***
Просто идти – быстро. Отмерять. Шагами. Метры. Ни о чем не думать. Сухие листья в причудливом аритмичном танце вьются у моего плеча и умирают – под моими ногами.
Я такая же, как ветер. Я такая же, как осень. В моих глазах только бесконечная абсолютная чернота – такая же, как там, наверху, вне поля зрения уличных фонарей. Краем глаза ловлю мелькание линий, точно нарисованных углем на плотной бумаге, - прутья забора. Где-то в подсознании рождается ощущение, что это мелькание – само по себе существует, что именно оно задает темп моим шагам. Листья шуршат, словно шепчутся в страхе перед огромным холодным пространством, где они оказались бездомными. А за забором всхлипывают, жалуются покинутые ими деревья…

Но все это – заранее продуманные и много раз отрепетированные эффекты, игра, пьеса… А желтый свет фонарей, выхватывая из темноты кусочки засыпающего мира, делает их похожими на театральные декорации.
Картинки… Они давно рассмотрены под лупой, сочетания звуков – расшифрованы. Все знакомо, все известно, все когда-то уже было, оставило оттиски где-то в глубине сознания. Оттого так легко. Маска, я тебя знаю, ибо ты – мое отражение!
День прошел – и прошел неудачно. Все совсем не так, не так, не так как я хотела!.. Или наоборот – слишком уж так?.. Ладно, черт с ним… Я уже успокоилась, почти успокоилась, ночные улицы – лучшее средство от такого вот… А еще – просто идти. Жалко, что до дома уже недалеко. Сейчас бы развернуться – и зашагать куда глаза глядят, без дороги… вот здорово! Правда, родители не оценят.

Ну вот и пришли. Да. Подольше звенеть ключами – так я хотя бы еще снаружи. Всем привет, я вернулась. Чайник горячий? Хлеб есть? Нет, я не пойду никуда. Лучше выпью просто чаю. Ничего себе – уже никуда не хочется выходить… Свет и тепло – страшные вещи. Чай горячий и абсолютно безвкусный. Язык обожгла. Нет, я не болею. Голос у меня ничуть не хриплый, это просто на улице холодно. Хорошо погуляли, Димку на поезд проводили. Приедет когда?.. Не скоро, в январе где-то. А кто звонил? Привет от меня передали? Я чашку мыть не буду, ладно? Спать очень хочется. Да. Я будильник себе поставлю. Да какая разница, что сломан, - телефон же есть! Все, я исчезаю. И вам спокойной!
Темно… Закрываю дверь, прислоняюсь спиной к раскрашенному гуашью стеклу, а по полу ползет, становясь все уже, полоска желтого света из коридора. Хлоп – нет ее, остались только серые полутона да блики от фар проезжающих машин. А еще… мне кажется, что глаза у меня в темноте светятся. Как у кошки. Жаль, зеркала в комнате нет.
Свет зажигать не буду, насмотрелась уже на него… пусть будет темно и холодно. И вообще, лягу спать. Ставлю будильник, ложусь… чувствую себя роботом. Из открытой форточки спускается почти осязаемый холод, но кутаться в одеяло лень. Просто лежу и смотрю в потолок…
А ведь я же еще ребенок совсем! У меня же глаза – широко открыты и в голове – ветер! За что мне столько проблем всяких? Почему мне так много нужно самой решать? Мне вот хочется… А мало ли чего мне хочется! Вот суметь бы так – откуда-нибудь из будущего вдруг вернуться в «теперь», в эту комнату, и рассказать втиснувшемуся спиной в кровать, вылупившемуся в потолок ребенку, что будет дальше… что все будет хорошо… что будет, когда приедет… или еще до этого… или вообще не приедет… а может просто не будет?..
У самого уха пищит телефон – будильник зверствует. Как всегда – в самый неподходящий момент. Как же трудно просыпаться!.. Заставляю себя одеться и плеснуть холодной водой в лицо – так-то лучше. Просто удивительно – завтрак готов, чайник вскипел, а дома – никого… Странно… Сегодня же суббота! Ну да ладно.
Поеживаясь, выхожу на улицу. Утро на удивление серое, все до смешного однотонное, плоское какое-то. Народу почти нет… Просто идти. Не на работу. Не к Юльке. Никуда! Как-то получается шагать вперед, не задумываясь выбирать направление… Город мелькает рядом, картинка сменяется картинкой, быстро, неестественно быстро… Вокзал. Ленинградский. Нет, все-таки я знаю, куда идти! Торопливо подхожу к урне, достаю из кармана телефон, из сумки – плеер и решительно, почти с размаху кидаю внутрь. Все. Очереди нет – покупаю билет в плацкарт, на ближайший поезд… А вот и поезд. Быстро – второй, третий… пятый вагон, место 19. Усаживаюсь около окна, лбом – к холодному стеклу. Ух ты!.. Никогда бы не могла подумать, что способна на такое. Денег осталось – ровно 13 рублей. А ведь я думала, что меня многое привязывает к месту… родители, друзья, учеба… Какой бросок! – сама себя через бедро. Даже в глазах темнеет… где-то внутри очень тепло и терпко от осознания своего… своей силы. Сухой дубовый лист ударился в стекло снаружи – чуть выше моего лба – и, кружась, полетел вниз. Откуда он здесь?.. Неважно. А вон еще!.. Сколько их. А ведь я – такая же, как листья. Я свободна, я чудо, я произведение собственной иррациональности. Да, я вчера была неправа, те опавшие листья… они не шептались в страхе, они тихо смеялись, радовались охватившему их безумству. Я поняла!.. Я теперь – тоже!..

Не помню, как доехала до Питера. Странно… мне казалось, я хорошо знаю этот город… Мне в лицо смотрел черно-фиолетовый гротеск, мрачное нагромождение камня, металла и облаков. Но почему-то мне нравилось смотреть на него. Я чувствовала в нем что-то свое. Как будто это и не город вовсе – зеркальная гладь, отражающая что-то сокровенное, о чем даже не догадываешься, пока не заглянешь глубоко внутрь, а как заглянешь – понимаешь, что да, вот оно, оно – это я, а я-то и не знала!.. Я вдохнула глубоко мерзлый воздух и пошла вперед. Просто идти. На этот раз – помедленнее. Чтобы картинки не мелькали в фантасмагорической пляске, а проплывали медленным печальным хороводом. Я уже не уверена, что так хорошо понимаю язык окружающего, я уже вглядываюсь в знаки, я уже задаю вопросы. Шпили, колонны, стекло, облака… Мне почему-то подумалось, что надо найти какое-нибудь жилье. И какой-нибудь источник доходов. Ведь здесь у меня нет никого знакомого… я бывала в Питере часто с друзьями, мы тогда останавливались в студенческих общагах, но сейчас мне не хотелось туда. Хотелось снимать этакую каморку под крышей… можно без мебели… просто чтобы было. На последние 13 рублей я купила пирожок и стаканчик чаю и по какому-то наитию отправилась искать место под где-то спрятавшимся солнцем.

…Вот уже около месяца я живу в этом городе-без-неба. Погода не менялась – все так же черно-фиолетово, плотно и неосязаемо одновременно. Живу как во сне, мало что запоминается из моих ежедневных похождений – подрабатываю расклейщиком объявлений. Или это вечный туман обнимает Питер смертельной хваткой, или я заболеваю… просто исчезаю куда-то. Здесь почему-то нет сухих листьев. Людей тоже мало. Работодателя своего я ни разу не видела, место я нашла по объявлению в газете, а каждодневную порцию хрустящих черно-белых листочков с совершенно непонятным, почти мистическим содержанием мне приносит хозяйка квартиры, где я снимаю комнату, – приходят по почте. И каждый день я завтракаю – остывший чай и остатки вчерашних пельменей – и окунаюсь в туман. В моих глазах мелькают обшарпанные стены домов, коробочки автобусных остановок, столбы… и мои неизменные клочки бумаги. Смену дня и ночи я чувствую только интуитивно – внешне это никак не проявляется, освещение всегда одно. Почти ни с кем не разговариваю. Даже не потому, что не хочется общения, - просто зубы сводит холод, ветер похотливо облизывает шею… но менять ничего не хочется. Что-то во мне упорно твердит, что такая жизнь естественна - для меня. Апатия – в моих покрасневших от бездушности погоды глазах. Просто идти…
Я иду по тротуару, стиснув в пальцах оставшиеся еще объявленьица. Асфальт отчужденно блестит следами дождя, которого не было. Где-то потеряла правую перчатку – теперь озябшая кисть ищет приюта в карманах джинсов, а я смотрю вперед, поджидая подходящую стену, чтобы сразмаху влепить ей пощечину – объявлением. Вот арка – там двор. Захожу, вижу стену – к ней. Откуда-то сверху в лицо мне лезут черные неживые голые ветви какого-то дерева. Эти деревья… они родились в городе, они настолько часто видят людей, что сами себя не ощущают никем, кроме как просто деревьями. Они разучились говорить.

Теперь осталось совсем немного – нарисовать клеем крест на обратной стороне бумажки и оставить своеобразное «здесь был Вася» на штукатурке. Вдруг за спиной я слышу – чье-то тяжелое дыхание с хрипотцой. Удивительно – за целый месяц я почти не встречала людей, а так близко – вообще ни разу… Оборачиваюсь. Рука, протягивающая мне мою потерянную перчатку. Серое пальто с крупными пуговицами. Серое лицо с бесцветной улыбкой. Черная шляпа, почему-то мокрая, - будто только что прошел ливень. Серое небо над шляпой. Черная тень под ее полями. Серые стены домов. Черные провалы окон. Серая птица в небе – очень высоко. Черный мокрый асфальт – очень близко… я знала… что когда-нибудь не выдержу. Вместо позвоночника – ледяной стержень. Пальцы, так и не забравшие перчатку, судорожно рвут какой-то листок бумаги. Челюсти сжимаются все крепче, а глаза наоборот – распахиваются в небыль, будто ресницы приклеились к векам. Холодно, холодно…
У самого уха пищит телефон – будильник зверствует. Я проснулась. Открытая форточка дразнится белой тюлевой занавеской.

Талант
Нет, правда, мне понравилось. Несмотря на то, что это, по сути, два-три "настроенческих" пейзажа, соединенных краткими сюжетными связками, есть ощущение цельности. И везде хорошо переданное питерское настроение (даж в начале, в Москве ).

Понравились фразы про "пощёчину объявлением" и "искать место под спрятавшимся солнцем".

Хотел бы только заметить вот что: по приезду в Питер дважды оупоминаются облака. Честно говоря, перед глазами у меня лично встаёт эдакая открыточная картинка - синее небо и белые облака. И потом город-без-неба и чёрно-фиолетовость резко корректируют картинку и настроение. Может, это всё же были тучи, а не облака?

И вот эту фразу не понял: Черный мокрый асфальт – очень близко… я знала… что когда-нибудь не выдержу.

Что, собственно, произошло?

Ну, про облака это да, косяк Надо заменить.

Что, собственно, произошло?
Тут очередная цветозарисовка. Чередование черного и серого, быстрее и быстрее, должно было передавать ощущение головокружения. Собственно, произошло вот что - апофигей сна этого. Головокружение, слабость, холод, падение - и проснулась.

А-а. Да, метание взгляда хорошо передано. Я примерно так и догадывался, что типа обморок, падение: Черный мокрый асфальт – очень близко…
Но т.к. перед этим Серая птица в небе – очень высоко. , то ясен пень, что по сравнению с ней асфальт - близко Вот и не допонял точно.

У меня есть такая знакомая... По возрасту вполне себе взрослая... Не знала, как описать словами, а тут такая зарисовка. Прямо про нее))) Только ведь она действительно может сорваться и уехать с 13 рублями в кармане...