Александр Сергеевич и Product Placement

Некоторое время Александр Сергеевич Пушкин молча смотрел в угол комнаты, на груду шляпных коробок. Потом обмакнул перо в чернильницу и написал:

Перечитал, удовлетворенно кивнул. Бросил взгляд на стол, на несколько небольших, дорогих сафьяновых футляров. Вздохнул и продолжил:

Тихая будто мышка, прошла за спиной Арина Родионова. Заглянула через плечо, пробормотала:
- Опять продакт плэйсементом занимается, будто дите малое, прости, Господи...
- Няня! - не выдержал Пушкин. - Отвяжитесь от меня! Это не продакт плэйсмент, где вы слов-то таких нахватались? Это стихи!
Няня вздохнула и продекламировала:

- Это тоже стихи, - сказал Пушкин, покраснев.
- Стихи? - возмутилась старушка. - Весь дом в этих "лепажах"! На стенках висят в кажной комнате! Ты, Сашенька, запомни: если пистолет на стене весит, то он рано или поздно выстрелит!
- Никакой возможности работать! - в сердцах воскликнул Пушкин и выбежал из кабинета.

Лев Николаевич и негры

- Барин, мы оброк принесли... - робко сказал яснополянский староста.
- Это хорошо, это правильно, - добродушно кивнул Лев Николаевич Толстой. - Ну-ка, ну-ка?

Староста помусолил палец, открыл тетрадку и прочитал:
"Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин. Пришло ему раз письмо из дома. Пишет ему старуха мать: "Стара я уж стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со мной проститься, похорони, а там и с богом поезжай опять на службу. А я тебе и невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе - может, и женишься и совсем останешься".
- Простенько, простенько, - пробормотал Лев Николаевич. - Зачем я вас грамоте-то учу, а? Ну да ладно, будет это у нас народностью зваться... Пиши дальше! Только не надо этих соплей, женитьб... Упор - на военные приключения на Кавказе, плен, героическое бегство, воинская взаимовыручка, любовь прекрасной дикарки... Понял?
Староста закивал.

Вперед вышла статная русокосая женщина. Немолодая, но еще красивая. Лукаво улыбнулась барину, открыла тетрадку и начала читать вслух:
"Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета."
- Начало интересное, - задумчиво рассудил Лев Николаевич. - Но что за язык? "Смещалось в доме..." "Бывшею в их доме..." "в одном доме"... "домочадцами"... Хотя свой шарм в этом есть... Работали в высшем свете, милочка?
- Кухарка я была, - призналась женщина.
- Работайте дальше, - решил Толстой. - Так, кто еще готов?

Вперед выступил смущенный отрок лет пятнадцати. Барин ласково кивнул. Открок открыл тетрадку и начал читать:
"В четыре часа дня, в Петербурге, на проспекте Красных Зорь, появилось странное объявление, - небольшой, серой бумаги листок, прибитый гвоздиками к облупленной стене пустынного дома. Корреспондент американской газеты, Арчибальд Скайльс, проходя мимо, увидел стоявшую пред объявлением босую, молодую женщину, в ситцевом, опрятном платье, - она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо женщины не выражало удивления, - глаза были равнодушные, ясные, с сумасшедшинкой. Она завела прядь волнистых волос за ухо, подняла с тротуара корзинку с зеленью и пошла через улицу.

Объявление заслуживало большого внимания. Скайльс, любопытствуя, прочел его, придвинулся ближе, провел рукой по глазам, перечел еще раз:
- Twenty three, - проговорил он, наконец, что должно было означать: "Чорт возьми меня с моими костями".
В объявлении стояло: "Инженер, М. С. Лось, приглашает, желающих лететь с ним 18 августа на планету Марс, явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная, дом 11, во дворе"."

Лев Николаевич засмеялся:
- Что-что? Твенти сри - чорт возьми меня с моими костями? Ох, насмешил... Не знаешь чужих языков - не умничай! Я вас русской азбуке учил, сорванцы! И что это за ерунда насчет Марса? И какая еще Ждановская набережная, какой еще проспект Красных Зорь?
- Я в Питере не был, - шмыгнул носом отрок. - Так... придумалось... Сказка такая. Фантазия.

Толстой вздохнул:
- Выбрось эту ерунду, дружок. Вот тебе начало сказки... Два... э... брата пошли вместе путешествовать. В полдень они легли отдохнуть в лесу. Когда они проснулись, то увидали - подле них лежит... э... камень и на камне что-то написано. Они стали разбирать и прочли: "Кто найдет этот камень, тот пускай идет прямо в лес на восход солнца. В лесу придет река: пускай плывет через эту реку на другую сторону. Увидишь медведицу с медвежатами: отними медвежат у медведицы и беги без оглядки прямо в гору. На горе увидишь дом, и в доме том найдешь счастие". Насколько интереснее и правдоподобнее, верно? Продолжишь с этого места! Но вначале - перечитай азбуку!

Отрок, совершенно пунцовый от смущения, удалился. Остальные негры, посмеиваясь, сели на скамеечки и принялись за работу. Солнце стояло еще высоко и барин, подпоясавшись веревочкой, косил на лугу траву...

(c) 2005, Сергей Лукьяненко.