Я долго думала, как именно можно покрасить волосы, чтобы в них был желтый цвет, и синий. Чтобы это было интересно, и красиво. Я люблю красить волосы в разноцветие, это для меня один из видов психотерапии. И мне хотелось демонстрации, такого себе statement'а. Красивый, креативно-творческий вариант я до сих пор не смогла придумать, поэтому пошла простым путём: чёлка - наше всё. И несколько дней назад Kukushka меня покрасила.

А потом я задумалась о том, почему же для меня так важно было это сделать. С первых дней полномасштабной войны я думала о том, что хочу жёлто-синих волос, и загвоздка была только в форме. Конечно, я давно не красила волосы в что-то новое. Конечно, весна-солнышко и хочется "обновить" внешний вид. Конечно, мне нравится иметь в своей внешности символ Украины. И, конечно, я люблю выпендриться и привлечь внимание. Но самым интересным оказалось то, что не "конечно". О чём я сознательно вообще не думала, но на самом деле, это мне было нужно.

Сине-жёлтая чёлка, это явный и однозначный знак "Не влезай, убьёт!". Для тех, кто поддерживает действия россии в Украине. Для тех, для кого "всё неоднозначно" и "обе стороны врут". Для незнакомых людей, с которыми жизнь может свести в тех или иных ситуациях, и с которыми может завестись "small talk". Объявление большими буквами: "Фильтруйте базар!"
И ведь не так, чтобы мне прямо на каждом углу попадались люди, которые могут сказать какую-то хрень, ляпнуть не подумавши, или наоборот подумавши. Но жизнь-то научила, что после 2014-го года каждого русскоязычного на подлёте нужно было проверять вопросмо "Крым чей?" и в случае малейшей паузы в ответе, разворачиваться и удаляться на максимальной скорости.

Я читаю записи, или комментарии тех, на кого подписана в Джорналс, и кто живёт в россии. И вижу за ними вот эти фотографии. Фотографи немецкой девочки-подростка, которой было 15 в 1942-м. Она просто жила в Берлине, и писала в свой дневник. И сохраняла фотографии. Вот, например, фотографии лета 1943-го. Всевозможные экскурсии и выезды на пикники в окрестности Берлина.

Вторая мировая война идёт уже почти четыре года. Евреев сжигают в концлагерях, Ленинград в блокаде, Украина и Беларусь оккупированы, миллионы человек эвакуированы. В Берлине девушки ездят на экскурсии. Люди на этих фотографиях ещё не знают, но их жизни уже разрушены. У них больше нет того, что они считали своим будущим. Они думают, что планируют свою жизнь через год, через пять, через десять.

Сейчас мир живёт гораздо быстрее, чем в 1940-х. Я не возьмусь сказать, сколько времени ещё осталось у россиян на наивное непонимание, что обычная жизнь, как они её представляют, уже закончилась. Что я могу сказать с уверенностью: у них точно нет тех нескольких лет с солнечными летними фотографиями, которые были у немцев. Счёт идёт на месяцы.

Статья на английском: https://www.spiegel.de/fotostrecke/...ecke-96998.html

Очень долго я думала, что "молчуны", с которыми я тут в Джорналсах тесно общалась, и которые активно писали до 24-го февраля, но резко замолчали после, не высказывают своё мнение о происходящем вслух, потому что боятся осуждения со стороны соотечественников. Типа они осуждают действия россии, но боятся разрыва связей с теми, кто внутри и зазомбирован.
А сейчас я почти уверена, что боятся они осуждения совсем с другой стороны. Они боятся сказать публично (даже на уровне Джо), что действия и позицию своей страны они поддерживают. И это объясняет не только молчание в постах, но и тишину в личных сообщениях.

Час назад. Запись в Фейсбуке одной из киевских волонтёрок:

попросили не везти дитяче харчування.
бо дітей нема - повбивали.
буча.
ірпінь.
гостомель.

У меня в жизни тоже не только война.

Ребёнок пошла ночевать к подружке. В 22:30 звонит, говорит, подружке плохо, тошнит, явно заболела. Мне, наверное, не стоит тут ночевать, можно я домой пойду? Идти пешком минут 15, ночь на дворе. Я уже представляю, что там сейчас планируют девочку в скорую везти, как мне успеть забрать Дусю, чтобы людям не пришлось ждать, пока я туда успею дойти...
И тут ребёночек радостно вопит "С первым апреля!!!".

И что вам сказать, облегчение, что мне в пол одиннадцатого ночи не нужно одеваться во много слоёв одежды (на улице +3°C) и переться куда-то, чтобы забрать её домой перевешивает моё возмущение на все 100% Ну и ребёнок - молодец, услышала, что мама поверила, не стала тянуть резину, и призналась сразу, что шутка удалась. В общем, я даже сильно напрячься не успела. Но сообщение "Жопа ты!" по телефону ей отправила

Я сегодня помыла окно. Хотела было окнА, но сил не хватило. Но у меня и одно - от потолка до пола и в три створки. В общем, много.

Видится мне в этом некая символичность. И даже не та, о которой много говорят, когда люди берутся за уборку в состоянии стресса, кто-то чтобы отвлечься, кто-то чтобы избавиться от грязи не только в прямом, но и в переносном смысле. У меня в этом всём речь про ясность, открывание глаз и т.д.

Месяц идёт война. россия убивает украинцев, разрушает украинские города, сёла, аэродромы и угражает всему миру атомным оружием. И если кому-то за этот месяц ещё что-то недостаточно однозначно или слишком болезненно, чтобы признать это вслух, значит надежды там больше нет.

Месяц идёт война. Пора протереть глаза, и тем, кто ёё не видит, и тем, кто думает, что кто-то мог не выбрать свою сторону в этой волне, если промолчал.

Тут очень много букв, и я очень советую прочитать их полностью. Если знаете английский, то по ссылке, там больше, чем на русском. И с фотографиями.

РАНЬШЕ Я НИКОГДА НЕ ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО НАРУШИТЬ ТИШИНУ БЫЛО НАСТОЛЬКО ВАЖНО

Мы были единственными международными журналистами, оставшимися в Мариуполе. Мы более двух недель документировали его осаду российскими войсками. Мы делали репортаж из больницы, когда в коридорах появились вооруженные люди. Хирурги дали нам белые халаты для маскировки.
Вдруг на рассвете ворвался десяток солдат: «Где журналисты, черт возьми?» Я посмотрел на их нарукавные повязки (синие — украинские) и попытался вычислить вероятность того, что они замаскированные русские. Я шагнул вперед, выдав себя. «Мы здесь, чтобы вытащить вас», — сказали они.
Стены операционной сотрясались от артиллерийского и пулеметного огня, и казалось, что внутри безопаснее. Но у украинских солдат был приказ вывести нас. Мы выбежали на улицу, бросив приютивших нас врачей, попавших под обстрел беременных женщин и людей, которые спали в коридорах больницы, потому что им больше некуда было идти. Я чувствовал себя ужасно, оставляя их всех.
Девять минут, может, десять — вечность по дорогам мимо разбомбленных домов. Когда рядом разрывались снаряды, мы падали на землю. Ударные волны одна за другой сотрясали мою грудную клетку, мои руки похолодели.
Мы добрались до входа, и бронемашины увезли нас в темный подвал. Лишь там мы узнали от знакомого полицейского, почему украинцы, рискуя жизнями своих солдат, вывели нас из госпиталя. «Если вас поймают, вас снимут на камеру и заставят сказать, что все, что вы снимали, — ложь. Все ваши усилия и все, что вы сделали в Мариуполе, будет напрасно», — сказал он.
Полицейский, недавно умолявший нас показать миру его умирающий город, теперь умолял нас уйти.
***
Снаряд за снарядом русские выводили из строя системы подачи электричества, воды, доставки продовольствия и, наконец, самое главное, отключили мобильную связь, радио и телевидение. Немногие остальные журналисты покинули город до того, как связь окончательно прервалась и началась полная блокада.
Отсутствие информации в условиях блокады преследует две цели. Первая — хаос. Люди не понимают, что происходит, и паникуют. Вторая — безнаказанность. Без кадров разрушенных зданий и умирающих детей российские войска могли делать все, что хотели. Если бы не мы, таких кадров бы не было.
Вот почему мы пошли на риск, чтобы показать миру то, что увидели. И это разозлило россиян настолько, что они выслеживали нас.
Раньше я никогда не чувствовал, что нарушить тишину было настолько важно.
Врачи умоляли нас снять семьи, которые привозили погибших и раненых родственников, и позволяли нам использовать их генератор для подзарядки наших камер. Они говорили: никто не знает, что творится в нашем городе.
***
9 марта два авиаудара прорвали пластик, прикрывавший окна нашего фургона. Я заметил огненный шар за мгновение до того, как боль пронзила мое внутреннее ухо, мою кожу, мое лицо.
Мы увидели, как над родильным домом поднимается дым. Когда мы оказались там, спасатели все еще вытаскивали из руин окровавленных беременных женщин.
Аккумуляторы наших камер были почти разряжены, у нас не было связи для отправки изображений. До комендантского часа оставалось несколько минут. Полицейский подслушал, как мы обсуждали способы сообщить о взрыве в больнице.
«Это изменит ход войны», — сказал он. Он отвел туда, где было электричество и интернет.
Мы сняли так много мертвых людей и мертвых детей, бесконечно много. Я не понимал, почему он думал, что больше смертей что-то изменит.
Я был неправ.
11 марта во время короткого звонка наш редактор спросил, можем ли мы найти женщин, переживших авиаудар по роддому, чтобы доказать их существование. Я понял, что кадры из роддома должны были быть достаточно мощными, чтобы спровоцировать реакцию российских властей.
Мы нашли этих женщин в другой больнице. Одни были с младенцами, другие — в родах. Мы узнали, что одна женщина потеряла ребенка, а затем умерла сама.
***
Мы вдвоем и семья из трех человек втиснулись в Hyundai и стали в 5-километровую пробку за городом. В тот день из Мариуполя выехало около 30 тысяч человек — так много, что у российских солдат не было времени вглядываться в окна машин, замотанные полиэтиленовой пленкой.
Мы пересекли 15 российских блокпостов. На каждом из них сидящая на переднем сидении мать семьи, с которой мы ехали, неистово молилась — достаточно громко, чтобы мы могли услышать.
Подъехав к шестнадцатому блокпосту, мы услышали голоса. Украинские голоса. Я почувствовал огромное облегчение. Мать на переднем сидении расплакалась. Мы вышли.
Мы были последними журналистами в Мариуполе. Теперь там нет журналистов.
Мстислав Чернов, АР


Оригинал текста: https://apnews.com/article/russia-u...jdmwLR_4JmTD1x0

Только что (на самом деле не только что, с поправкой на скорость распространения информации в сети) прилетела ракета в торговый центр в десяти минутах ходьбы от моего дома в Киеве. Его очень долго строили. Замораживали, размораживали, замораживали снова. Наконец построили, и тут корона. Я там ни разу не была. И больше не побываю.
Я очень рада, что это был торговый центр. А не жилые дома. В жилой дом в соседнем микрорайоне попали вчера.

Я очень хочу, чтобы у всех тех, кто отписались от моего дневника из-за переизбытка агрессии в адресс россии, каждое утро начиналось с просмотра фотографий из Украины, и каждый вечер этим заканчивался. Чтобы к тому времени, когда они начнут за это платить, у них не возникло никаких вопросов за что, "за это".

Мама в Праге. Моя. Женькина - всё так же под Киевом, не хочет уезжать.

У меня корона. Два года не болела, а на третьей неделе войны с добавкой в виде решения вывозить / не вывозить и организации процесса, организм таки не удержал оборону. Кто бы сомневался, самый пик болезни был ровно в самый сложный день эвакуации.

Я ещё не сказала? Да, нам повезло. Мама сумела спокойно доехать на электричке из пригорода на вокзал, провела на вокзале всего полдня, ехала дальше сидя в купе, и в вагоне было настолько просторно, что не было проблем сходить в туалет. А в туалете была туалетная бумага. И поезд приехал всего на пять часов позже, чем по мирному расписанию.
Я хотела написать про "повезло" ещё, но нет, дальше речь не идёт о везении. Речь о человеческом факторе, о людях и о невероятном уровне взаимопомощи, который сейчас во всём, что касается Украины, на запад от её восточных границ.

Мама доехала на поезде до Ужгорода. А в Ужгороде её встретил, обогрел и накормил свёкр моей берлинской знакомой. Он же, пока мама ехала, съездил из Ужгорода в Чоп, чтобы посмотреть, какая там обстановка на ж/д вокзале, и оценить, справится ли мама сесть в какой-нибудь из поездов через границу. И пока этот вариант рассматривался как рабочий, нашёл другой, прямой до Праги, в минибусике, который возил в мирное время людей и посылки, а сейчас возит гуманитарку и беженцев. Так что обогретая и накормленная мама села вечером в этот бусик и провела всю ночь на границе. Но не пешком на морозе, а сидя и в тепле.
В общей сложности, дорога из Ужгорода до Праги заняла около 30 часов. Потому что бусик заезжал в несколько точек в Украине, собирая людей, а потом в Словакии и Чехии завозил их в разные населённые пункты "по дороге", иногда пересаживая кого-то в другой транспорт, потому что ему более по дороге конечный пункт их следования. Такая вот международная маршрутка. Чтобы людям бегущим от войны не нужно было в чужой стране на незнакомом языке разбираться, как добраться от вокзала дальше.

Итого, дорога из дома свекрови до дома моего друга в Праге заняла больше 2,5 суток. Всё это время, с перерывами на сон, я и брат были с мамаой на связи и решали на ходу, что будем делать, если удастся сесть в поезд до Львова? А что если до границы с Румынией, что если Ужгород? Куда и как дальше, если переехать границу удастся только до ближайшего населённого пункта на той стороне? Как выезжать через Словакию? Как через Венгрию? Как через Румынию? Как через Польшу? Какой вариант лучше? Какой вариант безопаснее? Какой вариант комфортнее для пожилого человека без иностранных языков? Кроме этого, полдня был на связи свёкр моей знакомой. Который рассказывал обстановку, предлагал варианты, заботился о маме на месте. Вчера целый день был на связи мой пражский друг. Которому сказали, что по плану мама приедет в первой половине дня и хочет сразу же ехать дальше в Берлин, а в течение дня график всё сдвигался и в конце концов он встречал её на вокзале уже после полуночи.
У моей мамы были деньги на карточке, достаточно денег на телефоне и рабочий роуминг, она всё время была в тепле, относительном комфорте и всё время на связи (очень рекомендую: расшар собственного местоположения в картах Гугла. Мы знали, где именно мама, даже когда она спала, и нам не пришлось постоянно дёргать её, где ты? когда уже доедешь?).
А от того, чтобы не сходить с ума от беспокойства, меня спасала корона, температура, и общее самочувствие, в котором не была ресурса на беспокойство не по делу. Мы получали информацию, ставили задачи, решали, иногда спорили с братом в отдельно чате, чтобы не беспокоить маму, и с каждым шагом двигались вперёд.

Когда Вадим написал "Есть контакт", т.е. мама уже с ним (ему, кстати, не случилось с ней познакомиться во временя моей чешской жизни, так что они ещё должны были опознать друг друга на месте), я переключилась в режим "мама доехала". При том, что на самом деле, ещё не совсем, но с другой стороны, уже да. Мама уже в мирной жизни. В гостях у моих друзей, где всё понятно, что, куда и как. И все последующие шаги совершенно знакомые и почти рутинные. И мама сегодня гуляет по Праге. Потому что, с одной стороны, ей таки стоило сделать паузу, отоспаться и чуть-чуть отдохнуть, а с другой, чем дальше я продвинусь в борьбе с вирусом к её приезду, тем меньше для неё опасность заразиться.

Мне очень-очень повезло. Потому что моя мама бодра, склонна к авантюрам, и довольно легко относится к жизни и проблемам. Она привыкла к путешествиям и ещё не забыла многочасовые поездки автобусами через границы. Мне повезло, что у нас с братом была возможность рулить этим процессом дистанционно, и не беспокоиться о финансовой стороне (денег почти не пришлось тратить, но мы были готовы и к другим вариантам). Мне повезло, что я - украинка, и сейчас я могу написать любому своему знакомому украинцу и попросить о помощи, и я её получу. Или напрямую, или меня передадут по цепочке дальше. Или даже, как с помощью в Ужгороде, мне просто предложили её ещё неделю или две назад в формате: если будешь кого-то вывозить, имей в виду.

Так "везёт" далеко не каждому. И даже не большинству. Большинство беженцев из Украины сейчас бегут в неизвестность. Без знакомств, без родственников там, без больших денежных запасов. Им помогает огромное количество людей, но они совсем, совсем не в таких комфортных условиях, как была и есть моя мама. И очень долго ещё не будут даже близко к этому уровню комфорта. Каждый день, каждый час, каждую минуту войны, которую ведёт Россия в Украине, этих людей становится больше.

На первой фотографии Мариупольский драматический театр перед тем, как один из россиян (не путин) сбросил на него бомбу. На второй - как театр выглядит сейчас (вид сбоку).

По ссылке - видео. Снятое в театре незадолго до бомбёжки: https://www.facebook.com/nunebars/v...18077735150270.