До сих пор помню те зимы. Январь - апогей смерти, середина белой безжизненой протяженности, покрывший все от горизонта до горизонта.
Все цепенеет вокруг, люди на остановках подпрыгивают, пытаясь разбудить эту несчастную железу и выжать из нее в текущую неравномерными судорожными толчками кровь, хотя бы капельку эндорфинов. Ничего не выходит у них, железа погружена в себя, она спит и сосет лапу. Она видит лето, слышит звон мух и листья лопухов, мерно шевелящиеся под знойным перламутровым маревом. А может это листья тополей? Летит пух и не долетая до земли взвивается снежной крупой. Позёмка. Извиваясь, уносится в мутную мглу, желтоватую в начале от света фонарей и неимеющую никакого оттенка вдали.
Туда иду и я, гонюсь за позёмкой.

Это влияние Login

Тут вдруг многие стали писать о свободе....Вроде как: "Это сладкое слово-свобода, но не все его понимают".
А я когда-то стих написал, а-ля Тарковский....по-моему в тему будет.

мне хотелось разбить скорлупу
задержать уходящее лето
дни подобно удару кастета
не дают мне поставить стопу

мне хотелось разбить скорлупу
чтоб вместить в себя всех расстворяясь
подалось вроде я улыбаюсь
но мне некуда ставить стопу

мне хотелось разбить скорлупу
чтоб на лицах разгладить морщины
тусклый свет твоей тонкой лучины
не дает мне поставить стопу

мне хотелось разбить скорлупу
чтоб любить тебя снова и снова
кем-то брошено грязное слово
не дает мне поставить стопу

мне хотелось разбить скорлупу
ощутить единение с богом
но явились менты на подмогу
не дают мне поставить стопу

мне хотелось разбить скорлупу
но дают мне благие советы
от них сильно воняет клозетом
и мне некуда ставить стопу

мне хотелось разбить скорлупу
но давно миновал я вершину
затянуло с рожденья в машину
и мне некуда ставить стопу

мне…

Я дернулся направо, потом налево. Помотал башкой. Картина не изменилась. «Блять, забастовка»,- пронеслась и изчезла глупая мысль. Какая еще к хуям забастовка в дьюти фри?
И хуйнул я галопом налево. Сумка с ебучим тяжеленным лептопом, шарфом и найденными мной в недрах домашнего гардероба перчатками, привезенными мной еще из Совейского Союза хуй знает когда, с невъебенной яростью терла мне плечо. Пустые ряды лавок проносились мимо. Магазины были закрыты и темны, но вдали виднелся свет. На него-то я и хуярил, как припизднутый мотыль в период роения летит на лампочку. И вот этот свет совсем рядом. Можно разглядеть вывеску с буквами WC. Это и есть свет в конце тонелля-ебаный сральник! Ебическая сила! На опущенных жалюзях околотуалетного магазинчика я разглядел бумажку, она висела в 20-ти см от пола. На ней виднелись буквы, которые сказали мне: «Хуй Вашей морде, господин хороший, у нас переучет в честь грядущего мерри нью года. Если Вам все же необходимо потратить деньги и накупить всяческой хуйни, то поворачивайтесь к лесу передом, ко мне задом и пиздуйте себе искать гейт намбер 69. Напротив него открыт один из наших филиалов. Хуярьте, три-четыре! » Блять, как захуярил я рысью обратно и нашел таки его. Влетев внутрь и схватив бутылочку виски J&B емкостью 1.125 литра я перевел дыхание. Жизнь становилась веселей. Толька одна дилема задержала меня не надолго, какие духи купить жене, а какие любимой? Почесав левое яйцо я принял ниибацца мудрейшее решение! И той и другоя я купил духи NU. А нехуй друг друга им вынюхивать посредством меня и задавать мне всякие вопросы. Пусть будут одного запаха.
Блять, иногда я такой умный, что сам удивляюсь, обычно это после анального секса бывает. Хотя тут была похожая ситуация, с полетом к свету вывески аэродпромного сральника.
Ебнув дабл эспрессо в буфете я загрузился в самолет и занял место у иллюминатора. Заглянув в него я увидел крыло с надписью малюсенькими буквами «control point» и подвешенным к нему ахуенным мотором. Турбина, ебаться-сраться. И только извернувшись и вытянув шею под каким-то тупым, как три залупы в связки углом я увидел землю. Земля в иллюминаторе блять! И тут на соседнее кресло наебнулся 170-ти килограммовый хасид.

Be continued

Путешествие мое началось ночью. Самолет отлетал в 5:30, но я решил всех наебать и вызвал такси на 1 ночи. Я, думаю, всех вас на хую видал! Я приеду за 3 часа до отправления, как в рекомендациях написано, а еще лучше даже раньше! И поскакаю в любимое место всех израильтян-дьюти фри!
Такси мчалось в аэропорт, как голый на еблю и в 1:40 я как последний долбоеб прибыл ко входу в терминал. Взглянув на экран и выловив номер стойки для регистрации, я пополз туда. И простоял около нее ровно час...Меня окружали какие-то американские русские и просто хуй проссышь кто...публика, короче в рот бы ей ноги..
В 2:40 появилась девица и сказала, чтобы я пиздовал к соседней стойке, тут у них бизнес класс, а я, хуерыга имею билет в экономи...
У соседней стойке меня спрсили, прошел ли я проверку на безопасность. Хуй!-говорю я им.
Тебе два,- отвечают они,-Писдуй, говорят, дорогой вооооон в тот конец, где стоят мальчики-девочки, они тебя поебут и дадут наклейку на жопу. Вернешься с наклейкой-зарегистрируем. Не вернешься, тогда и в рот тебе подзаебать.
Какого блять нахуя хуя!-запиздоболил я. -Час я стою тут и не одна пизда не сказала мне! За мной очередь в 50 человек, ебать бы их не хотеть!! Пусть меня здесь проверят!
Хуй в нос, дорогой юный господин! Хуй Вам в глаз и в таз! Проследуйте туда за наклеечкой...
И я проследовал. Милый мальчик долго пялился в мой паспорт. А я скажу вам по секрету, фотка в нем выцвела к хуям. Хуй проссышь, то ли я на ней, то ли Менгисто Хайле Мариам. Хуй какой-то мужского пола. Короче хрень, а не фотка.....
Be continued

Вторая моя заноза именуется предательством. Я всегда гордился своей порядочностью, не бросал в драке друзей и бывал бит от всей души, не ябедничал и не выдавал виновных. Я себя уважал, был уверен, что предательство не для меня. Подкралось это незаметно...
Когда второй семестр первого курса подходил к концу, на перемене ко мне подвалила староста группы. В руках ее был листочек бумаги, она собирала подписи против сокурсника. Учился он хуево, старосту посылал к хуям, короче был он распиздяем. Я и сам не отличался особым прилежанием к учебе. На это она и надавила.
-Мы должны держаться вместе, - говорила мне она. -Сегодня ты поможешь мне, завтра, глядишь, я выручу тебя.
Забегая вперед, скажу, что когда мне понадобилась ее поддержка, я, как водиться, получил от хуя уши.
-Дайте парню шанс,- вяло вякнул я со смутной надеждой, что она отъебаться от меня. Сумел же я приучить ее не просить у меня взносы в Фонд мира. «Хочешь мира, готовься к войне. Si vis pacem, para bellum, блять! А на войну денег я вам хуй дам!». Я был пацифистом. И прекратили ко мне обращаться за взносами.
Но тут это дело не сработала, староста насела на меня от все души. – Смотри, сколько подписали! Давай, не выебывайся, -она силой сунула мне ручку. – Давай!
И я подписал. С весенним набором парня забрали в армию, я остался учиться. Так и не смог себе это простить до сих пор.
Продался я по-дешевке, как последняя обкомовская блядь.

Из реки вода течет
И в колодец сoчится.
Хоть хуево мы живем,
А все ж ебаться хочется.

Частушка


В восьмом классе Сереже Газорулько наконец-то смогли прилепить кликуху. До этого как-то ничего не приклеивалось, а тут получилось с первого клика. И погоняло-то какое мерзкое нашлось: "Газа". Злило оно Сережу со страшной силой, а больше всего выводило из себя, что девицы- одноклассницы с радостью его подхватили. "Газа, блять, Газа!" Вот ведь блядство.
Газа и до этого не был избалован женским вниманием. Лицо его было с правильными чертами, если взять каждую такую черту в отдельности. А вместе они выглядели как-то криво и отталкивающе. Глядя на его рожу, на ум приходили неприятные слова: "Подлец, мудак и долбоеб". Учился он, к тому же не блестяще, пить на вечеринках отказывался, а если и соглашался, то с полстакана "Солнцедара" блевал дальше, чем видел. Рост у Сережи был вполне подходящим, но худоба и кривая осанка поднасрали ему и здесь. Он не был очень уж отталкивающим, но и не привлекал к себе девиц.
От продолжительного девичьего игнора незаметно и постепенно стали развиваться комплексы. Выработалась невероятная застенчивость, которая переходила в заикание, когда в компании Газе приходилось что либо говорить. На него смотрели девочки. Он бормотал невнятные фразы, обильно вставлял слова-паразиты, краснел и с шумом втягивал воздух. Глядеть на него было стыдно, таким он был в тот момент уебищем. Позорил мужской коллектив класса. Подростки-жестокий народ, не знающий тактичной жалости, поэтому презрение к Сереже мало кто скрывал. Однажды даже спиздили его портфель и насрали туда. Хулиганы, в рот их не хотеть!
Совсем ничего не выходило у него и после школы. В институт поступить не удалось, не добрал какой-то несчастный один бал из-за сочинения. Нависла угроза красной армии, а ее Газа боялся как чумы. Делать было нечего и пришлось ему поступить в ТУ. Нет, это не самолет, блять, Туполева. Это Техническое Училище. Озабоченный Газа окрестил его «ебстилищем». Это звучало так: «Хули ты в ебстилище не был вчера?». И ответ Газиного друга Муни Жозла: «Да проспал я нахуй».
В Ебстилище Газа познакомился с деревенским подвидом гомосапиенсов. Это были девицы. На выбранной Газой специальности- радиомонтажник, парней было двое: Газа и Муня Жозёл.
Остальные были существа с матками, придатками и овуляцией. Бабы. Они приехали из окрестных деревень с целью устроиться в городе. Ждала их работа на сборочном конвейере местного радиозавода. Вид этих существ убил остатки Газиного либидо.
Бабы были инопланетянками. Они даже говорили на другом диалекте, а будучи вызваны к доске, просто переставали говорить по-русски, неправильно склоняли и спрягали, терялись в падежах, суффиксах и приставках. Это происходило потому, что отвечая у доски, нельзя было использовать катализатор речи, т.е. мат. А без него слова не связывались в предложения, разрушались ДНК речи. И рты девиц несли жуткую хуйню. Не лучше дело обстаяло и на переменах, говорить с дерёвней было просто стремно.
Газа и помыслить не мог выебать такое существо, это все равно, что поиметь бродячую собаку какую.
Да и сами девицы, сочтя Газу высокомерным снобом (так они истолковали Газин страх перед ними), предпочитали давать Муне Жозлу, который поил их портвейном и ебал на своем садово-огородном участке, гордо именуемый дачей.
И вдруг случилось. Это была какая-то флуктуация в однородной Газиной половой невезухе. Наклюнулась ебля!
Сережин дружок Синий Ливер был принципиальным человеком. И задроченная банальность «не еби где живешь» была для него догмой. В ту пору работал Ливер в доме отдыха, то ли железнодорожников, то ли шахтеров, поваром. И подружился с медсестрой Катей. Катя была замужем, но как не странно хотела Ливера, а этот принципиальный долбоеб довел бедную женщину до того, что она требовала ебли прямым текстом. Но хуй там! Не на того напала, Ливер обладал невероятным упрямством.
В один из весенних дней Ливер пришел к Газе распить Газину водку. Одолев половину и расчувствовавшись Ливер поделился с другом информацией.
-Заебала сука нахуй, -жаловался он.
-А она стрёмная?-заинтересовался в жопу бухой со 150 г. водки Газа.
-Да нет, можно разок.
-Дык какого хуя ты ее не ебешь?!- замученный бессонными, со стоячим хуем в кулаке ночами Газа не мог понять как можно отказаться от Кати.
-Ебал я нахуй,- аргументировал Ливер.-Не хуй блять! Сам ее еби!
Глаза у Газы внезапно загорелись, зрачки расширились, а потом сузились. В ушах звенело. Спазм сдавил низ живота. Газа с трудом выдохнул: «А как?»
-Да хоть раком, хоть через жопу,- отозвался Ливер и с хрустом зажевал огурец, выловленный пальцами из трехлитровой банки.
-А она мне даст, как ты думаешь?-Газу потряхивало от напряжения.
-А хули!- выдал Ливер и вылил остатки водки в свой стакан. –Куда, блять, она на хуй денется.
-Слушай меня нахуй, -план Ливера был незамысловат и безотказен, как лом дворника Иннокентия, долбившего в Газином дворе весенний лед.

Шампанского в те годы в магазинах захолустного Газиного города найти было невозможно, не водилось оно там. Но пронырливый Синий Ливер нашел выход. В два часа дня Газа занырнул в вагон-ресторан поезда Одесса-Хуеплетинск, стоящего на станции 15 минут и вскоре показался оттуда с двумя противотанковыми бутылками, пачкой сигарет «Дойна» и шоколадкой фабрики «Рот-фронт». Не разбирая дороги несся Газа к дому и стремглав влетев на кухню, сунул шампанское в морозилку.
В три часа в дверь раздался звонок. Запустив в квартиру Ливера и Катю, Сережа ощутил возбуждение, которое специалисты называют психомоторным. Катя была неприметной, невысокого роста 24 летней женщиной с симпатичным лицом и легкой полнотой. У нее была замечательная улыбка. Голова Газы шла кругом, руки дрожали. Легкой трусцой он понесся в зал, выдернул из шкафа три бокала и вприпрыжку, как школьник-дурачок поскакал обратно. На пороге в комнату Газа споткнулся, один из дорогих хрустальных бокалов вылетел из его рук и разбился. И тут Газу будто окатили холодной водой. Он увидел себя, неуклюжего и нескладного, с искривленной осанкой и горящими глазами придурка, бегущего по корридору с бокалами в руке. И тут он успокоился. Извинившись Газа собрал осколки, спокойно принес новый бокал, открыл первую бутылку и разлил всем, не пролив ни капли. И впервые в жизни выпивка на него не подействовала.
Допив бокал Газа спокойным и размеренным голосом принялся рассказывать анекдот: "Глухонемой заходит в аптеку - купить презеватив. Шарится по прилавкам, чтобы показать продавцу, чего хочет приобрести. Не находит. Подходит к прилавку, становится напротив продавца.Думает. Расстегивает ширинку, достает член, кладет его на прилавок, достает деньги, кладет на прилавок. Продавец смотрит на глухонемого, на его член, на деньги, расстегивает ширинку, достает член, кладет на прилавок, забирает деньги, убирает член, застегивает ширинку и говорит: - Не уверен - не играй! "
Ливер с охуевшим видом неотрываясь смотрел на своего друга. Таким он Газу не видел никогда. Как только закончился анекдот и слегка опьяневшая Катя смущенно захихикала, Ливер вскочил на ноги.
-В рот мента по голове! -заверещал он. –Убьют меня нахуй! Опаздал, блять! Убегаю!
Улыбнувшись, Ливер стремительно исчез.
Была открыта вторая бутылка и незаметно рука Кати оказалась в Сережиной руке. И тут шампанское подействовало на Катю. Не забирая руку она поведала Газе, что вышла замуж в 17 лет, прибывая на четвертом месяце. Вытащила из кошелька и показала ему фотографию шестилетнего сынишки. Симпатичный мальчишка улыбался с глянцевого листа и строил Газе глазки. И продолжал глядеть со стола лежа рядом с фольгой от шоколадки на маму и дядю Газу, которые начали целоваться. Рука Газы нерешительно коснулась Катиной груди и тут Катя заговорила о своем муже.
-Какая же я была дура,- с надрывом произнесла она.- Молодая безмозглая дура. Он меня постарше, он был спортсмен-любитель с прекрасной фигурой и я запала на могучий бицепс. Я моментально забеременела и вместо того, чтобы сделать аборт и посадить этого козла за совращение несовершеннолетней, вынудила его на мне жениться. А он оказался тупым и мелочным, он бухает и не хочет работать, он....я...ребенок....»...
Газа перестал вслушиваться и голос Кати превратился в звуковой фон. «Какого же хуя ты с ним живешь тогда, если он такой гандон»,-звучало в голове Газы. «Врет она мне, блядь эта», -думал он, -«Так же как потом будет врать дома мужу, что задержалась на работе, заменяя подругу. Она себя оправдывает передо мной, как будто мне не похуй, кто она. Я же не собираюсь ее судить, мне она похуй, дешевка эта». Газа ужасно обиделся за поруганного за глаза мужа, может быть он ассоциировал его с собой.
Горячая волна,возникшая с началом поцелуев и поднявшая Сережину диафрагму чуть ли не к носу, стремительно опадала. То же самое происходило и с его хуем, разрывавшим до этого брюки. Он съежился до микроскопических размеров и норовил втянуться и изчезнуть в глубинах тонкого кишечника.
Вот же сука, вот же сука, вот же...-бесконечно стучало в Газиных ушах в такт магнитофону, оравшему: “One step beyond!”

Не помогло ничего...ни ее руки, ни губы, впрочем это Газа присек сразу, он был закомплексован и боялся минета как огня. Хуй Газы впал в анабиоз.
Прошло без малого 20 лет. Хуй Газы так и не пробудился. И случайно услышав в радиопостановке фразу: «Когда проснется спящий?» Газа заплакал навзрыд.

Блять! Хочу сказать пару добрых слов о моем друге. Звали его Лис, и был он одним из главных хулиганов той ебучей школы, где я получил аттестат созревания. Подружились мы не понятно как. Я думаю, я для него был ходячей энциклопедией. Я его уважал за острый, совершенно особенный ум и железную силу воли, которой мне, инфантилу, тогда очень не хватало.
Учились мы в параллельных классах и когда на перемене он заходил к нам, позвать меня пойти покурить и поиграть в сортире в секу, можно было наблюдать ту же картину, что и при исходе народа нашего из Ибибта. Я сидел на среднем ряду, Лис шел ко мне и по обе стороны от него разбегались налево и направо мои одноклассники, словно Красное море открывшее проход по приказу Моисея. Боялись его, считали ебанутым.
В один прекрасный день, в январе, когда на улице стояли невъебенные крещенские морозы, Лис закупил ящик венгерского сухого рислинга, наебнул какое-то количество этой хуйни и глядя на покрытые льдом окна решил послать это мир на хуй. Взял охуенный гвоздь, вбил его в косяк, надел на него веревку и повис. Веревка порвалась на хуй. Тогда он ебнул еще пузырь и решил травануться колесами. Нашел пачку какого-то Тазепама и наебнул ее. Отрубился сразу. На его счастье домой заявилась мамаша и нашла Лиса жопой кверху с веревкой на шее и пустой пачкой тазепама, лежащим на ковре. Да, блять...
Узнал я об этом на другой день. С утра у меня раздался телефонный звонок. Дрожащий голос Лиса орал: "Забери меня! Я замерзну тут нахуй!"
Поскакал я его вытаскивать. Как оказалось, проснувшись утром в токсикологии Лис услыхал, что врачи охуев от следа веревки на шее, дозы алкоголя в крови и количества сожранных колес, решили переправить его в психушку.
Как только закончился обход Лис ломанулся в побег. Выпрыгнув в сугроб со второго этажа, где было терапевтическое отделение, в тапках и задроченной больничной пижаме по снегу и морозу он пересек улицу и спрятался в кафешке напротив, где его приютила в овощехранилище старушка-кухонная рабочая. Лис был по специальности повар и знал нужное заклятие.
Там я и нашел его, трясущегося от холода и интоксикации. Взяв мотор мы помчались обновить запас Рислинга.
Конец дня я знаю по рассказу его мамаши. Придя домой она увидела такую сцену. Посреди комнаты стоял стол, с большой тарелкой спагетти по середине. Вокруг стояло невъебенное море пустых пузырей из-под Рислинга.
Над тарелкой в позе Пизанской башни склонились мы, я с запада, а Лис с востока. Чтобы не рухнуть в спагетти еблами мы упирались друг другу лоб в лоб и молча и сосредоточено жрали эти спагетти. Все же молодцы эти ебанные итальяшки, такое блюдо создали. Спагетти.

в темной пещере постели
с треском сгорела свеча
сумрак ползет еле-еле
плещется где-то моча

умерло вдруг твое завтра
и не насупит вчера
и расползется внезапно
в сердце как обруч дыра

незачем милый мой плакать
на горизонте взойдет
скука клозетная слякоть
знай год скотов тоже год

милый смеяться не надо
бьется в окошко снегирь
смотрит экран диким взглядом
я отправляюсь в сортир

а где-то там в отдаленьи
слышу я крик твой: бу-бу
нет у меня сожаленья
видел я всех вас в гробу

смотри и увидишь картину
все что вокруг без прекрас
тина висит паутиной
в ней лучик солнца завяз

сумерки камнем упали
прессом расплющив меня
факт тот не вызывал печали
будто и не было дня

кто-то огромный и серый
как убиенный тот день
сталкивал в море галеры
тень наводя на плетень

а по темнеющим кочкам
чья-то катилась слеза
ночка поставила точку
выколов солнцу глаза

я знаю где рай но идти не могу
имея квартиру ночую в стогу
я шепчу сотни раз only you only you
ожидая когда ты подложишь свинью

только стены вокруг а мосты сожжены
и никто не придет мне они не должны
говорили мне «да» всегда слышал я «нет»
жду когда же закат а на небе рассвет

вы все видели как люди падали вниз
ну а я зацепился ногой и повис
в голове моей сложена тонна газет
где ж ты друг мой закат а на небе рассвет

ночью кошки обгадили всю мою дверь
в коридоре под вешалкой спрятался зверь
мне хотелось всего лишь купить сигарет
ну скорей же закат а на небе рассвет

всплеск раздался и разом взметнулися круги
я услышал как рядом смеются враги
так вложите мне в руку скорей пистолет
тщетно жду я закат а на небе рассвет