Восхождение: Говорящие-с-Грёзами.

Вот июньское солнце играет в траве, вот по рыжему склону ползет муравей, вот старик Акимару зовет сыновей - погляди-ка, вон скачут, заразы! По заросшему саду летает перо, сыновья Акимару бегут вчетвером, вроде разные, словно арканы таро, а с лица - все легки и чумазы.
Сулу знает: он старший, а значит - боец, и его не сразят ни стрела, ни свинец. "Что за храброе сердце!" - гордится отец, - "Он другим и стена и защита". Средний, Хапу - умён, он увидит огни в бесконечных долинах потрепанных книг, даже сны не всегда поспевают за ним, чтоб узнать, где секреты зашиты.
Самый младший из братьев - бродяга Тору, он любую беду превращает в игру, и дорожные знаки в сплетении рун он отыщет, хитрющее пламя!
...А Тамуки-подкидыш бежит позади, он не воин, не маг, не искатель пути, но забытые песни он держит в груди, согревает ладонями память.

Паутинкой невидимой тянется стих, Акимару в далёкие страны нестись, говорите, чертята, что вам привезти, выбирайте, что на душу ляжет!
Просит Сулу клинок, чтоб ветра рассекал, чтоб свободно и плавно скользила рука, чтоб с хозяином славу по миру искал, не боясь ни бандитов, ни стражи.
Хапу думает долго, светлеет лицом, просит книгу заклятий - и дело с концом! - из затерянной жаркой страны мудрецов, из песочного томного плена...
Младший просит отца отыскать сапоги, чтоб бежать по дорогам быстрее других, чтоб его никогда не нагнали враги ни в одной из попутных вселенных.
А Тамуки-подкидыш лишь просит фонарь, весь задумчивый, тихий, прямой как струна. Остальные смеются, не могут понять, недоверчиво смотрят на брата.
Акимару кивает - мальцам невдомёк: пусть быстры сапоги, пусть ужасен клинок, но покуда в руках не погас огонёк - ты отыщешь дорогу обратно.

***
Время ходит околицей, горной тропой, вечерами в деревне трезвонят отбой, стих бежит по дорогам каймой голубой, сквозь года завивается плетью. Не тревожат покой безмятежной страны, не вторгаются тени в полночные сны, Акимару пирует в чертогах иных, подрастают вчерашние дети.
Сулу нынче недурно владеет клинком, и сложнейшие битвы даются легко, путь-дорога уводит его далеко - эй, дорога, храни полководца!
Что до Хапу - он вычитал тысячи книг, в их секреты неслышной змеёю проник, часто кажется ночью, что смотрят они темнотою бездонных колодцев.
А Тору увлекает иная игра - он в Серебряном Море известный пират, по земле ли, по морю - шаг легче пера, парус бьется подстреленной птицей...

Далеко за горами, один в маяке, обитает Тамуки, не видясь ни с кем...
...но почувствуй, фонарик теплеет в руке.
Перелистывай смело страницу.

***

Кровь - своя ли, чужая? - течет по лицу, всё смывая предателю и храбрецу, но большое сраженье подходит к концу, сталью звонкой победу рисуя.
А на самом пригорке, с раненьем в груди побежденного войска лежит командир - он тревожно и прямо на небо глядит, а над ним возвышается Сулу.
Что для воина - сердце? Здесь главное - честь, и в любом поединке всего не учесть, вот солдаты глядят, как свершается месть, вот на шпаге смыкаются руки...
Что для воина - жизни? Не медли, дурак, получи, ненавистный, поверженный враг...
Но за сотни земель загорелся маяк и доносится песня Тамуки.
...Вот вернулся отец - от песка словно бел, вот подаренный меч, вот грифон на резьбе. Ты, счастливо вздохнув, обещаешь себе - оставаться бойцом, не убийцей!...
И уходит куда-то кровавый морок, Сулу, хмыкнув, бросает под ноги клинок.
Вот рассказ ручейками бежит между строк, не давай-ка ему заблудиться.

***

Вот минуты летят на исход сентября, вот оплывшие свечи во мраке горят, вот и Хапу-колдун завершает обряд над зловещей распахнутой книгой. Заклинанья зовут, поднимаясь со дна - милый Хапу, забудь всё что было до нас, нам великая сила богами дана - как дышал ты до этого мига? Что для мага - быть пленником в клетке людской? Ведь такие, как ты, не находят покой...
Заклинанья уносят его далеко, остужают горячее сердце.
И уже ворожба заплелась до конца, и уже в зеркалах не увидеть лица...Но когда запирают ворота дворца - где-то сбоку откроется дверца.

А ладони Тамуки белее, чем мел, море снизу ревёт и бушует во тьме, вот уметь бы сражаться, и плавать - уметь, но увы - не умеет, хоть тресни!
Ах, вот был бы Тамуки пират или маг - он бродил бы по свету, сводил бы с ума...
Но сверкает фонарик, пронзая туман, и журчит переливами песня.

...Деревенские ночи - черней, чем смола, и погасшая свечка мягка и тепла, умыкнуть фолиант из отцовских палат и читать, опираясь на звезды...
Вырывается Хапу из липких сетей, покатился котёл по гранитной плите, заклинания плачут, зовут в темноте - но уже понимают, что поздно.

***

Быть рубакой, по чести, такая тоска - тяжеленную саблю с собою таскай, и погибель твоя, как подруга, близка, обласкает же, где бы ты не был!
Быть волшебником - скука, позволь уж сказать - над потрёпанной книгой испортишь глаза, и тебя не спасает меж пальцев гроза, коль звенит настоящая в небе.
А подайся в пираты, хоть сердце скрепив - и услышишь, как старая мачта скрипит, под тобой океан - не жалеет, не спит, норовит обвенчаться с кормою...
А пиратская доля - лиха и легка, и флагшток задевает порой облака, и ветра угоняют тебя на закат, расстилаясь дорогой прямою...

...Иногда горизонта полоска темна, и вокруг - не рассвет, а сплошная стена, и подруга-погибель - ох, как же страшна! - вновь маячит угрюмым оскалом...

И врывается песня, светла и добра, и дрожит незабудкой среди серебра - то поёт в маяке мой неназванный брат. Он не даст мне разбиться о скалы.

(с) http://cheyzheon.livejournal.com/18497.html