Вот это спектакль! О боги Центавра, поднимите мне челюсть!
Да, такое могли придумать только французы. Фарс чистой воды, при этом – без единой запоминающейся шутки. Это вам не американские тупые гэги, где ходят по граблям и падают в кремовые торты. Это тоньше, намного тоньше, и при этом – извините, но можно уписаться от смеха… Сцены, построенные на пантомиме, на мимике, жестах актеров; вечно повторяющийся сюжет, когда первый что-то объясняет второму, третий ему поддакивает – и при этом у первого и третьего совершенно разные представления о происхожящем. И весь смех заключается в лицах и позах. Застывшая оплывающая улыбка сраженного неожиданным известием человека. Томно прикрывающиеся глазки и медленная проходка шагами манекенщицы горничной, открывающей дверь… Снисходительная улыбка человека, понимающего, зачем перед ним вертится эта аппетитная попка…
Чего только стоят эти актеры… Когда пожилой человек бросается с объятиями на молодого, при этом испытывая исключительно родительские чувства, но вся эта сцена покрыта толстым слоем намека на гомосексуальность в чистом виде… Когда горничная из глупенькой девочки мгновенно преображается в женщину-вамп… Когда стареющая кокетка, под видом откровения, поливает грязью свою старую подругу, которая, неузнанная, сидит перед ней. А через минуту они меняются местами…
И небольшие интермедии, чтобы зритель мог отдохнуть от смеха… Величайшая из них – диалог Матильды и полковника. Начинающийся скривившимся от злости «как же я тебя ненавидела», с плавным переходом к томному «я тебя не-наа-ви-ижу-у…» и так и не произнесенным вслух объяснением во взаимной любви… Сцена, окрашенная сентиментальной горечью о давно и невозвратно ушедшем. И танец в конце, когда уже не хватает слов, чтобы выразить все, что происходит в душах у героев.
Да что тут описывать – это надо просто видеть…
Театр Станиславского на Тверской. «Мужской род, единственное число».