Федор Симеонович стремительно прошел по темному, терявшемуся в глубинах пятого измерения коридору мимо Стеллочки — так, что взметнулись ее волосы. У Стеллочки были вопросы к Федору Симеоновичу, и она поспешила было за ним, на ходу закладывая выбившуюся прядь за чистое розовое острое ушко, но патриарх НИИЧАВО уже исчез в глубинах коридора.

У коридора имелось свойство в какой-то момент превращаться в лабиринт, откуда новичку выбраться было практически невозможно. Стеллочка вздохнула и развела руками. Над головой послышались смешки — это говорящие нетопыри обсуждали ее очередную неудачу. Конечно, обращать на них внимание не стоило, но…

Стеллочке не везло.

С тех пор как она пятиклассницей попала в кружок к профессору Выбегалло, ее научная карьера оказалась перечеркнута жирной красной, а может быть, черной или даже фиолетовой линией. Наивная Стеллочка, тогда еще девочка с бантиками, бесконечно восхищалась чудесами вроде кадавров или самонадевающихся ботинок, а оттого очень долго не замечала, как воспринимают «гениальные» эксперименты ее кумира серьезные ученые. Ей так хотелось помочь Амвросию Амбруазовичу в его, без сомнения, необходимых народу исследованиях! И она покорно выполняла исчисления, делала опросы, заполняла лабораторный журнал, фиксировала малейшие изменения в мимике очередного кадавра… А Выбегалло заглядывал в ее записи, снисходительно трепал ее — сначала по плечу или голове, убранной косичками, а затем и ниже, — и уходил…

Отрезвление начало приходить мало-помалу — когда Амвросий Амбруазович, похлопывая Стеллочку пониже спины, впервые попросил ее фальсифицировать записи в лабораторном журнале. Стеллочка, содрогаясь от отвращения, вспомнила, как он нагнулся к ее уху, обдав запахом немытого тела и неухоженной бороды, как понизил голос; она словно наяву услышала это «Компране муа, милая? Вот и хорошо!» Она еще пыталась убедить себя в том, что ради науки можно пожертвовать даже правдой. Мелкой правдой — ради большой Истины. Но чем дальше, тем острее становилось понимание: не бывает истины, построенной на лжи…

Вскоре Амвросий Амбруазович ушел из НИИЧАВО в Тройку, затем с треском вылетел еще куда-то. А Стеллочка осталась в его лаборатории.

Потому что больше никуда ее не брали.

Она закончила университет, пыталась вести какие-то перспективные проекты. Просилась к Киврину. Мэтры НИИЧАВО рассматривали ее проекты ровно до того момента, когда кто-то из них не припоминал: «Ах, эта… Так это же выкормыш Выбегалло!» В университете за ее спиной шли какие-то странные шепотки. Киврин спасался от нее бегством, так как унижать ее даже с глазу на глаз ему было стыдно, а брать к себе в лабораторию ученицу Выбегалло он не хотел. И даже говорящие нетопыри, с которыми так долго и безуспешно боролся Камноедов, сверху посмеивались над ней.

Из глаз Стеллочки, за время работы в НИИЧАВО приобретших вертикальные зрачки, выкатилась слеза. Жгучая, злая, сухая — если бывают сухие слезы. Соли в этой слезе было больше, чем во всем Мертвом море.

Еще вчера она думала, что хотя бы один человек во всем НИИЧАВО ее понимает. Правда, еще Витька Корнеев ее вроде бы привечал, но Корнеев был от природы грубоват, и понять, где у него дружеская фамильярность, а где презрительная бесцеремонность, Стеллочка не всегда умела.

Вот Саша, Саша Привалов…

Ему она поверяла свои мечты. Ему рассказывала о своих проектах. Ему показала наброски к монографии и диссертации. Ему жаловалась, как трудно восстановить научное доброе имя после недоброй памяти Выбегалло…

И ведь он вроде бы понимал ее!

Оказалось — ему просто нравились ее чистенькие розовые ушки, заостренные кверху. Может быть, ему еще что-то в ней нравилось, но это «что-то» не имело никакого отношения к уму и научным талантам Стеллочки; наоборот, Привалов явно гордился своим превосходством над ней. Еще бы — ведь ему доверяли делать расчеты и Киврин, и Кристобаль Хозевич, и даже сам Саваоф Баалович Один здоровался с ним за руку…

Сегодня утром он прямо сказал, что все ее проекты — это мура. Мура! Выстраданные теории, обоснованные со всех точек зрения!

— Подлец, — прошептала Стеллочка. — Сам он… вот сам он мура ходячая! Он даже грушу до сих пор создать не может, чтобы ее можно было есть! И бутерброд с докторской колбасой! А туда же…

Она щелкнула пальцами — в пальцах мгновенно очутилась чашечка с кофе. Отличным кофе, превосходно заваренным. Подкрепившись, Стеллочка немного успокоилась и побрела обратно к себе в лабораторию. «Я вам всем докажу», — злостно пробормотала она, проходя мимо актового зала абсолютников.

Внезапно ей на глаза попалась табличка, написанная от руки. Профессор Луи Седловой, помешанный на путешествиях в описываемые миры, приглашал на очередной семинар.

С точки зрения Стеллочки, если кто и мог называться шарлатанами, так это отдел Абсолютного Знания. Во-первых, с целью неумножения энтропии они по большей части ничего не делали. А если и делали, то их исследования были столь передовыми, что о практическом их применении говорить вообще не приходилось. Сегодня Седловой, чтобы заманить на семинар побольше научной молодежи, приписал к своему объявлению «Почувствуй себя попуданцем!» Кто-то из его отдела исправил «у» на «а» зеленым маркером, отчего объявление стало еще более нелепым.

Во-вторых, ну вот как можно так отстать от жизни, помыслила Стеллочка. И — толкнула дверь и вошла.

Описываемые миры могли пригодиться ей для сбора информации, а информация — для диссертации.

А еще в прошлый раз, лет семьдесят назад по наружному счету и лет семь назад по календарю НИИЧАВО, машину Седлового испытывал подлец Привалов. Но уж он-то никакой пользы из путешествия извлечь заведомо не мог!

Семинар уже вовсю шел, и Седловой, войдя в раж, пританцовывал за кафедрой.

— Позволю себе напомнить, — грассируя, пел он, — что существуют миры космологических представлений, миры социальных идей, эмоциональные миры, созданные композиторами…

— А еще миры в порнографических фичках, — хихикнул кто-то сзади.

— Да, эротически окрашенные вторичные миры из низкопробной любительской литературы, — ничуть не смутился Седловой.

Стеллочка отлично знала, что Луи Иванович Седловой — дельный ученый, хотя и страдающий от пережитков палеолита, а может быть, наоборот — хорошо приспособившийся к «дикому капитализму» и вынужденный брить уши почти ежедневно. Однако у него был неустранимый недостаток: любовь к долгим разглагольствованиям. Поэтому она задремала и очнулась только тогда, когда Луи Иванович предложил добровольцам испытать машину.

— А можно, я? — спросил тот же голос, который говорил о порнографии.

— Вы хотите попасть в те миры? — понимающе уточнил Седловой, с задних рядов плеснули смешки, и Седловой вздохнул: — К сожалению, я бы не советовал… Большинство этих миров противоречат анатомии, психологии, гигиене и тэ дэ. Проще говоря, вам не понравится, и вы можете получить серьезные травмы.

— А можно, я? — сказала Стеллочка. — Я хочу посмотреть описываемое будущее. Задокументировать психологические типы, основные направления фрустрации и триггеры людей грядущих поколений…

— Разумеется! — Седловой даже расцвел, довольный столь академическим интересом. К счастью для Стеллочки, он напрочь забыл о ее детстве, юности и первых годах молодости, проведенных под руководством Выбегалло, и ни слова не сказал о шарлатанстве. — Вот это руль. Вот это педаль сцепления с реальностью. Вы автомобиль водите? За-ме-чательно, в мое время такие милые девушки редко водили! Это тормоз. А это газ. Вот пульт, эта синяя клавиша, нажмите — машина прибудет к вам. Где бы вы ни находились в будущем...

— Балда, — сказали сзади. — Надо было в прошлое. В описываемом прошлом такие туалеты! И такие кавалеры! Брильянты!

— Современные барышни больше интересуются наукой, — отбрил Седловой болтуна и ободряюще улыбнулся Стеллочке. Та выдохнула и уселась за руль агрегата, больше напоминавшего старинный мопед.

Несколько секунд ничего не происходило. А потом Стеллочка обнаружила, что стоит на движущейся дороге.

Мимо нее ехали стоя или сидя люди. У них были нормальные, круглые и чистые уши. И нормальные лица. В основном на этих лицах лежала печать благополучия, как если бы их хозяева занимались своими делами и точно знали, что достигнут успеха. Но вот Стеллочка расслышала тоненький девичий голосок. Неизвестная девушка со слезами в голоске жаловалась, что ей на Земле уже негде развернуться с ее тяжелыми системами, а на Венеру ее почему-то не пускает медкомиссия. Стеллочка мгновенно достала электронный блокнот, связанный с компьютером в лаборатории Седлового, и электропером записала: «XXII в. Мир Полудня. Фрустрация в связи с невозм. осущ. работы по сост. здор.»

Она вернулась к агрегату и снова нажала клавишу.

Самодвижущаяся дорога была уже совсем другой — темной и мрачной. По ней скакали какие-то подростки. Стеллочка обнаружила себя в городе, накрытом грязным полупрозрачным куполом. Она сошла с дороги и зашла в первый попавшийся магазин.

В нем еще недавно продавали обувь, потому что вдоль стен стояли стеллажи с туфлями — одни, без каблука, показались Стеллочке очень даже миленькими, но сейчас в магазине бушевал скандал. Полицейский гневно втолковывал какой-то дамочке, что или ее обслужит робот, или никто.

«Триггер — робот, вып. работу чел. Конфл. между роботами и телесностью», — записала Стеллочка и выкрикнула:

— Я! Я хочу, чтобы меня обслужил робот!

Механический робот, похожий на киношного, подал ей те самые туфельки. Они оказались мягкими и удобными.

— Спасибо, — поблагодарила робота Стеллочка. — Я беру эту пару.

Она опомнилась, что у нее нет денег, кроме внутренней валюты НИИЧАВО, однако нашла в кармане несколько кредиток. Должно быть, в описываемом будущем она автоматически получала все необходимое.

После покупки, сопровождаемая недовольными взглядами зевак, она вошла в метро и села.

— Мэм, вы не имеете права тут сидеть, — заявил ей служащий в форме.

— Почему?

— А какой у вас ранг?

Стеллочка зарделась, вскочила, вышла на первой же остановке и нажатием пульта снова подозвала машину времени к себе. Но перед отправлением успела черкнуть «Соц. расслоение в усл. недостатка ресурсов».

Пусть этот подлец Привалов только посмеет сказать, что она шарлатанка!

Дальнейшее будущее становилось все более темным. Описывая его, человечество явно изливало на бумагу все свои страхи, и Стеллочка едва успевала их конспектировать. «Корпорации как угроза», — записывала она. «Выживание в экстрем. усл-ях». «Борьба с эпидемиями. Медл. вырождение. Астероидная атака как причина вымир. человеч. Ксеноугроза. Ядерн. война»…

Ее больше интересовали эмоциональные и интеллектуальные усилия человечества, поставленного в такие жесткие рамки. Глупый Привалов не смог оценить эволюцию или, наоборот, деградацию, прослеживаемую в ряде описываемых миров! А туда же — «мура»…

Наконец, Стеллочка нашла себя среди дымящихся развалин. Как некогда у Привалова, все пять ее чувств были травмированы раз и навсегда. По-видимому, она попала в еще пару дней назад процветающий город с красивой архитектурой, но сейчас он был разрушен и затянут черным дымом, ветер носил пепел, как поземку. Новые туфли моментально утонули в саже. Несло гарью, вонью напалма, страшным запахом мертвечины, рычали выстрелы, все вокруг сотрясали взрывы, со всех сторон орали. Прямо перед Стеллочкой возник огромный синий робот.

— Гражданка, — зарычал он на нее почему-то на латыни, — убирайся в безопасное место!

— Но как же… у меня же исследования… я же ученый, — растерялась Стеллочка. Она до того взволновалась, что почти не испугалась робота. Тот внезапно открутил себе голову. Под «головой» обнаружилось вполне человеческое, даже симпатичное лицо: Стеллочка приняла за робота человека в скафандре.

— Продолжишь их в укрытии, — сказал он, и, поскольку Стеллочка не шевелилась, подхватил ее, забросил на плечо и понес.

И даже в таком неудобном положении Стеллочка ухитрилась кое-что написать в электронный блокнот!

***

Саша Привалов наседал на Луи Седлового.

— Куда ты отправил ее, говори! — шипел он, позабыв о приличиях.

— Кончай, Сашенция, — Витька Корнеев хлопнул его по плечу, пытаясь утихомирить. — Сейчас я активирую умклайдет…

— Я… Я сам не знаю, — Луи даже всхлипнул. — Она хотела провести исследования. Я слышал ее мысли. Она думала, что из-за наставничества Выбегалло никто не воспринимал ее работу всерьез, и хотела доказать, что…

— Да какая разница! — Саша тоже чуть не плакал.

— Разница есть, — хмуро бросил Витька и отошел. Опустил руки, сел на ступеньку, ведшую к сцене, и понурился. — Твою бы работу кто-то так пылесосил…

— Я ее не за работу любил!

— Тем более. Тебе бы кто-то втюхивал за высокие чувства и при этом плевал на твою работу…

Витька подобрал оброненную кем-то флешку с брелком в виде миниатюрной Наины Киевны Горыныч в момент полета на Лысую гору. Судя по остаточным следам эктоплазмы, это была флешка Стеллочки.

— Да вот же! — закричал Луи, наконец вырвавшийся из тисков Привалова и подбежавший к компьютеру. — Вот ее последние по времени записи! Все с ней в порядке!

Витька встал и тоже подошел. Привалов прочел вслух:

«Проявления лучших сторон чел. в экстрем. усл. далек. темн. будущ. Развитие личн. в усл. пост. опасности для жизни. Встретила идеальн. мужч. Понял мои теории. Сказал, оч. важн. Остаюсь и продолж. исслед. Сам ты мура, Привалов!»