Когда-то почитал любовь за высшее благо. Не в смысле даже "All we need, is...", а скорее с точки зрения метафизики явления, "Любящий переживает Бога" (о. Александр Мень). Даже имел глупость спорить как-то в троллейбусе с христьянским мальчиком до пены у рта. А мальчик, небось, просто хотел библию всучить, не знал бедняжка, что я ее, родимую, впервые прочел в младшей школе из ненасытного любопытства, а потом уже в старшей был экзаменован в области ее знания на факультативном курсе "Искусствоведение, этика, эстетика и сбоку бантик". Впрочем, по лицу должен был догадаться, по прическе, походке, голосу, одежде и манере держаться. Именно из таких нерадивых миссионеров черножопые язычники готовили отменное жаркое. И поделом.

Видимо, тут и крылась еще одна роковая ошибка. Преступно халатствуя, не имея под рукой ни лоции, ни навигации, руководствуясь многочисленными от себя к себе же петициями и одной в обратном направлении реляцией, пустился в рискованную баницию с целью негоции, но нажил лишь абстиненцию и импотенцию, спустил казенные сестерции, и, пропив аммуницию, вынужденно осел в провинции, в далекой загородной резиденции, предаваясь ленивой мастурбации, да изредка совершая вакацию в... Ну, скажем, в милую сердцу Галицию.

Сакрализировать любовь (профанировать Бога?) оказалось рискованно, ибо, в случае неуспеха затеи, страдало и первое, и прочее. Что собственно и произошло.

Не знаю, является ли способность любить даром божьим, проклятием божьим, физиологическим свойством организма или просто малоприятным невротическим расстройством. Похоже, никогда уже этого не узнаю. При ближайшем рассмотрении оказывается, что чувство это процентов на 80 состоит из воды, как и его обьект и субьект. Остальные 20 составляют восхищение человеческими качествами партнера, обнаженный силуэт на фоне окна, тихий вздох "Да, еще!...", чувство поддержки и взаимопонимания, острая благодарность, тепло и мягкие округлости прежде незнакомого, а теперь родного тела под одним одеялом, желание заработать еще больше денег на тихое и маленькое совместное счастье, скрипучий диван, утренний чай, "мне завтра на работу...", одновременный оргазм, бессоные ночи, родственники, обещания, заверения, увещевания, заботы, аборты, борща кипящие реторты, в прихожей грязные ботфорты, конфеты, торты, "иди ты к черту!".
Внешне не мало. Отсутствует лишь сакральный компонент, а значит мистерия окончена, начинается драма-буфф, пошлость которой лишь колеблется в зависимости от степени утонченности чувства прекрасного у ее участников, но никогда не падает до нуля, не сказать ниже.

Впрочем, мистерия не то, чтобы закончилась, (не так легко убить в человеке мятежный дух богоискательства), а как-бы опростилась, спустилась с сияющих вершин в нашу грешную, душную и не ахти как пахнущую долину, развоплотившись, разлилась вокруг жидким киселем, не сулящим ни бессмертия, ни ритуальной казни, ни божественного восторга, ни адского пламени, чреватая лишь предсказанием дождя в четверг да уже упоминавшегося выше пива в пятницу.
В этом обличье небесная иерархия превращается в своего рода высшую бюрократию, всплывает в памяти гениальное изобретение времен совецких: мистический образ Иванываныча, Бога Отсутствующего, мелкого, скучного, как печеная брюква, и неуловимого, который только-что вышел, или еще не пришел.

"- Але! Здравствуйте. Скажите, Бог есть?
- Бога нет!
- Простите, а когда будет?"

И все Иггдрасили с Бафометами выглядят просто причудливыми корягами, и все Эдды с Каллевалами идут на растопку, ибо дрова сырые и горят неохотно.

Когда-то боялся темноты. Истово и непреклонно, как ревностный католик боится страшного суда. Не помогало ни менторское "посомтри, здесь нет ничего страшного", сказанное при ярком свете, ни унизительное "будь мужчиной", ни собственное позднее понимание природы страха, облагорживающей его седой древности и всеобщности на множестве человеков. Не перестал бояться, в сущности, и теперь, просто планка воображаемых аборигенов тьмы снизилась до дремучего диамата: собака укусит, ебнешься в люк, лыцарь кастета и писала попросит закурить, да, просто, в дерьмо влезешь красивыми новыми туфлями, (четвертый сезон трубят, и все как новые, ей-ей!).

Куда уходит детство? Да, никуда, вечно пребывая в нас, сосет помалу наши соки, выплывая наружу то мистическим страхом перед мостами через водоемы, то внезапно налетающей ордой запахов и ощущений "ОТТУДА", то желанием не пойти в школу наперекор зудящему будильнику, а остаться дома, валяться на диване, есть арахис в какао и смотреть "Зеркало" или что-нибудь из Шахназарова