- Эй, бобры!- Лёха постучал носком ботинка в грохочущую дверь Склада: - есть кто живой?
Изнутри раздались неясные всхлипы, шаркот ног. Потом громыхнул засов и из окрывшегося окошка высунулся красный глаз, нос и верхняя губа, из-под которой выглядывали несколько наполовину сгнивших зубов.
- Чего тебе?- дыхнуло перегаром лицо.
- Я это,- парень запнулся, и дальше уже тише произнес: - мне бы взять...
- Бумага есть?- глаз еще больше выпучился.
- Есть,- Лёха засунул руку во внутренний карман ватника и извлёк потрёпанный клочок, исписанный карандашом и обcыпанный печатями: - вот, держите.
Лицо исчезло. Вместо него из окошка высунулась огромная волосатая ручища и начала ощупывать воздух. Сообразив, Алексей сунул в эту необъятную пятерню листик и опасливо отошёл. За дверью раздалось невнятное бормотание, среди которого проскакивали слова "вы-дать", "раз-ре-шить" и "спо-соб-ство-вать". Окошко захлопнулось, кто-то внутри громко чихнул, захихикал прокуренным женским голосом, громко сморкнулся и на секунду затихло. Снова раздались шаги, уходящие куда-то вглубь, глухой удар и последовавший за ним сдавленный женский вскрик.
Еще несколько минут Лёха переступал с ноги на ногу за дверью, рассматривая мокрые, с тонкими вкраплениями крови потёки на углу строения, начинающиеся почти на уровне его груди.
Снова громко лязгнуло окошко и оттуда вылез длинный свёрток, который тут час был подхвачен. Затем та же рука:
- Распишись, ептымть...