюсь за свой узенький ручей нот и дав время течению, услышу в душе музыку. Закат сочными волнами подойдёт к будке в которую посадят колодец, чтобы по вечерам слушать скрип деревянной вертушки, которая приближает к ладоням ведро с отдаляющейся луной. Дети выбегут на асфальт, когда грузовик покатится от лип к повороту и на песочнице под тяжестью колёс соорудит фигуру. Видеть, как дождь роняет свои жёлтые струны в болотистый пар на тропинке, которая проваливается под ногами прохожего в чернозёмную топь. Птицы воруют небо, когда по полю с волной дыма движется трактор, чтобы пыльное небо раздвинуть и оживить. Я запрусь в ванной с лезвием на тёплой перчатке, чтобы нести свою чёрную свободу к зеркальному кольцу с цветами по всему разбитому овалу лица. В квартире будет пусто гулять дым от раковины, которую забили болью и заполнили розовыми слезами после бессонного пиршества мыслей за пределами опухшей кровати. Отец не возьмёт меня под руки, когда вся плитка на площадке будет колыхаться словно море за бортом пьяного рассудка, который утопили в алой кислоте для отмывания душ вином. На рюмку сойдёт прозрачный луч из голубой солнечной ваты, которую разбросали на подоконнике и теперь месят локтями любопытные дети. Город простуженным туманом забирает под себя весь берег и оставляя реку взаперти уходит к небу за окнами лотерей на ночной проигрыш квартиры.
Я тихо проберусь к летней кухне и увидев, как на плите в котелке с пеной варится вишнёвый компот, стану на пороге, чтобы смотреть, куда сегодня с крыш проберётся и куда упадёт дождь. Ночью на уголке подушки я в профиль буду смотреть в окно, где в голубой простыне небес зашевелятся крошечные ещё звёзды, чтобы найти себе место рядом с возлюбленной матерью, которую люди закололи рифмами и бессонно выкинули прочь от Земли. Мы сойдёмся за сараями и царапая мёрзлый снег каблучками ботинок, соберём все свои ладони в один круг, чтобы греть свечу от свечи. Долго выстаивая в очереди я буду глядя в конец коридора першить и прятать першение от людей с гремящими взглядами, когда по отделению будет нестись уборщица с пустым ведром. Соорудить себе бессонницу, когда не останется мыслей, чтобы можно было угодить себе в рассудок лишь под предлогом забрать только свою звезду с поехавшей крыши. Я сначала выверяю все мелочные ходы, которые может придумать перед воровством монетки мальчишка и спешу отозвать к шкафам улыбчивое создание, которое закроет до пят на закате оранжевый луч от этажей солнечного проводника. Звёзды размоются влагой на отражении форточки, к которой я прикоснусь губами и не отрываясь вдохну уголком рта всю свежесть от заднего двора лечебницы. Дикие яблоки с деревьев будут кисло жеваться у дверей, пока все больные по группам раскурят несколько сигарет. Сонные койки будут шевелить над собой покрывала, которые не покажут лиц и только оживят кашлем всю стенку. Холодный город выпустит из стен заманчивый луч, не обогретого морем батареек солнца. Женщины будут греть локтями спинку скамейки и легко прижатую грудь, которую охладит за пределами подъезда порыв осеннего хмеля. Растения прижмутся к сквозным ветрам и отдавая малиновые листья высокой траве за воротами, вновь поднимутся по солнечной линейке к верхней шкале крыш. Разгуливать у реки с приспущенным мячом, который так тяжёл сегодня и невыносим, что хочется пустить его против плачевного течения вместе с дождями из двух душ. Волны подбрасывали точки берега и только у корней соединяли их в туманное облако со сладковатым ароматом прелости. Муравьи метались по воде и добираясь до кусочков серого песка, пытались усохнуть на кленовой листве, которую поочерёдно делили между собой переходящие по фиолетовым волнам звёзды.
Обожаю фонарные тучи, которые молниеносно зажигаются от дворового гула школьников из второй смены. Дворы бывают абсолютно пустынны и в вечернем рисунке можно угадать вкус и блеск духа, который всё здесь оформил и затащил в глубинки города, чтобы город смог задохнуться. Он бросит к штанге яичный мяч в твёрдой рыжей кожуре и захлёбываясь розовой слюной, разбив повалит больное солнце к штрафной реке. Я вечно слоняюсь по району в говорящем поиске освежающей тоски, которую не могут высвободить из-за развалин ещё вчера дееспособного рассудка. Словить белое слово от бумажного веера с дождём, который к вечеру соберёт под снегом текст и выложит на свежем асфальте у школы. Ночующий при листве котёнок без коготков ещё будет жить до осени, пока к серебряному комочку не подберётся раздумывающий собрать все звёзды ветер. Школы зашторили все щели и укрыли подоконники мягким пластилином, чтобы бледные позвоночники над партами не промерзали и не теряли в теле математическую нить уроков. Содрать ещё одну ленточку от обоев ночи и видя, как та упадёт на ботинок, чтобы висеть на обугленном носке до окончания теней в ремонте парка. Утром долго собираться в зоопарк, когда мама глядя в зеркало красит отражению губы и изредка произнося слово из косметички, заставляет нетерпеливо ждать отплытия. Ложка с мёдом весь день звенела в полной кружке, пока жёлтый комок не отвалился от металла и прозрачно не прилип сахаром к донышку. Деревня пронесёт по улицам свой поток из света, когда фонари вот-вот зажгутся в центре и жалобно закричат от бессонницы мечущиеся между хат бездорожные ветра. Остановиться лишь телом у края потока и выверяя все ложные пути, которые соберёт в перекрёстке бессонница, вновь кинуться в тревожную пропасть, где в кучку собьются мысли, словно столкнувшиеся на ночном светофоре блики от фонарей.
Четверг, 2 Января 2025 г.
09:54
Путаясь между сердцем и душой жизнь продолжила купать меня в аду. Вот так вот просто пройтись по берегу и под белыми буквами на горке, остановиться у железного бортика, чтобы смотреть на потухшее течение. Плакать, чтобы вспоминать о себе. Молиться на воду, когда та плавно меняет свой цвет. Осмотреться, чтобы поблизости не было людей, которым могли бы увидеть мои розовые от плача глаза. Не желать возвращаться к университету, который прячет в серой дымке из студентов свой заглавный вход. Нехотя идти мимо окон лекционной аудитории и остро касаясь кустов по левую руку, ранить себе ладонь. Просто остаться у дверей в отдел, чтобы чувствуя своё влечение, искать в далёком очертании парка фигуру. Машины выставлены в ряд и молча без рывков, покидают свои места, когда в кабине вертятся водители. Женщина с пружинами бёдер и слегка наклонённой к шее линией спины уводится деловыми порывами туда, где за туманным уголком в корпус снимается с дозора мой взгляд. Зима бьёт по лужам своими мёрзлыми стрелами из дождей. Я люблю подходить к Неману ближе, когда вечер ещё не закрался в тропинки своими плохо различимыми оттенками из синего флакона с лунными угольками.
-
Бессонница не дала мне сбиться. Я прекрасно помню свою первую бессонную ночь, которая случилась в августе между больницами и помню медсестёр, которые утром из-за стёкол поста смотрели на меня своими разбуженными глазами с тревогой и долгим непониманием. Ночью я всё порывался вылететь из палаты к одиноко упрятанному среди деревьев фонарю, но на высоте второго этажа крылья мои ещё не желали раскрываться и тогда я вновь отвернувшись к стенке, продолжал копить на светлый день силы, которые вывернут моё сознание к тренировочному стадиону, где уже с ангелом, я смогу укрепить узкие плечи и рассадить по местам лёгкие. Похотливая парочка в тумане трибун не обращая на мой приподнятый на ступеньке лик, зажимается у беговой дорожки, пока я стараюсь сдержанно выбрать пустое время для очередного позыва к ничего не значащей рвоте за стенками стадиона. Я должен бодро вернуться в лечебницу, когда в коридоре уже заходят с протянутыми кружками больные и медсёстры разведут свои дозорные костры под всеми палатами, чтобы выявить тех, кто по утру не вернулся или застрял между этажами. Я один не сойду на жёлтый трап, когда такси подкатит меня к тёмному проходу между больниц и водитель сжимая вцепится в мою ладонь, чтобы проучить высокопарными словами и отпустить в уютную тень. Я спешу оказаться под окошком, чтобы мило улыбнуться медсестре в очки и забрав свою мензурку, удалиться к четырём койкам в голубом сиянии леденящей грудь палаты. Старик проснулся, чтобы потянуться всей своей белой пружиной тела к широкому окну и так ловко изогнуться к зелёному углу под луной, чтобы отражаясь вызвать в моём уже позвоночнике встречное перенапряжение струн. К старику присядет родственница, чтобы поучительно взбивая своими твёрдыми цитатами подушки злящегося в клочья сердца, духовно угодить в меня и запереть в пыли церквей. Она пообещает помолиться за меня и прижав пакет коленями, возьмёт с тумбочки иконку, чтобы отдать кашляющему у стены старику. Я вижу, как под его глазами образуются всё новые бледные мешки и как он поднимается из спортивного костюма к этажу в молчаливом аромате после курения. Я стану под окном и к подоконнику упадёт рукоять швабры. Утром в туалете я буду растерянно сверлить глазами кафель в клеточку, когда поодаль будет оживать фиолетовая раковина с ржавым налётом на трубке крана. Это ожидание разъедает все корки моего берега, пока я становлюсь на краю луны в поиске снотворной тайны, которую с ветром принесёт к моей койке выпивающий две таблетки от невесомости ангел с кафельными крыльями. Ложиться в бездыханном овраге до утра, куда стекаются все спиртовые плохо смытые ручьи от лёгочной тряпки соседа по болезни. Под подъездом остановится стриженная под школьника женщина с занесённой над головой сигаретой и телефончиком, который умещается в ладонь и прячется под длиннющим маникюром. Выжидающие под лампой люди в тёплом камуфляже ищут затерянную бутылку, чтобы утолить внутри охладевающую молодость одним только протяжным глотком, на который сбегутся такие же жаждущие песен пришельцы. Я вновь приступлю к магазину и в несколько ступенек над входом остановлюсь, чтобы смотреть, как возле урны ворчит пёс с ошейником на гладкой шее. Все шатающиеся гости отталкиваются от торговой площадки и растекаясь к подъездам с винным букетом для жен, исчезают под тёплым лунным светилищем. Ученик остановит на дынной дольке от луны свой тревожный взгляд и не спеша пройдёт от мусорного бака к ночному зданию для взятия школы. Луч упадёт на диск колеса и поплывёт по уличной дороге к ногам идущего без боязни водителя, который вышел заправить душу снотворным топливом. Мы уснём на заднем ряду буса и проснёмся когда к дверце подойдёт женщина в чёрно-синей пилотке и на скоро собранном наречии заговорит с моим дядей. Аккуратными фразами отвечая и улыбаясь под общий шум автомобильной очереди он протянет к перчатке таможенника помятый паспорт, чтобы затихнуть от напряжённого взгляда пассажира в спящем салоне. Луна перейдёт через раму и выбросит свой дождевой мусор к подоконникам всего этажа, чтобы свободно скрывать асфальт под серыми углами от башен белеющей лечебницы. Позолоченными зубами он встретит с открытым настежь лучом утро перед завтраком, чтобы схватив кислородную пыль не отпустить ветер из палаты. В комнатку вбежит пьяненькая санитарка, чтобы из корзины выбрать вместе с бумажным дном мягкий мусор после фруктового перекуса. Солнце ещё в бережном состоянии попытается промчаться через занавески к векам бессонного мальчика с голубыми ресницами из звёздной косметички сестры. Листва уже согреется в объёмном золоте меркнущего на закатной глубине озера для вечерней прорисовки осени. Воздух выйдет из пламени и перекурив в уголке лёгкого затянет стекло пятнистым паром с поцелуем в сердцевине окна.
Отредактировать проявившееся на цепочке домов солнце, чтобы свечение от незамкнутого круга стало белее и чище. Голуби выберут звенья и в спящем режиме будут приопускать кольца к окну, где на подоконнике лапкой нервно раз за разом поглаживает розовеющее стекло котёнок.
Вторник, 24 Декабря 2024 г.
08:50
Ветер залетит в мокрый стог осеннего снега. На воду сядет порхающая птица, чтобы воду натянуть и приподняться к воздуху с течением. Волны из речной корицы поспешат сойтись с низким берегом, чтобы искупать близко бьющиеся о камни цветы. Одуванчики в квадратном углублении школы будут нервно обрываться во время экзаменов, которые в окончании весны затянут весь класс под мутные окна первого этажа. Мчась по мостовой я стану вглядываться в полоску берега, где по одиночке будут выгуливаться мелкие точечки из пошаговой речной игры без клеток. Автобус будет отрываться от остановки с жалобным возгласом резины между отсеками, когда пассажиры прижимаясь и отталкиваясь одновременно от атомов взрывного напарника по глупости сдадутся в обморочный плен душной толпы. Бордовое на солнце ламп серебро зеркал прикроет моё лицо от взглядов родителей, когда я буду тайно рыдать от лучей снисходительной луны, которая примерно поднесёт свои белые ожоги к стеклу раковины. Испуганно войти в кабинет и от глаз преподавателя укрыться у стенки с ложными портретами над чёрно-белой линией крыльев. Измазать крылья о побелку и приземлившись за парту, слышать полночный шум бьющегося о волны у доски фонтана с ангелом на башенной ране заживающей звезды. Мы проезжаем и в стекле видим, как над болотом держится облако из птиц, которые тревожно ищут лужу для отражения перьев на дне зеркала.
Понедельник, 23 Декабря 2024 г.
08:39 Котёнок
Я снова уворачиваюсь от пуль свободы, когда нервно достаю свою утреннюю пустоту намёками на красочный выстрел. Гуашью полить детские цветы в овраге повзрослевшей глупости, которая просится наружу к еловому солнцу, когда одноклассники жгут свои мысли на кофейном огоньке между деревьев. Я подойду к розовой яблоне и увижу, что плодов на высоте лужи не осталось и побелевшая от тумана листва затихла перед моим знаменательным плачем под дробью солнца. Луна держалась лишь за чердак дома, который нежилой ночью наливался смоляным светом, когда звёзды тонули в чёрной почве небесного настила. Я достану из пенала в темноте фломастер без цвета и услышав тонкий крик за уличными оградами сада, встану в дверном проёме, куда нацеленно попадёт лишь робеющий луч от мишеней раздевалки. Я жду прихода матери, которая оставит днём завод и поспешит к моему лёгкому сердцу, чтобы наполнить его сомнениями и дрожью деталей. Идти по территории больничного заведения без крыш, которые залиты всеми оттенками оранжевого пожара от солнечного овала над геометрией леса. Крикливые звёзды просились к луне за воротник и пачкая окружность или уголки сияющими помадами, отталкивались к больничному озеру. Остаться в палате, когда дождь поднимет с ветра свои кислородные волны и унесёт к воздушному мосту свои процедурные корабли по острым рельсам мгновенной боли. Дождь пройдётся по уютным площадям двора и выбив на живом окне свой хрустальный узор, остановит своё движение вместе с солнцем, которое звеня разобьётся о подоконник. Лечь на запавшую до небес койку и провалив все красные подушки за спинку, ещё пытаться слушать отрывки историй изголодавшегося по беседам старика, который словно приёмник в теле седеющей на рассвете бессонницы, ждёт долгожданного отклика печали. Пробраться к пропасти, чтобы смочить края ментолом и отпустив из клетки вчера пойманную звезду, следить за тем, как она неумело со светом падёт на серебряное дно. Отнять от звена цепочки колечко с защёлкой и приложив к бутылочке лака на полочке, сесть на гнущийся пластик душевой. Луна перейдёт через границы горизонта и отметив все свои появления яркими чёрточками между звёзд, укутает свои белые ссадины в ломанное облако бумаг и опилок от перегрева нот под сладким телом в небесной простыне. Я как всегда сижу в кабинете под окнами музыки и не обращая внимания на ударения клавиш под острыми пальцами злой пианистки, думаю о контрольной, которую небесным уроком выше провалил. Будка засверкала под электрическими в дожде фигурами, которые устроившись на мокром металле кружились по асфальтам и пели высоковольтную колыбельную к нервно спящей луне. Сбежать в лесопарковый тоннель и забив скамейку для одиночного ремонта души под зеленеющими лампами по шву потолка. Вступительные к луне этажи позванивая женскими каблучками на своей слышимой пустоте, стали наполняться лиственным по всем ступенькам светом, который стал смелее подбираться к площадкам и уже прикасаться к порогу и обивке старой двери. Вытолкнуть к холоду бабушкиного котёнка, чтобы не оставить его на ночь под диваном, который уж слишком низок и не даст дотянуться к лапкам запрятавшегося котёнка метёлкой или пыльными пальцами. Обложить луну на горизонте украденными дровами, чтобы она стала розоветь от горячего дыма из линий попутно изрезанного на подоконнике леса. Лечь с некоторой тревогой за строчками переснятой под копирку души, в которую сегодня проникнет пустой сигаретой доктор с синей пачкой вместо запечатанного в табачной ленте лица. Весь его грязный кабинет станет дымом в воображении души, которая всеми силами постарается поднять ночующее лёгкое к вентиляции, чтобы заполучить единственное кислородное приглашение к свежему дождю. Прикасаясь к помятым в металле губам жестяного ведра я слышу, как неудобно сжимается моё лёгкое под бездыханным колодцем с ночью на плоском дне вместо бессонного среди звёзд утопленника. Я сложа свои хрупкие крылья на пустующем стуле, стану нервно выть в коридоре, пока к моей двери не подступят толпой интерны и не возьмут мою мысль на пробу из глаз лечащего себя в строжайшем полёте врача. Меня отправят на второй этаж и со старушкой по соседству будут держать на лавочке до прилёта нужной карточки к голубой форточке с плохо различимыми облаками на буквенной раме больничного окна. Деревня будет поочерёдно поднимать свои домики с лунной тропы и затягивая в тень серые дворы, укрывать мокрым мхом пролёты крыш или окошки в сердцевине чердачного треугольника. Будучи в бессоннице до утра я увижу с кровати, как лазурный луч от предмета скользнёт по бугоркам подоконника и пропав в щёлке окна с хохотом унесётся по сумрачной дороге. Идти к кухне за светом, пока сон не взвалит на мои крылья свои песчаные волны и не взобьёт небо до выступления снотворной жидкости к моей заведённой макушке. Деревушка за болотом из лунной жижи стала глубже уходить под воду, когда леса уже выворачивая свои тени к окраине, стали поднимать всю картину к небесной галерее с посетителями звёзд.
-
Корой покрытое по окружности вялое болото с пугающими цветами из пара над всей топкой поверхностью. Зима устало переберётся к дождям, чтобы выбраться из снега в жиру асфальтовой мерзлоты. Ветра станут ночью трясти серебристые веера без листвы и разбрасывая гладенькие карточки по парку, играть с воронами в цирковые пасьянсы. Дамы пройдутся от дерева к дереву, чтобы устало запрокинув за плечо зонтики, усесться в сухой юбке до колен на траву. Бесы растворяясь будут рассеиваться у самой ближайшей звезды, чтобы забирать от неё свет к узелкам крыльев и глаз. Линии уходили в дальние мосты через парк, когда струны деревьев рвались от бессмысленного дребезжания ворон по ветвям, которые с влажным треском падали к корням в чёрном источнике звука. Палаты в коричневатом золоте для обеззараживания стен, пухли от напряжённого выжидания месяцев, которые утром по приглашению развернутся от кружки и пойдут вслед за санитаркой к своему автобиографического снимку на долгую память. Календарики в отрывном обороте листов, в конце года будут истерзаны и увлажнены жирными отпечатками с бабушкиной руки. Летними звёздами зацветёт над стадионом углубленное пальцами солнце, которое впадёт в беспочвенную горячку и станет задыхаться на полу в коридоре, когда ему не хватит мягкой койки из трав на положенной по страховке земле.
Воскресенье, 22 Декабря 2024 г.
12:16
Тайные ключи от бездны вошли в озеро печали и развернув по круг всю воду притянули меня с берега к бессонной беседке. Он изогнёт ступню так, что подача звезды к луне станет лёгкой и безмятежной. Выпросить лучик солнца у врача, когда он уже почти сбежит со смены и только отговоркой сможет остановить мой подрагивающий за сердцем плач. Листва за стадионом станет темнеющим пятном уплывать к фонарям трассы, где останется лишь один автомобиль самопомощи с белым крестом на красном ручье через всю боковую стенку. Остановка укроет в своей распахнутой комнатке только одного подростка, который будет стараться опустить длиннющие руки максимально глубоко по швам своей небрежной фигуры. Голоса в коридорной мгле станут короче и плохо сложенные под окнами слова прервут говорливую ночь у самой последней линии к бездне. Больной заберётся на кушетку с ножками и сложив всё своё тело в кубик, примется разгадывать мутный за очками кроссворд, делая ночные пометки в клетчатом поле. Я буду смотреть на него с бессонной стороны, ещё надеясь уснуть в одиночной компании вполне себе отрезвляющего мою тень холода. По коридору в руке мальчика промелькнёт разбитая в плоскости лекарственная чашка с обожжённой ручкой для скольжения по тумбочке. Парень сбежит к посту за часами и защёлкнув серебряный ремешок на запястье, станет поглядывать на мою рядом дрожащую душу без вызревшего металла и стойкости. Парень производит наркотическое и странное впечатление ничем не озадаченного человека с мусорной шахтой в зачерствевшем до синевы сердце, которое ещё спешит проснуться в табачном пятне сброшенного на дно глаза. Трава поднялась к луне на горизонте трассы выше и точно касаясь каждой больной точки своими стебельками в конце концов покорно ложилась на ледяной тротуар, чтобы к утру погибнуть от переохлаждения чувств. Листва над окурками превращалась к вечеру в полыхающую тень, которая серыми разводами старалась живо исписать всю детскую площадку, пока ночь не накинет на пепельную фигуру свои оранжевые кисти от рядом блюющего в туманной пене заката. Двое с сигаретами и одной только зажигалкой, висели на бедре скамейки и молча протяжно курили под заразительным дождём перед помолвкой луны с ангельскими пятнами новорожденного в разлуке солнечного младенца. Питаясь своими громко сокрытыми словами, я всё ближе подбирался к секретам своей ароматической жажды, которую часто испытывал на рассвете, когда крылья мои начинали поскрипывать от недостатка холода за плечами. Я приблизился к киоску, чтобы проводить взглядом белого отца и низко любящую жену в куртке тонкого мужа. Ребёнок присел на плоский уступ под возвышенностью и не держа тучного пса на привязи, склонил фиолетовую голову к шапке травы. Цветы за витринами табачной лавки были искусственно стянуты фольгой и дымно оседали в пепельницу вместе с никотиновыми лепестками, которые продавщица смахивала указательным ноготком, чтобы искурить тонкий стебель до выступления сока. Я иду очередным маршрутом и выхватываю лишь блики вечерней обстановки, которая кажется оживает с каждым моим глубоким шагом и оставляет подследственный луч в приговорённом на ночь слове, чтобы показаться за решётками стройнее и строже. Выхватить из её ладони придушенное солнечное сияние, которое в рукопожатии начинает оживать и стараться подняться к потолку повыше, чтобы сделаться свободнее и ярче. Я иду мимо лечебницы и фонари молчаливо упрекают меня в расточительности идей при ночном свете, куда падает мыслями девушка с головокружительной площади всего моего бессонного городка. Ждать приёма у стойки с газетными вырезками и вчитываясь в жёлтый рецепт под слабо подсвеченным окном, радостно выбраться по лестнице из больничного отражения. Сесть за клеёнку на дубовой доске стола и вложив тетрадь в жирное пятно у подоконника, ручкой оставить на щеке синий неглубокий шрам, который можно будет смыть мылом. Хирург посмотрит на меня свысока и в белом свете многоликой лампы прикоснётся к моей промёрзшей на каталке руке. Позади себя я услышу женский голос и стук воды о раковины, которые будут схожи с глубокими мойками в посудомоечном помещении. Молоденькая девочка в розовом образе медсестры шустро пройдёт по коридору и захлопнет за собой дверь в столовую, когда я сидя на стуле буду ждать от неё тайной улыбки. Высоченный доктор в длинном до туфлей белом плаще зайдёт в палату с приёмником на стене и приложив руку к плечу старушки, осмотрит мою невольно сжатую челюсть. Отец и брат присядут рядышком с койкой и ещё будут смотреть на мой угасающий во сне телесный лик, когда в палату ворвётся шумная санитарка, чтобы выдать мне положенное бельё. В коридоре будут слышно суетиться пациенты и персональные дети, которые под ручку проводят плачущего отца к отдежурившему ангелу. Беспечно смотреть на выбившуюся к земле звезду и растирая ладонью пот на стекле маршрутки, видеть, как изменчиво меняется её свечение, когда подвижно синеет над многоэтажной игрушкой.
Суббота, 21 Декабря 2024 г.
10:29
Ночные попытки перестроить бессонницу и уложить свою душу на глаза в мат. Утренний переход к школе, когда в небо вторгается одна лишь звезда, чтобы нестись по течению голубой вязкой реки к трубам далеко зависнувшего завода. Бездыханная клетка с водой на груди прикоснувшись к линейке балкона, стала вздуваться от нехватки мест для одышки доски. Стрелы с антибиотиками на металлическом столике были уложены в ряд с новогодней ватой, которую больные бросали на ступеньки между этажами, когда спускались покурить к выходу. Птицы мелочно щебетали под сухими кронами яблонь, пока больной ещё только подносил к подбородку помятую сигарету из пачки рядом стоящего соседа. Стараться только быстрым шагом покинуть коридор и в пролёте прижаться к стене, когда на встречу будет подниматься смертельно вялый больной с пакетом для продуктов. Он захочет вывести меня на дымную беседу перед входом, но я спиной стараюсь сдерживать дистанцию и от этого тревожно вырываю из лёгочного круга самые воспалённые цитаты. Сидя на высоте стадиона, я буду наблюдать девушку с позеленевшими после школы волосами, когда она с оголённым поясом станет вальсировать на беговой дорожке перед коляской и незнакомым человеком, который не покажет своего лица и так и останется в моей памяти лишь фигурой со спины от солнца. Прижатый к трибуне хвостиком из снов, я не поспешу расправиться со стопкой тестов, которую выдаст мне женщина из областной палаты, куда я то и дело стану сбегать с не вымытой кружкой для слов из души. Ветер собьёт с волос сухую пену после душа и весь стадион зальётся осенним пьянством, которое завершится ночью в драке с карточной колодой теней. Этажом выше прямо над моей койкой закашляется на всю ночь неведомый пациент с одними только лёгкими вместо тела, которое утром из окна окрикнет соседа и выпросит себе пива к пустому завтраку. Поднося свои лица к солнцу из столовой, больные с протянутыми мисками будут черпать лучи из супа и покусывая чёрную лунную корку по краю, смотреть в грудь соседа по столику. Обеденный переход после бессонного кручения мыслей в бездорожном болоте палат, куда сползают от берёз пьяно шатающиеся по окнам тени. Отвернувшись к тоске, женщина укроет свой подбородок пустым одеялом с тёплыми в молоке звёздами, которые подадут к завтраку вместе с недочитанной книгой без чувственной обложки на первой полосе приёма. Природа запрячет берег в своей лечебнице из клёнов, к которому сойдутся дети и станут холодно рвать варежками ещё оставшиеся после болезни рецептурные листки с ветвей бессонницы. Едва прикоснувшись к стене я чувствую себя уязвлённым и сердце стучит по точкам всё сильнее, когда к луне подносят зеркальце, чтобы луч осветил весь хронический рисунок писателя на снимке дома. Гордо повернуться к обидчику спиной, когда дверь выжидательно заскрипит в коридоре, чтобы меня пригласили к собственному лицу и измазали глаза кровавой гуашью. Переулок в дожде из людей, в пятницу засветится под ногами, когда я скользну от школы по листьям и буду вглядываться в пустые коробки взглядов встречного прохожего. Одноэтажный универсам вдохнёт в своё стекло толпу людей и согрев шумный воздух между касс, закроет свою широкую светящуюся рану с уходом последнего посетителя. Я встречу свой полюс на свёртке потерянной бессонницы, которая в женском обезболивающем наряде притянет меня к лодке на разбитой койке. Коснуться холодной тарелки с тюльпанами на завтрак и променяв чужую любовь на свою, неловко опрокинуть цветы к фонарю над уличной проезжей кроватью. Остаться в наполненном одиночестве и не проявляя печали, скинуть с луны бессонного конькобежца, который вот-вот упадёт с приходом солнца на растопленном рассвете. Выкинуть из дыры под глубокой дверью своё сердце и заполнив лёгкое шумом из палат, пробежаться по коридору с позабытым у женской тумбочки фонариком, который осветлит все её тревожно выношенные секреты. Вся комнатка поднимется к луне, когда я задремав на столе с зелёным самописцем под носом, буду видеть свои пламенеющие формулы, которые только-только лягут на поля и смоются в дожде вместе с утренним фонарщиком. Снег будет неподвижно набираться в клетку перед входом и в розовом свечении от рядом мерцающего под деревьями фонаря, покроется искусственной корочкой худенького льда. Убитый в парке цветок с белыми мыслями на тонком ручнике рассудка, даже упав ещё хотел услышать чем окончится порыв ветра за солнцем и как глубока будет сегодня луна в своём разрезе. Пустота билась о реку и возводя волны над берегами, продолжала тайно мучить своего обладателя, который забыл отнести к солнцу севшую на глубину бессонницу. Вечером снести все муки ожиданий к злой молитве и разбросав заученные крошки перед лицом сестры, затаиться в нервном покрывале для встряски бессонницы. Пациент слепя свои чёрные шарики глаз будет стараться не уснуть на только-только оконченном действии или полуслове, когда его вновь притянет к снотворному очагу новая тёплая порция сновидений. Мастерская часовщика в старом здании над давно знакомыми проспектами была заперта в окошке, но я продолжал надменно стучать по рыжей дощечке, пока прищуренный человек не выглянул из-за стекла и не указал пальцем на лестницу.
Пятница, 20 Декабря 2024 г.
09:20
Синеватые гроздья до витрин свесились с карнизов украшенного перед рождеством универмага, который ещё пустовал без посетителей. Увернуться, чтобы быстренько пройти через двор и уже ступить с тротуара на влажную дорогу. Углы стали белеть в тумане и вся листва у подъездов прела в пару пасмурного утра. Женщина с фигуркой собачки под мышкой вела свою дочку из начальной школы, когда та пыталась огладить по накидке питомца, но была поругана по какой-то причине матерью. Я шёл по настенной линии многоэтажки, которая была покрыта пенопластовыми листами, чтобы можно было костяшками пальцев простучать всю поверхности и услышать, как звучит утеплённая пустота. Тут же бросить проездной чек в металлическую урну, которая не касаясь асфальта, держится на ножках, чтобы отклоняться по оси в любом удобном для дворника положении. У подъезда сидят давно знакомые мужики, которые произнося креплёные слова, ведут отрезвляющие минусовые разговоры с только-только подошедшими к ступенькам покупательницами сплетен и склок. Луна торчит в коридоре и не желает уходить из глаз, которые мокрыми пятнами притягивают стыдливый свет и слезятся до боли от лучей ещё вчера посаженного в клумбе солнца. Гром сотряс стекло в трещине окна и успокоив нервный стон подоконника, подскочил к спинке моей кровати, чтобы пробудить подушку с живой ватой под тканью. Спрятать свой кустарный дым в будке заброшенного двора, куда мы сможем попасть если только не побоимся исцарапать все руки о шипы малинников и сухие корки яблонь. Сорвать ещё совсем зелёный плод, который кисло обжигает губы, когда хочется нетерпеливо проглотить молотую во рту мякоть. Жирными клочьями на майку сойдут ледяные подтёки из продранной звезды и сев на шею своего одноклассника, я унесусь по мостовой родительского тоннеля, чтобы не возвращаться к белой жертве на сменной в лице луне.
Заварить колыбельную звезду в ночной чашке и лишаясь бессонницы, идти к кухне, чтобы смотреть на поигрывающие секундами часы в красной огранке духового алтаря. По небу не бегут облака и вся моя выпрошенная комната холодными линиями собирается в палату, куда не проникает свет со двора и куда спешит лишь сестра с градусниками в банке, которая запотевает на посту, когда ещё просто стоит под замочком за стеклом шкафчика. Вновь сойтись с больным у окна и видеть его усталые глаза, которые опустились к чёрной крыше пищеблока и выслеживая куда взойдёт редкий дым из цилиндра трубы, почти падает к батарее. Я произношу свои напряжённые речи перед пациентом и он медленно держит в себе ответ, который мне вовсе безразличен. Я продолжу описывать свою застрявшую в груди стену и ударяясь об очередную картинку из твёрдого материала бессонного скульптора, который разбивает свои творения ночью, чтобы утром собирать с пола вновь. Бессонница уведёт меня в лесной круг из мусора, который охраняют сбежавшие от лекарств пациенты, чтобы смеяться с каждым глотком из пущенной по зубам бутылки. По трассе пронесётся высоченный грузовик с длинным ящиком в сером покрытии, которое будет овеяно летним ветром и унесено вдаль ревущей кабиной. Отталкивающее видение на лавочке, где пьяную женщину целует молодой ребёнок с сигареткой в ухе. Я взялся за балку турника и отпустив спину, упёрся ступнями в щебень, чтобы чувствовать, как напряглась в наклоне моя грудь. Странно переставать страдать среди ночи, когда бессонница также жёстко повязывает мои носки своими мокрыми бинтами, которые хранились при луне и развязно ждали, чем закончатся мои судороги. В горшке распускались влажные фиалки, пока я только отвлечённо считался с мыслями, держась после бессонницы за пластик нагретого подоконника. Бессонница освободила все свои придавленные тревогами ткани, чтобы нанести серебряный узор на отстёгнутое сердце избитой в парке подушки. Позируя на остановке одноклассница прислонит своё ушко к моей щеке, чтобы улыбнуться сквозь губы фотографу на тротуаре. Они будут кучкой стоять у стеклянной стены универмага с розами и сжимая пальцы в кулаке, стараться показать запрещённый жест перед выпускной встречей. Бабушки с корзинками, которые плотно набиты полевыми цветами, сидят под зонтиками и поглаживая по лепесткам свою отцветшую мелочь, стремятся не попасть в руки солнца за домами. Оранжевая высотка становится ещё ярче при наклоне резко взявшегося за небо солнца, чтобы радовать мои представления о свободе за стёклами маршрутки. Деревня станет оттаивать после февральского опустошения и грязь соберётся у собачьей будки, чтобы цепью взбиваться в противное болото, куда придётся ступить, когда захочется выйти к полю и поникнуть тенью в бессонной яблоне. Ладонью стереть математическую формулу с доски, чтобы продолжать растягивать мокрым мелом свои бессмысленные знаки к нижней полочке для указки. Ветер носит мысли до полного исчезновения чувств за границей садов, которые собирают пчёл и птиц в своей листве, и забирают простывшие облака к теплу земли. Он достанет к парте мой потерянный учебник с моей подписью в графе после содержания и я радостно остановлю свой плач на обложке с алеющими между строк парусами. Дождь выскочит на моей губе и пена брызнет из глаз, когда я приближусь к её тени и прибью серое отражение твёрдым лучом к длинным ногам. Словить взгляд луны с земли под вялой кроной оперённого дерева, куда с аттракционов слетают пьяные вороны, чтобы искать себе более удобное небо. По всему саду растекутся усталые родители, чтобы ловя малышей на траве, не дать детям испачкать в зелени розовые коленки. Жаловаться на снотворную печаль, когда к тумбочке подберутся родители и выплакав пустые слёзы в раковину, уйдут через коридор к проходной у подъёма к хвойному уголку. Неврастеник с пуговичками вместо прищура, уже подойдёт ко мне вплотную и в темноте лесного квадрата, протянет мне мягкую ладонь. Он оставит машину у поворота и пешком будет искать выход из больничного окружения. Мы сядем на лавочке и вытягивая из пакетика булочки с изюмом, будем смотреть на едва уловимую волну над больницей, которую оставит небо перед своим окончательным закрытием.
-
Снимаю с шеи стену, чтобы показаться лёгким фундаментом между солнцем и тюремной звездой под решёткой потолка. Маленькое левонабережное окошко к реке, стало шататься в бетоне стены и пропускать свои волнующие лучи к давно завешенному взгляду спящего на полу покойника. Глаза засверкали в осенённом море зеркал, когда к дверям подошёл советник, чтобы только постучать ключом по засову и уйти к себе в бытовку обратно. Голодный после сна человек потянулся за ложкой мёда в сахарнице и уже старался дрожащими губами взяться за алюминиевый краюшек прибора, но двери отворились и в камеру вбежал его тощий образ, который стал убедительно биться о плечо оживающего по струнам инструмента и отчаянно проситься к велению бессонного регулировщика. Начинающиеся звёзды сходились у высокого берега озера и сталкивали с травы лучи вчера оттаявшей луны в воду. Вновь лечь мимо подушки и обернувшись к окну, видеть лишь истощавшее крыло балкона, куда иногда прилетает один голубь, чтобы скользя по кромке метаться в точке равновесия. Вести пьяного хозяина к дому по тропинке и только приблизившись к калитке, узнать тот туман, который давно поднялся с земли, чтобы стать сегодня и моим туманом. Он всегда идёт по сквозной дороге мимо хат, чтобы не проснувшись сердцем, искать подходящую себе форму для души, которая просится к переполненной бутылке. Я остановлю его на изломе берёзы, которую уже год пытаются разобрать на дрова живущие по соседству фермеры. Телевизор за занавесками громко извещает о своём присутствии в доме, пока я минуя чужой двор, рассматриваю серый круг отравленного шампунем колодца. Вонючая тропинка ведёт меня к проёму между хатой и летней кухней, где стоит лавочка с объедками и восседает укутанный в щетинистом пиджаке человек, который не против завести со мной беседу, но запахи здешние настолько остры, что я автоматически удаляюсь без объяснений. Я раскусил своё сердце, когда оно только-только проснулось от тревоги и пугая лежащую неподвижно мать, стало нервно биться от ребяческой незащищённости перед человеком с пышной грудью за створками халата. Болеть сидя на койке и вместе с полной санитаркой считать чайные ложки перед отъездом в дурдом. Мужчина не снимая белого колпака будет болтать с водителем о встречной жизни, а я буду сидеть в салоне и смотреть на ящик с бутылями, которые будут дребезжать в картоне, но не трескаться от побоев. Одиночная палата и вкусный суп будет испаряться к решетке на окне. Они будут парочкой сидеть на кушетке и не сходясь в поцелуе, смотреть на зеркальный пол и розовые на двоих тапочки. Он в чёрном потном камуфляже проснётся после обеда и будет делить на столике в палате торт, пока от него не останется только кремом измазанная подставка. Человек на поставленной подушке будет смотреть в перевёрнутый телефон и как-то презрительно осматривать приходящего в пустую палату гостя. Ненависть затаилась в углу и бессонницы призывая к ответу все снотворные силы, вырывалась из сердца на помощь обозлённой служанке, которую застали в свете луны за поеданием звёзд. Мост будет скоро разобран и повсюду загудит техника, которая призвана будет мост поднять с оврага к голубой смоле навсегда опороченного неба. Одинокий техник в каске перейдёт по линии к серёдке основы и смело закричит на человека в кабине подъёмного рядом крана. Смола зашипит на краю и возгорится на миг в бочке, когда вся площадка останется без людей и только моим взглядом будет отмечена и перенесена мысленно в белую главу парка. Мамочки закроются в кухне и расстелив по тарелке тесто, станут громко беседовать по телефонам, которые разобьются тушью на рассвете о стёкла луж или тротуаров.
Четверг, 19 Декабря 2024 г.
09:38
Я удаляюсь от дождём омытого края больниц и ступая на каштаны спешу к остановке на кольце. Хочется забиться в спальный угол своей комнаты, которая по сути не является моей. Родители возятся на кухне, пока солнце только подступает к подоконнику балкона, чтобы вылиться на морозильную камеру, на которой начинают дребезжать пластмассовые вазы с фруктами, когда камера накручивает реле. Я ещё снотворно вял и мысли мои в предельном углублении рассудка раздуваются на розовой койке, которая проваливается в подростковый шар отнятого живота с моим натянутым выдохом. Пытаться собрать все силы к сердцу, пока оно ещё не убежало к окну, чтобы покрыться тенью от занавесок и не уснуть под тёмной лампой, которая ночью оживёт после щелчка слов по клеточкам моей зажжённой бессонницы. Искать в голубой тени гелиевую ручку и открывая попеременно все тетради у монитора, касаться пальцами мест и стыков, где скрепки стягивают всю стопку в один чёрный парус. На полочке зажечь светодиодного малыша с зелёной шейкой, чтобы попытаться карандашом пригласить к странице мысленные точки из чувств. Снова лечь между подушек на твёрдое колесо бессонного велосипеда, который вывернет холодный руль к моей шее, чтобы прекратить ход чувств от рассудка к сердцу. Словно салатовой ночью по горизонту пробегутся сны, только не из моей истории вырвутся к небу молитвенные слёзы из сердец одной только монахини в лунной келье со звёздами вместо свеч под девственными одеждами закатов. Листья с радостью прилягут к лунному корню, который уйдёт на девять этажей выше, чтобы слиться с ветрами и озарить ветви серебряными струями из перевёрнутой к солнцу дождевой бездны. Сараи в белой тоске перед учебным забвением, пропитаются дождевой призрачностью, когда я буду дрожа стоять на крыльце и чувствуя, как увлажняются мои тонкие носочки, долго не сходить со ступеньки. Утром мы будет сидеть у чёрного круга сковороды и ждать, когда бабушка разольёт по тёплым кружкам пенистое молоко, которое сбегая то и дело будет небрежно разбиваться струйками о клеёнку стола. С целью заполучить отдалённую точку к вечеру я обойду поликлинику, чтобы точно знать, как скоро на первом этаже завершится изболевшийся день и перед фиолетовой дверью уже не станут собираться в толпу подростки с баночками в жёлтом платочке. Туалет через открытую настежь дверь станет с паром выталкивать к коридору хлорные облака, которые уборщица завела в своём свежем ведре и выпустила по трубам и кафелю вместе с движущимся к порогу горизонтом швабры. Ложка звонко ударилась об ушко миски и вылетела на столешницу к коленям кашляющего старика. В свитере цвета хаки сидел у стенки пожилой мужчина и помешивая жидкость каши, присматривался к помещению столовой, опуская и приподнимая в высь потолка морщинистый подбородок. К обеду в его лёгкой камере возникал сумасшедший вой кашля и тогда старик уходил погибать в коридорчик туалета, но кашель не прекращаясь продолжал будить весь этаж и медсёстры оставляя пост осторожно приближались к изогнутому над раковиной туловищу, чтобы только с тревогой наблюдать за долгим выходом скомканного в груди сердца к гаснущей лампе приступа. Ивы собирали в свою макушку свет из туалетов лечебницы и я переходя через проходную начинал держать своё сердце в кулаке, чтобы затаить свои льющиеся дождём слёзы на пышном покрове развеянного дерева. Стадион был совсем рядом и толстые колонны ограждения покрылись тенями в траве от деревьев, которые сохраняли в линейке пугающую тьму закрытой границы между болезнью и жизнью вне души.
В разверстый круг реки с моста бросили крупный камень, чтобы камыши не шелохнувшись прислушивались к извержению вулкана на дне давно умершей воды. Слушать, как стонет в изломе карниза маленький ветер, который хочет стать взрослее, но бросая все силы в проигрыш, делается ещё ранимее. Пустая коляска на привязи срывалась у стены детского сада, пока пьяный отец за калиткой ждал жену с не выспавшимся ребёнком. Один, только дешёвый леденец в сумочке матери, шевелился под молнией, чтобы дома быть вмиг раскушенный по горькой сердцевине. Брат упёрся в спинку дивана и вся широкая накидка неудобно сползла к плечам, чтобы брата спугнуть и заставить встать для подправки. Субботним утром неохотно подойти к поликлинике и вспомнив все свои ночные перевороты от края до края луны, взять дверь за ручку и увести к парку, где уединённо с книжкой на коленке и рядом стоящей коляской, сидят молодые мамы. Скамейки покроются сладкой влагой от ночного дождя и летние лучи из рассеянного воздуха примкнут к низкой спинке лавочки, куда сядет ветер и собьёт последний упавший в жёлтом парке лист.
Оранжевые ветви прикроют солнце от точечной стрельбы ливня, который отыскал себе истечение из тысяч путей, куда его долго уводила одна лишь голубая звезда в несуществующей волне беглой реки. Полоснуть ночь своим выисканным под подушкой крылом, которое мирно раскрылось в бессонном засове и указав путь звезде, приподнялось от пояса к чёрной туче. Листва в шаре крон задвигалась, когда солнце будило птиц и выгоняло сияющие стаи к небу. Тень от лесного барьера медленно двигалась по полю, когда женские загорелые тела переворачивались на полотенце, чтобы свернуть на груди отошедшее солнце. Я спрячусь за промежуток между клёнами, куда иногда будет стремиться ударить проницательный луч от где-то живущего солнца, чтобы меня сдвинуть от ворот и заставить идти по встречной дальше.
Голова будет вместе со сном опускаться к табуретке, на которой в разрезанном виде отекает дыня и мимо которой я разбрасываю по палате фантики от лекарств. Сбежать вновь к кабинке, чтобы тревожно опустившись на дужку и не снимая оправ с души, смотреть в гордо приподнятое голубое затмение на испачканном рисунке окна. Мы подносим солнце к учительскому взгляду, чтобы заручиться оценками и пересмотрев все свои утренние ошибки, кинуть солнце в урну с огрызками звёзд. В класс проникнет тень с дымящимся налету коробком и когда дверь захлопнется за ней, мы услышим крик в фойе, куда с улицы ворвётся морозный порыв дверного ветра. Сегодня с повязанной красной марлей на руке я буду свободно гулять по этажу школы и не обращая внимания на свою приостановленную дежурную кровь, рассмотрю пушистый вазон с белыми цветами, на которые снизойдёт серебристыми нитями расстрелянный у стены заднего двора лунный очевидец.
Среда, 18 Декабря 2024 г.
10:02
Пламя перекинется на душу, когда в ночнике закончится масло, чтобы гладко стелить по груди своё жирное горение. Я пройду мимо мостовой, чтобы не сближаться с парком и не стать уязвлённым жертвенником для приношения бессонницы к огню. Всю ночь у подоконника будут мерцать тенями затерявшиеся в радуге звёзды, которые выстроятся по солнцу и станут вспыхивать на закате. Над площадью кладбища станут опускаться шарами наши нафантазированные перед глазами праздничные блики от солнечного ядра, которое будет разделено надвое и по очереди взорвано, чтобы найтись на обложке учебника уже в разогретом видении сентября. Солнце набросится на солнце, когда мы станем прятаться в зале у стен, и не решаться ехать к озеру, которое я ещё только могу представлять от кислородной жажды по всему плывущему между лент телу. Скользнуть по табачному склону к дымящейся луне у теплотрасс, чтобы обогреть бесприютное в фильтре сердце и подсветить свой лёгочный цветок коричневатым излучением, чтобы отбросить болезненно окуренный стебель к её вытканным из звёзд косам. С наркозом убежать к сердечному камню, который тёплым знамением упёрся в лунную тень экрана и теперь стал виден за широкой дорогой, куда поманит меня сладкой бессонницей ветер, чтобы рассмотреть все прооперированные надписи в углублении зрячего зонта. Пройтись по влажной шине и едва не опрокинув мятую резину вместе с телом, спиной сбежать к забору, который прячет у калитки огонь сирени от взглядов библейской бабушки. Бабушка развернёт книгу на сто восемьдесят градусов к луне и отпевая солнце, уснёт на горизонте рук в объятие молитв. Слишком высокая кровать, чтобы достать с колен до матраса и протяжно улыбаться на созвездии ковра, который неловко от тяжести вздыбился в месте, где был сокрыт глубинный проём для забитой после смерти деда дверной коробки. Ласкаться к толстому свитеру на бабушкином теле и перекинув через её ноги свои, смотреть на малюсенький огонёк в зелёной звёздочке от дождливого отблеска за кухонными кустами, которые прячут наглядную ферму. Огонёк всегда притягателен и чувственно свеж, когда хочется уйти от телевизионного тумана к холодильному ящику рядом с которым висит окно для ловли впечатлений из ночного тоннеля. Дождливые струйки покрывают мелкие камешки по всей белой коже стареющего асфальта, чтобы охладить воспалённые участки перед жарой, которая обязательно сделает лицевое покрытие похожим на пористый заменитель шоколада. Оказаться в центре соседского зала и иногда поглядывая в пену телевизора, слушать о чём с кресел говорит поправившаяся хозяйка, когда ставит на стекло столика чайную кружку с жирной ручкой. Рекламные буклеты скомкались на краю и я выбирал из стопки потрескавшиеся глянцевые листки, чтобы не читать, а только по буквам пальцами оглаживать скользящий образец. Цветы забились за солнечный угол кладовки, чтобы ударяться бутонами о светящуюся жесть и разлетаться на грязные лепестки при фундаменте. Мысли разобьют висок и станут раздражительно выдёргивать из него все чёрные нити, чтобы совать в душу окровавленные перья от прислонённого к подтекающей щеке материнского крыла. Дождь перешёл в третий класс из другого неба и до ночи считал свои капли на краюшке крыши дома, пока брат ворочался без одеяла на лихорадочной простыне, куда из окна отбрасывался голубоватый луч от бутылки с жаропонижающими цветками. В пыльце дороги рассмотреть кошку с котятами, когда те ищут в серебристой шерсти молочные серёжки, которые не оставят их обеднёнными или голодными одиночками при жизни с подброшенными родителями.
Бутылки из синего и зелёного стекла стыли на столе с опилками, когда к этикеткам подбирался пыльный луч от заплывшей за луну рамы, которая вот-вот упадёт к столу с подоконника и станет недвижимо пересекать спальную комнату до следующего прилёта ночи в нежилой дом прадеда. У печки будет гнить софа, куда раньше забиралась кошка, чтобы спать на лотосе женской позы, которую случайно состроила моя мама. В полном болевой скорби состоянии войти в лесную тень с девушкой, которая безжизненно улыбнётся в поцелуе и потянется руками к моей пояснице. В столовой я попытаюсь расслабить хватку болезни и буду стараться глубже дышать над переполненными лёгкими, в которые сольются все приторные пенки от лекарственного коктейля. Видеть, как отворилось треснувшее окно под чердачным помещением девятиэтажки и услышать протяжный крик ветра, который обивает все слабые в стекле углы своими высокими частотами. Отвернуться к спинке дивана, чтобы не чувствовать, как искривилось моё лицо в попытке закрыться в лабиринте сна. Давно знакомый фильм вызывает некое упоительное отторжение всей новогодней атмосферы, которая наполнится изнутри светящимся паром и волнительно осядет под кроватью в печальном забытье давно переношенной любви. Холодный голос из динамика станет теряться с первым появление на щеке капель, которые ещё не назовутся слезами и в юношеской поилке иссохнут во время выпускной бессонницы с терновой лентой для сбережения ночи в болевой бабочке на худой конец шеи. Я вновь вернусь от церкви к парку и буду петлять по саду, пока не проголодаюсь в городе, чтобы на подъёме мостовой открыть дверь в булочную. Нервно ожидая звонок из сумочки, пить чай и взглядом впиться в кромку, которая перекрывает весь вид на улицу и поэтому возвращает меня к преступным мыслям с пустой совестью. Вытянуть вместе с тетрадью луч и усевшись за парту, спокойно ждать, когда к столу подступит учительница с плохо вымытыми от мела пальцами, которые будут скользить по журналу химии в поиске моей формулы. Всегда пугающим тоном, который любому покажется успокоенным, а на самом деле бьющим в мишень сердца, которое с наступлением даты начинает уклоняться от пульсирующей волны сильнее обычного. Я зайду в паспортную комнатку и усевшись к столику машинистки буду сдерживать першение в кольце горла, которое притянут за цепочку к ответу ночные слова проводницы моей неуправляемой бессонницы. Купе будет светиться лишь в приостановленном положении акта, когда с перрона к девушке подойдёт уставший безбилетный любовник. Тюльпаны упадут к узорам деревенской вазы, которую теперь выставили из дождливого дома к подвалу, чтобы она собирала в мутном сосуде все только-только показавшиеся из стекла цветы. Врач влетит с накрахмаленными крыльями в палату и поднеся к подбородку серебряную иглу, чтобы прикоснуться ею к ложке души упавшего в парной ангелочка после приступа эпилептического голодания. Карабкаться по лесенке из окон, которые сложно сойдутся в одну шахматную доску, чтобы к полуночи оставить лишь один случайный квадратик, откуда моя патовая фигура уже не сможет двинуться ко сну дальше. Слова подорвутся у горла и замолкнут перед её губами, чтобы удалить всю ложь с пояса когда-то хорошо сложенной богини. Листья будут падать к их коленям, когда они прижавшись к древесной коре плечом к плечу станут удерживать одну раскрытую на двоих книгу. Оставить мысли о достатке за ремонтной трассой, куда всё ещё продолжают прибывать просроченные облака с летними конфетами.
Вторник, 17 Декабря 2024 г.
09:02
Боже, как же я устал от молитв в женской келье, где царит хаос и бессонница с ложками для перемешивания чувств в дальнем от себя углу. Я сяду за приставленный к поясу столик и стану мерно пить больничный суп, который окажется сладким и довольно горячим, чтобы приступить к тарелке без опасений. Я точно стану утопать в неестественной листве сада, в который перед сном заведёт меня она, когда не глядя будет вести за ручку и страдать в солнечной дуге над дождевыми полипами облаков в носу подростка. Затормозиться на самом краю лестничного пролёта, который посажен в световую формочку из рам, куда липнет солнечными бинтами небесный ожог. Я тускло вхожу в младенческое фойе и вижу низенький столик между кресел, и ещё свет от ламп в левом коридоре легонько касается линий квадрата перед самой лестницей. Я рядом с отцом вступлю в пролёт и первым делом осмотрю широкое окно до которого мне ещё не дотянуться со ступенек и не охватить сердцем. Здесь пахнет одномоментным клеем и этот аромат безумно приятен в нанесённом цветке, когда хочется задержаться у стены, чтобы не спешить собирать рисованные слёзы в шарф на прогулку. Я специально иду мимо сеток с детьми, которые не дают постороннему оказаться на территории сада и забрать на вечер чужого ребёнка к телевизору. Вспыхнувшие бессонные воспоминания, когда я позируя у ваз в положении сна и помню лишь свои коричневые глаза под голубыми щеками. Мы поднимаемся к этажу ползком и ещё тащим за собой ломкий плинтус, который касаясь луны осыпается на мои колени. Жутко переваренный до пены в горле луч от солнечной травли, проносился через домофон и ещё долго остывал в переносице, которую ночью стирали холодными полотенцами стражники. Головная боль выкручивала проволоку изо лба, пока юноша взбирался на незнакомый крест, чтобы снять табличку со своим именем и выкрутить испорченную лампочку из ребра. Сделаться мёртвым или нежным покойником, который сонно дёргается на заднике своей умчавшейся души, пока маршрутка собирает все утренние огни в тройственный фон над заоблачной больницей. Человек, который был схож с причёсанной вороной, уселся напротив моего плеча и усадив ко мне свой ранец, стал мять пальцы на клавиатуре телефона. Я поспешу уйти из трассы и закружиться в новогодней толпе на кольце, чтобы призрачно упасть на переход. Отделение от теней, которые ночью сеют свои голубые зёрна на мою постель, чтобы к утру взойти бессонным туманом в подарочной звезде. Я осмотрю простынь на предмет ран, которые могли быть раскрыты ветрами и бессонно обожжены в месте соприкосновения матери и младенца. Голова снова качнётся в орбите и не находя путей пойдёт по привычному кругу к луне, чтобы сочно прижать её к отобранному солнцу. Я усядусь на бордовую стенку половика, который твёрдо упёрся в батарею и теперь грелся под музыкальным центром. Идти по остывшей аллее, чтобы быть ближе к её дому за супермаркетом, куда забились подростки и теперь в обнимку сияют за витринами. Зима подходила к ленточке финиширующего календаря, которая не может быть собрана изо льда и брошена в огонь. Ехать на велосипеде к магазинчику и приостановившись оступиться у края, к которому уже уныло подступают гуси, чтобы обивать забор крыльями. Племянник попытается перегнать луч с внутренней улицы и я увижу первое колесо, которое на скорости станет мчащимся вторым, когда трасса словит его в чистом падении на саднящем до колен щебне асфальта. Мы подкатимся к лесу и остановим ход прямо в луже, куда станут наши ноги, чтобы вновь прыжком оказаться на сидении велосипеда и продолжить езду. Деревня за семь километров будет уже не видна за чёрным поворотом из елей, когда мы без оборотов будем смотреть в свою мягкую постель, куда ночью сойдут все наши безумные сны, чтобы успокоительно лечь после поездки под укол. Синее небо над сараем соседа станет белеть и кое-где рваться на голубые клочья, когда я встану к окну, чтобы после глотка воды снова вернуться в зал. Бабушка будет во сне поднимать свой большой живот, пока гладкое одеяло не съедет под дубовый стол и не рухнет у ножек. Этой бессонной прелестью после раннего омертвения чувств в облаке розового оврага застучит чьё-то сердце и я опущу подбородок на подоконник, чтобы по-соседски видеть, как кошка меряет лапками балку карниза над болотом курятника. Брат поздно уснёт у стены и безвольно проспит до обеда, чтобы без мыслей усесться за остуженный завтрак, который будет выставлен в кухонной галерее под носом седовласой старушки по тонкой линии деда. В белье у стола встанет мой бледный дед и отругав сестру у окна притушит голос о худое ребро печки, когда станет откашливать в огонь растрескавшиеся брови с отпечатками злости между гвоздиков, которые кровно скрепляли её с сердцем когда-то дорогого человека.
-
Деревня за перекошенным полем уже выбивалась фонтаном из людей, которые суетливо прыгали к ветвям солнца, чтобы сорвать первые лучи и по-воровскому унести в кладовую ночи. Будильник за истёртой занавеской покроется пылью и не станет больше звонить на тумбочке под окнами, потому что поникнет в механической тоске по ушедшей за сердцем бессоннице. Крикливый ребёнок оторвётся от груди сиделки, чтобы зажечь лампу над её белыми волосами и перед совершеннолетием приступить к сдаче больничного экзамена по вождению тела. Дом станет возвышаться по косой комете оврага, чтобы мамы могли с лёгкостью катить коляски к тихому парку и не бояться, что ребёнок проснётся от звёздной переклички луж под шипами колёс. Бегущий к моей тени прохожий уронит стопку дневников к ногам и пока будет искать вывернутые из скрепок вкладыши ещё лишится очков, которые неудовлетворительно плюхнутся с висков в воду. Безжалостно расправиться с сердцем, которое ещё прикипев к девушке излучает ночной кровоточащий свет из бессонного клапана, который вот-вот закроется навсегда. Жизнь интересует меня лишь в отражении, которое давным-давно лишилось хозяина и теперь мечется по лицам и не открывает глаза перед зеркалом. Уйти под уголком к дому поликлиники, жители которого следят за тем, когда из очереди выскочит последний испытатель тревоги, чтобы окликнуть спящего отца для долгого разговора под синими окнами в процессе растущей бессонницы. Трава зашевелится под козырьком беседки и последний фонарь станет мерно тушить за плафоном своё пламя, когда к тротуару уже подберётся дворник с расчёской за тающим ушком. На всей трассе по обе стороны зажгутся лиловые фонари в карамельной липе на тонко-изогнутой до земли меркнущей палочке с колокольчиком, который обязательно молча выдержит все гонения автомобилей и не проспит утренний вызов, когда нужно будет прикрыть приунывшего соседа по параллели. Она выйдет на связь с луной и протянув свою ладошку к медленно утекающей к подоконнику струйке света, ощутит как по пальцам пробегает родительская ложь и прямиком к сердцу идёт на спад звёзд с яслей ненависти. Дым от ветра станет стелиться по школьному оврагу и все дети которые не успели взойти к решётке, станут прятаться от удушья между учителей или бестолково сбегая к мусорным углублениям для занятий, сонно падать в учебники. Просить на пляже о помощи, но получить лишь раздражительную пустышку с заготовленными пилюлями из песка на сменной обуви в отъезд мыслей из млекопитающего отряда.
Воскресенье, 15 Декабря 2024 г.
14:54
Я укреплю подбородок на турнике, чтобы вдоволь поплакать без помощи родителей. Мама будет возиться у разделочного стола и не замечая, как раскраснелись мои глаза, продолжать выводить на грудке узор ножницами из деревянного набора. Племянница уедет вместе с классом к трёхчасовой цирковой аллее, куда уже проложен путь. Писать проще, чем было заведено и для этого отточить ручку своим острым взглядом. Трудно подойти к магазину, даже если продукты мне сегодня не пригодятся и я зайду в отдел лишь для того, чтобы погреться или прикоснуться перчатками к стойке с фруктами. Я вновь сегодня загляну к себе в ленту и не найдя сообщений скину весь сайт крестиком, чтобы отвернувшись к окну заплакать для снятия напряжения с уплотнившейся перед глазами скорлупы. Энергия бьётся во всём теле, пока я подбрасываю извне новую порцию волнений к где-то засевшей душе, чтобы заставить шар надуться до предела и лопнуть. Пат в ситуации стал ощутимее и поэтому сильно тревожил всю душу, которая выбивалась из строя, чтобы упасть начальнику на руки и завыть от проснувшейся боли. Я больше не могу кричать внутри под её дверью, когда всё нутро проваливается в ведро с краской и уже старается выйти к золотой жиле, чтобы ухватить искателя за влажную руку. Автобус тронется без пассажиров и войдя в овал света от фонаря, станет у будки, чтобы продолжить выдох двигателя. Спутавшиеся в источнике мысли ,стали стучаться в подушку, чтобы разбудить поток перед вхождением солнца между башнями. Я открыл запасные ворота и выпустил солнце в поле.
Суббота, 7 Декабря 2024 г.
11:07
Дома в салоне маршрутки уходящими параллелями преклонялись перед рекой, чтобы с дымом приподняться к платформе и уйти круговым ярусом из фонарей. Луна раскрылась над высотной тростью пансионата и поочерёдно повалив стариков на свои розовые качели, толкала переполненные скамейки к оврагу. Мы наблюдательно сидим в дыре, где ночью переплетались дожди, чтобы скидывать своё освежающее серебро с пустыми тюльпанами в бутылку на краю отколотой звезды. По коридорам несутся чьи-то голоса и женские шаги, становятся у дверей громче, но вся процедурная беготня стихает к полдню, чтобы спрятать в покрывале свой детский кашель и погасить рискованное пламя всего тела, которое тревожно прислоняется всеми клеточками к воздуху реки. Зеркала возникали из людей и стали настойчиво отражать все мои характерные плоскости, которые меня не привлекали и поэтому оставались обозлённо леденеть с шипением в серебрящемся жире от оборотного взгляда волн за рамками цветения. Раскинуть угольки на траве и носком толкнуть зажавшееся яблоко в пепел, чтобы фрукт под мою улыбку стал пениться и трескаться от кипячёного сока с зёрнышками между жабр в своей гнилой лампочке. На берегу остался непринуждённо выдыхать свою подсаженную между пирсом и фонарями злость один только пьяный человек с розовой бутылочкой выходящей из горлышка манны. Леса полнились невидимым хохотом, который нёсся через курящиеся кустарники, но не давал сблизиться с правообладателями шума. Я изогну локти держа в пуховике и увижу, как в лесопарк ступят новые люди и не дойдя до моей скамейки останутся на линии выхода. Трудным был тот воскресный вечер в опустошённой квартире, когда я остудив без родителей свой хрупкий луч, спасался солнечным бегством из тюремного кошмара. Ночь с мёдом топилась молочными пузырями , которые подбрасывались к небу и лопались над деревьями, когда луны за подушками становилось слишком много, чтобы трезво вынести бессонную жгучесть на одной только щеке. Солнце между линейками и полосами передников рассвета в уютной плите койки, становилось подгорелым отброшенным от желтка кусочком проломленной скорлупы.
Пятница, 6 Декабря 2024 г.
08:49
Вновь не суметь сложить в крышку крылья перед сном и укрывать перьями не вздохнувшую грудь, пока в зале родителей мучается телевизор. Город оставит меня в одиночестве на отстроенном берегу, когда вся кирпичная поза у поверхности реки обрастёт летними клочьями воспоминаний.
Пойти к игрушечной формочке за туманом, который превратит всю церковь в белый лисий хвост на оранжевой возвышенности с башенными звёздами на шпиле. Класть ручей по дороге вместе с листьями, которые прибились на лестнице по правой и левой стороне каждой ступени. Однажды я отошёл от города слишком резко и не успел предупредить сторожа о своём бессонном выходе из разыгранного поля. Аварийные фишки по всей полосе дороги были обиты бампером и смертельные фары устремили свой тончайший поток к встречному тоннелю, который был устлан серыми розами. Зима взошла в виде мелеющей луны, которая прокатилась каруселью по берегу и пройдя через заснеженный мост ушла углами в ночную пену. Береговая мгла лишь над маяком оказывалась чуть живее, чем бледный тротуар с цветущими бутылочками на всей протяжённости откупоренной реки. Рыбаки вытаптывали тинистое дно с луной, которая никак не желала уйти в течение вместе с ловкими фигурками на крючке из рвущейся лески и накинутого на удочку плаща, который ловил и согревал ветер между звёзд. Врач влетит в мою палату быстрее, чем халат сумеет мелькнуть в двери и ароматно расцвести у моей койки всеми цветами микстур и отбеливателей. Выполосканные в желчной трясине цветы и бессонные вручения рецептов на выпускной линейке зреющего по строчкам градусника. Звёзды пошли в дождь за ключевой водой для увлажнения снотворного пуха в сбившемся облаке, куда под капельницу заберётся для утех одержимая луна. Оголённая поясница станет неприятно соприкасаться с холодным пуховиком на животе, чтобы беспокоить позвоночник, куда болезненно вплелись своими нежными стебельками тюльпаны. Солнце уронит свой облучённый крик на кафель и будет гладить зияющую плитку своими преломлёнными от рам пальцами, чтобы найти следы к детской спутнице. Деревня за садом ждёт лунного криминалиста, который заставит бессонное тело смяться в спаленке и дать показания против себя на собственной судьбе. Крикнуть через мостовую и пробравшись к душе, накинуть на бесполое существо маску из теней, которые кровью пробегутся по живым перилам и безоблачно рухнут у теплотрассы скользкими лицами. Трудно вырывающиеся из грудной волны блики с пеной уходили в кровь, которая стыла в шее и проваливалась в воспалённую норку одёрнутого от луны глаза. Сложно выстеленная травами плита с восходящим букетом белого щебня, который соберётся по фиалкам, чтобы навсегда украситься лунными уголками из лепесткового ромба. Звезда сойдёт к серёжке спящей девочки, чтобы всю ночь сидеть на золоте и петь к дождю бессонную колыбельную. Шагами добраться до луны и прислонив к её плоскому животу подбородок зацеловать терпкое сердце. Солнце станет в ряд с луной и откупорив от плеч жаркие звёзды, зальётся красной стеной сумрачного плача. Упасть на велосипеде у её ног и неловко прослушивая повисший хохот в малине из людей, вновь уложить сердце на педаль тормоза. Люди обступят мою фигуру, чтобы сделать её худее и ранимее, когда станут прикасаться к неприкосновенной раме балкона, куда уже к свечам заочно поспешил упасть без равновесия мой тревожный велосипед.
Четверг, 5 Декабря 2024 г.
08:41
Именно в темноте до самой ночи ехать по мостовой, когда уже все мысли оборвутся от усталости и грудь покроет простынь из прохладной материнской руки. Фонари по диагонали съезжают к Неману и каждый плафон становится мельче, когда уже почти сливается с чёрной гладью где-то у самой дороги. Я уступлю проезд иномарке, которая ускоренно промчится по моему берегу. Остановлюсь у ограды и окинув противоположный берег взглядом, усмотрю в испещрённой канаве ручей, который тонко и возвышенно сползает к реке. Путать свои усложнённые грани с её воспоминаниями, которые исколото проверяют все мои углы на прочность. Идя по берегу я продолжал в тумане думать об этой девушке, которая молчаливо ушла в горы за чаем и не вернулась к дому, потому что упала в бессонный обморок от укуса звезды. Вечером перевернув свою тревогу на худое плечо, оставить себе лёгочные звуки от неполного выдоха в зеркало, которое задёрнувшись спит в отражении с недочитанной книгой на спинке раковины. Она подзовёт меня к дверям клуба и будет окуривать свои волосы, чтобы держа пальцы на фильтре, смахивать с носа пепел. Хозяин усядется у белого блока с бокалами и вазами из хрусталя за дверцами, чтобы без слёз повествуя о жене смотреть сквозь зал в умершее окно. Звёзды под металлическими балками турников и качелей будут головокружительно меркнуть, когда племянник станет держась дрожать на сидении между креплений и верёвок. Утро вновь начнётся жарким ненастьем и в точке кипения слов под ярким дождём опустит меня в хвойный овраг, который зальётся до лужи салатовыми слезами из иголок. Сложно ощущать себя вне города, который жалобно притягивает меня за карнизы и вызывающе стонет у чердаков, где вечно прячется от родителей моё ветром натянутое сердце. Колесо в парке ещё тихо вертелось кабинками по мановению ветра, который клонил обозрение к асфальтам и наблюдателям. Ещё содрогаться от мыслей, которые неустойчиво отходят от жизни в чужие крылья, куда меня ночью заманивают своими диетическими криками апельсиновые ангелы над углами деревьев. Вынырнуть из бездны с живой водой в горле и носу и не отдышавшись у голубого бортика, вновь заплыть за низкую линию шатающегося по плечам неба. Фрукты останутся стоять у батареи в пакете и мать будет приподнимать над плитой ложку с горячим вареньем, чтобы студя подносить к губам сына. До полного сближения церковь будет видна лишь в просторной крыше с тоненьким крестиком на башне, когда я буду подниматься от реки к уложенной камнями ограде с деревянной крышкой по всей приподнятой длине. Туристы будут приподнимать за шлейки свои ранцы и пристроившись за плечом соседа, слушать чем дышат высокие наружные стены пятнистого храма. В кубе церкви притаились угловатые иконы и свечи, словно цветы украшали священные ресницы серебряными лепестками, которые вяли от одного только забегания ветра за душу. Ходить в магазинчик с луной, которую выносили до треска в чужом ручье и отвесили на окраине неба, чтобы вернуться к кассе за позабытыми звёздами. Липнущие к экрану слова, стали отклеиваться от вспученного изображения и снегом укрытое стекло стало чиститься от плоского любовного образа мерцающими ударами о бессонный борт сердца.
Колёса вгрызались в гравий над водой, который метался по сетке, когда бульдозер выворачивал переднюю ось до упора. Весь передник машины вместе с капотом вставал почти над берегом, когда ковш старался захватить низменный слой на дне без остатка. Солнце клонилось над бездной, пока луна упорно смазывала губы спящего своей горькой краской, чтобы не сохла душа. Морозные ночи вместе с ветром пронизывали щёлки в раме, которая становилась ледяной на ощупь, хотя всю ночь напролёт со стола светилась лампа, чтобы в бессонном кружеве оставлять затерянную иголку. Солома стала от ветров бела и свежа от звёздного марша по мёртвому нотному полю. Композитор поднял к вискам текст и услышав первую строчку, обронил длинный карандаш на клавиатуру. Струны протянулись от звезды к звезде и лопнули с писком, чтобы припугнуть ещё не повзрослевшую в круге детской тьмы луну. Усесться с книжкой в толстом переплёте сердца под запотевшими окнами зала, чтобы с приходом отца быстро заскочить в прихожую с улыбкой. Птицы кружились вокруг елей двора и ножом поднимаясь до отточенной линии многоэтажки, с перьями и вдребезги разлетались остриём у крыши. Полоса женщины гнулась, словно бумага от танцевального ветра и падала под кровать с шорохом мышей, которые проедали полосу до выступления сердца в замятом кульке. Деревья в халате листвы покрылись до корней смолистой сладостью и ребёнок прильнул к оголённому жалу в тёплой почве груди, чтобы высосать фиолетовое молоко из материнской глины. Долететь до очереди, куда меня не выпустят и станут обливать чаем, который разобьётся в стакане о твёрдый взгляд всего затаившегося на подносе зала. Церквушка вяло вздохнула над деревней и пригласив к колокольне луну, угостила её крёстным знамением с воркованием голубей на горизонтальной балке, чтобы крыльями смахнуть жидкость с белого глаза подруги.
Среда, 4 Декабря 2024 г.
10:08
Спасительно кинуться на покрывало кровати, чтобы попытаться заплакать над подушкой и сквозь приспущенные шторки, которые слоятся на подоконнике, видеть луну в контуре. Шагнуть через каморку, куда меня проводит бессонная ручка, чтобы поднять за талию к луне. Выкинуть из пепла золотые серёжки, которые стали белы и зреющими изнутри зрачками расширили моё подсмотренное за ладонью сердце. Идти по левой полосе берега, который всегда был проезжим. Уклоняться от машин с фарами, которые проницательно влезают в мои не спрятанные глаза. Неман мирно несёт свою коричневую воду к сапогам рыбаков, которые сошли с берега, чтобы перехватить леску рукой и взяв крючок пальчиками, снять наживку. Я остановлюсь перед нижней ступенью лестницы, которая угловато петляет аж до дворика, куда поместили переночевать церковь. Сырые стены из отёсанного камня ждут прикосновений туристов, которые с телефончиками прислоняются к самым крупным из камней в стене. Туристы меня раздражают, когда я неестественно сгорбившись до тротуара, наблюдаю за их скоплением и шумом экспедитора у которого между губ застрял микрофончик с дужкой у щеки. Впервые взявшись за бессонницу, я увидел во сне бездну и малюсенькую убегающую от бездны фигурку, которая стала мною, чтобы в три часа ночи пробудить во время падения. И помнится мне, что небо над бездной было безлунным и почва суха и безжизненна, но всё же вся картинка подсвечивалась каким-то комнатным светом из углов. Бежать от корпусов и построек под облаками головы, которая безостановочно бежит от светофоров и людей, чтобы найти себя в теле без чужой души. Иногда в ощущении мерцают образы отцовские и братские, чтобы мне омерзительно вбегать от всего этого оставленного на перроне багажа в первый попавшийся вагон без билета и вещей. Необходимое бегство по закольцованному маршруту садов под присмотром замученной матери и отца, который бережно сохраняет и оберегает эти материнские мучения в своей мужественной аптечке. Возвраты в деревню со связанными руками и улыбками под заплаканными глазами, когда захочется потянуться к своей душе, но мать перебьёт все бессонные пути своей сохнущей лживостью, чтобы ещё мертвее подтянуть узлы. Будка для распития чая или шоколада в виде фургончика на возвышенности изнутри будет темна и не притянет меня к своему окошку, пока я буду с берега решаться на ответный шаг. Женщина в юбке и укороченной дублёнке минуя мой пуховик пройдёт с папкой выше к площади. Ещё недавно я был письменно мёртв и не подавал душе сигналов для вскрытия ран, куда продолжал совать чернильные клочки с пятнами слов, пока они не переполнялись чёрным гелем из ручек ночной медсестры. Закатить истерику перед рядом из родителей, которые выстроили свои теле-тела в гимнастическом зале, чтобы вещать по всем каналам бессонную холодность матов и канатов для сползания к ногам. Уже совсем перестать воспринимать все увещевания это деревянной пары колодцев, куда сбрасываются кучами листья, чтобы гореть в кольце только от моего целенаправленного луча.
Человек страдает не от бессонницы, а от следственного эксперимента со своими оторванными от розы уликами, которые ещё мешают сердцу улечься на колючий грунт.
Вторник, 3 Декабря 2024 г.
21:52
Мосты рухнули в любовную тьму и луна погрузив туда свою юбку, взошла к звёздам словно выпускница, которая перебрала на берегу лишнего и теперь оправляет свой порозовевший бант перед смущёнными ученицами.
Понедельник, 2 Декабря 2024 г.
09:29
Я вновь стану плавающим в бездне мальчиком, который уж очень боится лезть в бассейн и поэтому ждёт, когда из раздевалки выйдет последний одноклассник, чтобы в одиночестве смотреть на своё голое тело. Рыжая уборщица с визгом стегнёт по бедру мальчика в душе и все остальные разбегутся от смеха по своим отсекам. Девушка из класса специально зайдёт в мужскую раздевалку и станет осматривать незнакомые тела за полотенцами и ладонями. Где-то рядом плещется голубая вода и она уже поспешно вызывает страх в сморщенной душе. Преподаватель встанет на входе и с открытым журналом будет по галочкам отмечать отсутствующего. Постыдно встав перед длинным бассейном в компании худощавой девочки, чтобы выполняя команды физрука вращать тонкими выпрямленными руками по окружности плеч. Пройти дворами к солнцу над магазином и спеша по тротуару к переходу, встречать семьи с детьми, которые горько клянчат карамель из ладони озабоченной мамы. Коляски с удержанием задней ручки идут по склону к парку, пока малыши спят под лучами и не тревожат матерей капризами или плачем. Я приближусь к соснам перед парком и остановившись уже стану наблюдать за круговым бегом одинокого спринтера в форме, облегающей худые ножки и сверкающие плечи. Неман будет уносить труху от брёвен, которые сгнив упали к берегу и скатившись, взялись гладью в течение. Неман выбросит чью-то серую рубашку к стеблям луны и будет раскачивать её в бьющемся уголке берега. Соседка вынырнет из раздевалки и прикоснувшись большим и указательным пальцами к моей щеке, которая окажется у лица одноклассницы уж слишком мягкой и топкой, чтобы не испытывать во время разлуки боли поцелуев.
Воскресенье, 1 Декабря 2024 г.
11:45
Слои в бурной стене головы схлопнулись и я увидел на побелке сырой углубленный шов от косой стрелы глаз, которые ещё кромешными пятнами метались по предрассветному оранжевому квадрату из геометрии балконов. Снова не мог долгой дорогой к своему ручью уснуть и поэтому от усталости бежал к творожистому берегу до сердца, чтобы оборвать течения с опрокинутыми на поверхность сливками чувств. Найти её фотографию в изломанной стопке альбома, который всегда вываливаясь твёрдой обложкой на кухонный пол, рассыпается карточками или открытками возле печки. Звёзды под мокрыми кроссовками грели тонкую подошву в светящейся траве, когда я сомкнув в локте руки обнимал свои лёгочные батарейки. Колодец пропустил через поверхность лишь один тёмный круг, который разбился о последнее кольцо и вновь стал зеркально гладок. Я подходил к её дому и скамейке со сладким сиянием за спиной и ожидая прилёта оставленной в смородине звезды для бьющейся между нервными кустами души, садился с ощущением слияния крыльев в подрагивающей линии лопаток. Любить дождь за чужим окном, подоконник которого неприкосновенно чист и так хочется ещё проникнуть в холодную комнату с белой печкой, чтобы осмотреть мрачные портреты над диванами. Убить в себе вторгнувшееся небо, которое лезет через бессонницу в мой овраг и растворяет сладкую полынь до выступления масел в постельной луже одеколона. Бессонница смеётся через губные нити шёлковой пустоты, пока я эти нити стараюсь мягко перекусить передними ножницами из расстёгнутой косметички матери. Солнце поднялось через шторы к моему холодному лицу, чтобы осветлить брови и красным росчерком подтянуть ресницы к луне. Пойти к городу через психиатрический приют и видя, как опускаются ещё вчера приподнятые до шипов дети за постелями, сесть в тоннеле под дождевые крылья какой-то милой девочки с пёрышком на нижней губе и уложенной феном звездой над макушкой. Я впервые зашёл к ней в комнатку с ленточкой цветов, которые уже присохли к пальцам исписанными стебельками, но также остро пахли во тьме, когда тьма от ванн становилась душна для сердец. Выбраться из-под детства на фиолетовую площадку из цвета, который хорош при фонаре, когда ложится пятнами на подоконник или рамы в бессонной палитре потолочного мольберта, который перевернув застелили вместе с люстрой траурной ширмой. Ждать волнительного обхода мыслей на зеркальной дольке апельсинового столика, который лип к локтям и движущейся струйкой огибал всю его окружность. Жаловаться на волны в голубой тине глаз, когда река полностью возьмёт свою воду в мостовую ладонь и оставит грязную низину пустовать среди водорослей и сладких кувшинок. Гулять по берегам в глубоком сопровождении наблюдателя, который подчеркнёт мою нарастающую в худобе тень под солнцем и мысленно разукрасит её над синеющим пепелищем заката нервными лучами из пачки с опущенными до курящегося дна пальцами. Любить её не так сильно, чем секундой ранее и от этого винить себя до бессонницы, которая развяжет все узелки на будильнике и проломит корочку на шнурке корсета, куда вместе с сердцем запрятали лёгочную пару снятой на снимке обуви. Дыры по всей трещине солнечной полосы на траве были затянуты салатовым льдом, который к утреннему созреванию росы стал от внутреннего вина крошиться и приподниматься своими пьяными кромками в весенней сухости талого хрусталя.
Медсестра войдёт в тусклый покой реанимации и усядется на мою высоченную кровать в поиске места рядом со мной. Я будут наблюдать за её детскими розовенькими носочками с сеточкой на лодыжке и ещё следить, как она в тапочках движется по коридорам с журнальчиком и ручкой. Иногда она сядет за стол, что за углом и будет взглядом провожать меня до столовой. Ложки станут с завтраком биться о металлические края мисок, пока больные ещё будут отходить от пищевого окошка и рассаживаться по пустым стульям. Моя психика от боли просто видоизменилась и превратилась в дерево для бумажного цветения текстов и вышивок. Медсёстры мило курили на дожде и роняли свои никотиновые слёзы в облако тумана на асфальтовой дорожке со следами вчерашней лужи, которую заклеили льдом. Встать на краю кухни, чтобы смотреть через дверь на помещение балкона, а потом просто выть от раздирающей все внутренние внутренности боли, которая будет толкать меня к прыжку с девятого этажа и одновременно станет всеми силами удерживать в состоянии плачущего под люстрой эмбриона с ещё серыми ресницами под бессонными краями глаз. Бессонница заставит сердце кипеть и я быстро переменю её на душу, которая войдёт в правое лёгкое с любовью и позволит жизни дышать под елями с благодатью выздоравливающего пациента. Пациент откроет полку в больничном столе и достав чёрную тетрадь к лампе, увидит надпись на исцарапанной обложке, которая когда-то порядком измучилась в университетской библиотеке от стихов той самой молодой училке. Я буду совершать стрессовые звонки в темноте и пустоте палаты, куда меня загонит бесприютная бессонница с беседами соседа, который выспался дома. За стенкой послышится пение кранов и плеск лавы из вулканов её оголённого сердца, которое под горячей струйкой воды забьётся сильнее. Песочные часы будут переливаться на солнце словно простуженная радуга, которая отрывает один свой больной конец от леса и кладёт его на освобождённый берег. Я прочерчу берег своими узкими шагами и скользя по водной ладони острой тростью, найду себе на ней солнце, которое по дорожке пальца впадёт в прибрежный ручей. Отлынивание от бегущего потока, станет привычкой перед телевизором с насиженными фонариками в уголке для значка с кнопкой переключения мыслей. Чувство не сопричастности с миром за взглядами людей с обязанностями в доме без семьи и струн в койке для занятий ненавистью. Не следи за своими присевшими на пол чувствами, пока на тумбочке идёт фильм с вечно приближающейся с экрана луной на которой пациент увидит белую родинку под собственной душой. Крылья не ангельские по своей форме на столе и спящая на подоконнике фигура слишком полна, чтобы уместиться на узкой спинке моей летящей по бессонному коридору койки. Бутылка упадёт у носка моей ступни, когда я нечаянно пододвинусь к урне, чтобы пропустить компанию алкоголиков от туалета. Пациент станет у крайнего окна над которым нависли плетями ивовые веточки и будет рядом со мной молча смотреть через уходящее далеко к Неману отражение. Воздух в палате был полон ароматов от выпаренного в желудке обеда, который принесли в себе пациенты, чтобы распить с ним бутылочку яблочной щёлочи. На табуретке я увижу белые квадратики с жиром, который заморозили в кубике и порезали на кусочки. Один больной с коричневой шейкой и худыми усиками, которые вот-вот осыплются в рюмку, ждал, когда наступит его черёд смотреть телевизор. Больная со спины фигура с ультракороткой поясницей была выслушана кареглазой женщиной с плоским носиком, чтобы тихо выйти от новоиспечённой койки. Деревня под дождями была покрыта свежими туманами, которые пролегали от поля и подступали своими влажными краями к дощатым сараям. Мы берём один плоский лист с крыши и несём парой к уложенной на траву стопке. Я видел, как девушка с подругой сидят на подоконнике в ожидании меня, но я глядя на них смущённо забиваюсь в кабинет математики, хотя девушка нравится и привлекает. Я быстро сбегу по пролёту к ней и смотря прямиком в глаза, приглашу на встречу, которая не состоится по её вине и я всеми силами буду отвратительно упираться перед повторной. Отношения сложатся лишь на один день, а всё остальное время призраки станут водить меня за душу, чтобы не допустить брачной ошибки, которая может оборвать всю мою жизнь. Палата примет меня под свой потолок и в неё вступит красивая женщина в белом, чтобы прислонить свою ладонь к моей выпирающей лопатке.
Суббота, 30 Ноября 2024 г.
10:28
Я всыпал песка в ведёрце и одновременно полностью разжав кулак, пропустил между пальцев оставшиеся крупинки. Моя боль стала похожа на экран, который усыпали до отказа движущимися песчинками, чтобы невозможно было рассмотреть своё истинное лицо в тонкой линзе стеклянного тоннеля. Я готов был заснуть, но в пустая коробка из-под головы, вновь открылась сверху и мысли мои потянулись к самому дну, чтобы забрать оставленные после бессонницы опилки. Расстелить внутри себя невидимое поле для цветов, которые ещё просятся из-под сердца к свету и уже ударяются своими напряжёнными бутонами в колючую глину. Перевернуть глаза к шкафу, чтобы зажав тело лежать на месте неподвижно, но отказавшись от принудительной позы, снова подобраться к зовущему окну. Душа осела у правой отмели на лёгочной набережной, которую утопили в нефтяной смоле и только по тревоге подняли к бессоннице. Первые прислушивания к обременённому желудку лунной роженицы, которая ужасно хочет спать ночью, но соседки по палате уж слишком громко поедают свои мысли, когда вдыхают оставшийся кислород из подушек и тумбочек. Всмотреться в умытую белизну вчерашнего лица, которое морщинилось и вздувалось от бессонного вдоха во тьме перевёрнутого по часам лёгкого. Я не желаю, чтобы солнце бросилось мне в объятия через ограды лечебницы, когда мне снова придётся оправдывать свою любовь к убегающей луне. Родители займут табуретки у кровати и шелестя пакетами будут гладить меня по руке, которая не хочет больше хвататься за юбки отца и матери. Войти в новую тень от больного дерева с двумя только уцелевшими от температуры ветвями, которые ветер схватит и с зелёным пеплом на ночь прибьёт к пустующим гаражам.
Сесть на низенькую досочку и покачиваясь от сдержанной усталости, смотреть на пушистого кота, который просочится сквозь нижнюю щёлку под тяжёлой грузовой стеной всей этой металлической запертой махины и выйдет к яблоне, чтобы на неё быстро вскарабкаться. Возле турников с телефончиком по-тюремному обычаю присел бывший заключённый, который был ещё молод, но непокрытые руки были густо исписаны татуировками и от этого он делался заметно старше. Луна покружится рядом с койкой и не находя глаз, сядет на пол, чтобы коснуться горячего лба. Брат проснётся к паре и задев мой локоть, разбудит все плохо сложенные ночью под бельём тучи. Платиновый мёд будет литься на пустую планету в рассудке, который отчётливо создаст себе всю карту на твёрдом фоне студийного солнца. Бессонница прикоснётся своим тонким носиком к моей чёрной щеке и унюхав снотворную негу, больно ударит меня в рухнувшее плечо, чтобы задеть близлежащую душу своими проницательными пальчиками. Жаловаться на круговые ремни, по которым приходится скользить душе, чтобы избавиться от химического надзора изготовителей тьмы и заняв бессонницу защищаться от дыма или тумана, когда уже не останется рецептов для переполнения лекарственной бездны. Она толкнёт крышку на баке и сольёт в него жидкий пищевой мусор, чтобы взявшись за ручку вновь крышку притянуть к себе до полного смыкания стенок. Дождь будет изображать из себя библейский потоп над больничным двором, чтобы пациенты из окон устрашились и не спускались к грешному выходу для раскуривания сонной души при полной свече зажигалки. Старики будут хаотично двигаться мимо моей укреплённой койки с невесомыми стаканами и вертящимися в воздухе ложками, чтобы ждать когда же я глотну струйку кислорода из замочной скважины тюбика. Войти в лечебный сад с печалью и уже в зреющей воде привлекательной бессонницы, сесть на влажную после ночи койку с голубым букетом для провала на пружины свиданий.
Гордо вознося после бессонницы свою улыбку перед всеми моими обидчиками, в самой бледной части коридора склониться на стуле и плакать в ладони, которые покроют лицо. После обморока они усадят мою душу на диван и рядом оставят вялого ангела с поникшим после передозировки взглядом. Я буду раскачиваться под решётками на широком окне, чтобы усмотреть голубой краюшек света, который будут отбрасывать мои беспокойные глаза. Мимо в одном тапочке пролетит больной в узкой рубашке на выпуск, которая не сможет закрыть ему пупок. Возле поста скопятся суетливые пациенты, чтобы на крыле отделения ждать обхода ангелов, которые молясь над своими папками уйдут к фойе и захлопнут за больными фанерные двери. Бестолковые рассуждения столкнут меня с жаркого оврага к полю клевера, который заблагоухает к полдню, чтобы мы вдыхали поспешные крики только-только неловко наступившего на душу лета. Геройски стать под звездой и в фиолетовой огранке усмотреть отпечаток от нажима на сочно пролитый в тумбочке луч. Ночью подсчитывать курящееся в горизонт трубы завода, который по созвездиям опутал все свои дальние сигнальные горы облаками красного тумана. Держать воздух в одном только лёгком, когда другое свалится в стол и потянется своими оживающими корнями к пепельнице с пыльными капсулами у револьвера. Деревня устанет светиться ночью и откинет окна света к фонарям, когда тьма начнёт жужжать на высоте и соберётся в заряженный рой лучей. В кухне появится человек с лампочкой и поднявшись на стульчике к люстре пальцами нащупает рифлёную выемку, которая оставит на ногте белую царапинку, чтобы уронить от дискомфорта лампочку на пол, но не разбить до конца щёлкнувший свет. Продать пепел в диске с сигаретами, которые смялись на тонком донышке пачки и теперь вертятся на иголочке губ не потухая. Я вновь остаюсь один и можно долго выжидательно цепляться за далёкую линию руками, но так и не сомкнуть пальцы на финише, который облагорожен ленточками, но так туманен и раним в исходе, что остаётся только скрытно плакать под фонарём, ставшим мне вечерним собутыльником. Я слышу, как мнётся подушка под нимбом взрослого человека, который бежит от аварии в общий зал с одним только врачом, который рифмует диагноз с любым подходящим словом кроссворда. Утопающий в бессоннице смех мальчика, который решил похвастаться перед собственной смертью своими серебряными пятнами биографии и для этого выгнал из молитв незаслуженную ночь, чтобы встав коленями на звезду проломить рельсы горизонта своими снотворными колёсами. Я буду по одиночке смотреть на модели чувств за окнами, которые не пустят меня к уличному сердцу и так и оставят греть ладонями пластиковые рамы под забытыми на подоконнике пальцами. Сложить её свежую печаль в тумбочке, когда та станет шататься на кафеле от тележки с обедом, который не будет опрокинут на низком порожке реанимации к её унесённой постели. Зайти за штору и неприятно чувствуя, как полосатая ткань дотрагивается до лопаток, быстро выйти в реанимационный зал с мурашками на шейном позвонке. Медленно потягивающиеся к корпусу пациенты уже приближались к лампе над входом, чтобы остановить быстро скользнувшего к клумбе соседа по палате. В углу двора они разожгут плохой костёр и будут раздаривать по молекулам поцелуи с ароматами вчерашнего пришествия писем с просьбами явить свои художественные укусы к напомаженному холсту. Я очнусь с чувствами, которые бросятся за перила через фонари и столкнув одиноко курящего на мостовой беса вместо себя, понесусь на сильной спине одноклассника к лестничному рингу для драки с неготовым видеть кровь отцом. Он уложит меня в холодную постель и станет водить танцы с безразличными медсёстрами, которые его выпроводят из предложений и запрут в одном слове на священном посту, когда в мензурке не останется трав для гербария сна. Небо за квадратом комнат станет белым и санитар постарается сделать укол быстрее, чтобы солнце закрылось в вене за секунду и глаза уже не воспринимали лечебницу с враждебной болью союзника. Город ещё будет виден за туманом, который окутает собаку вместе с поводком на обмотке ладони хозяйки, чтобы запутать меня в своём убеждённом одиночестве, когда к бессоннице приблизится розовой пастью обозлённая за решётками любовь. Ещё одна очередная спутница привела ко мне бессонницу, чтобы жалобно льнуть к глазам и сверля пальцем переносицу, возносить от горла звезду к забитой мыслями раковине. Служить всем прихотям бессонницы и просматривая через кадр ленту с кошмарами, увидеть своё отражение в чьём-то прозрачном лице.
-
Я раздвину озеро с шипами ресниц на дне и увижу, как голубой отток ручья движется к слёзам.
Пятница, 29 Ноября 2024 г.
08:32 Отблеск
Всё думаю о ней и даже маршрутка остаётся без водителя, когда я суммирую все встречные фонари к тротуару, чтобы чувственная линейка была ровнее и глаже. Неизвестные розы в пластиковом круге в четыре ножки, к весне поднялись к черешне выше и были точь-в-точь, как из цветочного киоска, который за витринами хранил солнце в сухом венке. Город хозяйски шёл между трасс и давя на людей своей жаркой пяткой, останавливался у реки, чтобы вертеть голубые трубы в дыму течений. Неман с высот церквушки был тих и смиренен, пока ангел не погружал свои крылья до золотистой тины на каменистом дне. Тогда река у берегов начинала волноваться и все потоки ускоренно бежали к раю, который открывался на мостовой в завороте закатов. Холод спрячется за лёгочный шар, который взойдёт, словно тюльпан из облака на почве бессонницы. Луна выдвинется в последний мягкий ряд, который сложится ночью в бордовый ливень при свече, чтобы заставить нас с братом смотреть в восковой стакан на светящейся печке и слушать стонущее пение птиц за садом, который превратится в затенённую мокрую дыру с пенящимися в чернозёме жидкостями от фонарей. Капли будут ударяться о плоскость с отскоком и в черноте улиц, я стану на дожде, чтобы видеть, как у тротуара образуются лужи с серыми разводами по всей пересушенной кожуре асфальта. Я выйду к угловатому плечу подъезда, чтобы робко выглянув из-за него усмотреть дорожку в параллели дома, который по ступенькам жирно отмечен на путеводной жёлтыми маркерами фонарей. Желать на луне отдохнуть под дождём, который тучами укроет свой диск и смажет засовы койки звёздочкой, чтобы я всю ночь чихал от остроты снов. Солнце при этом городе станет подрагивать от взлёта птиц, которые своими стрелами будут впиваться в пламенеющую окружность или неловко задевать плохо укреплённое на скользком облаке звёздное стремя.
Высокая гуманитарная койка в холодном углу под общим окном и тумбочкой, которая вечно оживает ночью, когда я тянусь к белому ящику рукой, чтобы достать бессонную лампу и осветить ею лица студентов, которые срочно спят по контракту. Машина с оглаженными уголками капота припаркована у сарая и летний взлёт окончен с приездом родителей, которые в воскресенье под мой плач уедут. Сложно отлучаться из города, который реставрирует мне душу своей женственной энергией от обогретого при луче архитектурного беретика с серебряной цепочкой из птиц у летящего на порыве фонтана. Уснуть среди пустоты рассудка, который проломали камнем в лице и оставили маяться у выбитой из кровати передней подушки, чтобы не находить места в плече для изгиба шеи. Больная женщина с сигаретой сумеет спуститься на худом кольце поясницы к лавочке и там закурит в воздух, который по-весеннему воспарит к стене и оставит свой аромат в её ворсистой фиолетовой шубке. Её ноги будут волочиться с помощью по песку коридоров, которые покроют силуэт с отпущенными в бесконечность рёбрами утрешним туманом из заразительной космической пыли в правой форточке обесцвеченного лёгкого. Сонные люди будут брать по очереди дешёвый шоколад из ладоней белобрысой утки, которая сядет мне на указательный палец и забьёт крыльями в сливочной темноте, куда проникнет своими устойчивыми струйками лишь кондитерский укол через плечико спящего океана. Воды от луны сольются по млечной трубке ему в застеклённую вену, чтобы оставить окно в фиолетовой пустоте елей, которые ещё будут отдавать глазам реанимационное свечение через свои не зашторенные верхушки. Ходить волнообразным строем у плотной стены палатки и греть свои руки над печкой, которую лишь с холодами принесут к моим ногам солдаты, чтобы безмолвно постоять по форме в нашем свободном кругу. Птицы выбираясь из чердаков и собираясь в окрылённые стаи будут напряжённо искать лучистый выход из красной череды домов. Маленький ровесник опустит свою худую удочку в озерцо и хлопнув карими ресницами, собьёт с одуванчика налёт спелой пыльцы. Я вновь упрусь в его подъезд, но побоюсь огней от балкона, где вероятно сидит больной с часами в кармане пышного халата, который пропитался табачным потом и теперь греет ворсом его проваленную в тончайший дым из губки душу. Он вечно озабочен своей пачкой, которую легонько двигает на подоконнике пальцем, но очередную сигарету ещё долго не достаёт из фольги, чтобы водить грязным окурком по гладким звёздам в раме. Мы уйдём к Неману и проходя мимо бачков с мусором на берегу, снимем свою обувь, чтобы босиком обивать мелкие камешки перед запрещающей линией реки. На ночной поверхности привстанет женщина в купальнике, чтобы трудно передвигаясь против течения к берегу, стать ступнями на песок пляжа, где с луной на носу спит её плотный муж.
Стать у белой стены и стараясь не опускать к голубому плинтусу туманящийся взгляд, вернуть себя к постели и бессоннице, которую откроет с поцелуем прямо в наркотической шкатулке от крахмала губ медсестры покашливающий ангел с серебряной стружкой в смягчённом зрачке глаза. Пивная бутылка не разбившись отлетит от солнца и упадёт в мёртвую лужу, чтобы сделать её жёлтой низиной с испаряющимися цветочными зубцами по сомкнутым краям челюсти. Берега смоются мылом, которое изготовится в солёном дожде ангельскими ладонями под соснами и вечереющими туманами разольётся в прибрежной зелени по лесам. Алкоголик выйдет к площадке, чтобы на удивление выронить в траву изящный флакон с жидкостью, которая вспенится от удара и сделает детский взгляд бросающего отвратительным по духу. Холод стал плавно ложиться на булавки плеч ангела, которые удерживали давно разжалованные крылья на виду у пассажиров самолёта. Парк поднялся к облаку без детей, пока мамы катали коляски мимо фонарей, чтобы укрывать салончики прозрачными плёнками с отблесками призраков, которые удерживали вертящиеся колёсики на весу лестницы и не давали им огненно скоситься к почти потухшей у шахты лифта луне с опаленными кнопочками этажей.
Закрыть