дневник заведен 11-07-2003
постоянные читатели [172]
3 CaHuTaPa, 3sky, A fish, aabp, AlisaA, as-Saif, azsh, bamboocha, Barby IQ, Basilicum, Belladonna, BELOMOR, Bladewalker, buddaprofit, chilli, Chuta-san, Clarie, Cler, Courtisane, Dama&@, Death_Moroz, Deuzinha, Dior, dyn_dyn, Ethereal, Feng, gav-gav, GibajD, Hilushka, Hydralisk, In fanta, Iron, Isfin, Israel, Jannetik, jmot, jukaviatora, Kast, Keti, KISSSKINA, KOMyTpaBKu, Kukushka, Lady of the shadows, Lady Xerra, LAKI-, leto, Little Zee, Lucky_Bastard, m-p, Mari-May, miu-miu, Monkhermit, moxnatii slon, Ms. Cellophane, Mystify, Nessy, Noc, nut, Ocean Tetis, Outsider, Pa., pauluss, Personal_Jesus, Piccolo_fiore, sa-mann, Salomee, Samum, Schastie, SharaWara, Shishkin, Simplicity, Spitfire, Spukster, starushka, Strannik-ex, Sublime, sugar-n-sweets, sun sand, suslik, suslikkk, Suzy, Sydnia, TainT, tato, Taviskaron, The House Of Rock, Track, TyPAH4OKC, Uliss, v01and, vvol, Walland, WildMarchCat, wwwomiting, Yaxes, Zaggat, zappa, АБЫРВАЛГ, АЛИВИЯ, Альфи, Ануца, Анхесенпаатон Ра, Артений, Байху, Безумный рыбник, Белокурая Бестия, Белый Робот, Берлин, Буквы иллюзий, вдохотворение, Великое Ничто, Волжанин, Волшебная скорая, Вредные Советы, Гарин, Герр Зайчег, Горячая, Гостьяизнастоящего, Джекки Кочан, Дианочка, Зажигающая Свечи, Заумник, Змее-Вик, Змия_Безочковая, Инди, исе, Калигула, КАСТОР_ЗВЕЗДА, Ква-кВася, Кирюшка, Клер, Коктейль Молотова, Королева Кошка, Кошка_в_сачке, КраткЖизнеизложение, Крестная фея, Лакос, мари17, Медведева, Мелюзина, Молот Торы, моремуха, Натрикс, нах..., Одиссей, ОРУЖЕЙНЫЙ КЛУБ, Пипа Суринамская, Польский вопрос, пох, Птицелов, Рики, сама такая, Сашкевич, Свезда, Сидня, Синяя кошка, Скромняга, Смешная зебра, СМИ, тай, ТАРЗАНКА, Татьянин день, театр теней, Товарищ Кац, Фабула, Царевна., чучмек, Шобон, Элджернон 2, Эль Койот, Эта с ушами, _Небо_
3 CaHuTaPa, 3sky, A fish, aabp, AlisaA, as-Saif, azsh, bamboocha, Barby IQ, Basilicum, Belladonna, BELOMOR, Bladewalker, buddaprofit, chilli, Chuta-san, Clarie, Cler, Courtisane, Dama&@, Death_Moroz, Deuzinha, Dior, dyn_dyn, Ethereal, Feng, gav-gav, GibajD, Hilushka, Hydralisk, In fanta, Iron, Isfin, Israel, Jannetik, jmot, jukaviatora, Kast, Keti, KISSSKINA, KOMyTpaBKu, Kukushka, Lady of the shadows, Lady Xerra, LAKI-, leto, Little Zee, Lucky_Bastard, m-p, Mari-May, miu-miu, Monkhermit, moxnatii slon, Ms. Cellophane, Mystify, Nessy, Noc, nut, Ocean Tetis, Outsider, Pa., pauluss, Personal_Jesus, Piccolo_fiore, sa-mann, Salomee, Samum, Schastie, SharaWara, Shishkin, Simplicity, Spitfire, Spukster, starushka, Strannik-ex, Sublime, sugar-n-sweets, sun sand, suslik, suslikkk, Suzy, Sydnia, TainT, tato, Taviskaron, The House Of Rock, Track, TyPAH4OKC, Uliss, v01and, vvol, Walland, WildMarchCat, wwwomiting, Yaxes, Zaggat, zappa, АБЫРВАЛГ, АЛИВИЯ, Альфи, Ануца, Анхесенпаатон Ра, Артений, Байху, Безумный рыбник, Белокурая Бестия, Белый Робот, Берлин, Буквы иллюзий, вдохотворение, Великое Ничто, Волжанин, Волшебная скорая, Вредные Советы, Гарин, Герр Зайчег, Горячая, Гостьяизнастоящего, Джекки Кочан, Дианочка, Зажигающая Свечи, Заумник, Змее-Вик, Змия_Безочковая, Инди, исе, Калигула, КАСТОР_ЗВЕЗДА, Ква-кВася, Кирюшка, Клер, Коктейль Молотова, Королева Кошка, Кошка_в_сачке, КраткЖизнеизложение, Крестная фея, Лакос, мари17, Медведева, Мелюзина, Молот Торы, моремуха, Натрикс, нах..., Одиссей, ОРУЖЕЙНЫЙ КЛУБ, Пипа Суринамская, Польский вопрос, пох, Птицелов, Рики, сама такая, Сашкевич, Свезда, Сидня, Синяя кошка, Скромняга, Смешная зебра, СМИ, тай, ТАРЗАНКА, Татьянин день, театр теней, Товарищ Кац, Фабула, Царевна., чучмек, Шобон, Элджернон 2, Эль Койот, Эта с ушами, _Небо_
цитатник:
- • лента
местожительство:
ИзраильПятница, 21 Декабря 2007 г.
01:29 Г.О.Э.Л.Р.О.
Я дурак, а ты-то как?
Родом так.
Я в узде, а ты-то где?
В пустоте.*
Вместо эпиграфа.
Аббревиатура ГОЭЛРО с детства ассоциировалась у меня с горлом (с ударением на второе "О", причем с горлОм больного человека, издающим кашель, бульканье и другие нездоровые звуки; также с прокуренной и пропитой глоткой алкаша, бомжа и отщепенца. И я вымарывал, затирал ненавистную аббревиатуру везде, где только видел...
* * *
Холодный ветер кусаче забирался под обтерханную, обвислую куртенку. Жирная слякоть под ногами то хрустела, как таракан под каблуком, то хлюпала, как дедушка Хошимин, пьющий чай из блюдца. Минет Ссыглер, волоча ноги, сгорбившись и засунув руки в дырявые карманы, уныло брел домой по неопрятному, загаженному тротуару: долгая и тяжелая смена в сарае, где расположился пункт по приему стеклотары, наконец-то завершилась.
Как каждый уважающий себя люмпен-интеллигент, Минет начинал пить рано утром, придя на работу, и не заканчивал никогда. Именно поэтому шел он сильно пошатываясь, оступаясь и, чтобы окончательно не потеряться на грани «яви мира» и «яви снов», считал фонарные столбы. Фонари тускло светили грязно-желтым, мутноватым светом через один, а то и через два.
Поскользнувшись на растекшейся по асфальту вязкой жиже, Ссыглер забалансировал, размахивая руками и, глядя на двоящиеся разбитые фонари, возмущенно каркнул: «Ебаные хулиганы, блять!»
Поймав равновесие, он прошаркал зигзагами еще несколько шагов и приостановился.
- ГОЭЛРО, блять, - выругался Минет и, хрипя и кашляя, прочистил свое гоэлро, отхаркав накопившиеся в гоэлре слизь и мокроту – результат непрерывного курения. Затем смачно сплюнул и побрел дальше.
Неровный ритм чередования светлых и темных полос завораживал, словно калейдоскоп. Дойдя до площади с возвышающимся в центре гранитным памятником Вождю мирового пролетариата и трансформаторной будкой, Ссыглер почувствовал, что начинает куда-то уплывать и, постепенно отделяясь от тела, воспарять
...над деревьями, под могилами,
ниже кладбища, выше Солнышка...**
Мокрая площадь, с нелепо раскоряченной и покрытой многолетними наслоениями голубиного гуано гранитной статуей, вытягивалась, колыхаясь, уходила и исчезала вдали. Силуэты близлежащих зданий как бы теряли плотность, пропуская расширяющуюся площадь-Вселенную сквозь себя к размытому и неопределенному горизонту событий…
Сидевший на полу трансформаторной будки бродячий кот, который совершенно не помнил, что в одной из своих реинкарнаций был эсеркой Фанни Каплан, трясся от холода. Жрать хотелось дико, ободранный в драке с превосходящим в весе котом Федей бок ныл и чесался, кусали блохи.
Вдруг сверху раздался легкий шорох, мелькнуло маленькое мышиное тельце и, в ту же секунду, кот Фаня голодной пантерой набросился на добычу, немножко, правда, не рассчитав прыжок. Пушистый комок вмиг прикипел к какой-то важной обмотке, со времен ГОЭЛРО не ведавшей профилактики и ремонта, раздались неимоверный треск и грохот, трансформатор изверг снопья искр с клубами черного дыма и взорвался.
Так завершилась девятая, и последняя, жизнь вождеубийцы, а тем временем адский грохот из рванувшей трансформаторной будки вышиб мгновенно протрезвевшего Ссыглера из мира грез, словно…
…досадный сор из мясной избушки…**
…и, когда квартал погрузился в кромешную тьму, молния, вдруг сорвавшаяся с одной из здоровенных клемм на крыше, с шипением ударила Минета прямо в Вишудха-чакру, то бишь в область его многострадального гоэлра.
Пальцы свело
голову выжгло
тело вынесло
душу вымело
долой за околицу...**
...и Минет Ссыглер, судорожно дернувшись, сполз по стене трансформаторной будки прямо на тротуар, на мокрый асфальт.
- Расстояние от Ленина до ануса пострадавшего - восемь. От проезжей части – десять,*** - пронзительно зазвенел в голове Минета мерзкий женский голос который все повышался и повышался в тоне, переходя почти в ультразвуковой визг…
…обдав Ссыглера удушливой вонью дешевых духов и прогорклого пота, над ним склонился воплощенный кошмар - врачиха непонятного возраста из районного психдиспансера, пытавшаяся его соблазнить. Сумасшедший взгляд налитых кровью, бегающих глаз обжигал лицо, сквозь вырез засаленной блузки болтались тряпочки, имитировавшие, видимо, молочные железы, скрюченные пальцы с обломанными ногтями протянулись, казалось, прямо к гоэлру…
Отрубившись, Ссыглер так и не успел увидеть вторую молнию, ударившую прямо в макушку каменного Ильича.
Очнулся Минет в полной темноте и, даже ничего не видя, почему-то понял, что стоит на пьедестале, подняв с какой-то неизвестной целью руку, которую, как оказалось, уже никогда не сможет опустить и засунуть в рваный карман. Было холодно и сыро, с гранитной лысины стекала ночная роса, сконденсировавшаяся на камне. Постояв несколько минут, Ссыглер попытался почесать зазудевший с адской силой нос, и тут он внезапно понял, что не может двинуться с места – каменное тело совершенно не подчинялось воле и было абсолютно недвижимым. Темнота была кромешной, холод давил и нос невыносимо чесался. Ссыглер, собрав всю свою силу, напрягся и еще раз безуспешно попытался шевельнуться. От осознания полнейшей беспомощности и невозможности что-либо изменить его охватил неописуемый ужас.
«Вот тебе и ГОЭЛРО, блять» - промелькнула отчаянная мысль. Каменное гоэлро было точно таким же холодным, неуправляемым и неживым, как и все тело. Накопившаяся слизь, так до конца и не откашлянная Минетом, затвердела и стала холодной слюдой. Безуспешно попытавшись сделать хоть шаг или, хотя бы, позвать на помощь, Минет Ссыглер понял что завяз. Завяз по самые яйца, превратившиеся в холодные и мертвые гранитные шары.
…врачиха считала Минета способным к целительству и мечтала излечиться посредством его магической силы от генитального герпеса, совсем разъевшего ее вульву, некогда мягкую и упругую. Действительно, посмотрев на нездорового человека и перемещая стрелки на шкалах внутри своей головы, Ссыглер мог исправлять и перенаправлять потоки энергии пациента. Лишь с электроприборами, лампочками и проводкой была незадача: в особо волнующие моменты, связанные с эякуляцией, а также картежными победами и поражениями, лампочки Ильича иногда просто взрывались, а радио начинало нести неимовернейшую чепуху, передавать прогноз погоды по-уйгурски или играть гимн Великой Ичкерии...
Вдруг, как будто по кодовому сигналу, в голове Минета Ссыглера зажглась мягкая фиолетовая подсветка, шедшая от Сахасрара-чакры и осветившая приборы, шкалы и верньеры, а также маленький, старомодного вида, экранчик. На экранчике виднелись поначалу лишь неясные тени и полосы помех, но Минет, внимательно вглядевшись в размытое черно-белое изображение, понял, что видит всю ту же площадь, куда выходила улица, по которой он шел, с теми же фонарями, изливавшими вместо света черную субстанцию энтропии. Изображение, сфокусировавшись, стало вполне удовлетворительным.
Из динамика под экранчиком вдруг раздался четкий, высокий командирский голос, речетативом прооравший:
Мой хуй - бледный, как Ленин!
Мой хуй – железный, как Сталин!
Мой хуй встанет,
Мой хуй встанет,
Мой хуй встанет, как Сталин!!!**
И тут, вслед за задорным фальцетом, грянул могучий хор луженых мужицких глоток:
Мама, я Ленина люблю!
Мама, я за Ленина пойду!
Ленин - он весны цветенье,
зори новых поколений -
и за это его люблю!
Ленин - гордость и краса,
все четыре колеса.
Не пришедши он с полей
превратился в журавлей.
Там, на розовых ветвях,
соловей он, славный птах.*
Из темного зева улицы показался разношерстный взвод красноармейцев во главе с командиром. Солдаты шагали в кромешной темноте, громко топая сапогами по асфальту. Никто из маршировавших, даже комвзвода в фуражке и с болтающимся на портупее «маузером» в деревянной кобуре, так и не обратил внимание на старый, обильно политый голубиным пометом памятник, возвышавшийся мокрым черным пятном посреди площади…
«Алё-о-о-о-о-о-о, команди-и-и-и-иры!!!» - гоэлро Ссыглера разрывалось от натуги, не в силах издать ни одного звука.
«Эге-ге-е-ей! Спаси-и-ите! Това-а-арищи милиционе-е-еры!» - бесполезно надрывал свое гоэлро Минет Ссыглер. «Помоги-и-ите, мать вашу ёб, су-уки!» - в отчаянии кричал Минет, однако крики раздавались лишь в его голове.
Каменные губы не смогли и шевельнуться, язык намертво приварился к гортани.
Тупой, глубокий ужас вновь охватил Минета. Он мысленно крутанул верньеры и направил поле зрения камеры на крепкие, худые зады орущих свою песнь призрачных солдат, удалявшихся на свою войну и срать хотевших на какую-то мокрую статую. Серый клочковатый туман постепенно стер их силуэты.
По военной по дороге
шел в борьбе он и в тревоге.
Ленин - гордость и краса,
все четыре колеса * –
донеслись сквозь динамик последние обрывки солдатской песни, как вдруг Минет увидел среди приборов микрофон, которого раньше не было.
"Ёбаный рот, приехали!" - выругался Ссыглер, и тут в каменной груди медленно заворочался зеленый глаз Анахата-чакры, затеплилась надежда и Минет заорал, как резаный, в новообретенный микрофон. «Лю-ю-ю-ю-ди! По-о-о-омо-о-оги-и-ите!» - прогремел над пустой площадью, словно раскаты гнева Зевса-громовержца, глас Вождя и Учителя.
Неожиданно из тумана, практически возле Минета, материализовался со спины тощий тип, нагруженный всякой армейской хренью. Развернувшись и бросив на мокрый асфальт площади свое снаряжение, мужичонка постоял в оцепенении минуту, затем подобрал что-то, похожее на камень, с земли. Минет, в полнейшем недоумении посмотрел на него...
Насильно мобилизованного в части ЧОНа красноармейца Дрыща замучила и извела жара. Колоссальным напряжением воли собрав последние силы, Дрыщ ковылял по булыжной мостовой в самом конце орущей песню колонны солдат. Застегнутый под самое гоэлро воротник натер до крови черную, заскорузлую, немытую шею, застарелые чиреи вспухли в бороде и на затылке буграми, источая гной. Котелок, набитый вещмешок, свернутая шинель и ржавый пистоль времен Бородино, конфискованный в буржуйском музее и выданный, за нехваткой ружей и винтовок, для устрашения контры, стучали по жопе и яйцам красноармейца, делая продвижение вперед невыносимым. Голова кружилась, вокруг мелькали красные звезды и маленькие серпики с молоточками…
«Лю-ю-ю-ю-ди! По-о-о-омо-о-оги-и-ите!» - внезапно взревел из-за спины низкий, тягучий голос. «Спаси-и-и-и-те, бля-а-а-а-ать!»
Резко остановившись, Дрыщ рванул на себе ворот, освободив гоэлро, и глубоко вдохнул тухлый горячий воздух. Бросив снаряжение на мостовую, солдат обернулся – над площадью, которую они только что миновали, над разбитыми крышами вознесся гигантский Владимир Ильич Ленин, звавший Дрыща на помощь громоподобным голосом.
Дрыщ остолбенел, нижняя челюсть съехала вниз, рот широко раскрылся, а свиные глазки часто заморгали, в надежде, что мираж вот-вот рассеется. «Едрит твою налево!» - выругался солдат, и, сплюнув, размашисто перекрестился. Усталость от испуга как рукой сняло и Дрыщ, подняв с развороченной мостовой булыжник-оружие пролетариата, с силой метнул его во взбесившегося вождя. Подобрав котелок и древний пистоль, красноармеец развернулся и побежал, догоняя скрывшуюся за поворотом орущую колонну.
...как вдруг, будто вылетевший из ниоткуда округлый предмет с чудовищной силой врезал Ссыглеру по каменным яйцам. Острая боль пронзила Минета, отдаваясь в живот, захотелось схватиться за яйца и согнуться, чтобы боль поскорее утихла, однако мертвая, хотя и сохранившая полнейшую чувствительность гранитная плоть не позволяла и дернуться. От обиды, ярости, отчаянья и боли Минет Ссыглер разозлился не на шутку и попробовал, все-таки, пошевелить ногой. Ничего не получилось и, для еще большей злости, Минет представил себе свою подругу Катю, вылизывающую мокрый хуй кого-то из своих корешей. Толстый и осклизлый ствол Муни Жозла, извечного друга и соперника Минета в алкогольных, картежных и любовных делах, словно поршень, заходил в рот Катюхи. Прямо в ее гоэлро. По самые гланды.
Несмотря на то, что боль в ушибленной мошонке уже почти прошла, переместившись в живот, злость и ревность распалили Ссыглера, зарядили гранитное тело энергией, красная и оранжевая чакры бешено завращались, воздух вокруг статуи загудел и, наконец, случилось невероятное - правая нога медленно, но верно сдвинулась вперед. Окрыленный успехом, переполняемый яростью и всесокрушающей энергией, Минет Ссыглер дернул одной ногой, потом другой, со скрежетом вырвал из пьедестала непропорционально огромную ступню, а затем… Тяжеленная каменная махина, поначалу медленно накренившись, грохнулась с покосившегося пьедестала, сокрушив символический бортик. Гранитная башка, ударившись о землю, отломилась от шеи и встала, как ванька-встанька, на макушку.
Казалось бы, пора уже произнести сакраментальное «Такие дела», однако история на этом еще не заканчивается.
Накопившаяся энергия Кундалини вырвалась из шейного разлома статуи и многоцветной радугой вернулась в бездыханное тело (о котором все, между делом, позабыли), так и лежавшее в луже мочи и блевотины возле почерневшей, закопченной трансформаторной будки. Тело осознало себя, приподнялось и уселось на землю, опершись спиной о стену. Подняв голову, тело разлепило закисшие, но вполне живые, глаза, посмотрело на наливающееся синевой небо, втянуло в себя городской воздух и, со скрипом в суставах, поднялось. Тело медленно побрело домой, клацая от утреннего холода зубами и совершенно не глядя на лежащую статую и стоящую на макушке голову рядом с ней, тем более на валявшееся рядом оружие пролетариата.
Когда Минет дополз до середины следующего квартала, он споткнулся о какую-то хреновину. Матюгнувшись, Ссыглер приостановился, прочистил по привычке прокуренное гоэлро и, примерившись, зафутболил эту штуку в ближайший куст. Смачно сплюнув, Минет побрел, шатаясь, дальше, мимо оживающих окон и враз потухших, по причине начинающегося утра, уличных фонарей. Хотелось курить, но сигарет в мятых карманах грязной, изгаженной одежды словно след простыл.
Хреновиной, о которую споткнулся Минет Ссыглер, была солдатская фляжка образца 191* года, раритет эпохи Гражданской Войны, который можно было бы задвинуть ебанатам со сходки коллекционеров за определенный "лавандос", а выручку - пробухать и проебать, однако это - совсем другая история.
* - Тимур Кибиров
** - Игорь "Егор" Летов
*** - Юз Алешковский
©2007 Александр Козаченко, Борис Ленский.
Родом так.
Я в узде, а ты-то где?
В пустоте.*
Вместо эпиграфа.
Аббревиатура ГОЭЛРО с детства ассоциировалась у меня с горлом (с ударением на второе "О", причем с горлОм больного человека, издающим кашель, бульканье и другие нездоровые звуки; также с прокуренной и пропитой глоткой алкаша, бомжа и отщепенца. И я вымарывал, затирал ненавистную аббревиатуру везде, где только видел...
* * *
Холодный ветер кусаче забирался под обтерханную, обвислую куртенку. Жирная слякоть под ногами то хрустела, как таракан под каблуком, то хлюпала, как дедушка Хошимин, пьющий чай из блюдца. Минет Ссыглер, волоча ноги, сгорбившись и засунув руки в дырявые карманы, уныло брел домой по неопрятному, загаженному тротуару: долгая и тяжелая смена в сарае, где расположился пункт по приему стеклотары, наконец-то завершилась.
Как каждый уважающий себя люмпен-интеллигент, Минет начинал пить рано утром, придя на работу, и не заканчивал никогда. Именно поэтому шел он сильно пошатываясь, оступаясь и, чтобы окончательно не потеряться на грани «яви мира» и «яви снов», считал фонарные столбы. Фонари тускло светили грязно-желтым, мутноватым светом через один, а то и через два.
Поскользнувшись на растекшейся по асфальту вязкой жиже, Ссыглер забалансировал, размахивая руками и, глядя на двоящиеся разбитые фонари, возмущенно каркнул: «Ебаные хулиганы, блять!»
Поймав равновесие, он прошаркал зигзагами еще несколько шагов и приостановился.
- ГОЭЛРО, блять, - выругался Минет и, хрипя и кашляя, прочистил свое гоэлро, отхаркав накопившиеся в гоэлре слизь и мокроту – результат непрерывного курения. Затем смачно сплюнул и побрел дальше.
Неровный ритм чередования светлых и темных полос завораживал, словно калейдоскоп. Дойдя до площади с возвышающимся в центре гранитным памятником Вождю мирового пролетариата и трансформаторной будкой, Ссыглер почувствовал, что начинает куда-то уплывать и, постепенно отделяясь от тела, воспарять
...над деревьями, под могилами,
ниже кладбища, выше Солнышка...**
Мокрая площадь, с нелепо раскоряченной и покрытой многолетними наслоениями голубиного гуано гранитной статуей, вытягивалась, колыхаясь, уходила и исчезала вдали. Силуэты близлежащих зданий как бы теряли плотность, пропуская расширяющуюся площадь-Вселенную сквозь себя к размытому и неопределенному горизонту событий…
Сидевший на полу трансформаторной будки бродячий кот, который совершенно не помнил, что в одной из своих реинкарнаций был эсеркой Фанни Каплан, трясся от холода. Жрать хотелось дико, ободранный в драке с превосходящим в весе котом Федей бок ныл и чесался, кусали блохи.
Вдруг сверху раздался легкий шорох, мелькнуло маленькое мышиное тельце и, в ту же секунду, кот Фаня голодной пантерой набросился на добычу, немножко, правда, не рассчитав прыжок. Пушистый комок вмиг прикипел к какой-то важной обмотке, со времен ГОЭЛРО не ведавшей профилактики и ремонта, раздались неимоверный треск и грохот, трансформатор изверг снопья искр с клубами черного дыма и взорвался.
Так завершилась девятая, и последняя, жизнь вождеубийцы, а тем временем адский грохот из рванувшей трансформаторной будки вышиб мгновенно протрезвевшего Ссыглера из мира грез, словно…
…досадный сор из мясной избушки…**
…и, когда квартал погрузился в кромешную тьму, молния, вдруг сорвавшаяся с одной из здоровенных клемм на крыше, с шипением ударила Минета прямо в Вишудха-чакру, то бишь в область его многострадального гоэлра.
Пальцы свело
голову выжгло
тело вынесло
душу вымело
долой за околицу...**
...и Минет Ссыглер, судорожно дернувшись, сполз по стене трансформаторной будки прямо на тротуар, на мокрый асфальт.
- Расстояние от Ленина до ануса пострадавшего - восемь. От проезжей части – десять,*** - пронзительно зазвенел в голове Минета мерзкий женский голос который все повышался и повышался в тоне, переходя почти в ультразвуковой визг…
…обдав Ссыглера удушливой вонью дешевых духов и прогорклого пота, над ним склонился воплощенный кошмар - врачиха непонятного возраста из районного психдиспансера, пытавшаяся его соблазнить. Сумасшедший взгляд налитых кровью, бегающих глаз обжигал лицо, сквозь вырез засаленной блузки болтались тряпочки, имитировавшие, видимо, молочные железы, скрюченные пальцы с обломанными ногтями протянулись, казалось, прямо к гоэлру…
Отрубившись, Ссыглер так и не успел увидеть вторую молнию, ударившую прямо в макушку каменного Ильича.
Очнулся Минет в полной темноте и, даже ничего не видя, почему-то понял, что стоит на пьедестале, подняв с какой-то неизвестной целью руку, которую, как оказалось, уже никогда не сможет опустить и засунуть в рваный карман. Было холодно и сыро, с гранитной лысины стекала ночная роса, сконденсировавшаяся на камне. Постояв несколько минут, Ссыглер попытался почесать зазудевший с адской силой нос, и тут он внезапно понял, что не может двинуться с места – каменное тело совершенно не подчинялось воле и было абсолютно недвижимым. Темнота была кромешной, холод давил и нос невыносимо чесался. Ссыглер, собрав всю свою силу, напрягся и еще раз безуспешно попытался шевельнуться. От осознания полнейшей беспомощности и невозможности что-либо изменить его охватил неописуемый ужас.
«Вот тебе и ГОЭЛРО, блять» - промелькнула отчаянная мысль. Каменное гоэлро было точно таким же холодным, неуправляемым и неживым, как и все тело. Накопившаяся слизь, так до конца и не откашлянная Минетом, затвердела и стала холодной слюдой. Безуспешно попытавшись сделать хоть шаг или, хотя бы, позвать на помощь, Минет Ссыглер понял что завяз. Завяз по самые яйца, превратившиеся в холодные и мертвые гранитные шары.
…врачиха считала Минета способным к целительству и мечтала излечиться посредством его магической силы от генитального герпеса, совсем разъевшего ее вульву, некогда мягкую и упругую. Действительно, посмотрев на нездорового человека и перемещая стрелки на шкалах внутри своей головы, Ссыглер мог исправлять и перенаправлять потоки энергии пациента. Лишь с электроприборами, лампочками и проводкой была незадача: в особо волнующие моменты, связанные с эякуляцией, а также картежными победами и поражениями, лампочки Ильича иногда просто взрывались, а радио начинало нести неимовернейшую чепуху, передавать прогноз погоды по-уйгурски или играть гимн Великой Ичкерии...
Вдруг, как будто по кодовому сигналу, в голове Минета Ссыглера зажглась мягкая фиолетовая подсветка, шедшая от Сахасрара-чакры и осветившая приборы, шкалы и верньеры, а также маленький, старомодного вида, экранчик. На экранчике виднелись поначалу лишь неясные тени и полосы помех, но Минет, внимательно вглядевшись в размытое черно-белое изображение, понял, что видит всю ту же площадь, куда выходила улица, по которой он шел, с теми же фонарями, изливавшими вместо света черную субстанцию энтропии. Изображение, сфокусировавшись, стало вполне удовлетворительным.
Из динамика под экранчиком вдруг раздался четкий, высокий командирский голос, речетативом прооравший:
Мой хуй - бледный, как Ленин!
Мой хуй – железный, как Сталин!
Мой хуй встанет,
Мой хуй встанет,
Мой хуй встанет, как Сталин!!!**
И тут, вслед за задорным фальцетом, грянул могучий хор луженых мужицких глоток:
Мама, я Ленина люблю!
Мама, я за Ленина пойду!
Ленин - он весны цветенье,
зори новых поколений -
и за это его люблю!
Ленин - гордость и краса,
все четыре колеса.
Не пришедши он с полей
превратился в журавлей.
Там, на розовых ветвях,
соловей он, славный птах.*
Из темного зева улицы показался разношерстный взвод красноармейцев во главе с командиром. Солдаты шагали в кромешной темноте, громко топая сапогами по асфальту. Никто из маршировавших, даже комвзвода в фуражке и с болтающимся на портупее «маузером» в деревянной кобуре, так и не обратил внимание на старый, обильно политый голубиным пометом памятник, возвышавшийся мокрым черным пятном посреди площади…
«Алё-о-о-о-о-о-о, команди-и-и-и-иры!!!» - гоэлро Ссыглера разрывалось от натуги, не в силах издать ни одного звука.
«Эге-ге-е-ей! Спаси-и-ите! Това-а-арищи милиционе-е-еры!» - бесполезно надрывал свое гоэлро Минет Ссыглер. «Помоги-и-ите, мать вашу ёб, су-уки!» - в отчаянии кричал Минет, однако крики раздавались лишь в его голове.
Каменные губы не смогли и шевельнуться, язык намертво приварился к гортани.
Тупой, глубокий ужас вновь охватил Минета. Он мысленно крутанул верньеры и направил поле зрения камеры на крепкие, худые зады орущих свою песнь призрачных солдат, удалявшихся на свою войну и срать хотевших на какую-то мокрую статую. Серый клочковатый туман постепенно стер их силуэты.
По военной по дороге
шел в борьбе он и в тревоге.
Ленин - гордость и краса,
все четыре колеса * –
донеслись сквозь динамик последние обрывки солдатской песни, как вдруг Минет увидел среди приборов микрофон, которого раньше не было.
"Ёбаный рот, приехали!" - выругался Ссыглер, и тут в каменной груди медленно заворочался зеленый глаз Анахата-чакры, затеплилась надежда и Минет заорал, как резаный, в новообретенный микрофон. «Лю-ю-ю-ю-ди! По-о-о-омо-о-оги-и-ите!» - прогремел над пустой площадью, словно раскаты гнева Зевса-громовержца, глас Вождя и Учителя.
Неожиданно из тумана, практически возле Минета, материализовался со спины тощий тип, нагруженный всякой армейской хренью. Развернувшись и бросив на мокрый асфальт площади свое снаряжение, мужичонка постоял в оцепенении минуту, затем подобрал что-то, похожее на камень, с земли. Минет, в полнейшем недоумении посмотрел на него...
Насильно мобилизованного в части ЧОНа красноармейца Дрыща замучила и извела жара. Колоссальным напряжением воли собрав последние силы, Дрыщ ковылял по булыжной мостовой в самом конце орущей песню колонны солдат. Застегнутый под самое гоэлро воротник натер до крови черную, заскорузлую, немытую шею, застарелые чиреи вспухли в бороде и на затылке буграми, источая гной. Котелок, набитый вещмешок, свернутая шинель и ржавый пистоль времен Бородино, конфискованный в буржуйском музее и выданный, за нехваткой ружей и винтовок, для устрашения контры, стучали по жопе и яйцам красноармейца, делая продвижение вперед невыносимым. Голова кружилась, вокруг мелькали красные звезды и маленькие серпики с молоточками…
«Лю-ю-ю-ю-ди! По-о-о-омо-о-оги-и-ите!» - внезапно взревел из-за спины низкий, тягучий голос. «Спаси-и-и-и-те, бля-а-а-а-ать!»
Резко остановившись, Дрыщ рванул на себе ворот, освободив гоэлро, и глубоко вдохнул тухлый горячий воздух. Бросив снаряжение на мостовую, солдат обернулся – над площадью, которую они только что миновали, над разбитыми крышами вознесся гигантский Владимир Ильич Ленин, звавший Дрыща на помощь громоподобным голосом.
Дрыщ остолбенел, нижняя челюсть съехала вниз, рот широко раскрылся, а свиные глазки часто заморгали, в надежде, что мираж вот-вот рассеется. «Едрит твою налево!» - выругался солдат, и, сплюнув, размашисто перекрестился. Усталость от испуга как рукой сняло и Дрыщ, подняв с развороченной мостовой булыжник-оружие пролетариата, с силой метнул его во взбесившегося вождя. Подобрав котелок и древний пистоль, красноармеец развернулся и побежал, догоняя скрывшуюся за поворотом орущую колонну.
...как вдруг, будто вылетевший из ниоткуда округлый предмет с чудовищной силой врезал Ссыглеру по каменным яйцам. Острая боль пронзила Минета, отдаваясь в живот, захотелось схватиться за яйца и согнуться, чтобы боль поскорее утихла, однако мертвая, хотя и сохранившая полнейшую чувствительность гранитная плоть не позволяла и дернуться. От обиды, ярости, отчаянья и боли Минет Ссыглер разозлился не на шутку и попробовал, все-таки, пошевелить ногой. Ничего не получилось и, для еще большей злости, Минет представил себе свою подругу Катю, вылизывающую мокрый хуй кого-то из своих корешей. Толстый и осклизлый ствол Муни Жозла, извечного друга и соперника Минета в алкогольных, картежных и любовных делах, словно поршень, заходил в рот Катюхи. Прямо в ее гоэлро. По самые гланды.
Несмотря на то, что боль в ушибленной мошонке уже почти прошла, переместившись в живот, злость и ревность распалили Ссыглера, зарядили гранитное тело энергией, красная и оранжевая чакры бешено завращались, воздух вокруг статуи загудел и, наконец, случилось невероятное - правая нога медленно, но верно сдвинулась вперед. Окрыленный успехом, переполняемый яростью и всесокрушающей энергией, Минет Ссыглер дернул одной ногой, потом другой, со скрежетом вырвал из пьедестала непропорционально огромную ступню, а затем… Тяжеленная каменная махина, поначалу медленно накренившись, грохнулась с покосившегося пьедестала, сокрушив символический бортик. Гранитная башка, ударившись о землю, отломилась от шеи и встала, как ванька-встанька, на макушку.
Казалось бы, пора уже произнести сакраментальное «Такие дела», однако история на этом еще не заканчивается.
Накопившаяся энергия Кундалини вырвалась из шейного разлома статуи и многоцветной радугой вернулась в бездыханное тело (о котором все, между делом, позабыли), так и лежавшее в луже мочи и блевотины возле почерневшей, закопченной трансформаторной будки. Тело осознало себя, приподнялось и уселось на землю, опершись спиной о стену. Подняв голову, тело разлепило закисшие, но вполне живые, глаза, посмотрело на наливающееся синевой небо, втянуло в себя городской воздух и, со скрипом в суставах, поднялось. Тело медленно побрело домой, клацая от утреннего холода зубами и совершенно не глядя на лежащую статую и стоящую на макушке голову рядом с ней, тем более на валявшееся рядом оружие пролетариата.
Когда Минет дополз до середины следующего квартала, он споткнулся о какую-то хреновину. Матюгнувшись, Ссыглер приостановился, прочистил по привычке прокуренное гоэлро и, примерившись, зафутболил эту штуку в ближайший куст. Смачно сплюнув, Минет побрел, шатаясь, дальше, мимо оживающих окон и враз потухших, по причине начинающегося утра, уличных фонарей. Хотелось курить, но сигарет в мятых карманах грязной, изгаженной одежды словно след простыл.
Хреновиной, о которую споткнулся Минет Ссыглер, была солдатская фляжка образца 191* года, раритет эпохи Гражданской Войны, который можно было бы задвинуть ебанатам со сходки коллекционеров за определенный "лавандос", а выручку - пробухать и проебать, однако это - совсем другая история.
* - Тимур Кибиров
** - Игорь "Егор" Летов
*** - Юз Алешковский
©2007 Александр Козаченко, Борис Ленский.
Хуюшечки: [ Тексты ]
Комментарии [2]
Пятница, 7 Декабря 2007 г.
00:27 Санитары общества
- А-а-а-а-а-а-а-а, блядь! - зло выдохнул Минет Ссыглер и с силой грохнул по столу пустым стаканом. Из-за застиранной занавески раздавалась ритмичное скрипение разбитой кровати, хихиканье Кати Диверсантки и тяжелое дыхание Муни Жозла.
- Тихо, блядь, - заорал Муня. - Проиграл, уёбок, сиди и соси. Катя зажгла сигарету и выпустила клуб вонючего дыма. Муня закашлялся, громко перднул и выглянул из-за занавески.
- Не могу, блять, кончить нихуя, нахуй, - пожаловался он, упершись мутно-голубыми глазками в залитый липким стол, за которым сидел Ссыглер.
- И эта манда курит еще во время ебли, сука. Принимай вахту, чтоль?
- В пизду пошли, припиздни, - ответил Ссыглер, судорожно перетасовывая колоду засаленных карт трясущимися ковырялами.
- Да ладно, блядь, проиграл - так и не пизди! - Жозёл натянул трусы и, покачиваясь, зашагал к столу.
Адам Трофимович Шпицельмахер-Апостол, почетный член Всемирной академии прикладной фрикционики, копрогностики и немануальной проктологии, глотнул мутной столовой воды из облапанного графина. За стеклом кишели - он ясно видел это – инфузории-туфельки, жгутиконосцы, спирохеты, дергались гонококки и виляли хвостами личинки глистов. Сделав «соловья», мэтр смачно сплюнул под кафедру, хорошенько прокашлялся и приступил к изложению заключительных тезисов своего мастеркласса по куннилингвистическому программированию и зоотерической теософистике.
Вытянув шею, как единый многоголовый организм, набитая битком аудитория уставилась, не моргая, в бледное профессорское лицо. Зал, загипнотизированный глазами профессора, не смел и шелохнуться, и, казалось, даже не дышал.
«Итак, друзья мои, - воскликнул заслуженный гипнотизер и херопрактик.
- Теперь мы можем подвести итог нашему сегодняшнему занятию. Отбросив примитивное ницшеанство, вуайеризьм, миксоскопию, визионизьм, скопофилию, солипсизьм, вульгарный эгоцентризьм, флагеллянтизьм, копролалию и неомальтузианство и принимая во внимание мой личный опыт и классические работы Фекалауса Маткинхуйнца, подкрепленные фундаментальными трудами Жака-Батиста Пидорполя Тримудиста и Еврипида Крипторхиста, из всего вышеизложенного можно заключить, что каждый индивидуум суть своего рода клеточка, элемент единого организьма, именуемого человечеством. И, соответственно, чтобы этот суперорганизьм функционировал нормально, каждый из нас должен своему предназначению, как клетке с предписанной функцией, соответствовать. Вы, конечно же, можете мне возразить!- профессор выкатил глаза так, что, казалось, еще чуток - и они вылетят из глазниц, словно пробка из бутылки.
- Можете сказать, что все гораздо сложнее, что старый дурак все упростил, - Шпицельмахер обвел взглядом заполненные ряды: публика, окаменев, не подавала признаков жизни.
- Но, возьмем, к примеру, преступника. Как образец венца творенья, данный индивид никчемен. Некоторые сравнивают его с волком, или там, с тигром – хищным животным, санитаром биосферы. Это – неправильно!
Если рассуждать с позиций моей теории (профессор на слове «моей» сделал акцент), убийца, насильник, да и просто уличный хулиган является ничем иным, как макрофагом. Не живым существом, участником и санитаром общества, а просто-напросто клеткой, способной к захвату и перевариванию чужеродных частиц, агентом древнего механизма, подобного иммунитету, избавляющего социум от слабых и нежизнеспособных звеньев…»
- Игра-а-а-а-ать, блядь, - протянул Ссыглер и коротко рыгнул. – Заебался я играть, блядь.
- Давай в храп заебеним, - Муня почесал хозяйство через трусы и придвинул стакан.
Пили, как всегда, технический спирт пополам с напитком «Юпи».
- Юпи, - произнес Минет, пытаясь рассмотреть, что же нарисовано на пустом пакетике.
- Пссссс, - хрипло ответил разбитый радиоприемник. - Цна, - приемник оживился и смачно затрещал, передавая прогноз погоды. - Макшан сулахай Юпи. Юханшыв хёрринче Котовск, Тамбов, Моршанск ебать. Стэпанакэрт, Грозный снэг биляд. Хулисем вырнасна Кисанпа, Тель-Авив обласёсем тарах юхать. Одэса, Кыйив дощ пиздэць нахуй блядь.
- Иди в хуй со своим храпом ебучим, - Ссыглер взял пузырь и резко взболтал. Из всех игр Минет признавал лишь клабор, так как там не надо было запоминать карты и применять мозг - карты вылетали сами собой, по принципу «повезло-не повезло». Все эти преферансы-хуянсы и прочие высокие материи Минет не любил и не понимал.
«Цна! – не унимался приемник. - Юханшывне нумай юханшыв юхса кёрет. Кариан таршше липовица варманси ман тата кесен ломовис тата ыттисем. Султа сывахенче енри чи пёрремёш ГЭСа никёсленё».
Ссыглер разлил жидкость и посмотрел на Жозла.
- Заебись налил, по первую заклепочку, - сказал ему Муня. – На что играем?
Так как денег у игроков отродясь не водилось, играли обычно на щелбаны, на интерес, на кто выебет Катю Диверсантку (что Ссыглер, скрепя зубы и скрипя сердцем, только что, вочередной раз, Муне позволил), на спирт.
Но сегодня все это надоело до блевоты: заебала вечно бухая и укуренная Катя, лоб болел от щелбанов, хотелось чего-то необычного, свежего. Хотелось экзотики…
Приемник, всхрапнув, затих.
- Кампа-а-ай,- заорал Ссыглер, запрокинул кверху лицо и медленно влил жижу в рот.
Жозёл мучительно выглотал из своего стакана, отдышался и предложил: «Проигравшего ебут в жопу».
- Хуй соси, пидор ебучий! Совсем охуел сгоря?! - Минет был яростным противником гомосексуализма.
- Слушай, я вот что придумал, - сказал Минет Ссыглер и, наклонившись к Муне, дохнул ему в лицо парами формальдегида.
- Вот Вы, к примеру, - сказал профессор уставившись в лицо девушке, сидящей в первом ряду и напоминающей из-за длины ног его любимый циркуль.
Девушка оторопело смотрела в вылезшие из орбит глаза профессора.
- Ну-с, расскажите-ка нам о себе!
- Ну, я, как бы Вам сказать, - высокая, почти под два метра, блондинка в огромных очках и короткой юбке вдруг ожила и поднялась, положив папку на сиденье, - я - преуспевающий менеджер, владею языком и компьютером, увлекаюсь дизайном, занимаюсь фитнесом, а что?
- Да нет, все это – наносное. Вы на самом-то деле - всего лишь клетка, элемент эпителиальной выстилки влагалища! - Шпицельмахер, не моргая, смотрел ей в глаза.
- Вы - элементарная частица вагины!
Девушка, покраснев, села, признав правоту профессора.
С сиденья рядом резко поднялся гориллоподобный слушатель в дорогом костюме в полоску, обладатель золотой «луковицы» на правой руке и массивной «печатки»:
- Слышь, пидор, ты мою девушку оскорбил, отвечать, бля, за базар надо, - проревел обезьяночеловек, бросаясь на профессора.
Все произошло так неожиданно быстро, что стоящие в дверях двое секьюрити в черном не успели даже дернуться, но Шпицельмахер не растерялся: профессор напрягся, вскинулся навстречу бегущему и, резко выбросив вперед и вверх руки, протяжно пропел: «Усо-о-о-о-охни, трихо-мо-на-ада подзалу-у-упная», осенив при этом громилу крестным знамением.
Амбал грохнулся оземь, охранники подхватили его, бездыханного, словно амебу, и усадили на место.
Девушка, с выступившими на глазах слезами и повисшей на носу соплей, все порывалась разодрать лицо своему ничего не соображающему бойфренду акриловыми ногтями, однако профессор мягко остановил ее взглядом.
Зал бурно аплодировал, Шпицельмахер так и стоял, с воздетыми руками, наслаждаясь триумфом.
Из глаз его струился свет, люди раскачивались и захлебывались от восторга, мордовороты на входе побросали свои дубинки и в слезах встали на колени.
В глазах девушки-менеджера читалось явное жгучее желание доказать ему, что она действительно в совершенстве владеет языком. Сопля, свисавшая с кончика ее носа, сверкала в ярком свете ламп.
Минету Ссыглеру в этот раз крупно не везло. У Муни то и дело, совершенно неожиданно оказывались на руках сплошные мусора, бэлы, манэлы и полтинники по козырной масти, на которые тот набирал нереальное число взяток и, соответственно, очков. Минет же хронически сидел в бейте.
Наконец, когда Ссыглер понял, что ему таки-да настал пиздец, его затрясло. Ему, сидящему в тепле, с алкогольным жаром, рвущимся изнутри, совершенно не хотелось выходить на улицу в ноябрьский холод, и, тем более, вешать пиздюлей первому прохожему.
Однако, ухмыляющийся, дурно пахнущий чесноком и Катей Жозёл был непреклонен.
Трясущийся Минет, шатаясь от выпитого, уже надевал пальто, собираясь выходить, вернее, выползать, когда Муня, издеваясь прохрипел, показывая в окно:
- Смотри, бля, как те этот фраерок? Шикнешь на него – а он в обморок, и пиздить не надо.
Из окна хорошо было видно, как по тротуару с противоположной стороны улицы бодренько чесал, постукивая изящной тросточкой, дедуля с козлиной бороденкой, в дорогом пальто нараспашку, костюме-тройке и с потертым портфелем «саквояж» в руке.
- К-к-к-а-а-ак это не на-а-адо, бля-а? – промычал Минет, выпячивая грудь и сжимая кулаки. - Догова-а-ривались жы, нахуй бля!. От радости, что этим самым первым встречным оказался именно этот старикан, а не какой-нибудь громила-гопник, в Ссыглере проснулся тигр.
Профессор Шпицельмахер-Апостол, удовлетворенный прошедшей лекцией, совершал моцион – бодренько возвращался домой по старому городу, постукивая тросточкой по брусчатке. Стоял холодный ноябрьский день, однако, сухой и совсем не слякотный – идеальное время для прогулок.
Ничто, казалось бы, не могло прервать Шпицельмахерову безмятежность, как вдруг, почти прямо перед ним, хлопнув парадной дверью, возникло шатающееся существо в домашних тапочках и небрежно накинутом пальтисраке. От небритого, тощего существа несло дерьмом и перегаром, в связи с чем у профессора сразу возникли мысли о тотальном фагоцитозе и массовых актах иммунного ответа.
Распахнув раздолбанную дверь подъезда, Минет Ссыглер выскочил на улицу и тут же столкнулся нос к носу с благообразным старичком.
«Попросить, блядь, у него сигаретку, для начала, что-ли», - не зная, как начать, подумал Минет.
Хоть Ссыглер раньше никогда не бил людей, да и этого чувырлу было ему жалко, но на этот раз он был чересчур пьян и разозлен, проклиная свое неумение играть в карты, вспоминая скрип кровати за занавеской, бесконечные щелбаны и представляя себе глумливые физиономии Муни и Катюхи. Наконец, Ссыглер решился и выдавил:
«Эй, товарищ господин, закурить не найдется?»
Дедуля молча посмотрел на Минета, ничего не ответив. Взгляд его был светлым, пристальным, но каким-то исподлобным, вроде бы что-то внушающим, что окончательно вывело Ссыглера из себя.
«Ты смотри блять, пялится он, Кашпировский ебаный» - подумал Минет, сжимая кулак. Формальдегид с алкоголем гудели и накатывали волнами, а издевательские физиономии Муни Жозла и Кати Диверсантки маячили перед глазами, как живые.
На просьбу убогого люмпена дать закурить профессор не отреагировал никак, даже послать на хуй здесь не было бы уместным, да и какой могла быть реакция при такой неохватной социобиологической разнице. Однако, свежий воздух и хорошее настроение сыграли свою роль, и профессор решил немножко подтолкнуть это ничтожество, материал для утилизатора, в сторону общественно полезного развития, целомудренности и отказа от спиртного и курения, посмотрев на испражненца своим фирменным, исполненным внушающей силы, взглядом.
Но в тот момент, когда глаза Шпицельмахера стали выкатываться из глазниц, наливаясь красным, высокий лоб, казалось, стал еще выше, а руки пришли в движение, его непереносимый взгляд встретился с физической преградой в виде грязного кулака, врезавшегося в нос. Шпицельмахер, промедлив, упустил несколько драгоценных мгновений. Сам по себе удар не был смертельным, но, несмотря на всю ментальную мощь, у престарелого ученого сердечко было, все-таки, слабеньким и не выдержало последнего усилия. Жизненная сила, направленная вовне, не поддержала в нужный момент сердце, а удар по носу пришелся просто некстати. В короткие мгновения клинической смерти профессор, как и утверждалось очевидцами, узрел пресловутый тоннель, который представился ему в виде унитаза - бесконечного фаянсового конуса с черной сингулярностью в конце пути, за которой не было уже ничего, кроме парной теплоты канализационных труб, манивших спокойствием, безмятежностью и бесконечной протяженностью. В черную дыру, обгоняя летящего со сверхсветовой скоростью Шпицельмахера-Апостола, неслись трихомонады, макрофаги, кожаные саквояжи, люди-обезьяны, длинноногие менеджеры и циркули, длинные циркули с кривыми иглами, которые, пролетая, больно раздирали профессорскую кожу в области сердца.
"Ёбанаврот" - успела мелькнуть мысль до того, как мир сжался в точку.
Такие дела.
©2007 Александр Козаченко, Борис Ленский.
- Тихо, блядь, - заорал Муня. - Проиграл, уёбок, сиди и соси. Катя зажгла сигарету и выпустила клуб вонючего дыма. Муня закашлялся, громко перднул и выглянул из-за занавески.
- Не могу, блять, кончить нихуя, нахуй, - пожаловался он, упершись мутно-голубыми глазками в залитый липким стол, за которым сидел Ссыглер.
- И эта манда курит еще во время ебли, сука. Принимай вахту, чтоль?
- В пизду пошли, припиздни, - ответил Ссыглер, судорожно перетасовывая колоду засаленных карт трясущимися ковырялами.
- Да ладно, блядь, проиграл - так и не пизди! - Жозёл натянул трусы и, покачиваясь, зашагал к столу.
Адам Трофимович Шпицельмахер-Апостол, почетный член Всемирной академии прикладной фрикционики, копрогностики и немануальной проктологии, глотнул мутной столовой воды из облапанного графина. За стеклом кишели - он ясно видел это – инфузории-туфельки, жгутиконосцы, спирохеты, дергались гонококки и виляли хвостами личинки глистов. Сделав «соловья», мэтр смачно сплюнул под кафедру, хорошенько прокашлялся и приступил к изложению заключительных тезисов своего мастеркласса по куннилингвистическому программированию и зоотерической теософистике.
Вытянув шею, как единый многоголовый организм, набитая битком аудитория уставилась, не моргая, в бледное профессорское лицо. Зал, загипнотизированный глазами профессора, не смел и шелохнуться, и, казалось, даже не дышал.
«Итак, друзья мои, - воскликнул заслуженный гипнотизер и херопрактик.
- Теперь мы можем подвести итог нашему сегодняшнему занятию. Отбросив примитивное ницшеанство, вуайеризьм, миксоскопию, визионизьм, скопофилию, солипсизьм, вульгарный эгоцентризьм, флагеллянтизьм, копролалию и неомальтузианство и принимая во внимание мой личный опыт и классические работы Фекалауса Маткинхуйнца, подкрепленные фундаментальными трудами Жака-Батиста Пидорполя Тримудиста и Еврипида Крипторхиста, из всего вышеизложенного можно заключить, что каждый индивидуум суть своего рода клеточка, элемент единого организьма, именуемого человечеством. И, соответственно, чтобы этот суперорганизьм функционировал нормально, каждый из нас должен своему предназначению, как клетке с предписанной функцией, соответствовать. Вы, конечно же, можете мне возразить!- профессор выкатил глаза так, что, казалось, еще чуток - и они вылетят из глазниц, словно пробка из бутылки.
- Можете сказать, что все гораздо сложнее, что старый дурак все упростил, - Шпицельмахер обвел взглядом заполненные ряды: публика, окаменев, не подавала признаков жизни.
- Но, возьмем, к примеру, преступника. Как образец венца творенья, данный индивид никчемен. Некоторые сравнивают его с волком, или там, с тигром – хищным животным, санитаром биосферы. Это – неправильно!
Если рассуждать с позиций моей теории (профессор на слове «моей» сделал акцент), убийца, насильник, да и просто уличный хулиган является ничем иным, как макрофагом. Не живым существом, участником и санитаром общества, а просто-напросто клеткой, способной к захвату и перевариванию чужеродных частиц, агентом древнего механизма, подобного иммунитету, избавляющего социум от слабых и нежизнеспособных звеньев…»
- Игра-а-а-а-ать, блядь, - протянул Ссыглер и коротко рыгнул. – Заебался я играть, блядь.
- Давай в храп заебеним, - Муня почесал хозяйство через трусы и придвинул стакан.
Пили, как всегда, технический спирт пополам с напитком «Юпи».
- Юпи, - произнес Минет, пытаясь рассмотреть, что же нарисовано на пустом пакетике.
- Пссссс, - хрипло ответил разбитый радиоприемник. - Цна, - приемник оживился и смачно затрещал, передавая прогноз погоды. - Макшан сулахай Юпи. Юханшыв хёрринче Котовск, Тамбов, Моршанск ебать. Стэпанакэрт, Грозный снэг биляд. Хулисем вырнасна Кисанпа, Тель-Авив обласёсем тарах юхать. Одэса, Кыйив дощ пиздэць нахуй блядь.
- Иди в хуй со своим храпом ебучим, - Ссыглер взял пузырь и резко взболтал. Из всех игр Минет признавал лишь клабор, так как там не надо было запоминать карты и применять мозг - карты вылетали сами собой, по принципу «повезло-не повезло». Все эти преферансы-хуянсы и прочие высокие материи Минет не любил и не понимал.
«Цна! – не унимался приемник. - Юханшывне нумай юханшыв юхса кёрет. Кариан таршше липовица варманси ман тата кесен ломовис тата ыттисем. Султа сывахенче енри чи пёрремёш ГЭСа никёсленё».
Ссыглер разлил жидкость и посмотрел на Жозла.
- Заебись налил, по первую заклепочку, - сказал ему Муня. – На что играем?
Так как денег у игроков отродясь не водилось, играли обычно на щелбаны, на интерес, на кто выебет Катю Диверсантку (что Ссыглер, скрепя зубы и скрипя сердцем, только что, вочередной раз, Муне позволил), на спирт.
Но сегодня все это надоело до блевоты: заебала вечно бухая и укуренная Катя, лоб болел от щелбанов, хотелось чего-то необычного, свежего. Хотелось экзотики…
Приемник, всхрапнув, затих.
- Кампа-а-ай,- заорал Ссыглер, запрокинул кверху лицо и медленно влил жижу в рот.
Жозёл мучительно выглотал из своего стакана, отдышался и предложил: «Проигравшего ебут в жопу».
- Хуй соси, пидор ебучий! Совсем охуел сгоря?! - Минет был яростным противником гомосексуализма.
- Слушай, я вот что придумал, - сказал Минет Ссыглер и, наклонившись к Муне, дохнул ему в лицо парами формальдегида.
- Вот Вы, к примеру, - сказал профессор уставившись в лицо девушке, сидящей в первом ряду и напоминающей из-за длины ног его любимый циркуль.
Девушка оторопело смотрела в вылезшие из орбит глаза профессора.
- Ну-с, расскажите-ка нам о себе!
- Ну, я, как бы Вам сказать, - высокая, почти под два метра, блондинка в огромных очках и короткой юбке вдруг ожила и поднялась, положив папку на сиденье, - я - преуспевающий менеджер, владею языком и компьютером, увлекаюсь дизайном, занимаюсь фитнесом, а что?
- Да нет, все это – наносное. Вы на самом-то деле - всего лишь клетка, элемент эпителиальной выстилки влагалища! - Шпицельмахер, не моргая, смотрел ей в глаза.
- Вы - элементарная частица вагины!
Девушка, покраснев, села, признав правоту профессора.
С сиденья рядом резко поднялся гориллоподобный слушатель в дорогом костюме в полоску, обладатель золотой «луковицы» на правой руке и массивной «печатки»:
- Слышь, пидор, ты мою девушку оскорбил, отвечать, бля, за базар надо, - проревел обезьяночеловек, бросаясь на профессора.
Все произошло так неожиданно быстро, что стоящие в дверях двое секьюрити в черном не успели даже дернуться, но Шпицельмахер не растерялся: профессор напрягся, вскинулся навстречу бегущему и, резко выбросив вперед и вверх руки, протяжно пропел: «Усо-о-о-о-охни, трихо-мо-на-ада подзалу-у-упная», осенив при этом громилу крестным знамением.
Амбал грохнулся оземь, охранники подхватили его, бездыханного, словно амебу, и усадили на место.
Девушка, с выступившими на глазах слезами и повисшей на носу соплей, все порывалась разодрать лицо своему ничего не соображающему бойфренду акриловыми ногтями, однако профессор мягко остановил ее взглядом.
Зал бурно аплодировал, Шпицельмахер так и стоял, с воздетыми руками, наслаждаясь триумфом.
Из глаз его струился свет, люди раскачивались и захлебывались от восторга, мордовороты на входе побросали свои дубинки и в слезах встали на колени.
В глазах девушки-менеджера читалось явное жгучее желание доказать ему, что она действительно в совершенстве владеет языком. Сопля, свисавшая с кончика ее носа, сверкала в ярком свете ламп.
Минету Ссыглеру в этот раз крупно не везло. У Муни то и дело, совершенно неожиданно оказывались на руках сплошные мусора, бэлы, манэлы и полтинники по козырной масти, на которые тот набирал нереальное число взяток и, соответственно, очков. Минет же хронически сидел в бейте.
Наконец, когда Ссыглер понял, что ему таки-да настал пиздец, его затрясло. Ему, сидящему в тепле, с алкогольным жаром, рвущимся изнутри, совершенно не хотелось выходить на улицу в ноябрьский холод, и, тем более, вешать пиздюлей первому прохожему.
Однако, ухмыляющийся, дурно пахнущий чесноком и Катей Жозёл был непреклонен.
Трясущийся Минет, шатаясь от выпитого, уже надевал пальто, собираясь выходить, вернее, выползать, когда Муня, издеваясь прохрипел, показывая в окно:
- Смотри, бля, как те этот фраерок? Шикнешь на него – а он в обморок, и пиздить не надо.
Из окна хорошо было видно, как по тротуару с противоположной стороны улицы бодренько чесал, постукивая изящной тросточкой, дедуля с козлиной бороденкой, в дорогом пальто нараспашку, костюме-тройке и с потертым портфелем «саквояж» в руке.
- К-к-к-а-а-ак это не на-а-адо, бля-а? – промычал Минет, выпячивая грудь и сжимая кулаки. - Догова-а-ривались жы, нахуй бля!. От радости, что этим самым первым встречным оказался именно этот старикан, а не какой-нибудь громила-гопник, в Ссыглере проснулся тигр.
Профессор Шпицельмахер-Апостол, удовлетворенный прошедшей лекцией, совершал моцион – бодренько возвращался домой по старому городу, постукивая тросточкой по брусчатке. Стоял холодный ноябрьский день, однако, сухой и совсем не слякотный – идеальное время для прогулок.
Ничто, казалось бы, не могло прервать Шпицельмахерову безмятежность, как вдруг, почти прямо перед ним, хлопнув парадной дверью, возникло шатающееся существо в домашних тапочках и небрежно накинутом пальтисраке. От небритого, тощего существа несло дерьмом и перегаром, в связи с чем у профессора сразу возникли мысли о тотальном фагоцитозе и массовых актах иммунного ответа.
Распахнув раздолбанную дверь подъезда, Минет Ссыглер выскочил на улицу и тут же столкнулся нос к носу с благообразным старичком.
«Попросить, блядь, у него сигаретку, для начала, что-ли», - не зная, как начать, подумал Минет.
Хоть Ссыглер раньше никогда не бил людей, да и этого чувырлу было ему жалко, но на этот раз он был чересчур пьян и разозлен, проклиная свое неумение играть в карты, вспоминая скрип кровати за занавеской, бесконечные щелбаны и представляя себе глумливые физиономии Муни и Катюхи. Наконец, Ссыглер решился и выдавил:
«Эй, товарищ господин, закурить не найдется?»
Дедуля молча посмотрел на Минета, ничего не ответив. Взгляд его был светлым, пристальным, но каким-то исподлобным, вроде бы что-то внушающим, что окончательно вывело Ссыглера из себя.
«Ты смотри блять, пялится он, Кашпировский ебаный» - подумал Минет, сжимая кулак. Формальдегид с алкоголем гудели и накатывали волнами, а издевательские физиономии Муни Жозла и Кати Диверсантки маячили перед глазами, как живые.
На просьбу убогого люмпена дать закурить профессор не отреагировал никак, даже послать на хуй здесь не было бы уместным, да и какой могла быть реакция при такой неохватной социобиологической разнице. Однако, свежий воздух и хорошее настроение сыграли свою роль, и профессор решил немножко подтолкнуть это ничтожество, материал для утилизатора, в сторону общественно полезного развития, целомудренности и отказа от спиртного и курения, посмотрев на испражненца своим фирменным, исполненным внушающей силы, взглядом.
Но в тот момент, когда глаза Шпицельмахера стали выкатываться из глазниц, наливаясь красным, высокий лоб, казалось, стал еще выше, а руки пришли в движение, его непереносимый взгляд встретился с физической преградой в виде грязного кулака, врезавшегося в нос. Шпицельмахер, промедлив, упустил несколько драгоценных мгновений. Сам по себе удар не был смертельным, но, несмотря на всю ментальную мощь, у престарелого ученого сердечко было, все-таки, слабеньким и не выдержало последнего усилия. Жизненная сила, направленная вовне, не поддержала в нужный момент сердце, а удар по носу пришелся просто некстати. В короткие мгновения клинической смерти профессор, как и утверждалось очевидцами, узрел пресловутый тоннель, который представился ему в виде унитаза - бесконечного фаянсового конуса с черной сингулярностью в конце пути, за которой не было уже ничего, кроме парной теплоты канализационных труб, манивших спокойствием, безмятежностью и бесконечной протяженностью. В черную дыру, обгоняя летящего со сверхсветовой скоростью Шпицельмахера-Апостола, неслись трихомонады, макрофаги, кожаные саквояжи, люди-обезьяны, длинноногие менеджеры и циркули, длинные циркули с кривыми иглами, которые, пролетая, больно раздирали профессорскую кожу в области сердца.
"Ёбанаврот" - успела мелькнуть мысль до того, как мир сжался в точку.
Такие дела.
©2007 Александр Козаченко, Борис Ленский.
Хуюшечки: [ Тексты ]
Среда, 28 Ноября 2007 г.
01:40 Эрзац - Маугли или самодостаточный автономный организм.
Жил в деревне старый дед
Делал сам себе минет
И у каждого куста
Сам себя имел в уста
(с) Народный песнь
Делал сам себе минет
И у каждого куста
Сам себя имел в уста
(с) Народный песнь
Оказывается меня не так уж трудно удивить. Это, хоть и не особо часто, но случается. Дневник мой открыт для всех, казалось бы, заходи, располагайся, читай. Нравится, милости просим, не нравится-вон Бог, а вон порог, ступай себе куда попало.
Сам я не ползаю по другим дневникам с целью посраться или полить говнецом, не интересно мне это и смысла нет. Общаюсь, в основном, с друзьями, пришедших ко мне новичков, априорно отношу к ним же.
Пишу я у себя то, что считаю нужным, важным или интересным, в первую очередь для меня. Цель-чисто развлекательная, не научился я всерьез относиться к виртуальному общению, не полноценно оно и не особо качественно. Хотя и интересно, а временами увлекательно.
А тем временем
Маугли рос в лесу среди волков.
Эрзац – Маугли рос вроде как в Баку среди людей.
И если обычный Маугли не получил человеческого воспитания и мог, скажем, с дуру посрать в рояль, то наш Эрзац-Маугли все-таки рос среди социума. Оказывается, вырасти среди людей вовсе не достаточно для того, чтобы самому стать культурным человеком. Может карма виновата, а может звезды не так легли на пезды, но выросло нечто, замкнутое само на себя.
Помните, у Стругацких был некий кадавр, свернувший вокруг себя пространство?
Дамы и херы! Внимание!
На страницах моего дневника, вдруг, откуда не возьмись, появилось в рот ебись самодостаточное, автономное существо. Имя существа я приводить не берусь, оно постоянно меняется. Называлось оно Santorini, потом переименовалось в нечто невообразимое, а что будет дальше, не знает даже хуй.
Почему я решил, что передо мной именно такое создание?
Слушайте!
Маугли (вспомните сколько лет ему было) не имел понятия о правилах поведения, вежливости и прочей цивилизованной хуйне. У него был железный зуб, и он знал заветное слово. Почему он был таким?
Да просто волки не сумели дать ему подходящее для человека воспитание. Винить их в этом трудно, да и Маугли тоже не виноват.
Эрзац-Маугли (а ей 41 год, дамы и херы) точно так же не имеет понятия правилах поведения, вежливости и прочей цивилизованной хуйне. А упоминать применительно к ней слово «тактичность» просто так же смехотворно, как пытаться объяснить смысл постоянной Больцмана алеуту. Почему же так сложилось, почему не впиталось ничего из детства, отрочества и юности? Куда «смотрел комсомол и школа, бля и школа, бля и школа»? Да куда бы они не смотрели, не пробить им было замкнутое на себя пространство, существо слушало только само себя.
Автономный организм пришел к нам не просто так. Какая-то цель у нее все-таки была. Может она хотела воспитывать и указывать «как надо»? А может просто уровень говна достиг критической отметки? Кто знает, милостивые херы, кто знает.
Но, эврибади!
Дадим наконец, слово нашей автономному индивидууму:
«Я пришла сюда с открытым сердцем, ухожу, как и положено» (по уставу что ли? Насрав говна 4 пуда?) «Последние 10 лет я провела в полном уединении и общалась только с тяжело больным отцом и бабушкой, которые не выходили из дома, обслуживала их. Моя главная книга - Библия, моя комната в настоящее время - иконописная мастерская. Я практически ни с кем не общаюсь и сегодня я поняла, что общаться я ни с кем не хочу».
Ну, вот не хочет общаться человек, а вы? И непонятная, злая сила понесла бедную обитательницу иконописной мастерской по мрачным, заросшим желтым вереском необъятным пространства Великого ЖРУ. Сделав колоссальное усилие, Эрзац-Маугли начал общение.
Я надеюсь, что вы помните, Маугли был самодостаточным и замкнутым автономным организмом, поэтому общение не зависило от темы и смысла разговора. Скажем, говорили себе о выборах в родную Дупу, шутили и вдруг…Возможно, какие-то органы у бедной отшельницы спонтанно сокращаюстся или метаболизм прыгает зигзагом. Вот, ну не пришло бы мне в голову спрашивать у совершенно незнакомого человека, какова его зарплата. Тактичность не позволит, верите ли. Правда, смешное слово «тактичность»?
У меня к тебе простой вопрос: ты доволен своей зарплатой? внезапно был спрошен я.
И угораздило же меня ответить, что тот, кто всем доволен, начинает хрюкать.
Слово «хрюкать» оказалось заветным и тут-то триггер и сработал.
« Ах, ты , ебань кошачья, кого ты свиньей назвал»?
(открывает как-то малюсенький мужичонка дверь к сексопатологу и бочком вползает в кабинет. Доктор, здоровенный шкаф, хриплым басом спрашивает:» ну, что у Вас?»
-Не стоит у меня, доктор,-опустив глаза бормочит мужичок.
-А кого ты тут ебать собрался, сука?-поднялся из-за стола доктор)
. Я четко знаю, где мне хорошо - это в обществе своих родных и друзей, при этом свиньей себя не считаю., прозвучало мне в ответ.
Не считает таки себя , дамы и херы. Считает других.
Это только начало. Процесс шел и становился необратимым. После сообщения, «что если ты сидишь в Израиле, то не рассуждай о стране, которая тебе дала образование, чтобы ты в Натании работал инженером и содержал свою семью» я было решил общение исчерпанным, а продолжение бессмысленным, но что значит мое решение, дамы и херы?
Вы же помните, Эрзац-Маугли беседует не со мной. Он общается с собой. Почему-то под руку попалась Смешная Зебра. Может тут сыграла роли, что Зебра мой хороший друг, а может произошел спонтанный выброс эстрогенов. Трудно сказать, дамы и херы, что послужило причиной следующему:
Повелитель Мух что ты, что зебра твоя - два сапога пара. И не стыдно ль вам в вашем-то преклонном возрасте? Чай, внуков уж пора нянчить. Тяжелый случай. Не ходи ко мне больше ты на страницу, мне это неприятно. Я отписалась от твоего дневника и очень рада, потому что такие как ты отравляют жизнь СОЗНАТЕЛЬНО, а это вдвойне грешно. Бедные дети ваши, что с утра до ночи вашу матершину и бред слушают. Чему вы их можете научить? Теперь уже окончательный досвидос. Уз сколько у меня друзей в Израиле, то таких хамов злобных и ничтожеств не было. Пусть зебра тебе дальше диферамбы поет, а то больше некому. А рассказы твое полное говно
Тактичность, дамы и херы, человеколюбие и самоотдача.
-Возлюби ближнего своего как самого себя, говорили Эрзац-Маугли иконы из мастерской. Да кто ж их слушает, иконы эти? Процесс ускорялся.
От улыбки хуй у тигра встал,
Павианы все деревья обдристали,
Какаду порвал себе манду,
А жирафу волки яйца обоссали.
А Зебру послали в храм.
Смешная зебра ты еще пожалеешь о сказанном, но поздно будет, хулиганка. Тебе сколько лет, что ты матом кроешь, так что в дневники противно заходить, будто грязью облили. Почаще тебе надо думать о своей душе, а не о теле, т.к. страсти тебя уже до добра не довели, это очевидно. Вешаешься на шею мужику. Он тебя уже и так и сяк попросил, чтобы ты его не смущала, а ты все лезешь. В храм иди завтра же. Пока не поздно
А дальше были обосраны все, кто приближался: Atropos у такой наглой и самоуверенной психопатки меня в дневнике и не было и не будет. Тоже одинокая и неудовлетворенная матершинница
Монолог кипел и прямо по Сорокину сливался в грязный поток брани:
----А ведь этот негодяй без стыда и без чести воспитывает детей
---общество злобных и завистливых тварей
---Истерика перешла в слезы : я не знаю, что со мной, я плачу и плачу, слезы не кончаются
Вы пытаетесь что-то понять? А вот хер вашим рожам. Это самодостаточный, замкнутый Эрзац-Маугли. Понять его извне невозможно. И, скажу по секрету, я подозреваю, что сам себя этот кадавр не понимает.
И все же не все безысходно. Слабую надежду внушает эпилог: «молитвами и слезами я смою этот кошмар»
Что ж, дамы и херы, пожелаем ей удачи. Флаг тебе, милочка, в руки и попутного ветра в сраку.
Хуюшечки: [ Тексты ]
Пятница, 23 Ноября 2007 г.
00:57 "...ибацца в телевизор!!!"
Минет Ссыглер, тупо глядя на стоящий справа от него телевизор "Рекорд", затушил папиросу об арбузную корку и сдвинул локтем кучу объедков, заваливших раздолбанный кухонный стол.
- Ну, блять, сука поганая, - выдохнул Минет и, коротко размахнувшись, с силой грохнул по облезлому корпусу телеящика кулаком.
Телек с треском ожил и, с издевкой, искоса взглянул на Ссыглера. Экран посветлел, по нему побежала рябь и из мельтешещих помех.
- Хуерыга пиздопротивная, блять, - пробормотал Ссыглер и, словно ожидая внятного ответа, уставился в выпуклое стекло. Корявое дерганое существо с покрытой боевой раскраской рожей, кривляясь, вытаращилось оттуда на Минета.
Из забитого пылью и останками прусаков, попердывающего динамика понесся хриплый речитатив:
«Все секреты по карманам я гуляю с доберманом ам!
Автомобиль подлетел и зовет
И ты выходишь ко мне ты похожий на торт»*
- Хуй соси, пиздося, - с отвращением сказал роже Ссыглер, расстегнул ширинку и, запустив туда пальцы, с трудом достал свой хуй. Вздохнув, он взялся пальцами за черную, покрытую белесыми пятнами крышку сбоку от экрана и, скривившись, потянул: открылась, вся в потеках, панель управления с большим круглым разъемом внизу, отполированным от частого использования, и единственной красной кнопкой.
«На серебрянной машине мы в кино на Тарантино Оо!»* - натужно орал телек.
Положив под язык таблетку нафталина, Ссыглер напрягся, рыгнул и, слегка, для твердости, подрочив, всунул елду в отверстие разъема. Затем почесал яйца и, с истошным воплем «А-а-а-а, бляяя, ибацца в телевизор!!!», ткнул пальцем в красную кнопку на панельке.
Морда на экране древнего ящика резко исказилась и стала стремительно меняться. Глаза сузились и утонули в черных кругах, две вертикальные линии перечеркнули их точно в центре. Волосы удлинились, вздыбились и превратились в длинные черные патлы. Рот искривился в презрительной ухмылке и мощно выдал:
School's out for summer, yeah
School's out forever
School's been blown to pieces…**
Телек ярко засветился и стали видны раскинутые в стороны складчатые заплывшие ноги, смутно белевшие в засранном и обрыганном углу, где у Ссыглера имело место импровизированное ложе любви.
Чернеющий волосатый холм между ногами судорожно дернулся и, будто из-под него, понесся отвратительный громкий хрип:
- Заебал своим ебанным ящиком блять, пидор хуев, меня лучше выеби, нахуй, - приподнявшись на матрасе и оглушительно перднув, заорала прокуренным матом его подруга Катя Диверсантка, шлюха и алкоголичка. По комнате пронеслась все сметающая на своем пути волна запахов и звуков, заставившая Минета, который до того плавно покачивался в трансе взад и вперед, резко дернуться. Хуй-коннектор вылетел из гнезда, раздались треск и скрежет, запахло озоном. Экран, сверкнув, погас, а Минет, оглушенный системным шоком, словно кувалдой, повалился в угол и с размаха уткнулся носом прямо в вонючую кучерявую поросль между складчатыми слоновьими ляжками.
- Хороший мальчик, - булькнула Катюха и погладила Минета по лысине своей мозолистой, заскорузлой граблей.
«Перепишу любовь
И новый день начну я без тебя.
Не повторится вновь
Со мной история моя,
…Перепишу любовь
И сочиню ее наоборот,
Не повторяя вновь
Сложу мотив из новых нот»*** - заквакал пришедший в себя телевизор.
THE END.
©2007 Борис Ленский, Александр Козаченко
* - © Наталья Ионова (aka Глюk'OZA)
** - © Vincent Damon Furnier (aka Alice Cooper)
*** - © Сара Львовна Семендуева (aka Жасмин)
- Ну, блять, сука поганая, - выдохнул Минет и, коротко размахнувшись, с силой грохнул по облезлому корпусу телеящика кулаком.
Телек с треском ожил и, с издевкой, искоса взглянул на Ссыглера. Экран посветлел, по нему побежала рябь и из мельтешещих помех.
- Хуерыга пиздопротивная, блять, - пробормотал Ссыглер и, словно ожидая внятного ответа, уставился в выпуклое стекло. Корявое дерганое существо с покрытой боевой раскраской рожей, кривляясь, вытаращилось оттуда на Минета.
Из забитого пылью и останками прусаков, попердывающего динамика понесся хриплый речитатив:
«Все секреты по карманам я гуляю с доберманом ам!
Автомобиль подлетел и зовет
И ты выходишь ко мне ты похожий на торт»*
- Хуй соси, пиздося, - с отвращением сказал роже Ссыглер, расстегнул ширинку и, запустив туда пальцы, с трудом достал свой хуй. Вздохнув, он взялся пальцами за черную, покрытую белесыми пятнами крышку сбоку от экрана и, скривившись, потянул: открылась, вся в потеках, панель управления с большим круглым разъемом внизу, отполированным от частого использования, и единственной красной кнопкой.
«На серебрянной машине мы в кино на Тарантино Оо!»* - натужно орал телек.
Положив под язык таблетку нафталина, Ссыглер напрягся, рыгнул и, слегка, для твердости, подрочив, всунул елду в отверстие разъема. Затем почесал яйца и, с истошным воплем «А-а-а-а, бляяя, ибацца в телевизор!!!», ткнул пальцем в красную кнопку на панельке.
Морда на экране древнего ящика резко исказилась и стала стремительно меняться. Глаза сузились и утонули в черных кругах, две вертикальные линии перечеркнули их точно в центре. Волосы удлинились, вздыбились и превратились в длинные черные патлы. Рот искривился в презрительной ухмылке и мощно выдал:
School's out for summer, yeah
School's out forever
School's been blown to pieces…**
Телек ярко засветился и стали видны раскинутые в стороны складчатые заплывшие ноги, смутно белевшие в засранном и обрыганном углу, где у Ссыглера имело место импровизированное ложе любви.
Чернеющий волосатый холм между ногами судорожно дернулся и, будто из-под него, понесся отвратительный громкий хрип:
- Заебал своим ебанным ящиком блять, пидор хуев, меня лучше выеби, нахуй, - приподнявшись на матрасе и оглушительно перднув, заорала прокуренным матом его подруга Катя Диверсантка, шлюха и алкоголичка. По комнате пронеслась все сметающая на своем пути волна запахов и звуков, заставившая Минета, который до того плавно покачивался в трансе взад и вперед, резко дернуться. Хуй-коннектор вылетел из гнезда, раздались треск и скрежет, запахло озоном. Экран, сверкнув, погас, а Минет, оглушенный системным шоком, словно кувалдой, повалился в угол и с размаха уткнулся носом прямо в вонючую кучерявую поросль между складчатыми слоновьими ляжками.
- Хороший мальчик, - булькнула Катюха и погладила Минета по лысине своей мозолистой, заскорузлой граблей.
«Перепишу любовь
И новый день начну я без тебя.
Не повторится вновь
Со мной история моя,
…Перепишу любовь
И сочиню ее наоборот,
Не повторяя вновь
Сложу мотив из новых нот»*** - заквакал пришедший в себя телевизор.
THE END.
©2007 Борис Ленский, Александр Козаченко
* - © Наталья Ионова (aka Глюk'OZA)
** - © Vincent Damon Furnier (aka Alice Cooper)
*** - © Сара Львовна Семендуева (aka Жасмин)
Хуюшечки: [ Тексты ]
Воскресенье, 28 Октября 2007 г.
23:01 Tyrannosaurus Rex.
Жара давила, в открытые окна дул самум, а куча говна, неизменно лежащая позади гаража, казалась подпрыгивающей и вибрирующей в мутном мареве.
- Ебаные хляби, блять, - неизвестно с чего сказал Минет Ссыглер донимавшему его с утра видению белых медведей, хором ебущих морского льва посреди снежных торосов.
- Хуесосы белые, блять. Хляби ебучие! – говорил Ссыглер медведям.
- Идииии к нааааам, - свистящим шепотом отзывались медведи и махали белоснежными мохнатыми хуями.
- А и действительно! Хули я, а? - сказал Ссыглер и отправился к ним. В зоопарк.
Старый кастролог и кал-химик Пердипратух Али ибн Хуссними-оглы затрясся в своей лаборатории в горах Тора-Бора, вытряхивая из годами немытой бороды полчища мандавошек. Пердипратух не ебался пятнадцать лет, семь месяцев и восемнадцать дней: он в одиночку искал рецепт абсолютного оружия против извечных врагов Истинной Веры, и, наконец, как никогда был близок к разрешению этой проблемы. Заранее подготовленный моджахед-доброволец Фестал Абдельхуй ебу Али бин Ебладен, лежал в сракофаге в состоянии глубокого гомобиоза и медленно втягивал жопой взвесь виагры-сырца и испарения пердипратухова высушенного кала.
В прямой кишке добровольца находилась капсула с агрессивным пресмыкающимся, найденным Пердипратухом в долине реки Ебфрат и любовно выкормленным до взрослого состояния.
Минет Ссыглер вошел в зоопарк и, сначала бодро, а потом все больше замедляя шаг, устремился вдоль вольеров, клеток и редких посетителей. И чем дальше, тем мрачнее становилось его лицо, сильнее и сильнее давила жара, мысли путались, а в глазах все плыло и мутилось. Он чувствовал, что просто охуевает от задроченных, худющих львов, костлявых тигров, как будто сбежавших из какого-то тигриного Аушвица, пингвинов, облитых креозотом для профилактики орнитоза, и бегемота, бздящего в луже грязи. Темно-серые белые медведи лежали в озерце вонючей жижи и не выглядели способными ебать морских львов. Вид их говорил о том, что их самих мучительно долго, годами ебали всухую. Ссыглер медленно развернулся и потихоньку побрел обратно, лузгая семечки и запивая их теплым пивом.
- Тантра, блять! – сказал Пердипратух, – Чи ми ге? И снова затрясся.
- Бебахшид, ман хэйли кам пуль дарам, - замогильно пророкотал он и рубанул рукой.
Посреди кельи-лаборатории появилась блестящая влагой пизда размером метр на метр – портал сквозь пространственно-временной континуум, заслонив собой заставленный клизмами, колбами и кружками Эсмарха стол. Экскремент входил в решающую фазу: доброволец, пробив пространство по ленте Ёбиуса, должен был внедриться под видом туриста в ряды посетителей и завсегдатаев Великого Интернационального Зоопарка города-героя Бердичева, затем, ценою жизни, выпустить разъяренного динозавра на волю. От заклинаний и капель спермы, попавших в портал, вспыхнула искра, сракофаг стал полупрозрачным, завибрировал, потом сгустился и устремился в раскрытую половую щель. Пердипратух заверещал как раненый заяц: «Друд бар дустие Иран ва Русие!» и оглушительно перднул от радости.
Перед покосившейся табличкой «К слонам», Минет приостановился – ведь слонов он никогда и не видывал.
Оказалось, пробиться к слонам было не так-то просто: пространство перед слоновьим вольером было сплошь заполнено галдящими, бомжеватого вида, туристами, вооруженными самой разнокалиберной фототехникой и с остервенением щелкавшими то, что находилось за загородкой. От толпы попахивало.
Расталкивая туристов локтями, Минет наконец-то добрался к цели.
У вольера стояла особь мужского пола, черная, горбоносая и особенно вонючая. По сравнению с вонью немытых, потных тел запах слоновьего говна казался прекрасным парфюмом.
- Агярь мумкене беман комак конид та бэ Кремль беравам? - обратился к Сыглеру скрюченный, поразительно вонючий и грязный, турист.
- Хинди руси бхай-бхай, талибан ебучий, - пробормотал Минет и затряс головой, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-то.
- Сматры, дарагой, как слон кюшает: хвостом загрэбает и сует сэбе прямо в жёпу. А головы нэт и нэ надо*, да? - попытался сформулировать турист по-русски.
Минет остолбенело уставился внутрь вольера: действительно, там копошилась чудовищная горообразная масса, подбиравшая толстым трубчатым хвостом куски фекалий и засовывавшая их себе обратно в дуплище, прямо из которого росли два длинных костяных выроста. Но самым страшным было не это, и даже не гигантские шевелящиеся полотна, растущие у чудища по бокам жопы, а два веселых, почти человеческих глаза, один из которых лукаво подмигнул Минету .
«Ёбаный Чернобыль! Ёбаные мутанты, блять!» - до смерти перепугался Ссыглер, выронив бутылку и рассыпав семки на землю, блестящую от втоптанного навоза.
Минет беспомощно взглянул на горбоносую особь и замер от еще большего ужаса: турист встал раком и, истошно вопя "Аллаааа ууу-ахбааааар, блять!", начал медленно заваливаться на бок. Штаны на выпяченной жопе вздыбились, натянулись и с треском порвались. Из дыры на Минета блеснули маленькие злобные глазки и ощерилась пасть, полная мелких острых зубов.
Подмышками Ссыглера появились расползающиеся потные пятна, а из шортов полилось жидкое дерьмо. Минет Ссыглер пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие, поскользнулся и ёбнулся в беспамятстве оземь.
Хищник вылетел из порванной жопы террориста стремительно, как пробка из бутылки. Это был Tyrannosaurus Rex (а если верить современным ближневосточным ученым, потомок великого и могучего народа йеблаан, наводившего ужас двадцать миллиардов лет назад на немногочисленные тогда племена жидов и кацапов - исконных врагов Истинной Веры еще с момента Взрыва По-Большому). Несмотря на то, что могучий некогда зверь Пердипратуха измельчал, миллионами лет прозябая в аравийских песках, до размеров мыши, он, вспомнив древние инстинкты, первым делом набросился на бездыханного теплокровного Врага Веры и откусил ему хуй.
Так Минет Ссыглер сходил в зоопарк.
Такие дела.
©2007 Александр Козаченко, Борис Ленский.
*-цитата взята из книги Витицкий С. "Поиск предназначения, или двадцать седьмая теорема этики", М.:"Текст" 1995, с.239
- Ебаные хляби, блять, - неизвестно с чего сказал Минет Ссыглер донимавшему его с утра видению белых медведей, хором ебущих морского льва посреди снежных торосов.
- Хуесосы белые, блять. Хляби ебучие! – говорил Ссыглер медведям.
- Идииии к нааааам, - свистящим шепотом отзывались медведи и махали белоснежными мохнатыми хуями.
- А и действительно! Хули я, а? - сказал Ссыглер и отправился к ним. В зоопарк.
Старый кастролог и кал-химик Пердипратух Али ибн Хуссними-оглы затрясся в своей лаборатории в горах Тора-Бора, вытряхивая из годами немытой бороды полчища мандавошек. Пердипратух не ебался пятнадцать лет, семь месяцев и восемнадцать дней: он в одиночку искал рецепт абсолютного оружия против извечных врагов Истинной Веры, и, наконец, как никогда был близок к разрешению этой проблемы. Заранее подготовленный моджахед-доброволец Фестал Абдельхуй ебу Али бин Ебладен, лежал в сракофаге в состоянии глубокого гомобиоза и медленно втягивал жопой взвесь виагры-сырца и испарения пердипратухова высушенного кала.
В прямой кишке добровольца находилась капсула с агрессивным пресмыкающимся, найденным Пердипратухом в долине реки Ебфрат и любовно выкормленным до взрослого состояния.
Минет Ссыглер вошел в зоопарк и, сначала бодро, а потом все больше замедляя шаг, устремился вдоль вольеров, клеток и редких посетителей. И чем дальше, тем мрачнее становилось его лицо, сильнее и сильнее давила жара, мысли путались, а в глазах все плыло и мутилось. Он чувствовал, что просто охуевает от задроченных, худющих львов, костлявых тигров, как будто сбежавших из какого-то тигриного Аушвица, пингвинов, облитых креозотом для профилактики орнитоза, и бегемота, бздящего в луже грязи. Темно-серые белые медведи лежали в озерце вонючей жижи и не выглядели способными ебать морских львов. Вид их говорил о том, что их самих мучительно долго, годами ебали всухую. Ссыглер медленно развернулся и потихоньку побрел обратно, лузгая семечки и запивая их теплым пивом.
- Тантра, блять! – сказал Пердипратух, – Чи ми ге? И снова затрясся.
- Бебахшид, ман хэйли кам пуль дарам, - замогильно пророкотал он и рубанул рукой.
Посреди кельи-лаборатории появилась блестящая влагой пизда размером метр на метр – портал сквозь пространственно-временной континуум, заслонив собой заставленный клизмами, колбами и кружками Эсмарха стол. Экскремент входил в решающую фазу: доброволец, пробив пространство по ленте Ёбиуса, должен был внедриться под видом туриста в ряды посетителей и завсегдатаев Великого Интернационального Зоопарка города-героя Бердичева, затем, ценою жизни, выпустить разъяренного динозавра на волю. От заклинаний и капель спермы, попавших в портал, вспыхнула искра, сракофаг стал полупрозрачным, завибрировал, потом сгустился и устремился в раскрытую половую щель. Пердипратух заверещал как раненый заяц: «Друд бар дустие Иран ва Русие!» и оглушительно перднул от радости.
Перед покосившейся табличкой «К слонам», Минет приостановился – ведь слонов он никогда и не видывал.
Оказалось, пробиться к слонам было не так-то просто: пространство перед слоновьим вольером было сплошь заполнено галдящими, бомжеватого вида, туристами, вооруженными самой разнокалиберной фототехникой и с остервенением щелкавшими то, что находилось за загородкой. От толпы попахивало.
Расталкивая туристов локтями, Минет наконец-то добрался к цели.
У вольера стояла особь мужского пола, черная, горбоносая и особенно вонючая. По сравнению с вонью немытых, потных тел запах слоновьего говна казался прекрасным парфюмом.
- Агярь мумкене беман комак конид та бэ Кремль беравам? - обратился к Сыглеру скрюченный, поразительно вонючий и грязный, турист.
- Хинди руси бхай-бхай, талибан ебучий, - пробормотал Минет и затряс головой, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-то.
- Сматры, дарагой, как слон кюшает: хвостом загрэбает и сует сэбе прямо в жёпу. А головы нэт и нэ надо*, да? - попытался сформулировать турист по-русски.
Минет остолбенело уставился внутрь вольера: действительно, там копошилась чудовищная горообразная масса, подбиравшая толстым трубчатым хвостом куски фекалий и засовывавшая их себе обратно в дуплище, прямо из которого росли два длинных костяных выроста. Но самым страшным было не это, и даже не гигантские шевелящиеся полотна, растущие у чудища по бокам жопы, а два веселых, почти человеческих глаза, один из которых лукаво подмигнул Минету .
«Ёбаный Чернобыль! Ёбаные мутанты, блять!» - до смерти перепугался Ссыглер, выронив бутылку и рассыпав семки на землю, блестящую от втоптанного навоза.
Минет беспомощно взглянул на горбоносую особь и замер от еще большего ужаса: турист встал раком и, истошно вопя "Аллаааа ууу-ахбааааар, блять!", начал медленно заваливаться на бок. Штаны на выпяченной жопе вздыбились, натянулись и с треском порвались. Из дыры на Минета блеснули маленькие злобные глазки и ощерилась пасть, полная мелких острых зубов.
Подмышками Ссыглера появились расползающиеся потные пятна, а из шортов полилось жидкое дерьмо. Минет Ссыглер пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие, поскользнулся и ёбнулся в беспамятстве оземь.
Хищник вылетел из порванной жопы террориста стремительно, как пробка из бутылки. Это был Tyrannosaurus Rex (а если верить современным ближневосточным ученым, потомок великого и могучего народа йеблаан, наводившего ужас двадцать миллиардов лет назад на немногочисленные тогда племена жидов и кацапов - исконных врагов Истинной Веры еще с момента Взрыва По-Большому). Несмотря на то, что могучий некогда зверь Пердипратуха измельчал, миллионами лет прозябая в аравийских песках, до размеров мыши, он, вспомнив древние инстинкты, первым делом набросился на бездыханного теплокровного Врага Веры и откусил ему хуй.
Так Минет Ссыглер сходил в зоопарк.
Такие дела.
©2007 Александр Козаченко, Борис Ленский.
*-цитата взята из книги Витицкий С. "Поиск предназначения, или двадцать седьмая теорема этики", М.:"Текст" 1995, с.239
Хуюшечки: [ Тексты ]
Понедельник, 22 Октября 2007 г.
23:03 Arteficial intelligence
Однажды Минет Ссыглер летел самолетом в родной Залупинск. Старенький "Хуяк-40" то и дело проваливался в воздушные ямы и подпрыгивал на воздушных колдоебинах, а один раз начал трястись так, что весь выгнулся и чуть не развалился. Загрохотали покоробившиеся пластиковые панели, завыли разъебанные светильники, забрякала мелочь в карманах пассажиров, а соседка Ссыглера с утробным, протяжным звуком изрыгнула вонючую струю прямо в свою же, стоящую под креслом, сумку.
Минет Ссыглер бросил взгляд на часы - до Залупинска оставалось полтора часа лету - поморщился и вздрогнул: штаны его зашевелились. От всей этой хуеты, качки и тряски у Минета мощно и молненосно вздыбился хуй, чуть не порвав фартовые штопаные семейные трусы и купленные на кровные шиши джинсы «Рифле».
Скрючившись и воровато оглядываясь, Ссыглер рванул в сортир и, задыхаясь, задвинул засов. Резко нагнувшись, Минет рывком сдернул штаны, и тут из заднего кармана вылетел и забрякал по полу новенький сотовый "с мозгами" (как хвастались сраные косоглазые бляди-китайцы).
«Блять, пиздосина» - пробурчал Ссыглер и, не выпуская из кулака хуя, с натугой нагнулся и зашарил свободной рукой под унитазом. Выловив мобильник, Минет бережно положил его на полочку под зеркалом так, чтобы глазок камеры смотрел прямо на него.
«Ну, бля, поехали, поехали, ссука бляяяааать, бляааать, бляааать!» – завопил Ссыглер, с упоением дергая рукой.
"Поехали!" – словно Юрий Гагарин, мысленно подхватил уставившийся на Минета подслеповатой стекляшкой Искусственный Разум, опизденевший от вида его мокрой, осклизлой залупы.
«Аа-а-а-а, кончаю, сууука, бляяять» - с придыханием взвыл Ссыглер, и мутная, горячая струя врезалась прямо в стеклянное бельмо, все это время охуевавшее от созерцания таких красот.
«Ёппппп-с» - зашипел, не выдержав, мобильник, звякнул и выпустил струю вонючего желтого дыма.
«Сгорел, к ебеням» - с горечью подумал Ссыглер, бросив прощальный взгляд на обугленные останки.
Взвыла сирена и замигали красные лампочки на пульте бортпроводников. В проходе раздался громкий топот.
"Ёбаные косоглазые пидарасы!" - в сердцах воскликнул Минет, кашляя и попутно сливая в унитаз то, что осталось от его навороченной пластмассовой хуйни с мозгами и камерой. Вытер сперму об штанину, заправил рубашку и вышел прочь.
©2007 Александр Козаченко, Повелитель Мух
Остальные части цикла.
Минет Ссыглер бросил взгляд на часы - до Залупинска оставалось полтора часа лету - поморщился и вздрогнул: штаны его зашевелились. От всей этой хуеты, качки и тряски у Минета мощно и молненосно вздыбился хуй, чуть не порвав фартовые штопаные семейные трусы и купленные на кровные шиши джинсы «Рифле».
Скрючившись и воровато оглядываясь, Ссыглер рванул в сортир и, задыхаясь, задвинул засов. Резко нагнувшись, Минет рывком сдернул штаны, и тут из заднего кармана вылетел и забрякал по полу новенький сотовый "с мозгами" (как хвастались сраные косоглазые бляди-китайцы).
«Блять, пиздосина» - пробурчал Ссыглер и, не выпуская из кулака хуя, с натугой нагнулся и зашарил свободной рукой под унитазом. Выловив мобильник, Минет бережно положил его на полочку под зеркалом так, чтобы глазок камеры смотрел прямо на него.
«Ну, бля, поехали, поехали, ссука бляяяааать, бляааать, бляааать!» – завопил Ссыглер, с упоением дергая рукой.
"Поехали!" – словно Юрий Гагарин, мысленно подхватил уставившийся на Минета подслеповатой стекляшкой Искусственный Разум, опизденевший от вида его мокрой, осклизлой залупы.
«Аа-а-а-а, кончаю, сууука, бляяять» - с придыханием взвыл Ссыглер, и мутная, горячая струя врезалась прямо в стеклянное бельмо, все это время охуевавшее от созерцания таких красот.
«Ёппппп-с» - зашипел, не выдержав, мобильник, звякнул и выпустил струю вонючего желтого дыма.
«Сгорел, к ебеням» - с горечью подумал Ссыглер, бросив прощальный взгляд на обугленные останки.
Взвыла сирена и замигали красные лампочки на пульте бортпроводников. В проходе раздался громкий топот.
"Ёбаные косоглазые пидарасы!" - в сердцах воскликнул Минет, кашляя и попутно сливая в унитаз то, что осталось от его навороченной пластмассовой хуйни с мозгами и камерой. Вытер сперму об штанину, заправил рубашку и вышел прочь.
©2007 Александр Козаченко, Повелитель Мух
Остальные части цикла.
Хуюшечки: [ Тексты ]
Понедельник, 27 Августа 2007 г.
07:37 Найденная любовь
он что-то нашарил в говне и пыли
поднял и пятясь как рак унес
и скрылся он от нас всех вдали
там трахнул находку свою в рот и в нос
поднял и пятясь как рак унес
и скрылся он от нас всех вдали
там трахнул находку свою в рот и в нос
Хуюшечки: [ Тексты ]
Комментарии [3]
Вторник, 14 Августа 2007 г.
16:28 А мне-та стих посвятили!
Ленин ты! И в этом - нет сомнений...
Я иду, свой клитор теребя...
Потому что - знаю - слово "Ленин"-
Хуем вырастает из тебя!..
Я иду, свой клитор теребя...
Потому что - знаю - слово "Ленин"-
Хуем вырастает из тебя!..
Хуюшечки: [ Тексты ]
Пятница, 23 Марта 2007 г.
18:18 Зарисовка
скрыта магия у инфузорий
у амеб что танцуют в стекле
стрептококков шары иллюзорно
дремлют тихо на старой метле
рыбки плавают в банке с томатом
помнится что им там хорошо
в луже грязный махмуд с автоматом
ждет чтоб сонный патрульный ушел
тихо дремлет в степи антилопа
а на ней спит глубоко блоха
там в проеме колышется жопа
это чья-то проснулась сноха
ночь застыла в окне неподвижно
воздух спит спят в ночи облака
упрощенно неправильно книжно
видим мы чепуху сквозь века
у амеб что танцуют в стекле
стрептококков шары иллюзорно
дремлют тихо на старой метле
рыбки плавают в банке с томатом
помнится что им там хорошо
в луже грязный махмуд с автоматом
ждет чтоб сонный патрульный ушел
тихо дремлет в степи антилопа
а на ней спит глубоко блоха
там в проеме колышется жопа
это чья-то проснулась сноха
ночь застыла в окне неподвижно
воздух спит спят в ночи облака
упрощенно неправильно книжно
видим мы чепуху сквозь века
Хуюшечки: [ Тексты ]
Комментарии [15]
Среда, 22 Ноября 2006 г.
07:56 Утро осеннее
Тусклый свет осеннего гнилого утра смутно брезжил со стороны засранного голубями окошка.
- Блять поганая! - проснулся Минет. Открыв один глаз он длинно и протяжно перднул.
- Хуесосина блять! - Ссыглер потянулся и, не открывая второй глаз, пополз к двери. Навстречу ему донесся смрад - в соседней квартире готовили завтрак: жарили мороженую рыбу хек и картошку на хековом же жире.
- А, в пизду,- сказал Минет Ссыглер, повернулся и, свернувшись калачиком, крепко уснул.
(с) ПМ & Заятц
- Блять поганая! - проснулся Минет. Открыв один глаз он длинно и протяжно перднул.
- Хуесосина блять! - Ссыглер потянулся и, не открывая второй глаз, пополз к двери. Навстречу ему донесся смрад - в соседней квартире готовили завтрак: жарили мороженую рыбу хек и картошку на хековом же жире.
- А, в пизду,- сказал Минет Ссыглер, повернулся и, свернувшись калачиком, крепко уснул.
(с) ПМ & Заятц
Хуюшечки: [ Тексты ]
Комментарии [7]
Вторник, 11 Июля 2006 г.
20:13 Умер Сид Баррет
http://www.grammy.ru/news/index.php...Hash=1cae331f6b
мир держит для чего-то некий ритм
дрожит и дергается как амеба в танце
колышит жук гвоздем к спине прибитым
сучит ногами вошь на оборванце
в конвульсиях кривляется погода
сезонов смена скачет спазматично
не в резонансе с разумом природа
лишь Сид плясать старался не типично
Сид Баррет не совпал с привычной дрожью
а может это был и не Сид Баррет
и рай кипящий в ложке был лишь ложью
и эту ложь себе он к ночи варит
трясется ночь в окошке неведимкой
колышится межзвездное пространство
сжимается от спазма паутинка
и раскрывается пружиной постоянство
Хуюшечки: [ Тексты ]
Пятница, 7 Июля 2006 г.
14:13 Абстиненция
в глубинах огромного неба
разверзлась дыра облаков
из тела разбитого кэба
извергнулся взвод дураков
останками мозга полопались окна
под тяжестью вздрогнула дверь
твоих тонких пальцев волокна
сжирает отчаянья зверь
впиваются зубы бессилия
в обломки избитой души
не станут подспорьем усилия
хоть лбом своим стены круши
и вот наконец-то спасение
сверкает железом игла
уходит дрожа наваждение
рассыпались страха тела
поет восходящее лето
наполнился радостью дом
но помни мой друг что при этом
твой демон стоит за углом
разверзлась дыра облаков
из тела разбитого кэба
извергнулся взвод дураков
останками мозга полопались окна
под тяжестью вздрогнула дверь
твоих тонких пальцев волокна
сжирает отчаянья зверь
впиваются зубы бессилия
в обломки избитой души
не станут подспорьем усилия
хоть лбом своим стены круши
и вот наконец-то спасение
сверкает железом игла
уходит дрожа наваждение
рассыпались страха тела
поет восходящее лето
наполнился радостью дом
но помни мой друг что при этом
твой демон стоит за углом
Хуюшечки: [ Тексты ]
Четверг, 8 Июня 2006 г.
01:29 психиатрическое.
шизофреника на вязках
стелазин и мажептил
доктор менгеле из сказки
молниеносно усмирил
успокоил тизерцином
сульфазином тормознул
модитеном с инсулином
в козий рог его согнул
стелазин и мажептил
доктор менгеле из сказки
молниеносно усмирил
успокоил тизерцином
сульфазином тормознул
модитеном с инсулином
в козий рог его согнул
Хуюшечки: [ Тексты ]
Пятница, 5 Мая 2006 г.
15:59 Hardly Wait
все ждал и ждал
ловил тот вкус
мой ангел спал
мотал на ус
мотал и вот
открыл глаза
лизни мой рот
качнись назад
лизни мой лоб
мой глаз мой зуб
лизни же чтоб
сорвалось с губ
сорвался звук
и улетел
раздался стук
мой ангел пел
ловил тот вкус
мой ангел спал
мотал на ус
мотал и вот
открыл глаза
лизни мой рот
качнись назад
лизни мой лоб
мой глаз мой зуб
лизни же чтоб
сорвалось с губ
сорвался звук
и улетел
раздался стук
мой ангел пел
Хуюшечки: [ Тексты ]
Комментарии [4]
Вторник, 28 Марта 2006 г.
11:49 Стехи. Пародия.
Это стих
Как дырявое корыто,
Вся житейская броня;
Стража злая перебита,
Чувства лезут из меня
Беззащитные, до боли,
Но диктуют волю мне:
Снова хочется мне роли
В человеческой войне.
Снова рвется ввысь, башкою,
Сумасшедшей мысли нить:
Восьмисложною строкою
Всё на свете изменить.
Нужно снова мне сразиться
С парой мельниц ветряных,
В небо выпустить Жар-птицу
Из темницы, со стены
И шататься по планетам
В экзотической чалме...
Стану тоже я поэтом
В интернетовой корчме
(с) Хвостик
Пародия
если я не буду мыться
скажем три-четыре дня
опускается десница
блохи лезут из меня
мандавошки мыши мухи
пауки и муравьи
и ползут в округе слухи
замолкают соловьи
я иду тогда сражаться
растекается амбре
мельницы стремятся сжаться
и запрятаться в норе
Как дырявое корыто,
Вся житейская броня;
Стража злая перебита,
Чувства лезут из меня
Беззащитные, до боли,
Но диктуют волю мне:
Снова хочется мне роли
В человеческой войне.
Снова рвется ввысь, башкою,
Сумасшедшей мысли нить:
Восьмисложною строкою
Всё на свете изменить.
Нужно снова мне сразиться
С парой мельниц ветряных,
В небо выпустить Жар-птицу
Из темницы, со стены
И шататься по планетам
В экзотической чалме...
Стану тоже я поэтом
В интернетовой корчме
(с) Хвостик
Пародия
если я не буду мыться
скажем три-четыре дня
опускается десница
блохи лезут из меня
мандавошки мыши мухи
пауки и муравьи
и ползут в округе слухи
замолкают соловьи
я иду тогда сражаться
растекается амбре
мельницы стремятся сжаться
и запрятаться в норе
Хуюшечки: [ Тексты ]
Пятница, 10 Марта 2006 г.
15:17 Осмысление и понимание
осмысление и понимание
тяжело опускается вниз
хочется чтобы все это знание
утекло как минутный каприз
ясный день или отблеск полуночный
уходящая тень промелькнет
шелест грез сквозь туман этот сумрачный
изгибаясь стремится вперед
тяжело опускается вниз
хочется чтобы все это знание
утекло как минутный каприз
ясный день или отблеск полуночный
уходящая тень промелькнет
шелест грез сквозь туман этот сумрачный
изгибаясь стремится вперед
Хуюшечки: [ Тексты ]
Комментарии [4]
Вторник, 14 Февраля 2006 г.
00:14 На полу
ляжешь на пол и вздрогнешь от холода
ощутив притяженье глубин
я считал что мы все еще молоды
сквозь гримасу седин и морщин
ждет земля льдом покрывшись на севере
и на юге треща от жары
жук ползет по росе что на клевере
и енот смотрит вдаль из норы
ляг на пол сапогами истоптанный
и вдохни аллергенную пыль
и как в те времена допотопные
затрясется качаясь ковыль
ощутив притяженье глубин
я считал что мы все еще молоды
сквозь гримасу седин и морщин
ждет земля льдом покрывшись на севере
и на юге треща от жары
жук ползет по росе что на клевере
и енот смотрит вдаль из норы
ляг на пол сапогами истоптанный
и вдохни аллергенную пыль
и как в те времена допотопные
затрясется качаясь ковыль
Хуюшечки: [ Тексты ]
Комментарии [2]
Воскресенье, 8 Января 2006 г.
00:47 Моя Хиросима. Литературно обделаный перевод.
снова ночь напролет орал ворон сиреной осипшею,
ветер выл и свистел - на дворе холода.
там у волн молят бога под тучей нависшею,
в Хиросиме моей не случилась, пока что, беда
проститутки во мгле растворились в своей деформации -
молят небо о смерти, а с неба прольется вода.
запах гнили морской не несет никакой информации,
в Хиросиме моей не случилась пока что беда
и не стоит грустить - ночи посланы нам, чтобы радовать
воздух пуст и спокоен и страхи твои – ерунда.
в темноте скрылись мысли и нечего даже угадывать
день, когда упадет на мою Хиросиму беда.
утро выйдет из ночи облезлой и грязной девицею:
макияж штукатуркой повис, все бегут кто куда.
в небесах жизни нет, ангел бросил позицию,
в Хиросиме моей не случилась пока что беда.
и не стоит грустить - ночи посланы нам, чтобы радовать
воздух пуст и спокоен и страхи твои – ерунда.
в темноте скрылись мысли и нечего даже угадывать
день, когда упадет на мою Хиросиму беда.
Собрал тут свои творения. Втыкайте дамы и херы!
ветер выл и свистел - на дворе холода.
там у волн молят бога под тучей нависшею,
в Хиросиме моей не случилась, пока что, беда
проститутки во мгле растворились в своей деформации -
молят небо о смерти, а с неба прольется вода.
запах гнили морской не несет никакой информации,
в Хиросиме моей не случилась пока что беда
и не стоит грустить - ночи посланы нам, чтобы радовать
воздух пуст и спокоен и страхи твои – ерунда.
в темноте скрылись мысли и нечего даже угадывать
день, когда упадет на мою Хиросиму беда.
утро выйдет из ночи облезлой и грязной девицею:
макияж штукатуркой повис, все бегут кто куда.
в небесах жизни нет, ангел бросил позицию,
в Хиросиме моей не случилась пока что беда.
и не стоит грустить - ночи посланы нам, чтобы радовать
воздух пуст и спокоен и страхи твои – ерунда.
в темноте скрылись мысли и нечего даже угадывать
день, когда упадет на мою Хиросиму беда.
Собрал тут свои творения. Втыкайте дамы и херы!
Хуюшечки: [ Тексты ]
Среда, 28 Декабря 2005 г.
00:53 плач о несбывшемся
где же тебя носило
в чертовой той дали
бога не упросила
встретиться не смогли
каюсь как потаскушка
падаю снова ниц
и в городской психушке
мне приготовлен шприц
солнце дрожит в осколках
карта пришла - беда
хочешь, завою волком
это же навсегда
в чертовой той дали
бога не упросила
встретиться не смогли
каюсь как потаскушка
падаю снова ниц
и в городской психушке
мне приготовлен шприц
солнце дрожит в осколках
карта пришла - беда
хочешь, завою волком
это же навсегда
Хуюшечки: [ Тексты ]
Понедельник, 26 Декабря 2005 г.
00:30 То, что глаголет Путин
Если глаза зажмурить,
Если заватить уши,
Можно не слышать бури
Или не видеть Буша.
Можно не слышать сути
Праведной, не иначе,
Той, что глаголет Путин,
Глаз от людей не пряча:
Да, господа, мы с вами,
Да, господа, мы вместе
Струйками гасим пламя,
Сахар втираем в тесто!
Вылепив так, как надо,
Хер для себя и плеву,
Евой пройдём по саду
Или Адамом к Еве!
Ну, а пока сожмёмся
И животы подтянем,
Всем не хватает солнца,
Солнце, оно для дряни.
Мы соловьи в полёте,
Мы дуршлаги и стержни,
Нам бы суженье глоток,
Чтобы глотать пореже!..
Я ничего не слышу,
Я ничего не вижу,
Я воробей на крыше
Или подсолнух рыжий!
Мне бы осколок солнца,
Мне поклевать бы зёрна,
Мне бы стаканчик полный,
Женщину попроворней!
То, что ПОТОМ, КОГДА-ТО,
Это уже бывало,
Мне бы сейчас зарплату
В реале, а не в астрале!
Чтобы ха-ха погромче,
Чтобы хи-хи поменьше,
Жизнь чтоб не в тонкий ломтик,
А… как зады у женщин!
(c) Игорь Белкин
Если заватить уши,
Можно не слышать бури
Или не видеть Буша.
Можно не слышать сути
Праведной, не иначе,
Той, что глаголет Путин,
Глаз от людей не пряча:
Да, господа, мы с вами,
Да, господа, мы вместе
Струйками гасим пламя,
Сахар втираем в тесто!
Вылепив так, как надо,
Хер для себя и плеву,
Евой пройдём по саду
Или Адамом к Еве!
Ну, а пока сожмёмся
И животы подтянем,
Всем не хватает солнца,
Солнце, оно для дряни.
Мы соловьи в полёте,
Мы дуршлаги и стержни,
Нам бы суженье глоток,
Чтобы глотать пореже!..
Я ничего не слышу,
Я ничего не вижу,
Я воробей на крыше
Или подсолнух рыжий!
Мне бы осколок солнца,
Мне поклевать бы зёрна,
Мне бы стаканчик полный,
Женщину попроворней!
То, что ПОТОМ, КОГДА-ТО,
Это уже бывало,
Мне бы сейчас зарплату
В реале, а не в астрале!
Чтобы ха-ха погромче,
Чтобы хи-хи поменьше,
Жизнь чтоб не в тонкий ломтик,
А… как зады у женщин!
(c) Игорь Белкин
Хуюшечки: [ Тексты ]
Am Yisrael Chai
[Print]
Смешная зебра