сегодня утром послала медсестру. по домофону. нас решили навестить в 9 утра в воскресенье, ага.
потом эта кобылица позвонила! мне на мобильный! с претензией.
и тут у меня не поехали лыжи.
вы, когда в дом к кому-нибудь идете - я опущу, что грудной ребенок - звоните сперва?
если у нее есть мой номер, почему нужно в дверь звонить? откуда я знаю, кто там? сюда люди через одного ходят.
мать объяснила, что, мол, правила такие: без предупреждения приходить.
у нас нет таких правил. особенно по выходным утром.
завтра участковая придет. теперь я хотя бы в курсе. могут с милицией заявиться. теоретически.
тогда я начну плеваться в глаза, блд..

Это мой сын Вова. Его родила неизвестная мне женщина, а познакомились мы с ним, когда ему было два года. Я собрала документы, и спустя четыре месяца суд принял решение об усыновлении, и Вова приехал домой.

Сейчас Вове 13 лет. Прошлым летом он болел с высокой температурой, у него был бред, и ему было очень страшно, и мы целую ночь и целый день лежали в одной постели, держась за руки. А на днях он пришел ко мне с ободранной рукой и попросил подуть и поцеловать. Но большую часть времени мы друг друга бесим, потому что ему 13 лет, а я его воспитываю. Периодически я готова его убить, и боюсь, он это знает.

Это Елка. Я родила ее десять с половиной лет назад. Она была ужасно крошечная и слабенькая и много болела, и отчасти поэтому я кормила ее грудью почти до трех лет.

Теперь она учится в четвертом классе, хорошо рисует, пишет потрясающие рассказы и занимается в математическом кружке, а я периодически волнуюсь, что у нее слишком большие амбиции и слишком мало уверенности в себе сегодня. Чаще всего я переживаю, что недостаточно ею занимаюсь.

Это Дарья и Сеня. Дарья — моя любимая женщина. Она стала жить с нами, когда Елке было шесть лет, а Вове — девять, и сперва они ее изводили. Потом полюбили. Потом полюбили еще и ее родителей. На днях Елка сообщила мне, что Дашина бабушка, Ирина Владимировна, разрешила Елке «для простоты» называть ее бабушкой Ирой. Елке понравилось.

Это Вова и Елка держат Сеню, которого шесть недель назад родила Даша.

А теперь о законе против «пропаганды гомосексуализма». Такие законы уже приняты в Костроме, Рязани, Архангельске и Санкт-Петербурге. Государственная дума собирается рассмотреть его на федеральном уровне. Вот что тут написано: «Под публичными действиями, направленными на пропаганду мужеложства, лесбиянства, бисексуализма, трансгендерности среди несовершеннолетних, в настоящей статье следует понимать деятельность по целенаправленному и бесконтрольному распространению общедоступным способом информации, способной нанести вред здоровью, нравственному и духовному развитию несовершеннолетних, в том числе сформировать у них искаженные представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных брачных отношений».

В переводе на русский язык это означает, что если мы с Дашей говорим нашим детям, что наша семья не хуже других, то мы совершаем административное нарушение. Нас можно ежедневно оштрафовывать на 5 тыс. рублей. Каждую. При этом закон дает право полиции каждый раз принудительно доставлять нас в участок для оформления правонарушения, которым будет являться наша жизнь. (То же нарушение со стороны госслужащих предлагается карать суммой 50 тыс. рублей, со стороны юридических лиц — 500 тыс. рублей. — The New Times).


А это — розовый треугольник, символ, который гомосексуалы должны были носить в нацистских концлагерях, так же как евреи носили шестиконечную желтую звезду. Смысл нового закона точно такой же, каким был смысл нацистских законов: он обязывает группу граждан — миллионы человек — признать, что мы якобы хуже, мы не равны другим гражданам. А если мы будем утверждать, что мы равны, мы нарушим закон.

Помните самое цитируемое стихотворение о нацистской Германии?

Когда нацисты пришли за коммунистами,
я молчал, я же не был коммунистом.
Потом они пришли за социалистами,
я молчал, я же не был социал-демократом.
Потом они пришли за профсоюзными деятелями,
я молчал, я же не член профсоюза.
Потом они пришли за евреями,
я молчал, я же не был евреем.
Когда они пришли за мной, больше
не было никого, кто бы мог протестовать.

Давайте не будем, как немцы. Я призываю всех, кто не хочет жить при фашизме, надеть розовый треугольник сегодня