Она думает, в очередной раз созерцая эту экранизацию, что со времен Островского мало что изменилось. Кнуров с Вожеватовым кажутся ей абсолютно современными, реальными и знакомыми. Она даже заявляет, что не удивилась бы, если бы узнала, что орлянку в свое время бросали и на нее. Ну да, Она вообще любит приправить жизнь не всегда натуральным драматизмом. Вкуснее ей так, что ли? На то, что ее застрелит какой-нибудь Карандышев, Она, правда, особо не рассчитывает, но, наблюдая сцену «так не доставайся же ты никому», не без мазохистского удовольствия вспоминает о том, как ее однажды прокляли.
Чем дальше, тем отчетливее, глядя на Ларису, Она видит себя. При этом, кстати, от Ларисы Она совершенно не в восторге, для нее положительных героев в этой пьесе нет. Впрочем, обвинять ее, в отличие от себя, Она тоже не склонна, зато делит между нею и собою чувство острой жалости. Правда, Она уже начинает догадываться, что именно эта жалость пробивает брешь, в которую потом хлынут все ее тридцать три несчастья.
Вот Она смотрит, как мечется Лариса, всей шкурой помня, КАК это бывает. Ох, бывает… Пан или пропал – думают они, и - на «Ласточку», или - в гостиницу «Украина», или…. Не важно, куда, важно что не было никакого пана, что не бывает их, как, впрочем, и «пропалов» не бывает, но у них же, дурех, все, что не «пан», то - «пропал»… Отсюда и эти утренние трагедии…
Ладно, возможно, для некоторых и впрямь все было серьезно, учтем «жестокий быт, проклятый век», оправдаем Ларису по этим основаниям сразу и навсегда, но все же уточним некоторые детали. В чем, собственно, была проблема? Чего искали то? Не ради же процесса такие игры? Вот то-то и оно то… А потому что спасения искали. А спасения ищет кто? Прааавильно, жертва… А жертву ожидает что? Прааавильно, первый же проходящий мимо хищник не преминет воспользоваться беспомощным состоянием. И не надо вспоминать про «проклятый век», эти законы выживания сильнейших/гибели больных были, есть и будут в животном мире, а человек тоже наполовину животное. Жаль, что только наполовину, из-за этого насмерть обычно не загрызают, а так, потешатся осознанием себя как Сильного, и дальше пойдут. Но жертве будет еще больнее, чем было до встречи со спасителем, хищником оказавшимся. И от него опять, не приведи господь и скорее всего, к другому хищнику спасаться побежит. Ага, ага, как Лариса к Кнурову, это счастье еще, что у него были «кандалы - слово купеческое», а то бы понеслось, вон, Она знает. Вот поэтому то в поисках спасения наживают себе такого, что и впрямь захочется Карандышевых за пулю благодарить.
Ну да не будем углубляться, они и так прекрасно знают, как это бывает больно, не лучше ли посмотреть, от чего же это, собственно, мечтаем быть спасенными? Неужели от участи встретить климакс «внезамуже»? Ой, не врите. Будь это и впрямь так - вас бы враз спасли, взять вот хоть бы и Карандышевых, на которых свет клином не сошелся, и не тошнило бы так. А тошнит – потому что не от вашей болезни это лекарство. Ваш то спаситель - он же не муж, простой человек, живущий в той же жизни с вами. Он же ж - Спасииитель, он должен увести оттуда, где Ларисины «зачем я живу - не знаю…», и твои недовольства жизнью и собой, увести от страха, ну и, заодно уж, от чего там придется, то ли от безденежья, то ли от оскорбляемого самолюбия, то ли от… от… от всего, короче, и желательно на белом коне первым классом. От кого, девочки, спасаемся? От себя опять, ага?
Ладно, оставим тут вопрос «зачем я живу», ибо поиски ответа на него – тоже, вобщем, поиски спасения, а мы уже решили – нафиг надо, да и затянулся что-то этот романс. Так и быть, открою вам страшную тайну, сама недавно совсем узнала.
Короче, НЕ НАДО ВАМ НИКАКОГО СПАСЕНИЯ, ВЫ И ТАК В ПОЛНОМ ПОРЯДКЕ. АГА, ПРИМЕРНО, КАК Я.

*А как только вы этим проникнетесь, станет еще лучше, между прочим. Жалко, Лариска, что тебя Карандышев грохнул, душевно бы сообразили на троих.*