Ох уж эти городские квартиры! То ли дело раньше – добрая изба, ребятишек мал мала меньше, печка, лавка, свечка, одеяло… На двор, бывало, выйдешь, с овинником потолкуешь, баннику пригрозишь – неча хозяев ошпаривать, а потом к коню в стойло косички плести. Так и день проходит. А нонче што? Тьфу! Комнат всего две. Печка газовая да к ней чего удумали – микроволновка! Малые, не спрячешься за ними, гнездо не обустроишь. Заместо светца, на худой конец керосинки – люстра какая-то. Полати антресолями кличут. И хозяев всего одна штука.
Но что ты поделаешь? Прогресс! Приспосабливаться надо, в ногу со временем иттить… В общем, обустроился я у хозяина за занавеской. Она у него знатная: в пол, вся в розочках. Опять же батарея под окном, не печка, а все ж зимой тепло. И ежели с умом пристроиться, то из-за занавески даже лучше видать, что в дому творится, чем из-за печки.
А хозяин-то у меня знаете, кто? Следователь он. По особо важным делам. Это я даже и не знаю, как считать – титулярный советник, что ли? Приходит он, богатырь могутный, косая сажень в плечах, мундир едва не лопается. Пистолет в кобуре, не хухры-мухры. Эх, кабы ему еще бороду, был бы мужик справный. Я его даже жалел одно время. Прощал, что раскардаш у него в комнате, что мундир куда попало вешает, а полотенце – так и вовсе дверку шкафа откроет и на нее! Опять же, ни молока мне, ни хлебца не поставит, ну да это простить можно: нонешняя молодежь разве знает, как домового уважить?
Потом, правда, жалеть перестал. Нельзя к дому так: пришел, переночевал и ушел. Не по-людски это. Хотя… не безнадежный он, мой титулярный советник. Занавески вон повесил…
Я их как увидел, думаю: невесту приведет! Хозяйку! И настанут у меня славные деньки. Да какое там… Привести-то он привел, да не хозяйку, а мужика, значит. Молодой такой, и с виду лепый, только где ж это видано? Еще и с патлами.
Злился я на него на это, шибко серчал поначалу. Пульт от телевизора у него заныкал, часы под сиденье кресла засунул, карточку зарплатную в корзину для белья уронил. А уж носков у обоих припрятал – не счесть. А потом гляжу, зря серчал. Они вдвоем за хозяйство принялись. И смотреть на них из-за занавески – любо-дорого!
Приходит мой титулярный советник, а мужик евойный ему с ходу – бац кулаком! Я, грит, только что пол помыл, а ты в грязных сапожищах! Поругались они, помирились, только за стол сели – советник-то мой на мужика: что это за гадость? А он, сердешный, сахар заместо соли в щи положил. Уж так я смеялся, что чуть занавеску не оборвал. Но ничего, утряслось у них. Щи сладкие съели, пол перемыли и ну любовь крутить. Да не просто так, а с подвывертом. Ролевые игры у них это зовется.
Достал мой титулярный советник такую рубаху, – пеньюар называется. В цветочек, с рюшечками, как у барыньки. Надел, а через рюшечки, значит, волосатая грудь и ручищи могучие торчат. Подхватил свово мужика и давай кружить по всей комнате! А тот перепугался, орет: отпусти, бля, Дюймовочка ёбаная…
Пришлось спрятаться. Я хоть и добрая, а все ж нечисть, мата боюсь.
Вдругорядь высунулся, а у них новая игра. Советник мой у мужика своего раб. Достал мужик ему ошейник блестящий, весь в заклепках, на шею надел, на руки – браслеты, трусы кожаные, срамные, такие, что один уд прикрывают, и то не весь. Уселся к нему на закорки, а тот и ползет по полу на четвереньках. Вот, думаю, для чего они полы-то мыли! Ползет, ползет, а тот его по срачешне-то ремешком шлеп да шлеп! Я уж испугался было, а советник-то мой аж постанывает: еще, грит, еще, накажи меня! Дак тот его шлепал, шлепал, и тут ему надоело, слез он с советника, штаны сдернул и ему в рот удом тычет.
Тут про всякую осторожность забудешь. Высунулся я, чтобы разглядеть получше, вижу – точно, советник елду-то в рот взял и сосет, что твой теленок матку. А тот и стонет: ой, хорошо, ой, миленький, ой, блядь!
И что ты скажешь? Опять же прятаться пришлось. Или они догадываются, что я на них смотрю, и нарочно меня матюгами прогоняют? Только и увидел назавтра, как советник полюбовнику цветочки подарил за приятный вечер. Розовенькие такие.
А нонеча советник мой мундир надел, пистолет к виску свово полюбовника-то приставил и командирским таким голосом ему: руки вверх! Тот руки поднял, стоит весь голый в одном ошейнике и кожаном ремне. Советник наручники достал да и приковал его к кровати. Кровать у них знатная, раньше на такой вся семья спала. Приковал, значит, ноги ему задрал, а потом шарфик достал и глаза ему завязал. Тот дрожит весь, аж поскуливает. А мой-то советник, не будь дурак, быстренько из штанов елдак достает и в срачешню ему – раз! Тот аж задергался…
Ну, думаю, уж в этот-то раз я все до конца досмотрю. Сижу, занавеску отвернул, сам у себя в штанах наяриваю…
И что ж вы думаете? Мужик хозяйский выгнулся весь да как застонет: «Ой, бля, не могу больше, сука, пиздец, кончаю…»
На самом интересном месте! Я аж сам подскочил да кончил с досады.
Ну, поганцы, держитесь. Не хотите уважить? Так я вам все носки заныкаю. В духовку запихаю! И ежели о хладное железо не обожгусь, пистолет в мусорку запрячу. Будете знать, как меня, почтенного домового, матюгами гнать за занавеску!
Хоть и в розочках.