Новогоднее безумие подхватывало и вертело человеческие водовороты, заводя в отверстые омуты магазинов и вынося на стремнины уличной торговли. На каждом углу продавались облезлые сосны, аромат хвои и мандаринов витал над городом, тысячи ног месили полурастаявший снег. Анна Сергеевна уже купила все запланированное, но не удержалась и заглянула на маленький блошиный рынок. Сейчас там продавали подержанные гирлянды и искусственные елки, самодельные елочные игрушки и тому подобную дребедень. Покупать Анна Сергеевна ничего не собиралась, да и деньги у нее почти закончились, однако перед искушением прицениться к лебедю из бумаги или поблекшей мишуре не устояла.
– Женщина, – окликнул ее один из торговцев, разложивших товары прямо на земле, подстелив газету, – а хотите советские игрушки? Такие, как в нашем с вами детстве!
С точки зрения Анны Сергеевны, елочные игрушки времен ее детства проигрывали современным – не такие яркие, а главное, очень хрупкие. Помнится, у нее в первом классе был любимый шарик…

Это был чудесный шарик, хотя на первый взгляд в нем не было ничего особенного. Бордового цвета, тускло-глянцевый, он на самом деле не был шариком, а состоял из множества многоугольников. И на каждой многоугольной грани была нарисована белая выпуклая спираль. К тому времени шарик был уже старым, и спираль немного пожелтела, как слоновая кость. Маленькая Аня всегда вешала этот шарик на елку посередине – ей нравился необычный цвет – и немедленно забывала о нем.
Но однажды она, держа Мишутку под мышкой, подошла к елке и всмотрелась в спирали на гранях.
Они вращались.
Это было так странно, так неожиданно, что Аня сняла шарик с елки и взяла в руки, озадаченно вглядываясь в бордовые тусклые грани. Голова у нее закружилась, и на минуту к горлу подступила тошнота, а потом…
Исчезло все. И большая, под потолок, пихта, которую наряжали в качестве елки, и два мандарина на столе, и сам стол, и югославская стенка, которой так гордилась мама, и стереосистема, которую только недавно раздобыл папа. И старая коробка из-под большой куклы, в которой хранились елочные шары. И красные мамины тапочки с самодельными помпонами.
Вокруг царил снег и холод, бесконечный нетронутый снег и лютый холод, а неподалеку виднелся заснеженный лес. Аня поежилась, но вдруг обнаружила на себе вместо халатика светлый комбинезон, а на ногах – настоящие унты, как на рисунке в ее новой книжке. Даже с вышивкой.
В руке, теперь одетой в варежку, оставался бордовый шарик. Откуда-то Аня знала, что, если шарик потеряется или разобьется, она не вернется никогда.
Мишутка тоже оставался под мышкой, такой маленький и темный среди мутной снежной белизны, – до этого Ане казалось, что ее любимая игрушка белая, белоснежная, разве что немного затертая от постоянного таскания в руке.
– Смотри, Мишутка, – сказала Аня, и блестящие черные глазки Мишутки вдруг моргнули, – там лес. Как думаешь, пойти?
– Конечно, – ответил Мишутка. – Там наверняка елка и друзья. И другие медведи.
– Ты… Мишутка, ты разговариваешь? Вот здорово! А почему раньше молчал?
– Потому что раньше нельзя было, – объяснил Мишутка, дрыгнул лапами и вывернулся из-под Аниной мышки. Аня взяла его за переднюю лапу, и они пошли в лес.
Как там было весело! Снег лежал на лапах гигантских елей, чистейшие сугробы громоздились там и тут, но пробираться между ними оказалось совсем не трудно. Огромные белые волки кружили вокруг Ани, но близко не подходили, только косили спокойными желтыми глазами, точно предупреждая о чем-то. Белые зайцы лихо отплясывали на поляне вокруг большого снеговика. Белая лиса, не обращая на Аню никакого внимания, сидела по-человечески на пеньке и кокетливо прихорашивалась перед зеркалом. Две белочки, тоже белые, развешивали на одной из елок блестящие шишки, обернутые фольгой – Аня еще ни разу не видела такой красивой фольги!
– Пойдем, пойдем, – торопил ее Мишутка, дергая за руку, – не надо останавливаться. Я хочу увидеть настоящих медведей!
– Но я хочу посмотреть на других зверей тоже. Медведи от тебя не убегут!
– Тебе не надо тут ни на кого заглядываться…
– Почему?
Мишутка не ответил, только сильнее потянул вперед.
– Дурачок, – проворчала Аня. – Плюшевая башка, а в башке опилки! Выдумал черт-те что…
Если бы папа или мама ее услышали, наверняка сделали бы замечание. Но родителей рядом не было, Аня впервые так далеко зашла в лес без старших. Ей не было ни страшно, ни неуютно – она словно бы попала домой, она любила всем сердцем этих удивительных зверей, эти огромные деревья, этот кристально чистый снег… и каждое дерево казалось ей знакомым. А Мишутка просто трусит, рассуждала Аня про себя.
Они выбежали на поляну, заметенную снегом так же, как и весь лес. От красоты у Ани снова захватило дух. Елки окружали ее, словно стены волшебного дворца. На самой поляне редко росли кусты – малина, такая же, как у бабушки в деревне, только более высокая, и калина, алая от подмерзших ягод, а за поляной тек ручей. Вода в нем была очень темной и очень быстрой, так что даже не замерзла, несмотря на мороз. Аня с сомнением посмотрела на перекинутый через ручей мостик. Вроде и надежный, но как-то боязно было на него ступить. А ну, как заблудится? Папа с мамой волноваться будут…
Внезапно большая белая тень вышла из-за дерева.
– Медведь, – благоговейно прошептал Мишутка.
– Здравствуй, маленький брат, – рыкнул медведь глубоким басом. Аня ахнула от восторга.
– Живая? – медведь присмотрелся к Ане, та попятилась, а медведь вытянул шею и принюхался. Аня пискнула; медведь оскалился и проревел: – Вон!
Мишутка упал в снег.
Медведь подхватил его зубами и вперевалочку зашагал к мостику, но внезапно притормозил и обернулся.
– В нем часть твоей души, – глаза медведя блеснули тяжелым золотом. – Когда-нибудь ты вернешься сюда, живая…
Аня ничего не понимала; ей очень жалко было Мишутку, а медведь напугал ее до слез. Все, что у нее оставалось из прежней жизни в доме с родителями, это шарик, и Аня снова взглянула на него, словно ища поддержки.
Спирали вращались.
Голова закружилась…
Аня лежала на полу, обеспокоенные родители наклонились над ней с градусником, стаканом воды и какими-то пилюлями. Рядом валялись осколки бордового шарика.
Новый год Аня провела в постели, сильно простудившись. Мишутка куда-то пропал, но Аня убедила себя, что ей просто приснилось это приключение, – с температурой во сне еще и не такое увидишь…

Воспоминания захлестнули, и Анна Сергеевна на минуту выпала из реальности. А когда очнулась, взяла из рук продавца бордовый граненый шарик с пожелтевшими, как слоновая кость, спиральками на тусклых гранях.
– У меня в детстве был точно такой же, – сказала она, и голос ее пресекся от непонятного волнения. – Сколько?
– Забирайте, – ответил продавец. – Забирайте даром!
– Спасибо, – и Анна Сергеевна заторопилась домой.
Вот бы еще такого плюшевого мишку найти, и вечер ностальгии можно считать удавшимся, – усмехнулась про себя Анна Сергеевна. Вернуть бы детство хоть на миг…
Юность и тем более зрелость ей возвращать не хотелось. Припомнить только ошибки, которые она натворила! В юности потеряла голову от любви настолько, что забыла обо всем, и об учебе в институте тоже. Вылетела. Любовь прошла, оставив только слезы и горькую обиду, а учиться пришлось в техникуме, чтобы иметь в руках хоть какую-то профессию. Профессия Анне совсем не нравилась, но уж какая была… И работа не нравилась, Анне казалось, что она заслуживает большего. А чего? Она и сама не знала. Потом замужество. Рождение детей, один из которых давно уехал и за десять лет ни разу не написал, второй пошел по кривой дорожке. Развод, долгая и неприглядная дележка имущества. Смерть бабушки, затем папы. Раздоры между родственниками из-за наследства… Анна Сергеевна вдруг осознала, что ей нечего вспомнить, кроме бордового шарика и родителей, когда они были еще молоды и счастливы. Ну… разве что недолгий курортный роман в доме отдыха? Роман был так себе, Анна Сергеевна даже не помнила, как звали ее «возлюбленного», зато как же она боялась, что муж все узнает! Да, это тоже вспоминать не стоило.
Она пришла домой, переоделась в халат и тапочки. Налила себе чаю. Включила телек – по всем каналам шли предпраздничные кулинарные шоу и реклама.
Вздохнув, Анна Сергеевна взяла в руки свой шарик. Конечно, спирали не двигались, в детстве это ей показалось под влиянием высокой температуры…
Они вращались.
Голова закружилась – как тогда, в детстве…
Анна Сергеевна обнаружила себя среди снегов. Бесконечные белые просторы, нетронутые и холодные. Только теперь под снегом тут и там виднелись какие-то холмики. «И живых, и мертвых – снег тихонько все украл», вспомнилось ей. Она решила не думать, что это за холмики.
Невдалеке по-прежнему виднелся знакомый лес, и Анна Сергеевна решительно зашагала туда, держа шарик в руке.
На ней снова были комбинезон, унты и варежки, но теперь под все это заползал лютый холод, бесконечный и жуткий – как будто кровь больше не гналась по жилам, и ноги отказывались слушаться. Громада заснеженного леса внушала невыносимый ужас, но откуда-то Анна Сергеевна знала, что должна пройти через нее и выйти к той поляне, а уж там-то пройти по мостику, и все станет хорошо.
Ей хотелось увидеть добрых белых зверей, которые так понравились ей в детстве. Но внезапно в глаза бросились алые пятна на белом. Снег был разбросан и взрыт, а в центре поляны что-то лежало. Что-то красное, с клочьями шерсти, и Анна Сергеевна не успела сообразить, что это, чтобы отвернуться. Перед ней валялись обглоданные останки зайца – с разодранным брюхом, одна лапа оторвана и заброшена в кусты, вторая вывернута под неестественным углом, горло разорвано, с освежеванной морды снята шкурка, и только одинокий золотистый глаз даже в смерти наблюдал за ней.
Анна Сергеевна выдохнула.
Внезапно она сообразила, что волки и медведи, да и лисы – это хищники. И если в прошлый раз они ее не тронули, то лишь потому, что случайно были сыты. И понятно, почему сыты. Ей просто повезло, что она не наткнулась на остатки их тогдашнего пиршества, а еще больше повезло, что сама не стала пищей.
Страх навалился на плечи, замедляя движения, но Анна Сергеевна знала: надо идти. Иначе замерзнет насмерть.
Под дальней елкой снова появилось красное пятно. Теперь Анна Сергеевна поспешила зажмуриться, но успела заметить маленькие беличьи ребрышки, торчавшие из окровавленного снега, и слипшийся от крови белый хвостик.
Белочку было жалко до слез.
Анна Сергеевна торопко пробиралась через сугробы. Странно, в тот раз между ними так легко было идти, подумала она.
И споткнулась обо что-то, занесенное снегом.
Это были останки лисы – так же обглоданной и выпотрошенной, как и заяц, и белка. Мясо с ребер было счищено, требуха из брюха – выедена, и торчали острые зубки из пасти, такой же окровавленной. Должно быть, лиса не сдалась без боя. А может, успела попировать той же белкой, прежде чем попасться в зубы волкам.
Анна Сергеевна, проваливаясь в сугробы и задыхаясь, бросилась бежать, но уже не понимала – куда она идет и зачем. Шарик в руке жалобно хрустнул.
И внезапно все закончилось. Она снова стояла на той же поляне, и там царило все то же торжественное безмолвие и красота. Все так же алели примороженные ягоды калины и торчали из-под снега высокие стволики малиновых зарослей, все так же быстро журчал незамерзающий ручей, и мостик все так же висел над темной водой. Только в этот раз он не пугал, а манил и звал.
Анна Сергеевна остановилась.
Шарик, хотя и треснул, еще держался в руке.
Но кто-то маленький выбежал на мостик.
– Мишутка! – Анна Сергеевна даже подпрыгнула от радости, как маленькая. – Мишутка! Это ты?
– Это я, – Мишутка, темный на белоснежном снегу, подбежал к ней. – Аня! А помнишь, как мы наряжали елку? И как ты сказала, что у меня в башке опилки? Я так скучал по тебе!
– И я по тебе скучала, – Анна Сергеевна присела и обняла его. – Ты был моим единственным настоящим другом, Мишутка. Все остальные забыли меня, а ты – нет.
– Ты останешься со мной?
– Конечно! А твои друзья, большие медведи, не скажут, чтобы я уходила?
– Нет, – улыбнулся Мишутка. – Теперь твое место здесь.
Он взял ее за руку и повел через мостик. Анна Сергеевна на миг замедлила шаг, обернулась.
Конечно, это не могло быть правдой. За спиной остался лес – но не дневной и заснеженный, со спящими под снегом елками, а сумрачный черный, безжизненный, затянутый грязью и поросший мертвенно светящимися грибами на гнилых стволах, между которыми тут и там валялись разлагающиеся тушки животных. В одной бесформенной массе, покрытой шевелящимися червями, Анна Сергеевна узнала белого волка…
«Показалось», – сказала она себе и отбросила елочный шарик в снег. – «Надо идти, а то я и так долго тянула с этим. Теперь мое место – здесь!»