Вы знаете, есть такие эммигранты, которые много лет после того, как уезжают навсегда, на ПМЖ, жить в страны далекие географически от своей родины постоянно скучают по ней, смотрят и смотрят и смотрят в заветную даль, дожди идут, а они смотрят, снегом их заметает, солнце палит, а они не могут оторвать глаз от маленькой точки на горизонте. Они это дело не любят, злятся, чешутся, рычат, плачут, а смотрят. Называют эту точку страной обоссаных парадных, ее жителей уебками и через различные средства коммуникации указывают как правильно им нужно жить, а то и строгим словом могут наказать, одернуть если что. И всячески вобще хотят общаться.

Когда ехала сегодня в маршрутке услышала одну старую советскую песню и почему то про эммигрантов таких вспомнила.
Вы все ее знаете, вы все росли и под эту песню тоже, а не только под "Спокойной ночи, малыши".
Исполняют ее группа "Земляне".
Называется "Земля в иллюминаторе".

Вот ее слова:

Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе,
Земля в иллюминаторе видна...
Как сын грyстит о матери,
как сын грyстит о матери
Грyстим мы о земле - она одна.

А звезды тем не менее, а звезды тем не менее чyть ближе,
Но все также холодны.
И, как в часы затмения, и, как в часы затмения ждем света
И земные видим сны.

Припев
И снится нам не рокот космодрома, эта ледяная синева,
А снится нам трава, трава y дома,
Зеленая, зеленая трава.

А мы летим орбитами,
Пyтями неизбитыми,
Прошив метеоритами простор.
Оправдан риск и мyжество,
Космическая мyзыка
Вплывает в деловой наш разговор.

В какой-то дымке матовой,
Земля в иллюминаторе
-Вечерне-ранняя зоря.
А сын грyстит о матери, А сын грyстит о матери, Ждет сына мать, а сыновей - земля.

И сниться нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А сниться нам трава, трава y дома,
Зеленая, зеленая трава.

И сниться нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А сниться нам трава, трава y дома,
Зеленая, зеленая трава.

Ну что, подведем итоги?
Значит так. А как же иначе?
Если я, как было недавно, захожу в свой собственный дневник и обнаруживаю горы тупого срача в коментариях моего дневника, то не вступая ни в какие дискуссии с участниками свары, я удаляю молча все говно. Участников, в зависимости от степени принятия участия, на хуй баню, или как написано у одного моего знакомого, отправляю в пожизненный эцых с гвоздями.
Вобще то тоже самое, только другими словами написано у меня в топовой записи, но видимо ни до кого не доходит или шрифт не читаемый.
Или эту запись тоже сделать топовой?
Ага, скорей всего.

Стан спокойное

Моей любви сейчас три слоя:

Верхний - небесный, радужный, божественный, детский, взрослый, мудрый, игривый, яркий, бьющий по глазам буйством красок, захлестывающий волнами, поднимающий выше звезд - это Дэнушка))

Средний - спокойный, меланхоличный, четкий, нейтральных цветов, минимального числа линий, прагматичный, но ласковый как летний дождь, заботливый и ясный - это....секрет))


Нижний - темный, подземный, запханный туда огромными усилиями, когда то желанный, теперь запретный, впрочем как и всегда, это табу, это совесть ада и всех его кругов, это дьявол под маской мещанина, публично сожженой и выкинутой прочь, это воплощение звериных инстинктов, одетых в лицемерную сутану приличий. Еле удерживаемую раз за разом под натиском грубости и сил разрушения. Ничего не было, только пьяный бред. Спи спокойно там, под землей. Прости, не возвращайся.
Это... не скажу никогда)

Уже давно замечаю, что понравившиеся мне мужчины наделены чуть большим весом чем самые худощавые представители мужского пола. Наверное это связано с тем, что я люблю поесть и значит готовить пищу тоже. Мое подсознание выбирает соучастника в потреблении еды. А так же ценителя моих кулинарных навыков. Еще слегка полноватый мужчина ассоциируется с маленьким ребенком. Детей я заводить не хочу. А материнский инстинкт у меня, конечно, есть. Один человек берет на себя две функции моего обожания. Я могу заботиться о нем, играть с ним, и конечно находить в нем понимание оттенков вкусов еды, которые можно постигать ощущающей функцией психики.

Я забыла сказать, что за любой печалью, любовью, досадой, возмущением, скорбью и чем угодно у меня априори стоит радость. Она во мне есть всегда
Когда то я училась ходить по улице так чтобы сбросить всю тяжесть при ходьбе, потом я училась готовить и мыть полы так чтобы мне было или становилось хорошо. Потом - танцевать. Радость искала себя в физическом для внутреннего. И во внутреннем для физического. О чем бы я ни писала, чтобы я не делала. Я всегда прихожу к радости. Подобно тому, как я сбрасываю тяжесть, выбирая нужный шаг, не один, шаблонный, а какой угодно, не зависимый от предыдущего, но берущий из него свое начало. Жизнь - как танец, как чудо. Для меня.
А сейчас я слушаю FEJAT SEJDIC и вспоминаю Кустурицу и Бреговича. Понимаю, что не им пренадлежит весь этот необычайный балканский фолк. Они дали от себя частицу большой, глобальной радости в мире Они знали, наверное, что не зачем доказывать себе важность или, наоборот, ненужность ожидания чуда, они знали, что оно просто есть. Знали и так вот и жили, я думаю

На всякий случай, хочу сказать, что написанное в моем дневнике - прежде всего следы деятельности душевной, чем умственной, телесной, а так же механической, учитывающей повседневные заботы, вызванные необходимостью. Кто-то подобное презрительно назовет - рефлексия, видимо опасаясь, что сам, отразив свой след деятельности душевной, потеряет ум, честь и совесть. Так пусть рефлексия станет мне диагнозом. А фраза "Ее душа жила жизнью такой-то", ну, допустим надгробием.
Пусть судорожные осколки любви, разбивающейся каждый день о другие чувства, и тягостные частицы ненависти и неприязни, все будет ложиться сюда, так, как есть. Как в калейдоскопе. И может быть случайный обломок целенаправленной мысли заденет ненарошно случайного прохожего мимо моего этого дома (дневника), и он захочет со мной поговорить. Ну что ж. Это будет изначально не главным, но может быть важным для меня.
Никогда не узнать заранее.

С одесского кичмана
Сорвались два уркана,
Сорвались два уркана в дальний путь.
В вапняновской малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.

Один, герой гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый,
И песенку такую он запел:

«Товарищ, товарищ,
Болять-таки мои раны,
Болять мои раны у боке.
Одна же заживаеть,
Другая нарываеть,
А третия застряла в глыбоке.

Товарищ, товарищ,
Скажи моёй ты маме,
Шо сын её погибнул на посте.
И с шашкою в рукою,
С винтовкой — у другою,
И с песнею весёлой на усте.

Товарищ малахольный,
Зарой ты моё тело,
Зарой ты моё тело в глыбоке.
Покрой могилу камнем,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне сволоке.

За що же ж мы борёлись?
За що же ж мы стрыждались?
За що ж мы проливали нашу кровь?
Они же ж там гуляють,
Карманы набивають,
А мы же ж подавай им всё новьё!

Они же там пирують,
Они же там гуляють,
А мы же ж попадаем в переплёт!
А нас уж догоняють,
А нас уж накрывають,
По нас уже стреляеть пулемёт!»

Эту песню пели в очень многих оказывается вариантах. И Утесов и Аркадий Северный. И просто люди. Разные, с разными судьбами. В разные времена.

Мне сегодня по дороге на маршрутку, после работы пришла в голову мысль: "Почему мучинеческой называют смерть, а мучениками тех, кто умер мученической смертью. А тех, кто жил мученической жизнью, почему для них даже слова не нашли?". Может раз ты живой, то все тебе должно быть хорошо?

А песня "С Одесского кичмана" очень веселая, правда поют ее с легким оттенком грусти.

Смешное заключается в том, что мне не нужно обязательно быть не как все, мне просто не нравится как все живут. Нравилось бы, была бы как все

Суть философии сюрреализма

Основное понятие сюрреализма, сюрреальность — совмещение сна и реальности. Для этого сюрреалисты предлагали абсурдное, противоречивое сочетание натуралистических образов посредством коллажа и технологии «ready-made». Сюрреалисты были вдохновлены радикальной левой идеологией, однако революцию они предлагали начать со своего сознания. Искусство мыслилось ими основным инструментом освобождения.
Это направление сложилось под большим влиянием теории психоанализа Фрейда (правда, не все сюрреалисты увлекались психоанализом, например, Рене Магритт относился к нему весьма скептически). Первейшей целью сюрреалистов было духовное возвышение и отделение духа от материального. Одними из важнейших ценностей являлись свобода и иррациональность.
Сюрреализм коренился в символизме и первоначально был подвержен влиянию таких художников-символистов, как Гюстав Моро (фр. Gustave Moreau) и Одилон Редон.
Работы сюрреалистов были выполнены без оглядки на рациональную эстетику, используя фантасмагорические формы. Сюрреалисты работали с такими тематиками, как эротика, ирония, магия и подсознание.
Нередко сюрреалисты выполняли свои работы под воздействием гипноза, алкоголя, наркотиков или голода, ради того, чтобы достичь глубин своего подсознания. Они провозглашали неконтролируемое создание текстов — автоматическое письмо.
Однако хаотичность образов порой уступала место их большей продуманности, и сюрреальность становилась не просто самоцелью, но обдуманным методом высказывания идей, стремящихся разорвать обыденные представления (пример тому — зрелые работы классика сюрреализма Рене Магритта). Такая ситуация хорошо видна в кинематографе, продолжившем традиции сюрреализма, потерявшие со временем свежесть в живописи и литературе. Примеры — картины Луиса Бунюэля, Дэвида Линча, Яна Шванкмайера.

История сюрреализма

В 1917 году Гийом Аполлинер придумал термин "Лексикон" в программе с описанием "балет Парад", которая была совместной работой Кокто, Сати, Пабло Пикассо и Léonide Massine: "В этом новом альянсе до сих пор устанавливаются костюмы, с одной стороны, и хореография - c другой, фиктивных облигаций не происходит. В "параде", как в виде сверхреализма, я вижу начальную точку для ряда проявлений этого нового духа ( "дух нового")".
Хотя центром сюрреализма был Париж, с 1920 по 60-е года он распространился по всей Европе, Северной и Южной Америке (включая страны Карибского бассейна), по Африке, Азии, а в 80-х годах и по Австралии.
Наиболее значительным вкладом в Золотой век сюрреализма является первый Манифест сюрреализма 1924 года, созданный Андре Бретоном. Пятью годами ранее Бретон и Филипп Супо написали первый "автоматический" текст, книгу "Магнитные поля". К декабрю 1924 года началось издание "Сюрреалистическая революция" под редакцией Пьера Навиля, Бенжамена Пере и, позже, Бретона. Кроме того, в Париже начало работу Бюро сюрреалистических исследований. В 1926 году Луи Арагон написал книгу "Парижский крестьянин". Многие из популярных художников в Париже в 20-е и 30-е годы были сюрреалистами, в том числе Рене Магритт, Макс Эрнст, Сальвадор Дали, Альберто Джакометти, Валентина Гюго, Мерет Оппенгейм, Ман Рэй, Туайен, Ив Танги. Хотя Бретон восхищается Пабло Пикассо и Марселем Дюшаном и призывает их присоединиться к движению, они остаются периферийными.

материал необходимый для описания моих размышлений о фильме "Anna Karamazoff"

Я не понимаю смысла вечеров памяти. Я считаю нужно ходить на концерты артиста, пока он живой. А если бог ему не дал дожить до настоящего момента, то слушать его в записи. Я понимаю, что ставить икону в углу - старая славянская традиция, но кто-то предпочитает видеть в потьмах образа, а кто-то их хранит в своей памяти.
Был конечно когда-то концерт памяти Цоя, где "Калинов мост" впервые исполнили одну из своих лучших песен "Честное слово", но таков уж был тогда масштаб этого мероприятия.
И еще я очень люблю стихи Дмитрия Ревякина, живого, ранимого, настоящего и поэтому привожу в данном посту текст его песни "Честное слово"

В городе Париже в начале июня
Я столкнулся с ним, когда играл в прятки
Он рвал свои стихи, пил дешевый виски
И плакал. Его поджидала смерть и он знал об этом...


Его лицо изрытое траншеями сомнений
Успокоилось, покрылось слоем мела,
Я спросил в упор - Куда, Джим, собрался
Он шепнул - На небо, и усмехнулся


Припев:
Честное слово .....
В душном июле я запомнил, как он умирал.


От снов до вдохновения целая вечность
Я трижды мог пропасть, пока ее мерял
Звериное чутье выручало
В слепой дороге


Я встретил могикан, для которых честь - табу
И холеных фаворитов, что бесятся с жиру,
У первых был старательым учеником,
Вторым вцеплялся в глотку дикой собакой.


Истерзанный молвой о несчастной любви,
Израненный баграми языкастых пророков,
Я медленно ступал по шипастой земле,
И мучался жаждой.


Может быть мне просто повезло, воронью всему назло.
Мне не дали сгинуть в бездне дней, помогли залечиить раны.
По тропинкам узким и шальным, по обрывам ледяным
К родникам живым провели меня, мимо зоркой охраны...


Я припал к воде запекшимся ртом
И жадно пил, глотая свое отраженье,
Да видно перебрал живительной влаги,
Меня начал бить озноб.


В памяти витал раскаленный июнь,
Париж не поперхнулся своею жертвой.
Я начал двигаться, чтобы согреться.
Я начал двигаться, чтобы согреться.


Честное слово...

Песню "Шумел камыш" Дмитрий Хоронько и его оркестр исполняют так, что с первых аккордов ее невозможно узнать. Впрочем как и "Мурку", и многие другие известные вобщем-то песни. На основе джазовой импровизации могут блаженно покоится как в солнечном дзене самые банальные слова самых известных песен, и самые простые мелодии. Абсолютно ясно, что слова и мелодия только предлог для проникновения в уши слушающего музыку чего-то бОльшего, чего-то яркого, мощного и большОго. Интерепретация важнее мелодии. Не всегда, но у Дмитрия Хоронько точно.

Вот так и я могу взять затасканный в сущности рецепт и изменить до неузваемости и не запомнить его, а зачем? Радость полученная от поедания данного блюда больше не повторится. И по этому в следующий раз должно быть хоть чуть-чуть, но иначе. Импровизация...
Так ли это хорошо как музыка, которую играет оркестр Хоронько, не знаю. Но я не буду есть то, что не вкусно.
Не остаюсь довольна, пока не разливается по вкусовым рецепторам то самое оно

И конечно видеть как кто-то солидарен со мной в этом, особенно если это самый близкий человек, это особая радость.
Почти такая же как слушать Дмитрия Хоронько и его оркестр...

И все-таки Юнг недолюбливал Ницше.
Он в качестве примера одного из видов конкретизма, суеверной переоценки голых фактов, приводил черезмерное переоценивание Фридрихом диеты...

Почему-то вспомнилась пелевинская раскладка, что в каждом человеке есть внутренний мент, внутренний прокурор, внутренний подсудимый и тот, кто тащится от вечного кайфа. Последнего не все люди осознают, но осознав однажды того, кто тащится от вечного кайфа, люди понимают, что ему пофиг на внутреннего прокурора, на внутреннего подсудимого и в особенности на внутреннего мента)

Нация, как мне кажется, должна иметь при себе некоторую притесненность. При этом люди обычно ощущают себя как один народ. Они чувствуют сплоченность, заботятся друг о друге, уважают личное пространство, а не считают, что имеют полное право писать на телефонных будках всего мира слово "хуй". Не требуют, услышав непонятную речь, что бы при них говорили на их языке потому, что это ИХ язык. Не вопят про духовность и свою религию так, чтобы у всего мира лопнули барабанные перепонки, обрывая при этом ящики в собственных подъездах, и обсыкая свои же памятники культуры.

Анима – набор качеств персоны, вытесненных в подсознание, образующие внутреннюю личность, которая как правило скорее противоположна личности внешней (персоне), то есть обладает противоположными качествами.
Анима предстает в фантазиях ввиде образов, незнакомых, знакомых, мифологических (последнее это проекции ее света, который дотянулся до нижнего слоя подсознания – коллективного бессознательного ).
Людям, для которых персона является единой с их Я, то есть неосознающим разницы между тем и другим, бывает свойственно проецировать внутренние образы на внешние объекты.
При этом образуется зависимость и почти что отождествление себя с внешним объектом и растворении в нем. С годами трансвер, как одним словом можно назвать это явление, отрабатывается, и становится заметна разница между реальным объектом и наложившимся на него внутренним образом. Иногда трансвер отрабатывается не столько с годами, сколько по мере развития личности. Что возможно подразумевает частичное, но большее чем раньше осознание внутренних психических процессов. Возможно это и с помощью отказа от боязни своих фантазий и страхов, а и наоборот – поиск смысла в них и способности в себе вести диалог. Да, именно ведь в сущности с самим собой.
Трансвер - это вызывание сильных эмоций, любовь - только частный случай подобного явления.
Проецировать аниму же можно не только как способность видеть образы, но чувствовать, ощущать, интутивно стремиться к качествам вашей внутренней личности, живущим в вашем же индивидуальном бессознательном, и найденным к тому же во внешних объектах. Такой способ проекции, на самом деле себя, является более гибким и оттого более счастливым. Это уже не кандалы, не намертво приковавшая зависимость от объекта к объекту, а возможность стремиться к радости как к свету, не тонуть в трясине.
Когда тонешь в трясине, то не важно умеешь ли ты плавать. Только опора, попавшаяся случайно ввиде ветки или кочки в болоте, может спасти. Я так тонула однажды во сне.
В детстве меня одолевали страхи, почти воплощавшиеся в реальность, но я, уже почти став взрослой, нашла с ними общий язык и они ушли. То есть, подойдя в фантазиях же по-ближе, я увидела, что тот, кто живет в пруду, может мне улыбнуться, и просто он несчатное существо, и он есть часть меня. Часть меня, но не я, страх можно снять как шкуру, помять его в пальцах, ощутить липкую пластичную фактуру похожую на пластелин, а дальше поступить с ним как угодно, например бросить на пол, а лучше высвободить творческую энергию, и плыть в потоке преобразованной ее в бесконечную определяемость
Психические нагрузки, происходят только в психической жизни человека, то есть, если мир делится на внешний и внутренний, то из внешнего они поступать не могут никак. Из внешнего мира могут быть нанесены лишь травмы, и то, их влияние тем сильнее, чем ближе при этом возраст человека к его самому раннему детству. А вот последствия этих травм и есть психические нагрузки, причем они поступают в сознание исключительно из жизни внутренней.
Но какие бы травмы не оставили след и какие бы страхи не жили в нас. От них не избавиться просто так, не выбросить и не перечеркнуть. Они одновременно не есть мы сами, но они часть такого явления как «мы». Непослушные дети, с которыми только остается научиться играть, а там глядишь и они станут чем-то новым, а может и качественным более, чем их праобраз (предобраз), которым мешал нам спать

Моральная чистота сродни рассовой. Все зависит от того, к какой рассе ты принадлежишь. Это определяет какой морали ты должен следовать. Следовательно мораль - это расса.

Моральная чистота сродни вере. Все зависит от, того, какую веру ты исповедуешь. Это определяет то, с какой искренностью и истовостью ты должен молиться молитвами только одной религии, которой ты предан. Шаг в сторону и ты - предатель.

Моральная чистота сродни футбольной команде. Все зависит за кого ты всегда играешь. Это определяет то, как жестоко то должен сражаться за победу этой команды и как должен при этом ненавидеть своих врагов. Если ты болельщик этой команды, ты должен служить ее славе и делать все на благо ее. Не нарушишь этих правил и ты морально чист. Не важно за кого ты играешь (болеешь), важно быть преданным команде.

Моральная чистота порождает крестовые походы, охоты на ведьм и аутодафе; а так же пытки физические и моральные. Моральная чистота - это война за Вьетнам или власть большевиков не важно. Важно однажды остановиться и посмотреть, люди, насколько вы погрязли в моральной чистоте, насколько ваши убеждения, превратившись в проповедь измазали весь мир своим дерьмом.

Важно решить, что хватит уже крови, чести, мести и прочей моральной чистоты. Важно захотеть быть свободным или, для начала понять что такое свобода, свобода выбора, свобода быть самим собой.

За мной можно скучать всерьез только при безответной любви. Потому что в этом случае я скорей всего не приду никогда. Если я люблю в ответ, то стоит мне только сказать, что за мной соскучились как я уже тут как тут))))))

Ничего не имею против голубых, но и среди них естественно тоже попадаются люди скучные и однообразные... А вот если они видят, что к ним отсутсвует интерес как к людям, то объясняют это тем, что они голубые...