... Эдуард был очень болен, спиртное разрушило его организм, а страдания – психику. Это был осколок человека, не обладающий ни волей, ни жизненной силой. Бескровное лицо Эдуарда хранило на себе печать трагедии, пережитой им и заразившей каждую черту его облика. Под оттиском страдания на этом лице уже угадывалась отрешённость смерти.
Остриженные, но успевшие отрасти, волосы больного казались серой дымкой, бледным ореолом. Хрупкие, сухие руки его, лежащие поверх одеяла, были воплощением физической слабости, по ним можно было судить о степени истощённости тела.
Неужели взрослый, вполне здравомыслящий человек мог до такой степени предаться отчаянию, что оно сделало из него инвалида? На это годна только безвольная личность, или фанатик, опустошивший себя своей одержимостью. Эдуард не сделал ни одной попытки вернуться к нормальной жизни; он, как истеричный подросток, погрузился в своё горе и не пожелал избавления.
Так мог бы подумать любой посторонний человек. Но Альган знал подлинную суть душевной слабости Эдуарда. Любовь, так подорвавшая его жизненные силы, была явлением столь редким среди людей, что её мало с чем можно сравнить.
«Почему он до сих пор не мёртв?» – пронеслось в голове Алека.
Стараясь сохранять спокойствие, он поднялся и простёр над больным руки. То, что он совершал, требовало от него полной концентрации, и ему пришлось освободить всех людей, находящихся под властью его воли. Он лечил Эдуарда, и делал это ещё с большим усердием, чем когда лечил Демке.
Человек, лежащий перед ним, был погружён на самое дно помрачения. Он уже не испытывал той душевной боли, что истязала его огнём. Он уже сгорел, обратился золой, которую теперь постепенно уносило дуновение смерти.
Почему он до сих пор не мёртв? Причина в слепой, фанатичной потребности увековечить свою любовь. Над хаосом смятенных чувств Эдуарда по-прежнему царил образ Альгана. Уйти означало дать угаснуть этой дивной звезде, лишить возлюбленного своей тайной поддержки. Эдуард отрёкся ради Алека не только от собственной жизни, но и от смерти. Он мог бы остаться в этом состоянии до глубокой старости.
Однако это не входило в планы его судьбы.
Странный импульс, пришедший извне, несмело, будто на ощупь, коснулся угасшего рассудка Эдуарда. Это не пробудило его от летаргии, а лишь потревожило, как резкий удар. Новый толчок, более решительный, пробил трещину в болезненной корке, затянувшей разум, и в эту щель, будто свет, пролилось какое-то неизведанное или давно забытое упоительное чувство. Блаженство…
Только один человек на Земле мог вызвать такую эйфорию. Всё ещё находясь во власти затмения, Эдуард содрогался от непрестанно звучащего в нём вопроса-восклицания: «Он здесь!»
Больной приходил в себя. Он слышал голос этого человека, ощущал его над собой. Огненными точками горел на его теле взгляд Альгана. Действия Алека бросали его из глубины болезни вверх, навстречу дивному свету, рывками поднимали его и не давали соскользнуть обратно. ...