сидишь, бывает, себя не любишь, мир не любишь, жизнь и подавно
а потом случайно зацепишь чужие слова
о том, что не нужно воспринимать жизнь, как должное. что тебе, дураку и в общем-то по жизни почти идиоту, просто свезло родиться. завязаться. удержаться. выноситься. получить первый раз по заднице и заорать от ужаса перед миром.
а другим, целой толпе, не повезло

и как-то внезапно начинаешь истово это везение любить. даже если раскалывается голова, например. или мужик бросил. или умер хомяк

читать подробнее

остановилась и вижу
я только что с улицы, у меня стерты в кровь пятки, пельмени нажарены, я дичайшим образом хочу спать и слышу, как он паркуется под окном, в четырех невысоких этажах от меня
а еще у меня включена гирлянда и коты на кухне грызут еду, кто-то из котов наблевал даже

у времени есть вожжи, за которые если потянуть, оно почти останавливается. начинает течь очень медленно, очень ощутимо, как будто кровь по венам

у наркоманов бывает такое состояние, ломка, когда ты внезапно ощущаешь каждую свою клетку, и это сводит с ума. со временем так же, только без боли

такие внезапные остановки совершенно вышибают, и хорошо, что такое не случается на работе, где постоянно нужно двигаться, вертеться, добывая деньги и совершенно не имея возможности следить за внутром

удивительно оживать только от осознания, что он где-то в городе. в городе - близко. что к нему можно доехать, потрогать, убедиться.
и жизнь сразу же перестает быть серой, как будто я нанюхалась краски.

один раз в своей жизни я увидела смерть как переход. я поняла смерть.
в пасмурном, теплом, степном дне я навсегда смотрела, как ветер шебуршит макушку дерева. и тот, кого люди называют Богом, посмотрел мне в глаза.
хрупкое горло взял в кулак.
и теперь, когда теплый ветер пахнет пылью степной и тем днем, прихватывает горло.
и приходят воспоминания, которым уже никогда не сбыться.

внутри меня растут деревья. иногда я физически ощущаю, как расправляются веточки памяти. кажется, когда я была маленькой, я очень много помнила естественного волшебства этого мира. с годами это знание выветрилось. неисчерпаемая радость существования, не отравленная страхами за свою целостность, непривычность перемен и неуверенность в своих силах.

когда я впервые встретила Прилепина, мне очень поплохело. сразу же, сходу. это было в гостях у М., а держать лицо я не умею. захлебнулась эмоциями.
он похож на лекарство. нельзя много, нельзя запоем. но как выздоравливает нутро..

бывает, поднимается изнутри ощущение бесконечности. бывает.
оно внезапно, как всплывший труп, и прекрасно, как трехлетняя девочка.
оно пахнет, как старый распахнутый чемодан. оно бездонно, как космос. и пугающе.
оно сметает границы мира и делает его, мир, синим, пустым, прозрачным.
оно, бывает, вдруг возникает, когда заглядываешь в человека и видишь его глубину. когда человек раскрыт перед тобой сильнее, чем можно раскрыть рот перед стоматологом.
ни амбразурки, ни заслоночки, ни шторки - голое пространство.
и пространство это приятно, как летняя ночь. и можно только смотреть, не дыша. удивляясь, восхищаясь, не двигаясь, превращаясь только в глаза и щемящее отношение..

я очень хочу написать, как там синеет ночь. как пахнет эта синева летом, немного пылью, прохладой и полыми внутри мечтами.
как я поднимаюсь по ступенькам и в распахнутые глаза обнимает меня ночь, вбирает в себя, безжалостная собственница, страстно хочет слиться со мной. она знает, что у меня всё нутро такое, бесконечно синее от прожитых уже московских ночей. она катит за мной клубки фонарей, будто поиграть предлагает. и ладони подставленные лижет, и щеки. и я смеюсь ей, как смеялась в детстве.
в детстве я мало спала ночью. особенно когда наступало лето. почти совсем прекращала спать. я её ощупывала через стекло, слушала звуки и запахи. и напиталась, наверное, на всю жизнь вперед.
я люблю опустить в неё руки и горстью зачерпнуть в память. она теплая на вкус и сладкая, как газировочка. ночь середины бесконечного лета в Москве

я не люблю ночь.
я не очень люблю день. когда день длинный, он утомляет, как сериал "Друзья".
много монотонной городской суеты.
я очень люблю сумерки.
люблю выйти голой на балкон и смотреть на яркую желтую, как попугайчик, луну. люблю, что небо при этом нежного лилового цвета.
я живу с ощущением, что в сумерках ритм жизни, города, планеты немного утихает. я выхожу на балкон. голой.
сумерки обнимают тело, как мокрое полотенце. после жары.
в сумерках дышится. как асфальту остывающему.
мои пальцы чуть-чуть пахнут табаком. и кремом.
была маленькой - садилась на деревянный порожек балкона и смотрела, как постепенно наполяется синевой двор. как уходит солнце.
окна - на восток. я не вижу светлого зарева.
но оборачиваюсь - и вот оно, совсем яркое. удивительно потом опускать глаза у темноту улиц. оказывается, в городе уже так темно.
я выхожу голой на балкон. мне всё равно. у меня - сумерки.

дом был большой и неуютный.
она отказалась вылезать из машины.
- там тепло, - мотнул он головой в сторону дома.
- у тебя печка?
- нет... - удивленно.
- а у нас на даче печка... - с превосходством сказала она.

она походила по комнате. включила телевизор. присела на диван. пересела на подлокотник.
он появился на пороге. она испугалась и выключила телевизор.
- вобщем-то... располагайся... как тебе удобнее...
- а ты куда?
- там... дела кое-какие есть...
и ушел. она подождала немного и снова, осторожно, включила телевизор.
было скучно. вышла в коридор. в углу у двери лежали кучей их вещи. покопалась, достала свою сумку.
заглянула на кухню.
выглянула в окно. он убирал снег. в какой-то старой телогрейке, полинялой шапке, большой лапатой кидал огромные комья снега. она смотрела на него. потом вдруг тихо сказала:
- перекидывает с места на место... - и даже плечами пожала.

лестница скрипела. с улицы доносилось шарканье - он убирал снег. в комнате негромко бухтел телевизор. она присела на ступеньки и поёжилась.
огляделась. люстра была. включателя к ней не было.
вдруг он распахнул дверь.
лопату приставил к косяку:
- ты чего в темноте сидишь?
не включая свет, прошел на кухню. погремел там чем-то. она сидела на ступеньках.
прошел обратно.
- чайник поставь, что ли, - сказал недовольно, взял лопату и снова ушел.
она сидела на ступеньках.

в окнах - чернота. свет от люстры оказался оранжевым и неяркми. телевизор что-то пел. он сидел на диване.
она подошла.
- послушай... может... я поеду домой?
он посмотрел на неё. и похлопал рядом с собой.
она села на диван. он неловко обнял её. они смотрели телевизор.
(с)