Накатило что-то. Толь три бессовестно богатых эмоциями дня, каких уж несколько лет не случалось, дают о себе знать, толь сновидческий театр бессознательного достучался до твердолобого сознания. От велия множества разнонаправленных чувств инда на работу забил болт, благо, статус вкупе с природным пофигизмом позволяют поутру подумать-подумать, да и спать себе дальше.

Отчего, думаю, все, что только начиналось, так быстро закночилось: хуяк - и все уже попереженились, и с детьми, и в разводе, и умер кто-то, а потом так и не воскрес, и за бугор уехал, и вернулся оттуда даже, и вечером в пятницу выпить бывет не с кем, да и не очень хочется. Так тебе и надо, не старый еще, но уже стареющий дурак - стройное расплывется, густое поредеет, твердое обмякнет, упругое провиснет, звонкое охрипнет, гладкое сморщится, и пахнуть это все будет чем-то кислым и неаппетитным, и вызывать у окружающих раздражение и жалость, как (помнишь?) та старушка в троллейбусе, которой и место не уступить нельзя, и не выругаться при этом сложно. Так-то, брат, а умереть прийдется.

Но ведь был сияющий миг, который, как казалось, будет длиться вечно. Или не было его, а, просто, ввиду пустующего свята места, был этот период возведен в ранг Века Золотого, ибо выяснилось пост фактум, что дальше уже совсем пиздец начнется, и, притом, известно чем кончится, хоть и не известно когда? Так или иначе - один хуй: субьективна такая оценка, или обьективна, вытекает ли из гормональных бурь, питающих юношескую восторженность, или из эмоционального голода, рождаемого распорядками и маршрутами зрелости, ЭТО было, и от этого факта нельзя отмахнуться.

Это теперь все говорят: бейлис, самбука, мартини, бурбон. Как будто портвейн "Альминская долина" в подъезде не распивали, ей богу. Мы, может, тоже абсент пили. Дрянь, к слову, редкостная, но эффект любопытен, ради него и... Впрочем, мы отвлекаемся. Итак, период таковой, младостью в дальнейшем именуемый, не просто имел свойство быть, но также массу материальных (и не очень) доказательств по себе оставил. Некоторыя из оных и будут сейчас предъявлены.

1. - "Юноша созерцает закат над рекой".
Место действия - крыша 16-этажки, Река - Днепр, Юноша - ваш покорный слуга, Портвейн - кажется "Красный Крымский", хотя возможны вариации. На работу над снимком ушло примерно полчаса, масса нервов фотографа (никак не ловился нужный ракурс), и около 700 граммов Портвейна "Кр. Кр." (а может и не его), ибо натурщик и позер, запечатленный на фото, вынужден был все эти полчаса держать далеко не пустую бутыль гордо поднятой. А как же тут от соблазна-то удержаться?

2. - "Господа гусары чествуют Прекрасную Даму в день ее гендерного праздника".
Как сейчас помню тот день. У меня еще накануне скоммуниздили из машины аккумулятор и все документы. Хотели также радейку выкорчевать, да она у меня так закрепелена была, что ее можно было только с корнем, тойсть с торпедой. А у злоумышленника видать силенок не хватило. Помню ведь. Нешто так и не забуду, пока не сдохну?

3. - "Три тени на кирпичной стене с загадочными письменами".
Кто за тени? Что за письмена? Теперь остается только гадать, логически восстанавливать цепочку событий, достраивать ситуацию с известной долей недостоверности, предполагая, что тень с Портвейном была отброшена Лёшкой, монумент в центре - скорее всего я, а тень слева - видимо Аня, и, вопреки видимому, нет у нее в руках гитары, у нас тогда не было с собой гитары, да и не играла она никогда на гитаре-то. А что на стене написано, про то вообще никому не ведомо, но, думаю, гласят эти письмена на неизвестном наречии "Мене текел фарес", что на наш диалект переводится как "Хуй тебе, а не Град Господень".