Помни

29-02-2004 16:32 Крестьянское

В комментариях лежит новый рассказ на крестьянскую тему.
Это продолжение уже написанных ранее, кто не в курсе о чем речь, может посмотреть здесь:
http://www.journals.ru/journals.php?userid=24395

Current music: Nirvana - Polly

URL • Print • Цитировать

Комментарии:

Януш

29-02-2004 16:34

Дневник • Профиль

ТРУБОПРОВОД

Вчера Митька, возбужденный как наш племенной бык Тореадор, влетел в хату ко мне. Стукнул в дверь для приличия и, ответа моего не дожидаясь, влетел. Шапку с голову сдернул, хлопнул ею об ляжку:
- Послушай, чего скажу.
- Здоров, Митька. И чего ты мне скажешь оглобля председательская?
- Здоров-здоров. Не до здоровконий мене. К нам в деревню голубой огонь пришел!
- Пожар у тебя что ли?
Промеж собой в деревне решили, что Митька наш — педрила. Вот и смекителось мне, что пожар у него.
Митька махнул на меня рукой:
- Упаси господи, какой пожар. Ты послушай.
- Слушаю я, слушаю. Чего верещишь как заполошенный?
- А, деревня! – злился Митька, - газопровод до деревни будут прокладывать! Ты только представь! Только представь, мил человек, какая жизнь у нас начнется!
Митька аж расхаживать стал по кухне. Ходит, как на собрании, руки за спину заложил. Ишь, не зря его Варька зовет птица-секретарь.
- Мы построим котельную на газе. Будет у нас центральное отопление в каждой хате! Будет свет! Жизнь вернется в деревню! Мы наладим производство и увеличим валовой продукт вдвое, а то глядишь и втрое! Понаедут молодые специалисты! Вернутся наши дети в деревню. Мы им тут понастроим кинотеатров и боулингов?
- Чего понастроим?
- Боулингов!
- Слышь, Митька, ты ба так не ругался, а то, гляди, заобижусь на всю жизнь.
- А, деревня, - как-то устало махнул на меня рукой Митька, - Чего ба ты понимал.
- А с чегой-то нам провод этот дают?
- Понимаешь, дурна тоя голова, жизнь в стране налаживается. Увеличился реальный сектор экономики, потекли инвестиции в страну. Руководство страны берет курс на оживление сельского хозяйства. Понимаешь?
- Ну.
- Да и газопровод тут недалеча проходит. Магистраль целая. Вот губернатор и решил кинуть ветку на нашу деревню.
- Губернатор? Ишь та. Живы еще. Я-то думал, их еще по революции всех перебили, ан нет. Выдюжили что ли контры?
- Нет, вы только гляньте на этого мастодонта! – изумился Митька, оглядываясь, будто у меня еще люди в доме есть, и он им говорит.
- Митька, звездану промеж глаз за тадонта-то.
- Ладно, черт с им, с мастодонтом. Завтра будет торжественное мероприятие на месте стыковки нашей ветки и магистрали. Будет открытие газораспределительной станции. Необходимо бы явится.
- Далече это?
- В пяти километрах от деревни. Там, где Васинский покос раньше был.
- Далековато. Не пойду, наверное. Чего ходить — сопли морозить.
- После открытия стол будет.
- А! Это уже другое дело. Так ба сразу и сказал, а то центральное отопление, магистраль.
- Массовый выезд из деревни в десять утра. У моего дома соберемся и всей деревней двинем.
- Дело.
Митька натянул шапку, отдернул полушубок:
- Пойду я. Еще до Данилы зайти надо.
- Удачной охоты, человеческий детеныш, - протянул я.
- Дурак, - и Митька хлопнул дверью. Морозное облако ворвалось в квартиру и растаяло тут же. Там, где стоял Митька остались небольшие лужицы талой воды.
- Ишь, натоптал. Оглобля, — проворчал я и уселся за стол, поглядывая в окно на вползающие в деревню сумерки, густые и тихие.
Поутру собрались у Митькиного двора. Его псина, Черномоська, сначала заливалась звонким лаем на нас, а потом, видать, устала. Залезла в будку и зыркала оттуда своими черными глазами.
Семен с Нюркой стояли чуть поодаль. Семен курил беломорину, сплевывал в снег и выслушивал Нюрку. Та вполголоса вкрадчиво говорила:
- Семен, ты водовку сильно-то не пей. Упаси тебя господи нажраться — я тебе тогда глаза повыцарапаю, волосья твои повыдергаю.
Семен снова сплюнул, вяло начал отнекиваться:
- Ну тебя, чего я маленький что ли.
- Знаю я тебя. Тоже мне большой. Как до водовки доберешься, как чумной. Будто вода она тебе с жажды. Лакаешь и лакаешь.
Семен мрачно посмотрел в сторону.
- Ты хайло-то не вороти, слушай, чего говорят-то. Напьешься – я тебя домой не поволоку, брошу в поле. Может, обморозишься к чертовой матери.
Тут я подошел:
- Что, Нюрка, установку даешь?
- О, вот и собутыльничек твой подошел. Точно нажретесь.
Она отошла к бабам.
Я поздоровался с Семеном.
- Нюрка у тебя прямо Кашпировский. Глядишь, так скоро от водки нос воротить будешь.
- Да ну ее, Нюрку эту.
Вскоре Митька подогнал «Беларусь», с прицепленной телегой. По ее железному борту белой краской было выведено еще в старые времена: «Даешь зерно!». Митька высунулся из кабины:
- Полезай, народ, на телегу. Эх, прокачу.
Мы подсадили с Семеном баб, залезли сами. Уселись вповалку, прямо на пол. Дизель взревел, выплюнул сизое облако дыма, и мы поехали.
Мороз щиплет за щеки. Трясет.
Мимо нас плыли холодные, заснеженные поля и перелески, черные, голые деревья будто старухи у края дороги. А снег все играет с солнцем, блестит звонко.
Бабы затянули:
Вот кто-то с горочки спустился
Наверно, милый мой идет
Мы потом в ответ жахнули «Смуглянку». Да по голосам растянули ее. Удало вышло, залихватски.
К газораспределительной станции приехали, а там народу толчется уйма. Машины красивые кругом. Армейские палатки городком в стороне выстроены. Сама станция небольшая такая, и труба к ней от газопровода протянута. Люди около нее бегают, последние какие-то украшательства проделывают. И от всей этой толчеи весело вдруг на сердце так стало и радостно. Митька наш так вообще чуть не огнем горит, суетится:
- Так, народ, стоим здесь. Я мигом, на разведку. Сейчас определимся, куда нам.
Оставил нас, в толпу нырнул. Смотрю, то одного за рукав дернет, то другого, горячо о чем-то спрашивает, на нас рукой показывает. Улыбается, потом долго пожимает руку и следующего за рукав хватает. Мы с Семеном закурили, Данила к нам подошел, прикурил от моей папиросины. Стоим, озираемся на все. Семен тут меня толкает:
- Глянь, вишь, телевидение даже.
Ага, здоровые фургоны стоят, а вдоль борта зеленым написано: «Телевидение». Из машин этих провода в разные стороны тянутся. Жуть.
- Это чего ж, нас снимать, что ли будут?
- Ну, - отвечаю я Семену.
- Этак может мой охламон-то в городе своем по телевизору нас с Нюркой увидит? А?
- Может. Ты в кадр рукой-то махни, когда симать будут, чтобы поприметней было.
Семен недоверчиво качнул головой:
- Ишь, как тут все серьезно. Может и правда, как Митька говорит, жизнь налаживается?
- Шут его знает. Может и впрямь, - сказал Данила, хлопнул меня рукой по плечу, - Заживем!
Митька тут прибежал:
- Так, товарищи, за мной. Определили нам место.
Привел нас к небольшому помосту.
- Так, наш сектор здесь. Стоим тут, не расходимся.
Огляделся, горячим шепотом говорит:
- Лица чтоба у всех были серьезные и благодарные. Ежели начинают хлопать, подхватываем. Поняли?
- Ну.
- Гну. И чтоба мне без глупостей. Губернатор выступать будет.
Когда губернатор, невысокий и плотный мужчина, вышел на помост, мы по команде Митьки грохнули аплодисментами. Стояли мы во-вторых рядах, немного справа. Я все на губернатора пялился. Благородный мужчина, уверенный. Говорит все красиво так:
- Да, были лихие годы, когда нам приходилось заниматься фактически латанием дыр, теперь же, началась новая эра в развитии России и нашего региона. Сегодня мы акцентируем свое внимание на развитие инфраструктуры. Нашей администрацией, при поддержке Законодательного собрания, сделан большой шаг в обеспечении нормативной базы для дальнейшего развития инфраструктуры и привлечения в экономику региона инвестиций. Строительство ветки газопровода от магистральной линии до деревни Семипалатинка яркий пример нового курса руководства региона. Сейчас мы построили распределительную станцию, чуть позже проложим саму ветку. Если на предстоящих выборах избиратели окажут мне доверие вновь, то, уверяю, это будет всего лишь первой вехой на пути к процветанию нашего региона. Если сегодня строительство газопровода до Семипалатинки — это событие, то завтра газопроводы, новые дороги, больницы, школы станут всего лишь рабочими буднями.
Он еще много в таком духе говорил. Очень уверенно. У наших аж рты пооткрывались. А у меня в груди засело радостно-ноющее чувство, словно я присутствую при рождении ребенка, вижу своими глазами зарождающееся чудо.
Люди в первых рядах: кто микрофоны к помосту тянут, кто торопливо в блокноты чиркают. Мы периодически в ладоши хлопаем, да так, что болеть начинают. Семен, правда, и за камерой зорко поглядывал. Как только на нас ее наводили, начинал рукой махать, еще и Нюрку пихал, чтобы не отставала.
Митьку нашего потом на сцену позвали, он горячо благодарил губернатора, жал ему руку, говорил о «возвращении жизни в деревню» и о «развитии сельского хозяйства». Митьке мы тоже хлопали, казался он нам уже и не педрилой, а толковым и крепким председателем. И чего это мы только на него понукали?
Когда губернатор уехал, нас всех пригласили в палатки на банкет.
Семен ухватил с собой журналиста, что нас на камеру снимал. Взял его за локоть и с собой тянет.
В палатку-то как вошли, аж ахнули — столы ломятся от выпивки и закуски.
Нюрка Семена все пихает, слышу шепчет в ухо:
- Деликатеса-то, глянь, скока. Семен, ты мне смотри — закусывай плотней.
Уселись за столы. Семен рядом с собой усадил журналиста. Мне говорит:
- Знакомься, это вот, товарищ журналист. Володей его зовут.
- Не журналист я. Я – оператор.
- Во, видал, даже целый оператор.
Мы познакомились. Выпили за знакомство.
- Володя, ты скажи, меня в телевизоре показывать будут?
- Ага. Завтра утром в новостях сюжет будет.
- Поутру, стало быть.
- Еще днем и вечером повторять будут.
- Ишь ты. Три раза. Может мой охломон там, в городе, узреет папку-то с мамкой. Мож совесть его возьмет.
- Не знаю, - ответил Володя и налег на колбасу.
- Вот ты, Володь, городской. Скажи мне, что такое боулинг? – спросил я, памятуя Митькины речи.
Оператор прожевал колбасу:
- Игра такая. Шаром надо кегли сбивать.
- А-а-а, - протянул я, с трудом представляя такую игру.
- Знаете, мужики, я ведь и сам деревенский, - сказал вдруг Володя, - Давайте еще по рюмахе хлопнем.
- Давай, - подхватил Семен.
Выпили.
- И давно в городе-то? – спросил я.
- Да поди уже лет пятнадцать.
- Много.
- Учиться поехал, думал вот выучусь, поеду потом домой киномехаником. Мечталось, знаете как. А потом затянул город-то.
- Ну, - кивали мы с Семеном.
- То да се. Вроде и жить удобно, и нужник прямо в доме, и вода горячая. Удобно.
- Да и красиво в городе-то поди?
- Ага, тогда так и казалось. А сейчас иногда такая тоска на грудь падет, что хоть вешайся. Бросить бы все, да в деревню родную. У меня там еще мама живет.
- Так зачем же дело встало?
- Так как-то все никак. Отпустит тоска и вроде уже неохота. Эх.
Володя погрустневший лицом, налил еще водки:
- Ну, давайте за деревню что ли выпьем?
Выпили.
К нам подошел молодой человек, в длинном черном пальто, на носу очочки круглые.
- Вот ты где, а я обыскался, - сказал он Володе.
- А чего?
- Надо бы еще натурку поснимать. Пошли?
- Володя, это кто? – спросил Семен.
- Напарник мой. Журналист, - Володя не торопился вставать.
- Может присадите, товарищ журналист, выпьете с нами.
Молодой человек поморщился:
- Некогда. Володя, вставай же, надо бы натуру снять.
- Слышь, надоело уже. Натурки, интервью, перебивки, заходы, заезды. Давай уже посидим.
- Надо, Володя, надо.
- Ну, чего ты к мужику привязался, а? – строго спросил Семен, - У его может грусть по дому, а ты тута разерепенился. Сел ба, да выпил рюмаху с им. Поддержал ба.
Володя посмотрел с мольбой в глазах на своего напарника:
- Ну?
- Ладно, плесните на два пальца.
Выпили.
Потом еще и еще.
Журналист все больше молчал и с раздражением смотрел на нас, особенно на Володю. Особенно, когда тот единым махом опрокидывал в себя рюмку. После очередной, он поставил свою и тихо, зло сказал:
- Все, Володя, хватит. Хватит, я говорю. Поехали домой.
Володя пьяно посмотрел на него:
- Да пошел ты. Тоже мне звезда экрана. Сопляк.
Журналист встал, свысока посмотрел на оператора:
- Ладно.
У него немного дрожали губы:
- Сейчас ты пьян. Поговорим завтра.
Он пошел к выходу, бросил на ходу:
- Я буду в машине.
Володя посмотрел ему вслед.
- Ишь. Может зря ты так его? – спросил я.
- Да ну его. Развелось командиров. Отбоя нет.
- Молодой еще просто.
- Эх, завтра настучит ведь. Да и хер с ним. Наливай еще.
Мы потихоньку набирались белой.
Я и не заметил, как уснул. Усталость вдруг накатила, голова отяжелела и я положил ее на стол. Так и уснул.
Проснулся от злого и резкого голоса журналиста:
- Вставай, пьянь. Вставай, говорю. Сука гидролизная.
Он тряс Володю за плечо. Толкал его:
- Вот ведь сука, а. Получишь завтра свое.
Я разбудил Семена. Володя тоже проснулся.
Мы вышли из палатки. Солнце уже скатывалось с неба, клонилось к горизонту. Никого уже почти не было. Прямо в сугробе сидел Митька, кулаки его были сжаты. Красные от мороза, они белели костяшками — так он их сжал. Он плакал.
- Ты чего, Митька? Обидел кто?
Он кивнул в сторону. Мы посмотрели туда. Солдаты в грязных песчаных полушубках торопливо разбирали газопровод и укладывали секции в грузовики.
- Чего это? Воруют ужо что ли?
Митька раскачивался в сугробе, плакал, шептал:
- Фикция. Афера.
Мы в недоумении смотрели, как разбирают наш газопровод, станцию.
Журналист вдруг рассмеялся:
- Хуй вам, а не газопровод!
Митька вскочил на ноги, кинулся на журналиста:
- Сука.
Мы с Семеном еле удержали его. Журналист отскочил в сторону:
- Хуй вам, а не новая жизнь. Развесили уши, лохи. Кому вы нужны, кресты деревенские.
Митька бессильно бился, зажатый нами. Володя пошел к машине:
- Где камера, блядь? Где камера? Я ему покажу выборы. Я ему, блядь, покажу второй срок. Будет ему срок.
Журналист вдруг помрачнел, твердо, с присвистом сказал:
- Только попробуй. Вылетишь как пробка. Будешь по деревням щемиться как сука.
Володя шагал.
- Не смей, говорю. Тебя уроют.
Володя шел.
Журналист побежал к машине, оператор рванулся за ним, споткнулся, упал. Начал вставать, но выпитое мешало, он снова завалился, снова поднялся, рванул, но машина уже сорвалась с места, подняв облако снежной пыли.
- Сучонок, - только и сказал оператор.
Митька ослаб, начал икать от слез.
- Наши-то где? – спросил я его.
- Данила увез.
- А ты чего?
- Я их остановить хотел, - кивнул он на солдат, - а что толку. Он даже не подключен.
Володя подошел к нам, мы закурили, смотрели, как солдаты разбирают трубу.
-Ты-то теперь как? – спросил я у Володи.
- Да вон с ними поеду, все равно в город повезут, – кивнул он на солдат.
Семен тихонько толкнул Митьку в плечо:
- Слышь, Митька. Жили же без трубы этой, и еще проживем. А?
Митька только качнул головой:
- Пошли уже домой. Темнеет.

Помни

закладки:

цитатник:

дневник:

местожительство: