дневник
Ашарне
О дневнике
дневник заведен 03-04-2014
постоянные читатели [1]
стикер
закладки:
цитатник:
дневник:
хочухи:
местожительство:
Россия, Санкт-Петербург
поиск по дневнику:

в комментариях
Последние комментарии
[1] 14-05-2014 12:48
Продолжение 10
[Print]
tagetes
[1] 03-04-2014 16:55
Про горные лыжи
[Print]
Соседка
Четверг, 26 Июня 2014 г.
13:20 Продолжение 12
Но пребывание на военных сборах для нас не всегда было таким приятным. Каких мучений стоила, к примеру, для многих моих не слишком спортивных однокашников ежедневная утренняя зарядка. На зарядку полагалось выходить и в солнце, и в дождь с голым торсом, но в сапогах, а они, во-первых, были из грубой кирзы, а во-вторых бэушные, поскольку в части, где проходили наши сборы, решительно не планировали переводить новые сапоги на студентов, прибывших всего то на полтора месяца. Сапоги у многих были стоптанные, с выношенными стельками и при ходьбе добавляли немало проблем непривыкшим к таким спартанским условиям ребятам. Для бега они были уж и вовсе малопригодны. Тем не менее, в 6.30 утра весь состав сборов, кроме больных и убогих, как говорил наш полковник, выстраивался на стадионе и давал в этих сапогах 4, а то и 5 кругов. Проводились кроссы и в дневное время, и на большие расстояния, и с полной выкладкой, и в ОЗК, что означает общевойсковой защитный комплект, по-нашему просто кондом, но это устраивалось по отдельной программе, а утром зарядка была каждый день в обязаловку, и кросс был только началом. Справедливости ради стоит сказать, что после сборов все, даже самые тщедушные парни, выглядели молодцами. Свежий воздух, здоровое питание, ежедневные физические нагрузки, помноженные на молодость превратили моих приятелей в настоящих мужчин. Плечи развернулись, животы подобрались, на руках и ногах проявились мышцы. Неудивительно, что к концу сборов у многих закрутились романы с местными девчонками, а кто-то из ребят, как я слышал впоследствии, женился на своих пассиях.
После зарядки следовали утренние процедуры и завтрак. Потом работа в цехах или разные занятия, типа строевой подготовки, изучения вживую ракетно-артиллерийских систем, специальная подготовка.
В специальную подготовку входило, в том числе, обучение действиям при ядерном, химическом и бактериологическом нападении, что означало для студентов нашего, химического, как считалось, ВУЗа необходимость сжиться с ОЗК.
ОЗК состоит из плаща с капюшоном, превращаемого при необходимости в комбинезон, сапогов-чулков и перчаток. Все это из резины или плотного латекса, вкупе с противогазом, надетое на обмундирование и подпоясанное ремнем превращает тебя в нечто, похожее на … (понятно, почему ОЗК мы называли «кондомом»?) Через пять минут нахождения в ОЗК любой человек становится мокрым, хоть выжимай, и мы были не исключение.
Большая часть кроссов, проводимых в ходе специальной подготовки, означало для нас бег в ОЗК. Поначалу на парней после разоблачения из этой резиновой оболочки было жалко смотреть. Мало того, что форма была насквозь мокрой, еще из сапог выливалось немалое количество пота, а выглядели ребята просто ужасно: мокрые, взъерошенные, полностью исчерпавшие физические и моральные силы. Но привычка великая сила, и если после месяца тренировок такой кросс не делал спины ребят менее мокрыми, то общее состояние раз от раза менялось в лучшую сторону.
На меня подобные тренинги не сильно сказывались. Я, в отличие от многих своих товарищей, был физически подготовлен, но был еще один значимый стимул, не позволяющий мне расслабиться и демонстрировать окружающим свое утомление.
На военной кафедре предмет взрывчатые вещества вел у нас майор Деркач. Был он молодой, здоровый, примерно моих габаритов, и, что особенно существенно, много лет занимался вольной борьбой. Среди борцов разного стиля все время ведутся непрекращающиеся споры: чей стиль самолучший. Я занимался классической борьбой, майор – вольной и на сборах часто в свободное время подначивал меня на схватку. Я, естественно, своему командиру отказать не мог, а самого задевало за живое: типа он, как мне тогда казалось, уже не «боец», да еще и «вольник», что вообще несерьезно. Так мы не раз к удовольствию студентов и преподавателей сборов устраивали захватывающие схватки на зеленой лужайке позади казармы.
Арсенал приемов в классической и вольной борьбе приблизительно один и тот же, но майор 90 процентов активно проводимых действий в силу привычки начинал с «вхождения в ноги». Поэтому, стоило мне принять стойку пониже, майор переставал понимать, как дальше бороться. Для классического стиля «ноги» считаются табу, низкая стойка майора меня совершенно не смущала, и в большинстве случаев «бедный» майор летел через мою грудь, спину или бедро. Это его сильно злило, но надо отдать должное, наши спарринги никак не сказывались на служебных отношениях. Наоборот, Деркач всячески подчеркивал свое уважение к моей физической подготовке и борцовским навыкам.
Майор Деркач был у нас на кафедре самым молодым преподавателем. Большинство кроссов в том числе в ОЗК проводил именно он, и мне, в силу сложившихся конкурентных отношений обнаруживать свою слабость никак не хотелось. И я держался, несмотря на усталость, несмотря на заливающий не то, что глаза - трусы, пот, невзирая на скепсис своих друзей. Теперь, по истечении стольких лет я живо вспоминаю переполняющие меня тогда чувства. Как это было здорово: быть молодым, сильным, уверенным в себе. Впереди была целая жизнь и преодоление себя только подчеркивало остроту ощущений счастья.
Комментировать
url • print
Среда, 25 Июня 2014 г.
16:25 Продолжение 11
В один из чудесных солнечных дней, закончив работу и вдоволь наболтавшись с местными кокетками, ребята нашего взвода собрались у проходной в ожидании машины. Прямо на травке перед воротами части росли прекрасные вишни. Недалеко от меня возвышалось отличное вишневое дерево, на которой висело несметное количество уже перезревших ягод. Увидев такое богатство, я, не задумываясь, забрался на нее и стал поглощать вишни. Ягоды были темно-вишневого цвета, чуть с кислинкой, но в тоже время очень сладкие и душистые, просто не оторваться, правда сплошь покрытые дорожной пылью. Грунтовая дорога проходила прямо вдоль забора части и поднимаемая проходящим транспортом дорожная пыль толстым слоем покрывала темно-вишневые гроздья. Но такие они были классные, что не обращая внимание на пыль, я ел и ел эту вкуснотищу и никак не мог остановиться.
Мои «однополчане», естественно, тоже время даром не теряли и, оседлав соседние деревья, вкушали замечательные дары природы. Когда за нами пришла машина мы долго тянулись к проходной, а по довольным лицам своих приятелей я понял, что все получили не меньшее, чем я, удовольствие.
На ужин пришли уже не все, а вечером по казарме бегал наш старшина из местных и орал благим матом на незнающих меры питерских хлопцев. Правда, опустошив походную аптечку и побегав вечер в известные места, мы быстро пришли в себя, и уже следующим утром поднялись на зарядку как ни в чем ни бывало. После этого происшествия нам строго настрого запретили есть на техтерритории немытые ягоды, но запретить молодым парням наесться вдоволь вкусных отборных ягод, которых в дождливом Питере днем с огнем не сыщешь, было нереально, и мы конечно не так активно, но и особенно не стесняясь, поглотили за время сборов не один килограмм черешни, вишни, абрикосов и шелковицы.
Комментировать
url • print
Четверг, 19 Июня 2014 г.
10:35 Про армию (продолжение 4)
Осенью 1979 года в части ощущалось какое-то неясное напряжение. И не то, чтобы проверки стали чаще, и вроде бы общих тревог не было, но то один, то другой старший офицер внезапно уедет в командировку, или новое вооружение пришлют на хранение. Отправок боеприпасов стало значительно больше, но до определенного момента это не вызывало у нас особого удивления: работа и работа.
В начале ноября прислали большое количество новых ракет «Точка». Покатились регламенты, проверки, консервации, расконсервации, монтажи. За две недели мы пропустили через регламентный цех весь объем хранения. Каждую «дуру» я облазил с головы до дюз, каждый механизм прощупал своими руками, ЗИП был укомплектован, сложен в контейнер и опечатан. Все изделия размещены в хранилищах и внесены в боевое расписание.
Вообще то это была довольно привычная работа, и, если бы не последующие события, я не стал бы уделять ее описанию столько внимания.
Но вот в середине декабря, в один из ничем не примечательных дней мой начальник сообщает, что после 12 часов запланированы очередные ночные работы.
Следует сказать, что работы с ракетной техникой почти всегда проводились в темное время суток, дабы спутники вероятного противника не дай бог не могли вычислить нашу сверхсекретную часть и, тем паче, узнать, что в ней происходит.
И вот, как это бывало много раз, прибываю я на КПП технической зоны в 11.30 вечера. Евдокимыч с Валерой - нашим техником - уже там. Еще через 10 минут приезжает три автобуса с воинами, то есть техническая батарея в полном составе. Я с удивлением вопрошаю начальника: зачем столько солдат, обычно при ночных работах обходимся 6-8 максимум, но он хмуро отмалчивается. Дальше больше: из темноты выруливает командирский УАЗик. Из него выходит командир части вместе с главным инженером. Все в полевой форме. Наряд строится, командир вручает моему начальнику запечатанный конверт. Евдокимыч вскрывает конверт, изучает содержимое, хмурится еще больше, передает конверт мне. Я читаю задание на работу и мои глаза лезут на лоб. Я осознаю, что нам приказано подготовить и отправить различными способами почти все содержимое хранилищ нашей части. Наверное, Евдокимыч к этому времени уже что-то знал, но для меня все это явилось полной неожиданностью.
Не вдаваясь в подробности скажу, что всю последующую неделю все офицеры нашей части, отдыхая здесь же на сложенных бушлатах по 4-6 часов и меняя солдатский наряд, выполняли полученный приказ. Все практически не выезжали с технической территории, работа шла днем и ночью. На погрузку подходили состав за составом, грузовик за грузовиком, а несколько кассетных головок мы отправили на тяжелых вертолетах, прилетевших за ними как-то ночью. Через 8 дней хранилища практически опустели, и в глубине бетонных сооружений вместо стройных рядов контейнеров с ракетами поселилось глухое эхо.
Причины происходящего стали ясны на следующий день после завершения этого многодневного марафона. Из телевизора мы узнали, что наши ввели войска в Афганистан.
Еще через несколько месяцев к нам в часть стали приезжать офицеры из Афгана. В большинстве своем они прибывали для сопровождения военного имущества, но были и легкораненые, после Ташкентского госпиталя, уже отбывшие свой срок боевых действий, направленные к нам дослуживать пенсию. От них мы узнали много неизвестных подробностей о которых и до сих пор широко не известно. Оказывается, наши военные советники находились в Афгане еще с сентября 1979 года. Но это уже не моя история.
Комментировать
url • print
Среда, 18 Июня 2014 г.
10:04 Про армию (продолжение 3)
Моя служба в армии делилась как бы на две части: военные дела и работа, которую полагалась называть боевой, хотя иногда отношение к армии она имела весьма отдаленное.
Тем не менее, эта работа нередко оказывалась непростой и даже опасной и требовала серьезных знаний и профессионализма. Этого зачастую не хватало, что приводило к нештатным, если не сказать к трагичным ситуациям.
В тот день у нашего отдела, состоящего всего из трех военных, то есть сотрудников, были обычные ночные работы. Работы с ракетной техникой почти всегда проводились в темное время суток, дабы спутники вероятного противника не дай бог не могли вычислить нашу сверхсекретную часть и, тем паче, узнать, что в ней происходит.
Задача была знакомая - погрузить в вагон контейнер с ракетой, представляющий собой десятиметровую тележку на шести колесах, весом ни много ни мало десять с половиной тонн, в которой металлическими полосами - бандажами крепилась сама ракета, естественно без головной части. Технология много раз отработана, роли распределены. Согласно этим ролям наш майор Иван Евдокимыч, начальник отдела, обычно стоит на подножке крана и руководит погрузкой. Техник отдела – прапорщик Валера Белогуров, командует солдатами, удерживающими при погрузке ракету на растяжках, а я, помощник начальника отдела, барражирую на краю открытого грузового вагона и направляю контейнер с ракетой над вагоном.
Все это происходит на погрузочной площадке, к которой подвозят технику и по которой по насыпи проложены железнодорожные пути. Высота вагона метра три, плюс насыпь. То есть я передвигаюсь по узенькой боковой стенке вагона на высоте метра четыре. Естественно страховки никакой.
Ну расположились мы, выставили кран, тепловоз подогнал состав с вагонами, ждем темноты. Часов в 11 вечера наш прапорщик подгоняет тягач с ракетой. Подтягиваем ее поближе к вагону, цепляем на траверсу, Евдокимыч командует «вира». Воины упираются, на канатах – растяжках удерживают контейнер от раскачивания, по моим указаниям направляют его для загрузки. Я стараюсь навести груз над вагоном так, чтобы соблюсти со всех сторон равные расстояния от стенок. Задача непростая, в темноте контуры вагона расплываются, хотя сам контейнер на фоне неба виден довольно четко. Для последней прикидки останавливаю груз над вагоном, чуть разворачиваю, командую вниз и вдруг вижу, что контейнер с ракетой опускается в вагон не вертикально, как это должно быть по идее, а как-то по дуге. Первый взгляд на землю: нет, у воинов все в порядке, растяжки натянуты, смотрят на меня, ждут команд. Евдокимыч тоже в ожидании, «майна» без меня не командует. Я поднимаю глаза вверх и, как в замедленной съемке вижу, что стрела крана где-то в середине странно изгибается и складывается. Контейнер тем временем все быстрее идет вниз и не по центру вагона, а куда-то вбок, на середину вагонной стенки. Я изо всех сил ору что-то нечленораздельное, а сам быстренько соображаю, куда прыгать, чтобы не попасть под груз. Прикидываю: если контейнер с ракетой падает внутрь вагона, мне надо прыгать наружу, что не хотелось бы, все-таки на щебень и 4 метра, а если внутрь, то проще в вагон, но как бы не замкнуло проводку, кран то с электроприводом. Контейнер идет вниз все быстрее, надо принимать решение. Наконец я понимаю, что падает он вроде бы наружу. Цепляясь за стенку вагона колесами контейнер с ракетой срывается с траверсы и со страшным грохотом падает вниз. Я прыгаю внутрь вагона и, оглушенный этим грохотом, ничего не слышу. Вес контейнера 10,5 тонн, от удара вагон начинает качаться, меня, как теннисный мячик, бросает внутри вагона от стены к стене. Наконец все замирает. Не обращая внимание на боль, я подтягиваюсь и выглядываю на край вагона. Контейнер лежит рядом, ракета с оторванными креплениями откатилась метров на десять. Воинов нигде не видно, у меня начинают шевелиться волосы. Наконец, в темноте я различаю присевшего сбоку от вагона прапорщика Валеру, и вдалеке встающих с земли солдат. Мысленно пересчитываю - вроде все. Уже почти успокоившись, вылезаю на край вагона и вижу белое лицо и круглые глаза Евдокимыча. Срывающимся голосом сообщаю ему, что все целы, и тогда он очень осторожно, как будто это теперь имеет значение, слезает с подножки крана, садится на землю и закрывает лицо руками.
Постепенно все приходят в себя. Начинаем делиться впечатлениями. Валера, как только услышал мой крик и понял что происходит, изо всех сил заорал воинам «бегом». Воины увидев падающий груз и услышав наши истошные крики, среагировали правильно, бросили свои растяжки и припустили от вагона в степь. При касании стрелы крана о стенку вагона электрику все-таки замкнуло. Раздался оглушительный хлопок и в темноте ночи высветился фейерверк искр. Кое-кто из воинов принял это за взрыв, вследствие чего скорость бега в направлении от вагона резко увеличилась. Я внутри вагона, летая от стенки к стенке, ничего этого не слышал и не видел. Электричества никакого тоже не почувствовал, а позже сообразил, что вагон то стоял на земле, то есть был заземлен, и ударить током меня не могло по определению.
Больше всех был расстроен наш майор. Это он вместо сломанного штатного крана принял решение грузить ракету обычным строительным, у которого грузоподъемность была та же, но конструкция стрелы для такого габаритного груза не подходила. Именно по этой причине небольшое смещение контейнера привело к складыванию стрелы.
Конечно, как это часто бывает в дальних гарнизонах, историю замяли. Никто, к счастью, не пострадал, а контейнер с ракетой отправили в ремонт на завод, благо в это время на заводе ремонтировалось большое количество техники из Афгана.
Комментировать
url • print
Понедельник, 16 Июня 2014 г.
10:11 Про армию (продолжение 2)
Позже, в процессе службы я не раз сталкивался с враждебностью в отношениях с местными жителями. Особенно нас задевали представители местной милиции, так называемая местная власть. Конфликты могли возникнуть в любой момент и по любому поводу. Мы не видели в своем пребывании в Казахстане ничего предосудительного, но туземцы, особенно молодежь, относились к офицерам нашей части с неприязнью и при всяком случае задевали и провоцировали на драку. Чего же стоило ожидать от тех же местных, но обличенных властью милиционеров?
В выходные дни ни офицерская столовая, ни буфет в клубе части не работали. Молодым офицерам приходилось перебиваться кто чем может. В десяти километрах от нашего городка располагался небольшой поселок с неожиданным названием Арысь. В нем, естественно, было пара харчевен, где готовили местные блюда. Но внутри этих заведений местного общепита царила жуткая антисанитария, жужжали рои надоедливых мух и от любого блюда можно было если не загнуться под ближайшим забором, то получить жесточайшую изжогу на несколько дней. Выходили из положения по-разному. Для себя, после ряда неудачных экспериментов я подобрал вот такую диету. Покупал на местном рынке огромную дыню, килограмм на 8-10. Дыни, надо сказать, продававшиеся почти круглый год, были необычайно вкусные: сладкие, сочные, с почти прозрачной мякотью и стоили, отчетливо помню, 10-11 копеек за килограмм. К дыне на том же рынке в лавке покупалось пара батонов, если с утра, то еще мягкие. Симбиоз этих продуктов оказался вполне терпимым и можно даже сказать лакомством, не надоедал и позволял мне переживать выходные. Конечно, поначалу были сложности. Желудок Ленинградского мальчика был не очень приспособлен к такой диете, но через пару недель полностью адаптировался и каждое субботнее утро я направлялся в сторону базара на своем мотоцикле.
Так в один прекрасный день с привязанной на багажнике сумкой пылю я потихоньку по улице в привычном направлении за своим выходным рационом, и вдруг вижу на перекрестке знакомую фигуру Евдокимыча, отбивающегося от 3-х молодых казахов, один из которых, естественно в милицейской форме. Не раздумывая долго, я бросаю свой мотоцикл и вписываюсь в процесс. Может уличная закалка помогла, может не ожидали местные такого дерзкого вмешательства, но после того, как их правоохранитель лег и больше не захотел вставать, закончили махать руками, подхватили своего товарища под руки и с руганью утащили во двор ближайшего дома. Мы с Евдокимычем оседлали мой мотоцикл и, не задерживаясь больше нигде, полетели к себе в городок. По пути мой начальник рассказал, что по просьбе жены на рейсовом автобусе поехал с утра в магазин. Проходя по улице, он столкнулся с молодым казахом, который довольно нахальным тоном потребовал у него закурить. Евдокимыч не курил никогда, о чем он и сообщил парню. Тот почему-то обиделся, крикнул со двора своих родственников, один из которых оказался милиционером, и они втроем попытались залезть к Евдокимычу в карманы. Майор советской армии такого допустить не мог, а через пару минут на его счастье появился я и спас его от этих непристойных посягательств. Все обошлось почти без следов на лице, но рубашка Евдокимыча была порвана, а я, что обидно, остался без своего меню выходного дня. Мой начальник, наверно из чувства благодарности, пригласил меня на обед. Я, конечно, не отказался и с удовольствием оценил кулинарные способности его супруги.
Комментировать
url • print
Среда, 11 Июня 2014 г.
13:49 Про армию (продолжение 1)
Жил я в военном городке, как и все молодые офицеры, в общежитии. Вместе с таким же, как и я лейтенантом Вовкой Исаевым, прибывшим в часть на день позже. Мы занимали маленькую комнату на 2-м этаже, где могли разместиться только 2 койки, столик и три табуретки. Больше ни на что места не хватало, а места общего пользования располагались в коридоре - один совмещенный санузел на этаж. С Вовкой в основном мы проводили свободное время, помогали друг другу, делили еду и выпивку.
Прослышали мы как-то от местного населения, что есть где-то в степи горячий лечебный источник. Сначала не поверили: вокруг выжженная степь, и вдруг источник, да еще горячий. И так нам это стало интересно, что решили обязательно его найти. Всю неделю мы собирали информацию у местных жителей, работающих в части. К вечеру пятницы появилось некое представление о месте нахождения источника. В выходной мы хорошенько выспались, позавтракали, чем бог послал, и часов в 10 сели на мотоцикл и потихоньку пострекотали в сторону «волшебного» источника. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась серо-желтая степь. Ориентиров не было никаких, но мы упорно двигались к своей цели придерживаясь указанного направления.
Неожиданно впереди, как мираж в пустыне, показалась буйная зелень. И не кустики в пол метра, а высоченные карагачи, которые часто называются деревьями пустыни, с ветками, сплошь покрытыми листьями. Даже на территории части, где деревья регулярно поливались, листики были узкие, блеклые, а здесь чуть ли не джунгли. Подъехали ближе, оставили мотоцикл и по протоптанной дорожке пошагали внутрь зарослей. Метров через 15 нашим взорам и впрямь открылся окутанный паром, бьющий на десятиметровую высоту фонтан горячей воды. Вокруг источника разлилось небольшое озерцо, вода из которого несколькими ручейками утекала в заросли. От поверхности шел пар. Так за паром мы поначалу не заметили местный народ, сидевший вкруг озерка на бараньих шкурах, а заметив очень удивились.
Мужчины и женщины, молодые и старые, взрослые и дети, все поголовно почти полностью раздетые, бросили свои дела и уставились на нас, как на заморских зверюшек в зоопарке. Смотрели на нас откровенно неприязненно, и было похоже, что наше неожиданное появление их не очень обрадовало.
Мы же, узрев такую странную картину, поспешили ретироваться, бегом пересекли заросли в обратном направлении и через одну-две минуты сломя голову мчались через степь в свой городок.
Только потом нас вразумили более опытные товарищи: хочешь покупаться, вставай пораньше, чтобы к 6 утра окунуться в горячую воду. Что мы не раз с удовольствием и делали. Вода у края озерка была градусов 40, терпеть можно. Пахла правда не очень приятно – сероводородом, но при погружении мягко и нежно обволакивала тело, снимала напряжение и наполняла жизненными силами.
К пол восьмому надо было ретироваться, прибывали дети степей, и начиналась полная вакханалия. Как их разоблачение сочеталось со строгими мусульманскими законами до сих пор не понимаю. Ясно, что мы были чужими на этом празднике жизни, и, дабы не раздражать местное население, заблаговременно покидали оазис.
Комментировать
url • print
Понедельник, 9 Июня 2014 г.
12:37 Про армию
Основным занятием офицеров в нашей части было поддержание в боевой готовности и проведение регламентных работ хранимого военного имущества. Наш отдел обслуживал несколько типов ракет, которые хранились в зарытых в землю хранилищах. Сами хранилища представляли собой мощные бетонные сооружения с арочными перекрытиями, засыпанные сверху землей, на которой естественным образом проросли какие-то колючки, кустики, а после нечастых дождей вылезала жесткая трава.
Территория, по которой были разбросаны хранилища, располагалась в голой степи, вдали от жилья и дорог, и только иногда, где-то на горизонте сквозь проволочное ограждение можно было наблюдать пастухов - казахов живописного вида на своих коренастых лошадках, перегоняющих стада местных баранов на новые пастбища.
Большую часть года вся окружающая местность представляла собой выжженную растрескавшуюся землю, по которой ветер гонял мелкую пыль и клубки сухих колючек. Но природа стремится к равновесию, и где-то к концу февраля начинаются дожди, и степь расцветает. Нигде и никогда больше я не наблюдал такого необычайно быстрого роста зелени. Всего лишь за 2-3 дня грязно-серая степь покрывается нежно-зеленым ковром травы. Буквально на глазах из земли вылезают колючие растения размером с небольшой кустарник. Цепляются за собратьев и по метру в день тянутся вверх жесткие вьюнки и все покрыто шероховатой зеленой травой, напоминающей болотную осоку. Все это зеленеет, разрастается и цветет необычно мелкими бело-розовыми цветочками. Недели три. К концу марта ласковое солнышко превращается в раскаленную сковородку. Зеленый ковер желтеет, сохнет и через месяц уже трудно поверить, что эта блеклая местность когда-то расцветала буйной растительностью. На бесконечных просторах степи только горячий ветер гоняет ссохшиеся стебельки некогда зеленых растений, да по раскаленной земле от трещины к трещине быстро перебегают мелкие серые скорпионы.
Переходить в дневное время от хранилища к хранилищу сущий ад. Находятся они друг от друга на довольно большом расстоянии. Дорожек практически нет, а по пути может попасться что-нибудь колючее, жалящее и кусающее. В основном местная живность вылезает из своих укрытий ночью, но встречаются не самые обаятельные существа и днем. Даже простые черепахи, вопреки общепринятому мнению, ползают довольно быстро и хватают на своем пути все движущееся и шевелящееся, будь то длинноногий степной муравей или неосторожно поднесенный палец. А пойманный как-то в степи серый хомяк вообще смахивал на злобную взбесившуюся фурию и с противным визгом кидался на любую палочку, протянутую в его сторону. Ближе к ночи из своих нор вылезают змеи, скорпионы, ядовитые пауки – каракурты и другие неприятные гады, с которыми при встрече следует проявлять особую осторожность.
Учитывая это милое окружение, невзирая на страшную жару, приходится и днем, и в ночные работы надевать высокие сапоги. Территория километров восемь, на солнце больше 50 градусов, а пожарные емкости с водой, только у хранилищ. Пить эту воду нельзя, к тому же она, мягко говоря, не холодная. Можно слегка намочить голову под фуражкой, но это больше самообман, ненадолго.
Внутри хранилища красота. Вороты закрываются герметично, а толстенные перекрытия и слой земли не дают воздуху в хранилище сильно прогреться. Отдышишься, выполнишь необходимые операции, и дальше мелкими перебежками к следующему. Если повезет, подгадаешь к развозке - автобусу, собирающему после работы гражданских служащих по территории, а чаще перебежками к проходной на второй заход развозки. До военного городка 20 километров, опоздаешь, жди караульной машины либо милости от дежурного, который и правда не всегда имеет возможность послать транспорт за опоздавшими.
Чтобы не быть привязанным к автобусу я в военторговской лавке заказал себе легкий мотоцикл, который наконец через полгода после муторного ожидания доставили в нашу глушь. Вещь в наших условиях была просто необходимая. Во-первых, я уже не торопился на автобус после работы, а во-вторых без своего механического друга я не смог бы увидеть и десятой доли множества интересных вещей местной округи.
Комментировать
url • print
Среда, 14 Мая 2014 г.
11:15 Продолжение 10
Была в нашем институте военная кафедра. Начиная со второго курса, каждый четверг вся мужская половина нашего факультета переодевалась в костюмы. Отпарив брюки, надев белые рубашки, и даже повязав галстуки, ровно в 9 утра мы стояли в шеренгах повзводно, то есть погруппно в коридоре 3-го этажа, где нас обучали военному делу. Все было на полном серьёзе. Учили нас всяким военным премудростям, но с уклоном гражданских профессий. У химиков, например, больше внимания уделялось взрывчатым веществам, парням 4-й и 5-й групп, артиллерийским системам, а из нас готовили инженеров по боеприпасам. Кстати, если всякие общевойсковые дисциплины – тактику боя, управление войсками, воспитание военнослужащих и др. я забыл уже через год после выпуска, то устройство взрывателей, мин, снарядов, гранат, ракет помню до сих пор, и эти знания не раз сослужили впоследствии мне добрую службу. Наверное, у нас были хорошие офицеры-преподаватели, настолько хорошие, что человек 15 из потока после окончания института сами написали рапорт о призыве на службу. Я в том числе. Но до присвоения звания будущие выпускники обязаны были пройти сборы, которыми оканчивался 4-х летний курс военной кафедры. Удивительно, но эти сборы разделили моих однокашников на «молодых» и «стариков», точно, как в армии.
Через неделю после сдачи последнего экзамена за 4-й курс большая часть мужчин факультета преодолев просторы нашей необъятной страны прибыла в город Балаклея Харьковской области, тогда еще «ридной» Украины. Благословенный, надо сказать, край. Вдоль дороги от вокзала до части, где нам предстояло «практиковаться», росли абрикосовые деревья. Дальше по сторонам тянулись бесконечные сады яблонь, груш, черешни и вишни. Но самые замечательные фруктовые деревья произрастали на технической территории воинской части. Там я впервые увидел тутовник или шелковицу, как ее называли местные. Ягоды по виду похожи на малину, только без ножки в середине. Шелковица бывает белая, на самом деле светло-желтая, и черная – с ягодами темно-вишневого цвета. Белая - просто сладкая, у сильно спелых ягод даже вкуса не чувствуешь. А черная – не такая сладкая, но с неповторимым ароматом ягод. Обжирались мы ими бесконечно, но вот если кому не повезло измазать одежду соком черной шелковицы, отстирать ее не было никаких возможностей. Думаю, и самым современным порошкам это было бы не под силу.
Кроме изучения теории, уставов и строевой подготовки мы почти каждый день работали в цехах части на сборке или разборке разных боеприпасов. Сама часть представляла собой крупный арсенал хранения, сборки и утилизации боеприпасов. В цехах работали в основном женщины, красивые и веселые местные хохлушки. Наши парни тут же со всеми перезнакомились, и на работу в цех спешили, как на праздник. Нас рассаживали вокруг конвейера, вперемежку с местными работницами. С шутками, разговорами, легкими ухаживаниями работа не доставляла никаких сложностей, между тем операции, так мимоходом осуществляемые нами, проводились с чрезвычайно опасными материалами. К примеру, один раз меня определили на вложение в артиллерийские снаряды стакана с взрывчатым веществом, другой – на укладку в ящики минных взрывателей, а погрузку ящиков со снарядами мы осуществляли каждый день.
Последнее время я довольно часто слышу, что в одном месте взорвался арсенал, в другом начался пожар, приведший к взрывам. Оценивая технику безопасности на арсенале, где проходили наши сборы, легко могу представить, как это происходило, но мы и местные девки были молодыми, думать о плохом не хотели, лукавый взгляд через ленту конвейера казался нам важней всего оружия мира.
Комментарии [1]
url • print
Вторник, 13 Мая 2014 г.
16:58 Продолжение 9
Незаметно закончился очередной учебный год. Предстояла производственная практика. Задание на практику было примитивным: собрать чертежи какого-нибудь химического аппарата, изучить их, пояснить при защите отчёта о практике. Меня и нескольких наших ребят из нашей группы направили на завод «Металлист», что на Обводном канале. Обидно было терять целый месяц попусту, и мы, решив немного подзаработать, устроились на заводе слесарями в мастерскую, как раньше говорили, дополнительной продукции. Десяток рабочих, тогда они мне казались дедами, лили из силумина и опиливали «драчевыми» напильниками умывальники, которые можно увидеть чуть не на каждой даче. В мастерской был «завал» и дополнительным рукам очень обрадовались. Первую неделю мы вчетвером дружно работали напильниками, снимая с только что вылитых заготовок заусенцы и остатки литья.
Самый тяжёлый труд – бессмысленный, в нашем случае примитивный. Через неделю достали меня эти малоэффективные, на уровне позапрошлого века методы работы. И в моей голове, уже успевшей остыть от наук, созрел план. Реализуя его, я первый раз столкнулся с советской экономикой в самом практическом ее проявлении. Ещё в первый день практики, обходя производственные участки, я обратил внимание на используемые при сборке агрегатов ручные бормашинки, такие агрегатики с фрезой, приводящиеся в движение турбиной на сжатом воздухе. Магистраль сжатого воздуха, кстати, проходила по стене нашей мастерской. К рабочим, применяющим эту бормашинку, я и обратился. Они направили меня на склад и, к моему удивлению, через 5 минут мне под роспись выдали новенький инструмент, да ещё с двумя сменными фрезами.
На следующий день я пришёл в мастерскую пораньше. Подключил бормашинку к коллектору воздухопровода и начал процесс опиловки. За полдня мы с ребятами выполнили свою дневную норму, успели обработать весь накопленный за предыдущие дни запас литья и сдали детали на склад готовой продукции. Вопреки ожиданию, местным работягам это не понравилась. Бригадир, узрев наши рационализации, покрыл «убогих студяг» трёхэтажным матом, а немного успокоившись, объяснил: узнает начальство, снизит расценки, сократят бригаду, понизятся заработки. Спорить тут было не о чем. Я сдал инструмент, переоделся и покинул без сожаления эту ретроградскую мастерскую. Мои однокашники тоже в мастерской долго не задержались. Из-за этого случая с бормашинкой на них смотрели косо, видимо ожидая очередного подвоха.
Позже, вспоминая недовольство работяг, думаю: не так уж они были неправы. Ради увеличения сомнительного производства допотопных железок не стоило ограничивать или вовсе лишать людей привычного заработка.
Комментировать
url • print
Понедельник, 12 Мая 2014 г.
10:37 Продолжение 8
Пропуск целого месяца учебы в обычной ситуации автоматически означал бы академический отпуск, но поскольку я пострадал за честь ВУЗа, руководство института отнеслось ко мне очень лояльно. Мне помогли написать пропущенные контрольные, не очень гоняли на зачётах и продлили без потери стипендии сессию. И все-таки чтобы догнать однокурсников я вынужден был предпринять титанические усилия.
Особенные проблемы мне доставили лабораторные работы по «Взаимозаменяемости». Когда-то этот предмет назывался «допуски и посадки», но вследствие применения новых технологий был значительно расширен и дополнен. Вот эти новые технологии и доставили мне основную головную боль.
Практику и лабораторные занятия по «Взаимозаменяемости» у нас вёл Романов Владимир Сергеевич - замечательный мужик с большим опытом практической работы в известном производственном объединении «Звезда». Он так организовал учебный процесс на лабораторных работах, что до тех пор, пока студент своими руками не выполнит задание, лабораторная работа зачтена быть не могла. Списать не представлялось никакой возможности, поскольку при защите лабораторной работы контролировалась как конечные результаты, так и методика работы. Отношения с Владимиром Сергеевичем у меня были нормальные, но то, что он «простит» мне пропущенные лабораторки, даже в голову не приходило.
На следующий день после выхода из больницы, я обречённо притащился на кафедру химического машиностроения для выяснения вопросов о выполнении лабораторных работ по «Взаимозаменяемости», отчётливо понимая, что перспектив успеть их всех сделать до начала очередной сессии никаких нет. Владимир Сергеевич встретил меня с ехидной улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Слово за слово я рассказал ему о своих злоключениях, надеясь вызвать хотя бы сочувствие. Однако ничем его не проявив, Владимир Сергеевич выдал мне чертёж детали, которую в ходе выполнения лабораторной работы мне предстояло изготовить. Она была довольно сложной конфигурации. На чертеже были указаны размеры детали с определёнными допусками. Мне предстояло вырезать с помощью лазерного резака эту деталь из металлического листа. Резак тоже имел погрешность на выполнение установленных координат. Все это предстояло рассчитать, учесть заданные допуски и технические возможности инструмента, настроить машину, вырезать деталь и предъявить преподавателю. Вариантов как-нибудь схитрить не было никаких, и я, отбросив сомнения, взялся за дело. «Глаза боятся, руки делают», сам не заметив как, я увлёкся работой. Когда все закончил, за окнами уже наступил вечер. В лаборатории никого не было, и только из открытой двери Владимира Сергеевича струился свет. Со сложными чувствами я вошёл в кабинет. Ничуть не удивившись Владимир Сергеевич поднял на меня глаза. Я подал ему ещё тёплую деталь. Он обстоятельно осмотрел ее, тщательно обмерил. Все совпадало. «У тебя зачётка с собой?». Я вытащил зачётную книжку, сам не понимая зачем. Я наблюдал за тобой -, сказал Владимир Сергеевич, - думаю, чтобы освоить ту или иную технологию, тебе руководитель не обязателен. Сам справишься. С этими словами он поставил мне зачёт и отдал книжку. Я не знал радоваться мне или плакать. По плану мне предстояло сделать ещё, как минимум пять лабораторных работ. Зачёт обычно ставился только после этого. Растерявшись, и не веря своему счастью, я спросил Владимира Сергеевича, когда следующая лабораторная работа. «Не надо тебе», - буркнул он и отвернулся к своим бумагам. Если бы я не боялся его обидеть, непременно бы расцеловал. А так я тихонько, как бы опасаясь спугнуть свою удачу, вышел за дверь. Академка отменялась и душа моя пела.
Комментировать
url • print
Четверг, 8 Мая 2014 г.
11:29 Продолжение 7
Учился я неплохо. Большинство технических дисциплин вызывало у меня интерес. По ним я не пропускал занятий, а углубление в некоторые предметы доставляло просто большое удовольствие. Но были и такие, которые кроме скуки и отвращения не вызывали ничего. Нет слов, чтобы описать мои муки при подготовке к экзаменам по марксистко-ленинской философии или научному коммунизму. Учить эти предметы было свыше моих сил. Но сдавать их было надо, поэтому процесс подготовки к экзаменам выглядел примерно так. 15 - 20 минут усилием воли я вчитывался в учебник, не всегда понимая смысл прочитанного и повторяя про себя каждый второй абзац по нескольку раз. Затем падал в койку и мгновенно засыпал. Зная за собой такую особенность, я заранее ставил будильник, будивший меня через те же 15 – 20 минут. Я поднимался, вчитывался в проклятый учебник опять, но хватало меня ненадолго. Далее следовал тот же цикл. Так происходило до самого вечера, и только приближение ночи прекращало мои мучения. Когда я вообще переставал что-либо воспринимать, пил крепкий кофе или глотал таблетку кофеина. Это немного встряхивало меня, но проходил час - другой и все начиналось сначала. Как я сдал эту типа науку, до сих пор сам не понимаю.
Однако иногда и в привычные занятия жизнь вносила свои коррективы.
Вскоре после начала учёбы в институте большинство студентов, не считая больных и хромых, были приписаны на кафедре физ. воспитания к различным видам спорта. Я, как человек долгое время практиковавший занятия борьбой, продолжил тренировки по этой специализации и занятия по физкультуре мне посещать было не обязательно. Вместо этого вечерами я вместе с другими ребятами с нашего и других факультетов тренировался в борцовском зале. Разумеется, время от времени были соревнования. После одного такого первенства я вынужден был расстаться с любимым видом спорта и чуть было не оказался в академическом отпуске. Это был ЦС – центральный совет «Буревестника», проводившийся в Кемерово. Два слова о том, что такое центральный совет. В советское время все спортсмены были приписаны к разным спортивным обществам. Чаще всего это зависело от сферы деятельности курирующей организации, на современном сленге - спонсора. К примеру, спортивное общество «Динамо» относилось к МВД, общество «Трудовые резервы» - к сфере профессионального образования, а «Буревестник», в котором я состоял, объединяло спортсменов ВУЗов. Так и формировались «Центральные советы». Съезжались спортсмены одного общества со всей страны и боролись за победу. Такое мини первенство Союза. За победы на таких соревнованиях присваивались звания кандидатов и мастеров спорта. В прошлой жизни такие центральные советы по разным видам спорта были очень распространены.
Отпускали меня с занятий на соревнования без напряжения. В случае победы наших студентов на ЦС институт упоминали в министерстве на самом высоком уровне, что было почётно и выгодно, поскольку влияло на выделение институту дополнительных средств.
Шёл четвёртый круг соревнований – полуфинал. Три предыдущие схватки я выиграл без особого напряга. В этот раз мне достался очень сильный соперник: Гарик Керселян из Ленинакана. Мы регулярно встречались с ним на соревнованиях, у нас были хорошие дружеские отношения. К слову говоря, через двадцать лет Ленинакан будет до основания разрушен землетрясением. На меня эти события тогда произвели тяжелое впечатление. Вспоминая впоследствии весельчака Гарика, я отчётливо вижу пыльные руины домов его города над растерзанной землёй.
Как все спортсмены с Кавказа, Гарик имел отменное здоровье и силовую выносливость. Противопоставить ему я мог только технику и нестандартные ходы. И хотя для соперника мой стиль неожиданностью не стал, к концу второго периода я выигрывал два балла. Но и «на старуху бывает проруха», при проведении очередного блока руки, Гарик неожиданно провел захват корпуса, и вот я понимаю, что лечу через грудь Гарика и, возможно, прямо на лопатки. Уже во время броска в самый последний момент мне все-таки удалось ослабить захват, и я полетел по иной траектории, чем планировал Гарик. Эта неправильная траектория вынесла меня за ковёр, и приземлился я плечом на паркет. Было больно. Схватку остановили, Гарику сделали предупреждение, а я после небольшого массажа, вернулся на ковер и довел дело до победы, что с таким сильным соперником было очень почетно.
Вечером плечо сильно разболелось и распухло. На следующий день местный врач снял меня с соревнований. Вернувшись домой, я обратился к хирургу. Сделали рентген и выяснили, что произошло повреждение надкостницы и сустава. Требовалась операция. Боль только усиливалась, и на следующий день мне пришлось лечь в больницу. Операцию проводили под общим наркозом. Разрез сделали очень глубокий, потом он воспалился, долго не заживал. Так я провёл в больнице почти месяц. К слову говоря, больше заниматься единоборствами мне уже не пришлось.
Комментировать
url • print
Среда, 7 Мая 2014 г.
10:01 Продолжение 6
Больше никаких значимых происшествий в колхозе не случилось. В конце сентября наши подвиги на сельскохозяйственной ниве закончились. И не то что убирать было больше нечего, но и учиться было когда-то надо.
И вот мы разодетые, надушенные, некоторые даже с цветами по школьной причуде входим в холл нашего института, с придыханием ищем на вывешенных стендах свои фамилии в группах, находим, и с чувством исполненного долга переходим в столовую, открывающуюся прямо из холла. Столовая в нашем заведении замечательная: стены в розовом мраморе, колонны в сером. Поверху стен и с колонн свисают медные канделябры, а с потолков старинные люстры. Зал огромный, по сути в одном зале размещены несколько отдельных залов, кафе и буфетов. По неписаным правилам за одной группой столиков трапезничают преподаватели, остальное пространство отдано студентам. Формально никаких запретов нет. Можно спокойно сесть за стол с каким-нибудь зав. кафедрой или профессором, никто слова не скажет. Но неписаные правила передаются от курса к курсу и соблюдаются неукоснительно. Еда везде примерно одна и та же, но без особого приглашения ни один из студентов границу «преподавательской территории» не нарушит. Эти порядки были заведены с незапамятных времен, институт-то у нас один из старейших. Каноны почтения соблюдаются строго, а на стене вестибюля центрального входа в институт среди разных высказываний великих крупными буквами начертано: «уважение бывает только взаимным». Зал нашей прекрасной столовой часто использовался под общеинститутские вечера, концерты, встречи с артистами, иногда для международных олимпиад, если надо было посадить в одном помещении одну-две тысячи участников. Акустике зала могут позавидовать многие концертные площадки.
Из вестибюля вправо и влево ведёт широкий коридор. Стены тоже мраморные, в два цвета: серый и розовый. Проход влево - ректорат, святая святых любого ВУЗа, вправо - мимо библиотеки во двор. Внутренний двор Техноложки заслуживает отдельного рассказа. Он огромен, занимает несколько кварталов между Московским и Загородным проспектами. Летом утопает в зелени. Вековые деревья скрывают фасады исторических зданий, разбросанных по дворовой территории в определенном порядке. Какие-то здания отремонтированы и выглядят не хуже шедевров Невского, а где-то светятся сквозь листву обветшалыми фасадами, в значительной степени потерявшими свой исторический облик. По всему двору в укромных местах расположены скамейки в старинном стиле. Их такое количество, что при желании на них могла бы рассесться не менее трети всех студентов института. Частенько, в тени деревьев мы с товарищами пережидали свободное время между парами, или пропускали «опасные» семинары и контрольные.
В дальнем углу расположен уютный дворик, отделяемый от остального пространства двора полукруглой стеной старинного, очень красивого здания. Это большая химическая аудитория. Она реализована в лучших традициях высшей классической школы, в виде амфитеатра на 150 – 200 мест. Даже кресла большой химической аудитория выглядят как антикварная мебель. Спинки резные, тёмного дерева, сиденья - вытертая бесчисленными поколениями студентов темно-красная кожа, подлокотники от многолетних опираний локтями потеряли форму: грани сгладились, плоскости протёрлись. Еще через два дома от большой химической, в похожем здании находится большая физическая аудитория. Она почти полное повторение химической. Отличаются друг от друга только цветом кожи сидений: в большой физической они темно-зелёные.
Слушать лекции в больших аудиториях очень приятно. Все знают: если лекция в большой, читать будет лектор не ниже профессора и присутствовать смогут два потока сразу. Слышно прекрасно с любого места без всяких микрофонов. Множество фильмов снято в этих интерьерах, иногда и нас просили задержаться для участия в массовках.
Большая часть лекционных аудиторий расположено в корпусах, выходящих на Московский и Загородный, а внутридворовые здания в большинстве своем заняты под небольшие помещения для практических занятий, учебные лаборатории, производственные мастерские. Есть даже общежитие, не для студентов, для работников института, хотя большинство из проживавших в нем - те же студенты, только вечернего отделения.
Такое размещение аудиторий было произведено после одного неприятного инцидента, случившегося лет за 5 до моей учебы в институте.
Одна из лабораторий физико-химического факультета, кафедры специальных соединений, а по-простому – взрывчатых веществ, располагалось на 4-м этаже учебного корпуса, окна которого выходили на Московский. Уж не знаю, что там мои коллеги - предшественники намешали, но это вещество никак нельзя было помещать в замкнутый объем. Однако студенты есть студенты. Одна симпатичная блондинка, памятуя, что секретные материалы должны быть укрыты от посторонних глаз, закрыла колбу притертой крышкой и пристроила в лабораторный сейф. Эта колба и грохнула. Крупно повезло, что взрыв прозвучал в 4 утра. Он был такой силы, что засыпной сейф разорвало, как консервную банку, а окна лаборатории ухнули на Московский вместе с рамами, да так, что стекла вылететь не успели. Зато вылетели все стекла в артиллерийском училище, расположенном через Московский, напротив. Долго потом институтские стекольщики ползали вдоль фасада училища на виду всего Московского, вставляли стекла. Но «химический» бог тоже хранил их от неприятностей. В тот раз никто даже не порезался.
Не столь «громкий» скандал, но тоже неприятный инцидент случился в институтской лаборатории и со мной. Для измерения высоких температур в лабораторных химических реакторах чаще всего используются термопары, представляющие собой изолированные проводки из разных металлов, помещенные в тонкую медную трубку. В один ничем не примечательный день в лаборатории кафедры процессов и аппаратов я выполнял лабораторную работу и отрабатывал параметры одной промышленной реакции. Температура, при которой должна была происходить эта реакция, приближалась к 2000 С. Естественно для ее контроля мне понадобилась термопара. Свободной была только одна и та не работала. Поковырявшись немного, я понял, что проводки в трубке оборваны. Для восстановления термопары их следовало вытащить, трубку прочистить, новые проводки вставить и закрепить. Легко сказать, обрывки проводов были прочно приварены внутри трубки вместе с изоляцией. Простым способом достать их мне не удавалось. Для начала я решил очистить трубку от расплавленной изоляции. Самый быстрый способ - выжечь, что я и начал делать.
Включил газовую горелку, вставил трубку в пламя, жду. Из трубки тем временем сочиться такой беленький дымок с неприятным запахом гнилого сена. Сочится и спускается к полу, тяжелее воздуха значит.
Минут через пять подходит ко мне преподаватель и спрашивает, что, мол, ты такое делаешь? Я объясняю. Смотрю, он как-то странно принюхивается, бледнеет, вдруг выхватывает у меня из рук трубку со сломанной термопарой и кидает в ванну с водой, стоящую рядом. Потом как заорет на всю лабораторию «Все вон!», точно, как домоуправ Бунша в известной комедии. Студенты по его тону сразу поняли, что вопросов лучше не задавать и быстро, быстро, гурьбой вывалились в коридор, а преподаватель включил на полную мощность вытяжку и тоже выскочил из помещения, как черт из табакерки.
Отдышавшись, он коротенько нам поведал, что в термопарах применяется специальная термостойкая изоляция, которая при сжигании на открытом огне выделяет фосген, отравляющий газ, часто использовавшийся при химических атаках в Первую мировую и погубивший многих людей.
Когда мои однокашники поняли, что я для них уготовил, чуть не убили. К счастью все окончилось без последствий, не считая сохранявшегося до самого вечера железистого вкуса во рту.
Комментировать
url • print
Понедельник, 5 Мая 2014 г.
12:49 Продолжение 5
Наступило 1 сентября, первый день в институте. Из объявления на информационной доске я узнал свой номер группы и аудиторию, в которую мне следовало прибыть. Когда я нашел нужную дверь, народ уже собрался. Коллектив был очень разношерстный: от девчонок со школьной скамьи до взрослых парней, прошедших армию. Мне это не очень понравилось. Выходило, что я оказался где-то посередине. На мой взгляд, это не могло способствовать быстрому вливанию в коллектив. По представлению одних я был слишком искушен по жизни, для других - почти школьник. Но зря я опасался. Уже через неделю почти все одногруппники стали для меня хорошими товарищами.
Первое собрание группы было посвящено поездке в колхоз. В те времена институт для всех поступивших за редким исключением начинался с картошки или чего-нибудь в этом же роде. Месяц, а то и более первокурсники собирали картошку, морковь, другие овощи, работали на переборке, прочих простых работах. Конечно, с одной стороны это было не очень приятно: грязь, дождь, обычный в это время, монотонная работа. Зато с другой стороны веселые вечера в приятной компании, знакомство с однокашниками, новые романы.
Утро в колхозе начиналось для меня с небольшой разминки, пробежки до ближайшей колонки, умыванием ледяной водой. Компанию мне составил Ленька, парень, уже прошедший армию, направленец со Сланцевского химкомбината. Ленька был 4 года старше меня, но, несмотря на разницу в возрасте, мы близко сошлись, и позже, в период учебы не раз выручали друг друга в сложных ситуациях. Ленька тоже с детства занимался спортом, и небольшая встряска с утра была для него привычным делом. От осенних дождей дорожка к колонке размокла. Не обращая на внимания такие мелочи, мы с Ленькой каждое утро мужественно шлепали по грязи и тем повышали свой оптимизм от колхозных впечатлений.
Надо сказать, что спорт в нашей группе был очень популярен. Кроме нас с Ленькой физически активными были еще двое парней: Серега и Ахмет, тоже взрослые ребята, родом из города Гурьев, что на берегу Каспийского моря со стороны Казахстана. Оба они были боксеры приличного уровня и вечерами часто, одев перчатки, то ли напоказ, то ли для своего удовольствия «танцевали» на площадке перед бараком. Народ всегда собирался смотреть на их спарринги. Иногда приходили местные парни, и не всегда с мирными намерениями. Особо отличался один местный заводила, вызвавшийся поначалу побоксировать с нашими ребятами. Навыков бокса у него не было совсем, поэтому через очень непродолжительное время Серега отправил его в первый нокдаун, а после второго тот сам ушел, размазывая кровь по лицу. Ушел, но злобу затаил.
И вот однажды, только мы успели помыться и переодеться после работы, у нашего барака нарисовалась компания местных парней в приличном подпитии, ведущих себя достаточно агрессивно. Расположились они у входа, грубо цепляли девчонок, искали повод подраться. Наш народ собирался по одному, по два и, конечно, на эти провокации среагировали не сразу, а когда подошла основная часть коллектива, вышли к местным с предъявой: что это, да вообще! Отчего-то шпана тут же скуксилась и рвать на себе рубашки перестала. Образовался круг из основных, и пошел привычный базар: ты откуда, а ты кто? Так бы это и закончилось, но один из местных гопников неожиданно для всех зацепил за футболку девушку, неосторожно близко проходившую мимо, подружку Олега из соседней группы. Футболка порвалась, обнажив худые девичьи плечи. Девчонка заплакала и убежала. Олег, понятно, терпеть такое хамство не стал и сходу заехал наглецу в морду. Парень рухнул, как подкошенный, тем паче, что на ногах стоял не очень твердо. Правда, тут же вскочил, но вместо того, чтобы, как полагалось, кинуться на обидчика, рванул за девчонкой, попытался ее остановить, но сорвал с нее остатки футболки. Другой одежды у девчонки под футболкой не было, перед толпой мужиков проявилась очаровательная картинка. Но недолго. Тут же подскочил Олег со своим приятелем Валерой и уже на полном серьезе, во всю силу, стали лупить этого убогого. И покатилось. Я почувствовал себя в привычной обстановке. Ахмет с Серегой тоже без задержки раздавали плюхи, да и другие наши ребята не отставали. Не прошло и пяти минут, как мы пинками прогнали последнего гопника за бараки.
Естественно после этой драки мы ходили только группами, но местные больше никак не проявлялись. А через неделю одного из них нашли где-то за поселком убитым. Всех наших ребят и девчонку, которой порвали футболку, таскали на допрос к следователю. Ничем конкретным это не кончилось, а что на самом деле произошло, мы так и не узнали: может кто-то из наших отличился, но более вероятно, что это было простым совпадением.
Комментировать
url • print
Вторник, 15 Апреля 2014 г.
12:22 Продолжение 4
Наступила весна, и хотя заводские будни вошли в привычку, я понимал, чтобы не попасть в армию, надо поступить в институт и использовать для этого все возможности. Мой выбор пал на Техноложку. Во-первых, «фирма», опять же рядом с домом, ну а где учиться на инженера – вообще-то было без разницы. Гуманитарные науки я, в силу своего понимания жизни, отвергал напрочь. Подыскав приличные курсы для подготовки, я кинулся восстанавливать школьные знания. Душа рвалась на простор, заводские приятели делились новыми впечатлениями, но цели были определены, задачи поставлены, и я упорно грыз гранит науки. И добился-таки своего.
Второй штурм дверей института оказался более успешным. Я был зачислен на математико-технический факультет выбранного ВУЗа и чувствовал себя гордо. До начала занятий оставалось несколько дней, и мои уличные приятели предложили съездить на рыбалку. Я не большой любитель такого времяпровождения, но больно уж компания подобралась веселая, да и расслабиться после трехмесячного напряжения хотелось. Я согласился.
На следующий день, затарившись продуктами и значительным количеством спиртного, с рыболовными снастями, в соответствующем прикиде мы отправились с «Финбана» - Финляндского вокзала, кто не знает – в сторону Лосево, местечка, расположенной на Вуоксе. Вуокса – эта бесконечная система рек, озер и болот, протянувшаяся от Ладоги до Финляндии и дальше. На Вуоксе тысячи необитаемых островков с великолепными местами для отдыха. Наш товарищ пару лет назад уже отдыхал с родителями таким макаром. Он и сагитировал нас в поход. На один из таких островков мы планировали попасть.
Собралось нас человек 12 парней и девчонок. Мы наняли у местных пару лодок, загрузили еду, шмотки и погребли в лабиринт островов и проток. Часа через полтора лавирования, когда я уже перестал понимать, где какой берег, наш сусанин предложил причалить. Не знаю уж, чем он руководствовался, но островок оказался очень живописным. С одной стороны острова была песчаная отмель – идеальное место для купания, с другой стороны полуразвалившиеся мостки над глубоким омутом, где даже на мой непросвещённый взгляд рыбка водилась. Остров весь был покрыт стройными соснами и разбросанными гранитными булыганами всевозможных размеров: от гальки до многометровых глыб. Сразу вспомнилась песня про «остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер».
Первый день прошел замечательно. Мы осмотрели остров, наши рыбаки наловили рыбки, девчонки забабахали на костре классную уху. К вечеру все были сыты и пьяны. Бродили, курили, болтали ни о чем. На улице было тепло и жизнь казалась замечательной. Никому в голову не пришла идея подготовиться к ночи. А зря.
Часов в 7 начало темнеть, поднялся ветер. Еще через полчаса пошел дождь, который усиливался с каждой минутой. С собой мы, конечно, взяли большую палатку, в которую при нормальном раскладе свободно поместились бы все, но как-то раньше не озадачились ее установкой, и теперь под дождем это стало большой проблемой. Мы попытались поставить палатку, и хотя нормально это сделать не удалось, поскольку опорные колья мы заранее не вырубили, и растяжки удалось натянуть лишь бы как, какая-то защита от непогоды все же у нас появилась.
На озере тем временем бушевала настоящая буря, дождь лил как из ведра. Мы собрались в трепыхающейся палатке, одежду на всех можно было выжимать. Сквозь ненатянутую ткань палатки капала вода, под ногами хлюпало. Все усугублялось отсутствием света. Слабые лучи пары фонариков не позволяли понять, что происходит вокруг. К тому же наспех поставленная палатка с очередным порывом ветра того и гляди могла улететь. Впопыхах пожитки мы успели собрать только частично, большая часть продуктов и личных вещей плавала где-то по острову, а может уже и в озере. Как-то удерживая стены палатки, прижавшись друг к другу, мы перемогались всю ночь. Потерялось ощущение времени. Казалось, этот кромешный ад никогда не закончиться. Ветер завывал в кронах деревьев, дождь хлестал по палатке так, что брызги залетали внутрь. Мы чувствовали себя маленькими песчинками в огромном негостеприимном мире разбушевавшейся стихии.
К утру погода стала налаживаться. Ветер затих, дождь прекратился. Продрогшие, в мокрой одежде мы выползли из обвисшего тряпочного сооружения. Вставало солнце, под его ранними лучами капли воды на сосновых иголках искрились и сверкали. Гладь озера блестела как зеркало, и казалось совершенно неподвижным. От земли шел пар. Жизнь уже не казалась столь ужасной. Пора было налаживать быт. Парни стали разводить костер, девчонки пошли по острову собирать вещи.
Минут через пять со стороны мостков мы услышали истошный крик. Все, не сговариваясь, кинулись в ту сторону и через минуту были на берегу. Сказать, что увиденное нас расстроило, не сказать ничего. Одна из наших девочек держала в руках обрывок верёвки, которой были привязаны лодки. Самих лодок нигде не было видно. Кто грустно пошутил про робинзонов, но нам было не до смеха. Когда мы оценили остатки провизии, не уничтоженные бурей, стало совсем кисло. Мы находились в полукилометре от берега, неизвестно на каком расстоянии от жилья, в мокрой одежде, практически без еды, без плавсредств, зато со значительным количеством спиртного.
После бурной ночи сил на решительные действия у нас не было. Мы просохли у костра, поправили палатку, перекусили, что осталось и выпили, сколько смогли. К вечеру в темноте у костра оставались только я и мой приятель Серега, с которым мы пытались придумать что-нибудь дельное. Остальные в относительном комфорте спали в палатке.
Однако ничего кроме заплыва к берегу в наши пьяные головы не пришло, и мы тоже заползли в палатку. В темноте я протиснулся между двух спящих тел, с удовольствием почувствовал, как ко мне прижались округлые формы наших девчонок и блаженно уснул, отгоняя неприятные мысли на утро.
Утро все-таки наступило. Светлое и радостное. Как будто не было той бурной ночи, как будто бы не свистел ветер и не хлестал дождь. Солнышко уже пригревало, свежо пахло хвоей, убаюкивающее плескалась вода. Что-то пожевав, мы собрались на большой совет. Оставшаяся от скудного ужина еда тоже закончилась, да и надолго зависнуть в середине озера нас не привлекало. Придётся и вправду плыть, решили все, поскольку ничего более подходящего мы так и не надумали.
Кому, вопрос не стоял. Всем было известно, что я прилично плаваю, в напарники мне напросился тот же Серега. Собирались мы недолго. Просто разделись и прыгнули в воду. Берега почти не было видно, но вода оказалась не очень холодная, сил было достаточно, и за каких-нибудь 40 - 50 минут мы добрались до берега. На берегу рос лес, мы были в плавках и босиком. В какую сторону идти не представляли. Поковыляв пару минут по берегу, быстро пришли к выводу: раз мы в одежде для плаванья, то и следует нам не идти, а плыть. Огляделись. Казалось, справа был виден дым. Туда мы потихоньку вдоль берега и погребли.
И впрямь, за очередным мысом увидели деревеньку в два десятка домов. Даже издалека все казалось очень цивильно. Пирс из свежеструганных досок, посыпанные кирпичом дорожки, крепкие крашеные дома. На причале и вдоль берега бродил народ. Для нас счет времени потерялся, но глядя на эту чинную картину, сразу определились - выходной день.
Вылезли мы на берег, устроились на песочке, стали прикидывать, что дальше. Как-то до этого казалось все просто, вот доплывем, остальное решится само собой. Типа мы бедствующие, нам все должны помогать. В действительности до нас никому не было дела. Вокруг сидели тетки с детьми, подальше гуляла компания, на краю пляжа жарили шашлыки. Запахи были просто пьянящие. Наверное, от них наши мозги и замутились.
Пораскинув этими мозгами, мы пришли к выводу, что без одежды нам не обойтись. Кроме как позаимствовать ее у купающихся на неопределённое время вариантов не было. Серега побрел по пляжу, где-то споткнулся, нагнулся, не прошло и трех минут, вижу его поодаль в другой стороне уже в спортивных штанах и футболке. Пора было и мне подыскать одежку. Прошелся вдоль воды – ничего нет подходящего. Зашел с другой стороны, гляжу, трое парней где-то моих лет прямо передо мной поднялись и в воду. Посмотрел по сторонам, вроде никто не смотрит. И только я подхватил штаны и футболку, сзади на меня какие-то девки как кинутся с криками, и давай визжать и царапаться. Вор орут, сволочь, ханыга. Тут и други их подлетели. После заплыва я был не в форме, а парни были простые, деревенские, и мало мне не показалось. По-моему, даже слишком. Но что делать: заслужил, получи. Сижу я на песке, честно сказать измордованный. Где Серега не знаю. Что не бежал? - жилистый такой, загорелый парень спрашивает. Некуда - отвечаю. Как так некуда, а сам откуда взялся?
Что делать, рассказал я им нашу историю. И как плыли, и как буря лодки смыла, и как ждут нас друзья - товарищи где-то на острове. Надеются. Это я уже сочувствие увидел в их глазах. Душевные оказались ребята. Тут же угостили шашлыком, откуда-то принесли одежду, застиранную конечно, но целую и почти по размеру. Вскоре Серега нарисовался. Чуть не испортил обедню. Ребята сразу просекли, откуда на нем футболка на пару размеров меньше. Но, слава богу, все утряслось. Отдал Серега с извинениями одежду хозяину, - придурился, что спьяну перепутал, - вернулся в наш кружок. Его местные тоже одели, хотя и не так «модно», как меня. За стаканом портвейна и под шашлык стали мы прикидывать, как товарищей выручать. Позвонили наши новые друзья в пару мест, с кем-то пообщались, быстро договорились о моторке. Не откладывая дела, сели мы с Серегой и двое местных ребят: Андрей и Костя в лодку, завели мотор и поплыли в сторону острова. В лодке оказались кое-какие рыболовные снасти и по пути наши новые друзья натаскали полное ведро рыбы. А на подъезде еще и щука попалась, килограмма на полтора. Погналась за плотвичкой, сидевшей у нас на крючке. Вытащили ее просто. Андрей без тени сомнений сунул руку в воду, схватил щуку за глаза, да перекинул через борт. Хищная попалась зверюга, долго еще брыкалась и щелкала пастью.
Пару раз перепутав, нашли мы наш остров. Пристали, тишина. Прошлись по берегу, следы пребывания нашей компании повсюду, но нет никого. Костя с Андреем уже косятся на меня. К счастью раскопали мы в яме, где хранили продукты, забытую литровку Царской водки. Сомнения у ребят тут же отпали. Кто же в здравом уме такое богатство оставит. Тут же развели костер, запекли в глине рыбку и из горла на четверых приговорили бутылку. Стало хорошо и спокойно.
Но куда же делись ребята? Позже выяснилось: пока мы совершали наш героический заплыв, нашли наших друзей местные спасатели на катере. Оказалось, не одни мы такие горемыки. Непогода случается на Вуоксе довольно часто, вот и обследуют спасатели всю акваторию. К катеру уже была прицеплена одна наша лодка, через час нашли и вторую, правда обе без весел. Без весел далеко не уплывёшь. Решили ребята нас не ждать, где мы и когда вернемся – неизвестно. Вот и уплыли со спасателями.
Мы же с Серегой еще целый день провели с нашими новыми друзьями. Уехали только к вечеру. Всю дорогу на нас косился народ. Наверно всех настораживал мой фингал под глазом, да и выглядели мы, как оборванцы. Но эту беду мы пережили легко, зато с удовольствием вспоминали приключения на озере и правильных местных ребят.
Комментировать
url • print
Четверг, 10 Апреля 2014 г.
12:32 Продолжение 3
Такие похождения случались в нашей компании регулярно, но не всегда без неприятных последствий.
В ряду обязанностей доармейской молодежи на нашем заводе была обязательная военная подготовка и я, как готовившийся к бравой службе в Красной Армии, раз в две недели по целому дню обучался военному делу. А учили нас на водителя армейского мотоцикла, что вообще-то было занимательно. Месяца два поизучав матчасть, мы приступили к практическим занятиям. Для этой цели завод приобрел отличные «Днепры» с колясками. Все были в отменном состоянии, и кататься на них было одно удовольствие. Что мы под руководством военрука и делали. Сначала по стадиону, а позже, после получения прав, стали выезжать в город.
В тот день тоже был запланирован выезд на улицу. Я сидел за рулем мощной рычащей машины. За мной и рядом в коляске сидели ребята из нашей лаборатории. Всего в колонне было пять мотоциклов, я рулил последним. За 20 минут однообразное катание по близлежащим улицам нам порядком надоело, и Юрик, сидевший сзади, проорал мне в ухо: «чего тут тусоваться, поехали через мост». Я колебался недолго. На очередном повороте мы не завернули вслед за всеми, а рванули вперед. Насколько возможно, я ускорился. Парни посмотрели назад - погони не было. Наше бегство в свободу никто не заметил.
Мы летели по набережной, теплый ветер бил в лицо, двигатель пел свою веселую песню, и нам тоже хотелось петь. Мы стали орать во все горло, причём каждый свое. Чувства переполняли грудь. К этому времени я уже неплохо водил мотоцикл, но и «на старуху бывает проруха». На очередном повороте я не рассчитал скорость и черканул коляской по стоящей у тротуара черной «Волге». Не сильно, так, небольшая царапина и вмятина на двери. Тут же выровнял мотоцикл и покатил дальше. Но случайный взгляд в зеркало заднего вида поверг меня в ужас. Задетая мной «Волга» летела за нами, уже догоняя и намереваясь, вероятно, прижать к поребрику. Даже на расстоянии машина производила впечатление: торчащие антенны, литые колеса, стекла затемнены. Можно было предположить, что от сидящих в ней людей ждать ничего хорошего не приходится. Я крутанул ручку газа, надеясь уйти от погони. Мотоцикл рванул вперёд как ошпаренный. «Волга» и не думала отставать. Я свернул на мост, пролетел до Черной речки, и чудом не врезавшись в Камаз, пересек на «красный» Торжковскую. Мои ребята, вцепившись в поручни, молча сидели на летящем со страшной скоростью мотоцикле. «Волги» вроде уже не было видно.
Чтобы окончательно запутать следы я свернул на Ланском шоссе налево на мост, но видимо скорость была слишком велика, и я не вписался в поворот. Мотоцикл, с легкостью сбив металлическое ограждение, как будто это был деревянный плетень, полетел с моста. Время словно остановилось. Как в замедленной съемке со стороны я наблюдал мотоцикл, летящий вместе с куском ограждения в воду. За ним на некотором расстоянии друг от друга с шумом и брызгами ухнули парни, за ними я. Вода в реке оказалась холодной и грязной.
Ничего, к счастью себе не повредив, я вынырнул. Недалеко от меня из воды торчали головы моих ребят. Вроде все были целы. Первое, что мы увидели на берегу - стоящая у проема моста черная «Волга», а рядом с ней - трое мужиков в костюмах. Вид у них был отнюдь не доброжелательный.
Однако надо было вылезать. К тому же вода была покрыта масляной пленкой, и запах от нее шел ужасный. Метрах в 50 от нас были ступеньки парапета. Туда мы и поплыли с чувством ягнят, отправляемых на заклание. Я старался не думать о последствиях. На парапете нас ждали люди из «Волги». И хотя в скорости мы отнюдь не соревновались, до ступенек пришлось все-таки доплыть. Кто-то очень здоровый, не церемонясь, схватил меня за шиворот и выволок на парапет. Минуту спустя мои приятели стояли рядом, выловленные из реки таким же способом. Мы торчали на гранитном спуске у воды и представляли собой жалкое зрелище. Грязная вода стекала потоками, на лицах были разводы мазута. То ли от холода, то ли от страха нас трясло. Мужики из «Волги» переговаривались между собой. Было понятно, что они хотят загрузить нас в машину, но мочить и пачкать сиденья им не хотелось.
Пока они переговаривались, послышался вой милицейской сирены. И тут произошло неожиданное. Старший из «Волги», ни слова не говоря, дал Юрке пинок, после которого наш приятель улетел обратно чуть не на середину реки. Такие же удары предназначались и нам, но мы, пройдя уличные университеты, не стали дожидаться похожих действий и с завидной быстротой прыгнули обратно в грязную речку. Когда я вынырнул и протер глаза, наши обидчики уже садились в машину. Через мгновение они растворились, как будто их и не было вовсе.
Выбрались мы из воды уже в объятия милиции. Дальше было все как обычно: обезьянник, протокол, штраф, сообщение на завод, лишение премии.
Мотоцикл вытащили на следующий день. Пригнали с завода кран, подцепили и погрузили в кузов заводского ЗИЛа. Следующий месяц мы почему-то ни в город, ни по стадиону не ездили, а ремонтировали наш мотоцикл и перебирали его по каждой детали. Хотя, нет худа без добра. С тех пор я могу разобрать и собрать любую мототехнику.
Кто были люди из «Волги», мы так и не узнали. Может это были какие-то крутые бандиты, или спецы на задании, а может чьи-то охранники. Это так и осталось для нас загадкой.
Комментировать
url • print
Вторник, 8 Апреля 2014 г.
12:02 Продолжение 2
Завод относился к военпрому, но работа была непыльная. Наша лаборатория занималась проверкой комплектующих изделий, закупаемых заводом на «стороне» для собственного производства. В основном в лаборатории работали женщины, но как-то само собой я быстро сошелся с группой молодых парней и девчонок, с которыми и проводил все свободное время. Народ мало отличался от моих приятелей с Измайловского. Круг интересов был вполне привычный: выпить, погулять, подраться. Зажигали мы в основном в заводском клубе, где чувствовали себя как дома, а когда появлялись деньги, заглядывали в ДК «Мир», по-нашему «молоток», «Козу» - клуб завода Козицкого или в другие злачные заведения, коих на Васильевском было немало.
Следует добавить, что со спиртным в нашей лаборатории никаких проблем не было. Для протирки контактов логических плат по техническим условиям использовался 70-градусный технический спирт – «шило». В реальности же, посеребренные, а то и позолоченные контакты чистились нулевочкой – мелкой наждачкой, а спирт использовался по прямому назначению. Конечно, при разбавлении он становился противно теплым, а от длительного его употребления портились зрение и печень, но нас, молодых, это не смущало, и перед очередным «культурным» походом обычно принималось для веселья грамм по 200 горючей смеси. Куда заводила нас эта тяжелая бурда порой было неожиданностью для нас самих.
С моего прихода на завод прошло пара месяцев. Стояла поздняя осень. На улице было промозгло, шел мелкий дождь. Все шло к тому, что без «шила» в этот день мы не обойдёмся. Так и вышло. К концу работы собрался в подсобке народ: наши парни, пара девчонок из соседнего цеха да алкаш из заводоуправления, всегда тонко чувствующий, когда мы заказывали спирт в отделе снабжения. Ему, правда, много не надо было. Быстро налили стакан, сунули корочку и, пока не начались пьяные базары, отправили восвояси.
Сами же не спеша разбавили спирт, подождали, пока он остынет, приняли норму и, быстренько, во избежание неприятностей с заводской охраной просочились через проходную. Еще одна чекушка разбавленного шила грела мне карман. Тяжелый кайф накатывал постепенно. Дождь уже не чувствовался, перед нами лежала осенняя темная улица, по которой мы брели без определенной цели. Так, нога за ногу, лениво перебрасываясь словами, мы добрели до Смоленского кладбища. Мы и раньше гуляли по его дорожкам, но черт нас дернул зайти на кладбище в этот раз. Не спеша, прогуливаясь, мы уже почти пересекли его. Не доходя немного до Смоленки, за деревянными постройками мы услышали странные звуки. У сарайчика для хранения кладбищенского инвентаря представилась любопытная картина. Пьяно пошатываясь, в позе буквы «ЗЮ» на стену сарая опиралась тетка, вполне прилично одетая, если это можно было так назвать, лет 45. Сзади нее, совершая недвусмысленные движения, пристроился мальчишка лет 15. Еще человек 6 таких же пострелов стояли вокруг и с нетерпением ждали своей очереди. Рядом на бревне закатав рукава, сидел молодой мужик довольно изможденного вида, и раскладывал заполненные мутно-коричневой жидкостью шприцы.
Обалдев от такой картины, мы, молча, наблюдали за процессом. Первыми очухались наши девчонки. И хотя сами они были оторвы еще те, и не то чтобы тетка сильно возражала против действий сексуально озабоченной молодежи, но женская солидарность и противоестественность происходящего подтолкнула наших боевых подруг к активным действиям. Похватав с земли хворостины, они с визгом и матюгами кинулись на малолетнюю шпану и стали хлестать мальчишек по чему попало. Когда тетке тоже угодило по голой заднице, она слегка пришла в себя и стала неуклюже поправлять платье. И так это нелепо выглядело, что мы покатились от смеха. Все, кроме Сереги, одного из наших послеармейцев. Если бы кто-нибудь в этот момент проследил за его взглядом, то увидел бы, что его налитые кровью глаза смотрели не на этот чудный спектакль, а на наркушу, сидящего в стороне. Спирт в его голове не стимулировал ясность мыслей, а парень Серега был здоровый. Без долгих размышлений он подлетел к мужику и так засветил ему в ухо, что тот кувыркнулся в канаву и больше оттуда не вылезал. Но Сереге этого показалось мало. Он не поленился, вытащил горемычного из канавы и пинками сбросил под берег в Смоленку. Был конец октября, вода в речке была холоднющая. Побарахтавшись у берега, мужик очухался и, шатаясь, полез через Смоленку на другой берег от греха подальше. Такое поведение нашего товарища легко объяснялось. Полгода назад от передозировки наркотиков погиб его брат, и Серега люто возненавидел все, что имело какое-либо отношение к наркомании.
А наши девчонки, разогнав мелкую шпану, помогли тётке одеться, вывели с кладбища и на рейсовом автобусе отправили домой.
Комментировать
url • print
Понедельник, 7 Апреля 2014 г.
10:29 Продолжение 1
В первый год после школы в институт я не поступил. В то время взятки может и брали, но простым абитуриентам об этом ничего известно не было, и я, намереваясь получить высшее образование, как все ходил на вступительные экзамены. Вот именно ходил, не более того, потому что предшествовало этому вместо серьезной подготовки к экзаменам знатное разгуляево.
Вырос я в районе Измайловского проспекта, который пересекается 14 похожими улочками, ранее называвшимися Ротами, а ныне Красноармейскими. Дед мой по материнской линии был прапорщиком Измайловского гвардейского полка, того, где командиром был царь Николай II. Вероятно, по причине гвардейского роста дед стоял всегда на смотрах на фланге первой шеренги, командир полка его знал и выделял среди других, даром, что дед имел только первый офицерский чин. Поэтому ли, а может быть жизнь при царе была лучше, но за заслуги перед отечеством получил мой дед служебную семикомнатную квартиру в большом доме на углу Измайловского и 7-й Роты. Семья деда была большая, и жили они в этой квартире аж до 1918 года. Но потом дед ушел на гражданскую войну, а когда вернулся вся его семья: жена и четверо детей ютились в одной комнате этой же самой квартиры. Дед был лихой рубака, с войны вернулся весь в орденах и такой несправедливости вытерпеть не смог. С шашкой наголо, с криком - всех зарублю - выгнал дед из квартиры народ, одетых, кто в чем был. Пока бабушка его увещевала, прибыл наряд милиции и деду живо объяснили, что хоть он и красный командир, но согласно какому-то там распоряжению тоже подлежит уплотнению, и махать шашкой зря не надо. Конечно, дед не согласился, конечно, милиционеры ему возражали, но, в конечном счете, осталась семья деда жить в одной комнате, правда переехала из маленькой, в самую большую из всех в квартире. Из этой комнаты я, последний из семьи деда, уехал только в 1992 году.
Вообщем долго я жил в этом районе и знал всех от мала до велика. Кого по школе, кого по двору, а с кем-то знакомился в уличных драках, часто заканчивавшихся совместными выпивками. Меня эти мероприятия привлекали не результатом, а содержанием. Приятно было чувствовать себя среди своих, да еще с авторитетом опытного в уличных драках бойца. С третьего класса я занимался борьбой и достиг некоторых успехов. Спорт не только укрепил меня физически, но и выработал привычку к самоутверждению, будь то на борцовском ковре или на улице. И не то что я всегда «был на коне», но любой конфликт, где бы он не случался, воспринимался мной без особых эмоций: хороший удар, удачный бросок, успешный уход. Эти подходы укрепляли меня внутренне, формировали уверенность в себе и, как следствие, авторитет среди приятелей. Тем не менее «уличным» лидером я не стал. Всех знал, был своим на улице, но неизменно особняком, сам по себе. Поначалу это не всем нравилось, потом привыкли и больше не доставали.
К концу школы такое времяпровождение не только не закончилось, но приобрело более устойчивый и многоплановый характер. В компанию влились более взрослые ребята, девушки. Интересы тоже изменились, теперь мы не только собирались выпить и подраться. Как-то незаметно проявилось тяга к криминалу. Некоторые мои «друзья» тех времен «сели» сразу, некоторые потом, часть из них до сих пор не может выйти «из винта»: спились, заняты непонятно чем. А кто-то из нашей уличной компании уже в мире ином.
Разумеется, в этих обстоятельствах к экзаменам подготовиться я не мог по определению, и чуда с поступлением не случилось. В армию, так в армию, решил я, а до этого устроился на завод Калинина, расположенный на Васильевском острове.
Комментировать
url • print
Пятница, 4 Апреля 2014 г.
12:30 Житие мое
Я вышел из вагона и пригнулся. Солнце палило так, что казалось, мне на плечи положили раскаленный мешок с цементом. Вокруг до горизонта раскинулась выжженная зноем земля и только посреди этого центра вселенной располагалась бетонная площадка, изображающая перрон. Поезд, доставивший меня на этот товарный полустанок, постоял не более минуты и умчался по раскаленным рельсам в неведомую даль.
Какие-то строения все-таки были видны вдали, и я, подхватив свой видавший виды чемодан, потащился к ним по пыльной грунтовке. Вокруг не наблюдалось ни одной живой души. Горячий ветер гнал по земле скрученные остатки какого-то сушняка и поднимал мелкую желто-красную пыль. На сколько хватало глаз не было видно ни одной зеленой травинки. Было бы странно, если при таком солнце осталось бы расти что-нибудь живое.
По этой адской жаре, обливаясь потом, через каких-нибудь сорок минут я добрел до колючей проволоки в два ряда, уходящей от меня в обе стороны. За ней метрах в ста угадывались закопанные в землю мощные арочные сооружения. И не души. Пот ел глаза и противно приклеивал одежду к телу. Пока я раздумывал, в какую сторону идти, послышался шум мотора, и я увидел, что ко мне за проволокой приближается старенький грузовичок. Я замахал руками, грузовичок остановился. В кузове сидели вооруженные автоматами солдаты в широкополых панамах, в кабине рядом с водителем, одетым в гражданское, сидел прапорщик в серо-зеленой запыленной форме. Он вышел, посмотрел на меня сквозь колючую проволоку, и спросил, презрительно прищурившись: «Кто такой»?
Еще через полчаса я сидел в кабинете командира части. Пожилой полковник просмотрел мои документы, отдал распоряжения, и вот я, в сопровождении веселого солдатика, иду по территории воинской части в сторону жилого городка, где меня ждет койко-место в офицерском общежитии.
Жара нестерпимая. Солнце как раскаленная сковорода, а мой сопровождающий что-то рассказывает, сыплет шутками. Я понимаю, что для него мое прибытие немалая новость, и ему не терпится поделиться этим с товарищами. Однако не будучи знакомым с местными порядками, я решил пока помалкивать.
Комендант общежития - пожилая казашка в цветастом халате тут же выдала мне постельное белье, привела в пустую комнату, где стояли три железные кровати с панцирной сеткой и линялыми матрасами, и на ломанном русском языке объяснила, что можно делать, а что категорически запрещено. Как позже выяснилось, это был только традиционный ритуал. Порядки в общаге оказались очень демократичные. Никто в свободную от службы жизнь молодых офицеров не вмешивался.
К вечеру жара несколько спала, стало легче. Я лежал на кровати, и перед моими глазами разматывалась лента прошедших событий: прибытие в часть, поезд, прощание с родными, и назад, в короткие 6 институтских лет и еще дальше в прошлое.
Комментировать
url • print
Четверг, 3 Апреля 2014 г.
14:53 Про горные лыжи
Горными лыжами я увлекся сравнительно поздно. Мой товарищ, Дима, еще в 80-х годах оторвал себе как то участок в Корабицыно и все уговаривал меня съездить на его фазенду, попробовать как это на самом деле.
Сам-то он, надо сказать, лыжник очень опытный. Катается с молодых лет, техника на уровне, на трассах (и без трасс) себя не ограничивает.
Опасений у меня вовсе не было. Всю свою сознательную жизнь я бегал на обычных лыжах и в школе, и после.
Зимой выбрали мы время, приехали в его домик, достал он из-под дивана какие-то лыжи, ботинки, надели, подогнали, поехали.
Склон «Снежного» метров триста от Диминого домика. Дима бодро топает до него по целине, я тащусь сзади. Кто хоть когда-нибудь надевал горнолыжные ботинки, непременно вспомнит шутливую присказку: «Горнолыжник счастлив бывает только тогда, когда снимает ботинки». Это, конечно, шутка, но по первому разу влезть в жесткие колодки, когда ступня с голенью как в тисках, и пройтись в этаком железном (на самом деле пластиковом) сапоге по полуметровой девственной целине, занятие просто увлекательное.
Дополз я до склона, гляжу вниз и понимаю, что ни за что не поеду. Склон на «Снежном» всего метров 300 – 400, но привычные ощущения от беговых лыж подсказывают: съезжать нельзя, остановиться не смогу. А Дима так лихо проехал метров 20, встал и меня подначивает: давай, чего стоишь. Гордость не пропьешь, начал я спускаться. С ходу пролетел мимо моего учителя, а остановиться не могу. Понимая, что дальше быстрее, поспешил лечь в горизонтальное положение. Так за 5 – 10 приземлений добрался я до низа. Потом пару раз попробовал на «детском» склоне, что-то понял, как-то приноровился и все. С тех пор горнолыжная болезнь превратилась в хроническую. Осталось только сожаление, что поздно начал.
Прошло всего 9-10 лет, и с того времени не было ни одной зимы, когда бы я не ездил в большие горы, а иногда удавалось и по паре раз за сезон.
Стоит хоть раз побывать в больших горах, где все по настоящему: скалы, пропасти, лавины, и тогда все остальное кажется каким-то несерьезным. Конечно, нам людям больших городов никогда не угнаться за родившимся в горах. Они с малых лет сживаются с горными лыжами, на которых начинают кататься раньше, чем ходить.
Но болезнь гор очень заразна, начинаешь скучать по виду вершин и склонов уже через неделю после возвращения. И тянет обратно ощутить нереально яркое солнце, стерильность разреженного воздуха, влажность облаков и девственно белый снег, повсюду, насколько хватает взора.
Первый раз я попал в горы случайно. Мы с моим приятелем Женей поехали в гости к знакомому немцу в Германию, и дальше к его знакомым в Австрию, в местечко Fiss, которое, как выяснилось, оказалось довольно известным горнолыжным курортом.
Курорт состоит из 3-х небольших селений и называется Serfaus-Fiss-Ladis. Расположен он километрах в 80-ти от Инсбрука, куда, к сожалению, российским гражданам добраться проблема. Может в будущем, авиакомпании прочувствуют стремление москвичей и петербуржцев прилететь непосредственно в Альпы, а пока что прямых рейсов нет, только через Европу на перекладных. У меня так и было. Самолет во Франкфурт, поездом в Саарбрюккен, а потом на машине в Австрию. Кстати, путешествие на машине требует отдельного внимания.
В тот год на юге Германии, несмотря на нулевую температуру, шли сильные снегопады. За неделю до выезда и еще 2 дня по приезду на место снег падал сплошной пеленой. Автобан очищать не успевали, и подтаявший снег превращался в трясучую наледь, которая практически весь путь испытывала подвеску машины на прочность. Машина испытания выдержала, а вот мы с трудом. Через два часа за рулем от ряби снежной стены перед лобовым стеклом глаза начинало резать, а голова гудела от усиленного внимания. Немцы рисковать не любят, и поток машин полз не быстрее 60 км в час, это притом, что средняя скорость на автобане в Германии в сухую погоду достигает 120 км/ч, а ограничений вообще нет. В Австрии дороги много уже, скорость замедлилась еще больше. Где-то через 15-16 часов после начала путешествия мы подъехали к южным отрогам Альп. Стояла глухая ночь. По небольшим перевалам и ущельям мы двигались уже не один час, но теперь перед нами открылся узкий серпантин, с подъемом так градусов в 15-20, весь заваленный снегом. Видно было, что в течение дня его чистили, но уже после этого снега нападало не меньше 10-15 см и двигаться по нему без шипов (в Европе они запрещены) было совершенно нереально.
Мы заехали на заправку, представляющую собой большой торговый комплекс, и зашли внутрь разведать обстановку. Очень быстро удостоверились в порочности идеи ехать в горы ночью.
По мудрому совету местных людей приобрели колесные цепи и, засучив рукава (только чтобы не запачкаться), с помощью своих инженерных знаний и ненормативной лексики за полчаса приладили их на колеса. Попробовали. На асфальте от шума колес разговаривать в кабине можно было только на повышенных тонах, но по снегу машина пошла без проблем. Тем не менее, решили не рисковать и путешествие продолжить утром. В помещении кафе почти никого не было, и мы прикорнули за пустыми столиками.
Часа в 3 ночи я проснулся и вышел на воздух размять спину и ноги. Посреди абсолютно пустой заваленной снегом стоянки стоял дорогущий спортивный Мерседес, рядом с его колесами валялись разобранные цепи, а вокруг ходил разодетый как павлин пожилой немец и что-то причитал. Ради интереса я приблизился и увидел, что он чуть не плачет. Не дожидаясь, пока я что-нибудь спрошу, немец стал объяснять что-то надрывным голосом. Даже со своим никчемным немецким я понял, что ему где-то продали цепи не того размера, а он и правильные-то никогда не одевал. Вообщем небо рухнуло, и жизнь пропала. Проявляя не свойственную мне жестокость, я разбудил Евгения. Может сказался предыдущий опыт, а может ненормативной лексики было больше, но цепи мы приладили очень быстро. Немец рассыпался в благодарностях, Женя не уходил, наверно чего-то от него ждал. Когда понял, что ожидания бесперспективны, чертыхнулся и ушел досыпать. Я усмехнулся прижимистости богатого бюргера, помахал немцу вслед, и тоже пошел на узкий диванчик в кафе досматривать сон.
К 6 утра в кафе появились первые посетители. Нас никто не беспокоил, но мы посчитали дремать дальше за столиками неприлично, умылись в местном туалете, глотнули кофе со свежим круасаном, и двинулись вверх.
Фисс расположен на высоте 1450 м и нам предстояло подняться по серпантину на километр с лишним. Надо сказать, при дневном свете дорога выглядела не так пугающе, и мы, не торопясь, поворот за поворотом, за каких-нибудь 30-40 минут поднялись на плато. Городок, открывшийся нам, представлял собой огромный сугроб, разрезанный на много частей прочищенными дорожками. Гостиница семьи Шнайдер, знакомых нашего немца, была построена в лучших традициях тирольских Альп. Трехэтажный деревянный дом, украшенный резьбой, содержал 12 очень уютных номеров со всем необходимым, на первом этаже сушилку для лыжного инвентаря и одежды, просторный холл с кадками растений и телевизором, кафе с холодильником, баром и кофеваркой. В последующие дни мы частенько сиживали в этом кафе вечерами, благо в холодильнике и баре всегда можно было найти что-нибудь вкусненькое или сварить себе кофе. Все взятое в кафе следовало самолично записать в листок с номером комнаты, лежащий на стойке и оплатить при расчете. Цены, кстати, были такие же точно как в местном универсаме, без навара.
Нас уже ждали. Объятия, поцелуи, непременное радушие друзьям, друзьям друзей и, я думаю, друзьям друзей друзей, если бы они были, было бы тоже оказано.
Нам с Женей достался номер на мансарде с, можно сказать, фешенебельным туалетом и ванной. Устроились, в прокате через дом взяли лыжи, ботинки, костюмы и все остальное. Приятно удивились, что бирка на ключе номера отеля понизила стоимость проката сразу на 30%. Сытный ужин в ближнем кабачке и 100 грамм коньяка тут же напомнили нам о практически бессонных последних сутках, и уже в 9 вечера мы залегли на «боковую».
Спал я как убитый. Последующие ночи были, к слову, не такие благоприятные. Даже на высоте 1,5 км чувствуется разреженность воздуха и пониженное атмосферное давление. Это усложняет акклиматизацию непривыкших к высоте жителей равнин. Первое время часто просыпаешься, ломит мышцы, физическое восстановление происходит гораздо дольше.
Проснулись около восьми от золотых отблесков солнца. Как выглядят в горах восходы даже описать сложно. Сначала золотым контуром очерчивается дальняя горная цепь, затем из впадин между зубцами друг за другом выстреливают огненные лучи, медленно золотым светом заливаются вершины, далекие склоны, все ближе, ближе и наконец, зажмурившись, сквозь ресницы едва глядишь на белоснежное покрывало, искрящееся каждым хрусталиком.
Состояние было бодрое, все-таки за 11 часов можно было выспаться. Утренние процедуры и вот мы уже в столовой за столом, да не за простым, а за шведским. Берешь все что хочешь и сколько хочешь. Все вкусное, свежее. Даже фрукты пахнут, как будто их только что сорвали. Главное не объесться, а то никакие лыжи будут не нужны.
Еще через полчаса мы во всей положенной экипировке стоим в кассу у подъемника за ски-пассом. Потом-то я узнал, что это такое, и какие важные решения здесь принимаются. Входы на все подъемники, какие бы они ни были: гондолы, разные скамьи или простые бугеля; перекрыты турникетами. Сейчас они все оборудованы бесконтактными считывателями. При покупке ски-пасса (пластиковая карточка наподобие кредитной с микросхемой внутри) он программируется на проход через определенные турникеты в оплаченный период.
Для тех, кто организует поездки сам, не пользуясь услугами тур фирм, затраты на ски-пасс обычно самые значительные и, поэтому важно заранее определиться: достаточно ли тебе одного участка катания, двух или хочешь получить возможность катания на весь регион. Естественно ски-пасс на неделю стоит больше 3-х дней, но 1/7 недельного ски-пасса в полтора раза дешевле однодневного.
Приобрели мы ски-пасс. Сели в кабину на 8 человек и полетели вверх. Подъем был почти вертикальный. Кабина шла, как мне казалось, очень быстро, и с непривычки было страшновато смотреть на неимоверную высоту и крутые скалы, проносившиеся мимо. Через несколько минут мы прибыли на первую станцию. Наверху по выходу со станции нас ожидал вполне цивилизованный мир. Люди занимались каждый своим: одевали или снимали лыжи, сидели в кафе, болтали. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулись белые горы. Прямо перед выходом был установлен огромный транспарант со схемой вершин, трасс и подъемников. На вершинах были указаны высоты, трассы и подъемники имели свои наименования. Кроме того каждая трасса была обозначена цветом в зависимости от ее сложности: зеленые - простые, красные - средней сложности, черные - самые сложные, хотя последующий опыт показал, что это деление довольно условное.
Мы определились с маршрутом и покатили. Поначалу я катился очень осторожно, выбирал маршруты попроще, поровней. Уверенность появилась много позже, а с ней яркие ощущения от скорости, от возможности управлять своим телом, от путешествий по местам, куда ни на чем, кроме лыж доехать невозможно.
Комментарии [1]
url • print
 
Закрыть