В слове "водопад" аш два О.

Ученье - свет, а неученье - чуть свет и на работу.

Этот день хуже всех предыдущих — таким старым я ещё не был.

У нас население делится на две сильно неравные категории: те, у кого инфляция 8 процентов, и те, кто ходит в магазины.

Как говорят летчики - а почему моряк так радуется приближению земли?!

Спать настолько приятно, что просто не верится, что это бесплатно и до сих пор законодательно не запрещено.

Дисциплина — ещё не воспитание.

Россиян, проживающих за границей, обязали самостоятельно замедлять YouTube.

Нельзя сказать, что цивилизация не развивается - в каждой новой войне людей убивают новым способом.

Я возвращался на Петербургскую сторону маршрутным трамваем, соединявшим одну окраину с другой. Его прямым назначением было развозить рабочих по фабрикам. Но он был, вместе с тем, неоценимым средством передвижения для всех, кто, прогуляв ночь, стремился на ее исходе попасть к себе домой и не имел денег на извозчика.
Два людских потока встречались в маршрутном трамвае, воплощая в себе два противоположных полюса городской жизни.
В зеркальном стекле я видел свое отражение: съехавший на затылок цилиндр, вытянутое лицо, тяжелые веки. Остальное мне нетрудно было бы мысленно дополнить: двойной капуль, белила на лбу и румяна на щеках — еженощная маска завсегдатая подвала, уже уничтожаемая рассветом… Перед моими слипающимися глазами чредою сменялись, наплывая друг на друга, кусок судейкинской росписи, парчовый, мехом отороченный, Лилин шугай, тангирующая пара, сутулая фигура Кульбина… нет, средневекового жонглера Кульбиниуса, собирающегося подбросить в воздух две преждевременно облысевших головы. Нет, это не лысины, а руки, лежащие на коленях, и на меня смотрит в упор не лобастый Николай Иванович, а пожилой рабочий в коротком полушубке. В глубине запавших орбит — темное пламя ненависти.
Мне становится не по себе. Я выхожу из вагона, унося на всю жизнь бремя этого взора.