Дело было так: еду я значить в трамвае, размышляю о своем, вяло прислушиваясь, как бойкая старушка, в выцветшем демисезонном пальто, в весьма образных и эмоциональных выражениях, которые, тем не менее, вам вряд ли придет в голову использовать в парламентских дебатах, чихвостит современную молодежь, представитель которой нагло оккупировал, заслуженное белыми сединами и выслугой лет, сидячее место. Меня лично, дорогой дневник, всегда восхищало умение оправдывать и прикрывать собственное хамство, хамством чужим. Это так..., так умильно. Общественный транспорт тем и хорош, что, будучи со всех сторон окруженным людьми можешь непосредственно окунуться в бурные воды межличностных отношений. Куча народу, запертая в тесном металлическом ящике, вынужденная терпеть присутствие себе подобных, обуреваемая тысячей страстей, терзаемая миллионом проблем, и раздираемая поистине бесчисленным множеством противоречий о том кому, где какое место и как до этого место следует добираться. И вот вообрази себе, дорогой дневник, стоят все эти люди – простые рабочие, офисные служащие, почтенные матроны, заслуженные пенсионеры и прочие представители социальных групп, – трясет их, швыряет из стороны в сторону, дети дома не кормлены, а подлюка сосед на ногу наступил и не сходит, - и тут чей-то не твердо стоящий на ногах голос (не спрашивай, дорогой дневник, не знаю как ему удалось добиться такого эффекта) произносит: «Уважаемые пассажиры, простите за беспокойство, трамвай захвачен …ик… террористами… Едем в Питер…». А за ним уже другой голос, судя по тембру стоящий на ногах чуть более увереннее, чем первый, полный задора и оптимизма, откуда-то с уровня пояса, одобряюще кричит: «Шеф! Жми в Питер!». А потом, помедлив, чуть недоуменно спрашивает у первого: «Серега, а почему в Питер?» и тот с искренней, неподдельной и проникновенной тоской отвечает ему: «Понимаешь, мне 23 года, а я ни разу не был в Питере». Однако возможность ехать в Питер почему-то не получила никакого отклика в массах. Я оглянулся на своих соседей. Солидный мужчина, с солидной проседью в волосах, в не менее солидном костюме, таким же галстуком и шикарном кожаным портфелем – материальным воплощение самой солидности – сквозь зубы (отчего действие показалось значимым и солидным) сплюнул: «$%*@#я, дожили», выражая таким образ, очевидно, свою обиду за родную державу. А полная дама рядом со мной, с высокомерным презрением скорчила все три свои подбородка в гримасе и уставилась в одну точку, где-то на замызганной стене вагона, словно бы она, эта точка, была среди нас единственной вменяемой частью мира. Подобная гримаса призвана, как правило, скрыть бессильное злобствование надевшего ее, от того что он угодил в какую-нибудь глупую ситуацию, ибо он искренне убежден, что глупые ситуации – это нечто, что происходит и должно происходить исключительно с другими. Таких людей следует избегать любыми способами потому что, попав в dermo, - простите мой клатчский, - они запросто потянут вас за собой, но вовсе не потому, что выбираться из него в компании веселее и проще, а потому что на вашем фоне можно выглядеть лучше, чем есть на самом деле. И чем дольше я озирался вокруг, тем больше подобных гримас смотрела на меня с человеческих лиц. Признаюсь тебе как на духу, дорогой дневник, что мне стало не по себе – ехать в Питер с подобными людьми, удовольствие маленькое…
«А я не поеду с вами в Питер,» - прервал мои размышление третий, до того молчавший, голос, уже видно успевший ухватиться за поручни и то же оглядеться вокруг. «Почему?» - спрашивает у него первый, обижено и грозно, словно капитан, приметивший в команде зачатки бунта и дающий понять, что не потерпит на борту всяких глупостей. «Во-первых, - начинает объяснять тот, - здесь нет спальных мест. Во-вторых, эти люди не хотят ехать в Питер. Они хотят ехать на работу, которая их достала, на рынок, домой, в конце концов…». «Зачем?» - перебивает его капитан. «Не знаю. Думаю, они и сами то этого не знают…, - он замолкает, словно бы вспоминая, о чем это они говорили, - А, вот! И в-третьих, - это трамвай!». «Как трамвай?» - встревожено спрашивает вдруг позабытый второй голос, который отдавал распоряжения водителю, - точно трамвай… $%*@#я, мужики мы не туда сели, выходим!!!». Какое-то время воцаряется тишина, нарушаемая возгласами «ой-простите-это-ваша-нога», «извините-вы-сейчас-не-сходите» и возней в переднем конце вагона. Наконец трамвай замедляет свой ретивый бег (давно хотел употребить этот оборот). Двери открываются. «Ладно граждане, Питер отменяется! Извините за неаккуратность – это наш первый террористический акт» - прощается с нами человек, так и не попавший в свой Питер. Двери закрываются. Мы едим дальше.

Current music: Машина Времени - Вагонные споры