читать подробнее

Вас нисколько не пугает,
Что страну не напрягает
Праздник «Старый Новый год»,
А совсем наоборот?
Мы сей праздник отмечаем
И того не замечаем,
Что мы празднуем фигню,
А король к нам вышел в ню,
Провожая год вчерашний
Под часы на Старой башне,
Клялся нам в любви взаимной
Перед Новым Старым гимном.
Но положен же семье
Старый Новый оливье,
Быть показано должно
Старо-Новое кино,
Чтоб за Старый геморрой
Весь народ стоял горой!
Чем нам Новый Старый станет?
Кем его увидишь ты?
Экстремистом в Нур-Султане?
Террористом в Алматы?
Шендеровичем-агентом?
Новым Старым президентом?
Старой Новой Пугачёвой?
Старой глупой шуткой Новой,
Старой Новой верой-скрепой?
Лентой праздничной нелепой?
И, встречайте, вот он, *ля,
Старый Новый курс рубля,
Старый Новый «мирный» атом
Миротворец с автоматом,
С «братом» мирная война,
Правда, что вранью равна,
Новый выбор Старой власти,
Нищета как символ счастья,
Отрицательный прирост
Разных показателей.
Старо-Новогодний тост
Прозвучал, приятели!
Люди добрые! О, боже!
Старый Новым быть не может.
Раб не может быть свободным,
Вор – любимцем всенародным,
Честный – лживым и плохим
(Кстати, и вино – «сухим»),
Умный – глупым, глупый – умным,
Буйный – тихим, тихий – шумным.
Все ответы заготовил
Старый Новый дядя Орвелл.
Он сказал давным давно:
«Все – равны, но вы – говно,
А они – равнее».
Вот и вся идея.
Всё понятно? Значит – вот:
Здравствуй, Старый Новый год,
Взгляд из-под закрытых век,
Здравствуй, Чёрный Белый снег

(ц) Андрей Орлов

" Лил жуткий дождь,
Шел страшный снег,
Вовсю дурил двадцатый век,
Кричала кошка на трубе,
И выли сто собак,
И, встав с постели, человек
Увидел кошку на трубе,
Зевнул, и сам сказал себе:
- Кончается табак!
Табак кончается - беда,
Пойду куплю табак, -
И вот... Но это ерунда,
И было все не так.
"Из дома вышел человек
С веревкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком..."
И тут же, проглотив смешок,
Он сам себя спросил:
- А для чего он взял мешок?
Ответьте, Даниил!
Вопрос резонный, нечем крыть,
Летит к чертям строка,
И надо, видно, докурить
Остаток табака...
Итак: "Однажды, человек...
Та-та-та... с посошком...
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.
Он шел, и все глядел вперед,
И все вперед глядел,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил, не ел..."
А может, снова все начать,
И бросить этот вздор?!
Уже на ордере печать
Оттиснул прокурор...
Начнем вот этак: "Пять зайчат
Решили ехать в Тверь..."
А в дверь стучат,
А в дверь стучат -
Пока не в эту дверь.
"Пришли зайчата на вокзал,
Прошли зайчата в зальце,
И сам кассир, смеясь, сказал:
- Впервые вижу зайца!"
Но этот чертов человек
С веревкой и мешком,
Он и без спроса в дальний путь
Отправился пешком,
Он шел, и все глядел вперед,
И все вперед глядел,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил, не ел.
И вот, однажды, поутру,
Вошел он в темный лес,
И с той поры, и с той поры,
И с той поры исчез.
На воле - снег, на кухне - чад,
Вся комната в дыму,
А в дверь стучат,
А в дверь стучат,
На этот раз - к нему!
О чем он думает теперь,
Теперь, потом, всегда,
Когда стучит ногою в дверь
Чугунная беда?!
А тут ломается строка,
Строфа теряет стать,
И нет ни капли табака,
А ТАМ - уж не достать!
И надо дописать стишок,
Пока они стучат...
И значит, все-таки - мешок,
И побоку зайчат.
(А в дверь стучат!)
В двадцатый век!
(Стучат!)
Как в темный лес,
Ушел однажды человек
И навсегда исчез!..
Но Парка нить его тайком
По-прежнему прядет,
А он ушел за табаком,
Он вскорости придет.
За ним бежали сто собак,
А он по крышам лез...
Но только в городе табак
В тот день как раз исчез,
И он пошел в Петродворец,
Потом пешком в Торжок...
Он догадался, наконец,
Зачем он взял мешок...
Он шел сквозь свет
И шел сквозь тьму,
Он был в Сибири и в Крыму,
А опер каждый день к нему
Стучался, как дурак...
И много, много лет подряд
Соседи хором говорят:
- Он вышел пять минут назад,
Пошел купить табак... "

Александр Галич
"Легенда о табаке (памяти Даниила Хармса)"
1969

к нам зима не пришла
и весна не настала
едет Грета в кишлак
покупать хлеба-сала

из всего что могло
ничего не сбывалось
солнце светит в ебло
навалилась усталость

там кого-то ебли
здесь кому-то лизали
Грету как не юли
никогда не ебали

время мимо текло
где конец и начало?
снова не повезло
еблю мимо промчало

давно не ел я винегрета
не знаю даже почему
закрыл глаза и вижу – Грета
идет по дому моему

звенят кольчуга и вериги
и руки тянутся ко мне
висят на чреслах книги, книги
на книгах - Путин на коне

эй, поднимите же мне веки
вложите в руки что-нибудь
все разбежались как калеки
и как скажите, мне уснуть?

Я в тяжелом плаще и в перчатках из кожи вола
Щекочу мостовую набитою ладаном тростью
В облачении полном, посол моего ремесла,
Выхожу принимать дорогую веселую гостью.

Гостья входит без стука сквозь створки закрытых дверей,
По мостам и каналам пускается в дикую пляску.
И, как принято это в республике вольной моей,
Я иду на свиданье, надев карнавальную маску.

В птичьих круглых глазах по осколку прозрачной слюды,
А в изогнутом клюве – из дальней страны благовонье,
Но смешон маскарад перед пастью великой беды,
И смешон мой диплом, что получен в ученой Болонье.

Гостья в городе нашем свои утверждает права,
Ни cуду, ни cенату за то не давая отчета.
Мочениго Джованни - дож номером семьдесят два -
Ей повержен шутя. А безродных – так этих без счета.

Целовала она мавританских купцов, христиан,
Бородатых менял, что живут в иудейском законе.
Ей в палаццо своем соблазнен сам старик Тициан,
А еще до него - молодой небогатый Джорджоне.

Вот один из любовников – пламя гниенья внутри,
В клочья съеденный рот жадно дышит, бормочет невнятно,
На измученной шее, в подмышках, в паху – волдыри,
На пергаменте щек - мертвой плоти чернильные пятна.

Он увидел меня – и в глазах не надежда, а страх
И сознанье того, что бессильна моя медицина,
Что нелепа моя шарлатанская палка в руках,
Что четыреста лет отделяют от стрептомицина.

Душный воздух, в котором зараза, отчаянье, гной,
Остановят, не пустят к лицу ароматные соли,
И зловещая маска – трусливый экран между мной
И разлившимся морем сплошной человеческой боли.

Я рукою махну, и к постели его подойдут
Два больших, как утесы, уже обреченных атлета
И поднимут его, и на лодке с другими свезут
Умирать в лазарет на чумном островке Лазаретто.

Сколько сотен и тысяч туда, а назад – никого
Носит вниз по Большому Каналу печальная барка.
И за всех пассажиров, и, может, себя самого
Я поставлю свечу в кафедральном соборе Сан-Марко.

А потом выйду прочь и, традициям всем изменя,
Я глотну как вина клуб волшебно сырого тумана
И не страшно ничуть - ты без маски узнаешь меня,
Город слез и любви, нереальный, как Фата Моргана.

Вот разбухшая крыса навстречу устало ползет,
И к финалу приблизилась средневековая сказка.
А по серой воде мимо ярких дворцов поплывет
Безопасная, глупая, подлая, страшная маска.

© Copyright: Автор Бабука, 2008

Вышла бабка помолиться
на вечернюю звезду
Валентина Терешкова
показала ей пизду

НАРОД И ВЛАСТЬ В РОССИИ НАКОНЕЦ ЕДИНЫ

Цена оргазма

Я выжила, как ландыш на ветру.
Пусть из ума, зато в своей стране.
За Родину на терке вас натру
И утоплю в старушечьей слюне!

(ц) Евгений Шестаков