Позвонила бабушке, поздравила с праздником. Она у меня последний оставшийся родственник, кто помнит войну и участвовал в войне (правда, в формате трудового фронта, но разве ж это сейчас важно).
У нее тоже непраздничное настроение. Сказала, что теперь понимает, почему фронтовики не рассказывали про войну. Что она сейчас сидит и вспоминает исключительно негатив, негатив, негатив. Про погибших и пропавших без вести родственников. Про моего прадеда, замученного на работе на заводе настолько, что он умер в марте 45 - а ему не было и сорока. Про мою прапрабабку, которая после этого отказалась есть и ушла через неделю. И главное, про постоянное чувство голода. Про мечту наесться хлеба досыта. Про обиду на дальних родственников, которые как-то попросили ее последить, как варится картошка, и не предложивших ей потом даже куска. Про то, как мать укладывала их спать вместо ужина... и так на минуточку, это в Москве, в семье, где из 5 человек 4 работали.

ЗЫ: пойду салют посмотрю.

Консьержка затряслась, что она тут ни при чем и ничем помочь мне не может. Заявила, что не желаю наблюдать в своем доме портрет кровавого палача. Но, поскольку не хочу попадать на кражу/порчу чужой собственности, просто взяла и утащила картонку, поставила у себя на пол, где обувь стоит, лицом к стене. Сказала к., что, буде вопросы, пусть направляет ко мне. Еще какая-то жилица стояла рядом и сочувственно кивала, поддакивая.
А в итоге, хм, у меня дома стоит портрет Вождя.
Тьфу.
Да, а еще я с омерзением смотрю на людей, которые радостно покупают и носят орденскую ленту.
Никакого праздничного настроения.