... любят всяких, но мне кажется, когда любишь плохого человека, потихонечку плесневеешь. ... рядом с ней невозможно стать циничным. Хочется достать из глубины души лучшее, что в тебе есть. Такие браки, как правило, бездетны. Почему? Может быть, потому, что дети оттягивают мужа и жену друг от друга, забирают любовь на себя. Дети - вампиры. Они пьют энергию любви. А может быть, потому, что такой брак самодостаточен. Им не нужно биологического скрепления, они сами у себя дети. Такие браки прерываются только смертью одного из двух. Жизнь ломается на две части - до и после. Оставшемуся трудно, невозможно привыкнуть, но судьба как будто подмигивает хамски и говорит: "Попользовался и хватит"...
Виктория Токарева.

ИЗУМИТЕЛЬНО!

она, напуганная, стояла перед этим пожилым человеком.
он устал. поэтому уже не злился. только смотрел на нее с тоской. бледно-голубыми глазами.
"одинаковыми" - подумала она.
глупость в данной ситуации была необходима. глупость и упёртость.
а упёртой она умела быть.
- чего ты притащилась? - твердил пожилой.
- мне надо, - виновато.
- бля, - пожилой отвернулся. - сука, бля.
совсем беззлобно сказал. резко повернулся к ней, напугав:
- да что я тут с тобой делать-то буду?!
она пожала плечами.
- уезжай, нахуй!
- у меня денег нет.
- сюда-то добралась!
- есть добрые люди на свете.
- вот попроси их, пусть и обратно помогут.
- мне надо.

она сидела на жестком диване и смотрела в окно. там и пейзажа-то не было - двойное стекло отражало её лицо. черные массы листвы неслись с головокружительной скоростью. поезд полз, как черепаха. иногда мелькали вёрсты вдоль дороги. вёрсты с какими-то нереальными числами. она завернулась в простыню. на себя не могла смотреть.
на темном фоне ночи лицо проглядывалось до самого мелкого прыщика на подбородке. и страх.
она впервые боялась. неправда. она очень боялась. но даже не думала повернуть.

- я есть хочу, - самым главным был этот её виноватый тон.
- борзая, - сказал пожилой. - как я устал от тебя.
- простите.
- чего ты притащилась?!
- мне надо.

на вокзале она огляделась. куда идти – было неизвестно. и, странно, совсем не хотелось ни есть, ни мыться. она пошла наугад. в светлых грязных брюках. Чужие мужчины оборачивались на неё. она не ела уже три дня.

- я не знаю, когда он вернется, - недовольно говорил пожилой в сторону.
- а узнать нельзя?
- тебя не учили уважать старших?
- папа учил, - осторожно сказала она.
- как я узнаю? дура! сам, что ли, по кустам поползу?
- я не хочу этого знать, - сказала она твердо. – вы скажите мне, пожалуйста, когда он вернется хотя бы приблизительно.
- через неделю, может. или через месяц.
пожилой помолчал. подошел к ней почти вплотную.
- может, поедешь домой? к маме-папе?
она держалась, но вдруг зарыдала. неожиданно, громко и как-то совсем безутешно.
пожилой перепугался. наверное, впервые за долго время.
- дура, - ласково сказал пожилой и даже погладил её по плечу. – я ведь жалею тебя.
она заплакала ещё сильнее.
- что ты ревешь-то?! как пупс, не поймешь, что надо!
она мотала головой.
- у вас тут работу можно найти? – проговорила.
- что?
- работу…
- ты спятила, что ли?! – заорал пожилой. – какую работу?!
- любую. Всё равно.
- поезжай домой, а?!
- мне надо!
пожилой обошел стол, нехотя сел.
- я тут не проживу месяц, - сдалась она. - А мне надо.
- зачем?!

жара стояла невыносимая. она мыла пол в казарме. потому что надо было чем-то себя занимать, чтобы не ждать постоянно.
в плывущем мареве она представляла, как увидит его издалека. при параде, в форме, он появится из липкого жаркого воздуха.
и с этими мыслями она выливала ведро в канаву.
её поражало обилие голубоглазых людей вокруг. пожилой, который помог ей найти хотя бы такую работу. солдаты-срочники в глупеньких панамах. какие-то веселые офицеры..
к концу дня она вдруг подумала, что научилась мыть пол. а ведь дома - никогда.
под ржавым краном, торчащим высоко над землей, она полоскала тряпку. когда мимо прошел какой-то военный, которого она не знала. и сказал, что разведка вернулась.
ведро осталось валяться под краном. и вода лилась на нарисованный на мятом боку номер.

не получалось. ничего не клеилось. в штабе его не было. в казарме нашла ворох разных сумок и мешков.
- в столовой ищи, дурочка, - снисходительно сказала ей полная сильно накрашеная женщина. - бухают с работы.
она шла в столовую и думала над словечком "бухают". она никогда не видела, чтобы он "бухал". странно было слышать о нем от чужой женщины. таким пренебрежительным тоном. она ещё не знала, что тон такой может быть только в двух случаях: если она его женщина. и если никогда ею не станет...

в столовой была драка. кричала в углу официантка. мужчины дрались молча. только пинки и стоны с пола.
вслед за ней, толкаясь, ввалилась толпа. бросились к дерущимся. кого-то потащили под руки из столовой, следом побежала официантка.
она увидела его.
драка продолжалась.
она, не думая, полезла. хвататла его за рукав. тянула на себя. он смотрел на неё и не видел. грубо вырывался.
- это я! - сказала она громко. в драке её не услышали.
- это я! - кричала она отчаянно и хватала его за рукав, даже за штанину. - это же я! слышишь ты?!
он ударил её. конечно, не рассчитав. и не подумав. но она все-таки упала, и драка прекратилась. тяжело дыша, мужики смотрели все на неё. она лежала на полу и с ужасом ждала второго удара...

- чего ты притащилась? - спросил он.
она молчала. смотрела на него. он не смотрел - у нее была разбита губа. синяк на щеке. она улыбалась.
- как ты узнала?
- у меня письма же есть. там штампик...
- покажи!
- дома.
странно. и неправдоподобно. было видеть. её - тут. ему вдруг стало противно от того, что вокруг грязь. пыль с дороги в окна. жара. что он сам потный.
- давно тут пол мыли?! - почти крикнул.
- я мыла вчера.
- почему ты? - изумился он.
- мне жить не на что, - тоном как про погоду.
- как это - ты?
она молчала.
- мне помыться надо, - сказал он быстро.
- воды в дУше нет. вода только на улице. возле канавы.
он полез в сумку. долго-долго рылся в ней под её взглядом.
вытащил бритву, белье. взглянул с опаской.
- я тебя сильно ударил?
- нет. - она улыбалась. искренне.

... продолжение

Офицеры живут там, где остальные жить не могут. Им, остальным, такое
даже не снилось. Край света - и офицеры. Ну просто стада офицеров.
Безбрежные стада. Идешь - и одни офицеры: как попало, где придется,
Один полный адмирал, проезжая в четыре утра безмятежно спящее КПП?
назвал это место "страной непуганых идиотов".
С тех пор так и живем.

Офицер что собака, прикормил - твой. И тут важно не перекормить, чтоб
не охамел. Вот если кидать. По куску. Можно держать целую стаю. Лучшее все
равно будет перепадать вожаку, а уж он-то найдет, чем занять остальных.
В конце службы офицер теряет нюх, и его отдают в народное хозяйство.
Офицер - это судьба.
Офицера нельзя оскорбить. И этим он напоминает дерево. Разве можно
оскорбить дерево?
А чем офицер отличается от дерева?
Тем, что он не поддается обработке.
Настоящий офицер хоть что может. За это он и любим народом.
Для настоящего офицера преград нет. Он везде пройдет и возьмет что
хочешь.
Голыми руками.

в природе у китов-убийц нет врагов
... ещё бы...

эта треска провела спокойную ночь
.. всё чудесатнее и чудесатнее, как говаривала Алиса.

но, не смотря на ум, осьминогу так и не удалось колонизировать моря нашей планеты
.. а может, он и не хочет..

комета Галлея, которую земляне могут видеть раз в 76 лет, оказывается, вертится вокруг Солнца. но не в той же плоскости, что и планеты, а криво, под углом. но ведь на орбите!
ядром кометы является огромный ком грязного снега. за собой она волочет всякий тленный мусор в виде хвоста.

Солнце же делает полный оборот вокруг своей оси за 27 земных дней. солнечные пятна появляются и исчезают с периодичностью в 22 года. ядро Солнца темное, и работает эта звезда как небольшая электростанция. чтобы не рвануть раньше времени, лишнее тепло она выделяет. через какие-то жалкие 5 миллиардов лет Солнце поглотит внутренние планеты: Меркурий, Венеру. Земля станет обуглевшимся огрызком.
и то, что на Севере является Полярным сиянием, суть электрические следы частиц, которые Солнце выплюнуло.

ближайшая к нам звездная система Альфа Центавра - это три звезды, которые притягивают друг друга. две большие, которые висят во взаимной гравитации, и одна небольшая, которая называется Проксима Центавра. она болтается на орбите у одной из двух этих больших звезд.

жаль, что я вряд ли уже доживу до следующего появления кометы Галлея. крайний раз её видели в 1985 году.

Господи, вот ты видишь, чем я обладаю... но разве это мне нужно? разве по этому тоскует моя душа? вот что дали мне люди взамен того, по чему тоскует душа. а если бы они мне дали того, разве нуждался бы я в этом? Смотри, Господи, розовое крепкое за рупь тридцать семь. Есть стакан и есть бутерброд, чтобы не стошнило. И есть душа... раздели со мной трапезу, Господи...

Ночью никто не может быть уверен в себе. И апостол предал Христа, покуда третий петух не пропел. Я знаю, почему он предал. Потому что дрожал от холода, да.

Писать надо по возможности плохо. Писать надо так, чтобы читать было противно!

Я не знаю вас, люди. Я вас плохо знаю, я редко обращаю на вас внимание, но мне есть дело до вас. Меня занимает, в чем теперь ваша душа.

В этом ошалелом мире, где всё в конце концов смешивается, мне кажется, что сам Бог сопротивляется и говорит нам: "Я здесь, не страшитесь!"

просто будь счастлив

листопадная пестня

я дышу в дождливое окно

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот - и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.
Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.
Дар поэта - ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились -
Значит, ангелы жили в ней.
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной, -
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Женщина, глядя на Равика, нервно передернула плечами. Он почувствовал,
как схлынула волна смятения, пришла глубокая, невесомая прохлада. Напряжение
исчезло. Открылась даль. Словно он провел ночь на другой планете и вернулся
на землю. Все вдруг стало простым - утро, женщина... Думать больше было не о
чем...
- Иди сюда, - сказал он.
Она оцепенело уставилась на него.
- Иди же, - повторил он нетерпеливо.

Он ожидал, что она уйдет задолго до его пробуждения. По утрам он не
выносил присутствия людей.

Ремарк. "Триумфальная арка"