После того, как прочертивший в небе полосу черного клубящегося дыма огненный шар упал где-то за горизонтом, я не нашел ничего лучше, как схватить дочку, упасть на пол и ждать. Насчитал что-то около четырех ударных волн различной мощности. Каждая сопровождалась яркой, до рези в глазах, вспышкой, слепившей даже уткнувшегося в пол человека, а также жутким грохотом и сотрясениями. Когда все утихло, я решился выглянуть из окна. Моим глазам предстала выполненная в рыжих и песочных тонах картина города покосившихся, оплавленных или вовсе разрушенных многоэтажек с пустыми глазницами перекошенных окон. "Твою м..", - вырвалось у меня.

В следующем кадре я с семьей выхожу из небольшого строения на окраине поселка. Пейзаж такого же рыже-песочного оттенка. Здесь живет несколько десятков человек, говорящих на каком-то, на первый взгляд, непонятном наречии. Сперва оказываюсь в халупе, где мрачного вида женщина лет 40 стирает в тазе белье. Еще бы не быть мрачной, если первое, что мне пришло в голову: "А вы тут стираете все, да?" - ну, и получил в ответ тот самый взгляд. Затем оказался на кухне, тут общение было более дружелюбным.

- А вы знаете французский? - спрашивает меня.
- Нет, только английский.
- А что это такое?
- Ну как.. Near one hundred and fifty years ago there was rich country on the island.. Это вам что-то говорит?
- Нет.
- Слушайте, а почему я вас понимаю?

Картинка сменяется. В их варианте общественного транспорта нет льгот, а зайцев, не особо церемонясь, выбрасывают из окон, не притормаживая. Ехали мы с дочкой, как оказалось, в детский сад. В старом покосившемся деревянном доме блекло-синего цвета за воспитателей в основном были мамы пришедших в группу детей.

Подъем.